Читать книгу Книга Гауматы - Алла Мийа - Страница 5

Радужное конфетти мечтаний о парижской жизни растворилось за несколько месяцев в серой обыденности. А нужда, крадущаяся за мной попятам незаметно, обрушилась однажды жестокой лавиной безысходности, тихим влажным осенним вечером, по окончании занятий на подготовительных курсах по живописи.

Размяв затекшие спину и ноги, дышу на замерзшие пальцы. В классе экономят на отоплении, и все, находящиеся в нашем распоряжении масляные радиаторы и тепловентиляторы, в течение урока направлены на несчастного вида худосочную модель, позирующую на задрапированном стуле. Урок, наконец-то, подошел к концу, и продрогшая обнаженная натурщица торопливо удалилась за ширму одеваться, трансформируясь из вдохновляющей будущих художников музы в обыкновенную низкооплачиваемую сотрудницу Академии.

Протираю кисти, плотно завинчиваю крышечки тюбиков с масляными красками, аккуратно, чтобы не запачкаться, отрываю и сворачиваю палитру, когда профессор Жан-Жак Бирюль, признанный гений современного искусства и прославленный на весь просвещенный художественный мир авангардист, покинувший было класс, возвращается. Стоя в дверях, он громко объявляет:

– У меня есть для вас две новости…

Ученики на мгновенье приостанавливают сборы, стук сдвигаемых мольбертов стихает.

– Со следующего занятия нам повысили аренду помещения, и, следовательно, цена за урок возрастает, – волна недовольного шепота. – Тише, тише! Есть и хорошая новость. Для тех, кто собирается в этом году поступать в Академию, организована выставка-конкурс. От вас ждут по три работы большого формата плюс оплата! Участие необязательно, но будет учитываться при поступлении. Понимаете, о чем я?

– А если я не имею желания оплачивать? – доносится с противоположного конца класса.

– Тогда у вас нет шансов быть зачисленными даже на вступительные экзамены! Записаться можно у меня в кабинете после занятий. Отнеситесь к этому серьезно, если хотите быть зачисленными! Удачных вам выходных, коллеги!

Профессор Бирюль хлопнул дверью, а я без сил опустилась на табурет.

– Пойдем скорее, заканчивай копаться! – это Кармен, моя приятельница по курсам. С нашего самого первого занятия она всегда занимала место рядом со мной, так что волей-неволей мы сблизились. Кармен уже успела упаковать свои краски и кисти, сложила и оттащила к стене мольберт. – Чего это ты вдруг раскисла?

– Не надо было мне приезжать в Париж! Когда мне пришло письмо с отказом в предоставлении гранта, нужно было забыть об этой безумной идее и смириться с печальной действительностью! Устроиться работать на Ложко-Плошковую фабрику и расписывать горшки!

– Не говори так, все наладится.

– Эта учеба вытянула все мои сбережения! Думаю, пришло время бросить.

– Нет, что ты, даже и не думай! У тебя так здорово все получается!

– Кармен, я всю неделю обивала пороги и искала работу.

– А твое собеседование в галерее «Вавилон»? На прошлой неделе ты рассказывала, что они ищут помощницу на время выставок.

– Мне отказали. Везде отвечают одно и то же: покажите гороскоп с подтверждением, что вы родились магом! Даже для работы продавщицы!

Кармен, маленькая брюнетка с пышными формами, принадлежала к породе тех добрых от природы людей, которые считают долгом пристраивать в хорошие руки новорожденных котят, заботится о брошенных собаках и переживать за непутевых малознакомых подруг. Я познакомилась с ней, когда подавала заявление на подготовительные курсы в Академию Изящных Искусств. Ее карие с масляной поволокой глаза южанки сразу расположили меня, и она стала единственная, кому я доверила секрет о том, что мне посчастливилось родиться с Даром, но я не имею никаких документов, это подтверждающих. Кармен стала первая, кому я рассказала свою историю, нарушив бабушкин запрет.

Она помогает сдвинуть к стене мой мольберт, хмуря лоб в раздумье. Молча мы надеваем куртки и шарфы.

Подготовительные курсы располагаются в том же здании Академии, где все мы мечтаем учиться на следующий год, но проходят по вечерам. Похоже, что сегодня мы оказались последними, засидевшимися так допоздна. По опустевшим коридорам и лестницам, с непросохшим за время занятий зонтом и тяжелой сумкой, плетусь вслед за Кармен к выходу. Прежде чем выйти на холодную улицу, она останавливается перед стеклянными дверями и переспрашивает:

– Так работа продавщицы тебя бы устроила?

Вздыхаю:

– Я же сказала, даже им нужна бумага о том, что я маг…

Мы топчемся в холле Академии, в относительном тепле. Она достает телефон, перелистывает записную книжку.

– Подожди-подожди!

На вечерней улице льет дождь, фонари отражаются в лужах, струи стекают по стеклам дверей. Дозвонившись, Кармен отходит, чтобы я не расслышала её слов, и, прикрыв рот рукой, быстро тараторит. Чтобы уточнить, ей приходится бегом примчаться ко мне:

– Прямо сейчас ты не занята? Нас приглашают в «Патеру»!

– Я не занята. Но…

Я хочу объяснить ей, что на поход в такое дорогое кафе, как всем известная «Патера»26, где ночами напролет кутят маги и художники этого золотого квартала, начинающегося от Академии Изящных Искусств и тянущегося до самого Университета Магии, у меня нет средств. Но она и слышать ничего не хочет:

– Бежим, бежим! – с видом заговорщицы она сгребает меня в охапку и подмигивает. – Удача улыбается отважным и дерзким!

***

Перед дверями кафе, на коврике, на мокрой надписи по-латыни Patera, мы останавливаемся, прижавшись друг к дружке, под нашим единственным зонтом. Я впитываю громкий шепот Кармен:

– Сейчас я представлю тебя одному парню… Его зовут Дрю. Он как раз позавчера говорил мне, что ищет продавщицу, и ему плевать на свидетельства и бумаги. Он хорошо заплатит.

– А почему сама не хочешь подработать?

Она сопит мне в ухо, и я догадываюсь:

– Он твой парень, да?

Порыв ветра сдувает холодные струи с зонтика, и они текут мне за шиворот. Она кивает:

– Лучше не мешать любовь и бизнес…

Прекращая ниагару, поливающую позвоночник, я соглашаюсь и вталкиваю её внутрь кафе.

Пристроив зонт в корзину, а мокрые куртки на вешалку, оглядываемся. Играющую в глубине «Патеры» группу заглушают громкие разговоры, смех, многоголосный звон бокалов и стук столовых приборов о тарелки. От этого теплого, уютного кофейно-ужинного духа к желудку подступают голодные спазмы.

– Эй, Кармен! Я здесь!

Высокий крепкий парень машет нам рукой из глубины зала.

Мы подходим к его столику. У парня мускулистые руки спортсмена и пшеничные растрепанные волосы.

– Дрю, познакомься, это Анжела, я тебе про неё рассказывала.

Едва очутившись на диванчике рядом с ним, маленькая Кармен теряется в широкоплечих объятьях. Здороваюсь взмахом руки и присаживаюсь на кончик стула напротив. Терпеливо ожидаю, когда закончится их слюнявое приветствие.

– Привет! Заказать тебе кофе? – спрашивает, наконец, Дрю.

От меня не укрывается, что Кармен толкает его локтем.

– Угощаю, – щедро предлагает он.

– Ты говорил, что ищешь продавщицу. И диплом мага тебе не важен, – ускоряю события, демонстративно игнорируя его предложение. Хотя от аромата кофе у меня, ничего не евшей с самого утра, мутнеет в глазах, а живот предательски урчит.

– Кармен сказала мне, что ты умеешь создавать проходы. Это мое первое условие. И второе – начинаем завтра утром.

– Хм… Завтра утром, пожалуй, ммм… это возможно. С проходами проблем не будет. А сколько ты платишь?

– Для начала – десять туллов за выходной. А потом посмотрим.

Делаю вид, что обдумываю неинтересное и невыгодное предложение, из тех, что я получаю не менее десятка в день. Хотя на самом деле, я еле сдерживаю мускулы лица, готовые расплыться в счастливейшей улыбке потенциального миллиардера. Десять магических туллов, это же целое состоянье! Удача улыбается отважным и дерзким! Спасибо, Кармен!

Выдержав, на мой взгляд, довольно долгую паузу, я, стараясь не показывать особого оптимизма, соглашаюсь:

– Идет. Расскажи подробней. Где находится твой магазин?

Дрю делает знак официанту, и через секунду передо мной дымится божественный капучино с шапкой молочной пены и сердечком из пудры какао. М-м-м! Моя завтрашняя жизнь богача начинается уже сегодня!

– Это, хм… Как бы тебе сказать, не совсем магазин. Мы поедем торговать в Хош.

Капучиновая пена белыми усами застывает над моей губой. Если минуту назад я чувствовала себя заурядно-скучнейшим миллионером, то только что я выиграла возможность головокружительной авантюры в мире самых настоящих магов!

И поэтому, чтобы не спугнуть удачу, от дальнейших расспросов в этот вечер я воздерживаюсь. Допиваю лучший в Девяти Мирах капучино, поднимаюсь со стула, осторожно задвигаю его под стол и как бы мне ни хотелось провести остаток вечера, а, может, и всю ночь напролет, в теплых и приносящих удачу стенах великолепной «Патеры», все же небрежно прощаюсь:

– Так в котором часу завтра?

– Для первого раза я заеду за тобой за час до восхода солнца. Потом будешь добираться сама.

– Улица Сан-Сульпис. Моя парадная рядом с дверью в бордель Мадемуазель Лили, так тебе проще будет сориентироваться. Я увижу тебя из окна и спущусь. До завтра, Дрю.

***

Если верить легендам, то на перекрестке великих торговых путей город Хош основал Роб Шаг-Залаг, сын легендарного Ут-Напиштима. Того самого, которого иногда называют Ноем, мага, выжившего после Всемирного Потопа, случившегося много-много тысячелетий тому назад.

Для постройки города легендарный маг выбрал каменистое плато горного отрога, по-царски господствующее над тремя долинами. Хош раскинулся на южном склоне изрытой рукотворными пещерами Горы Поющих Песков, что вершиной достигает десятого неба. В точности их около пятисот, этих пещер, их называют пещеры Тысячи Нерожденных, потому что лабиринты их гротов скрывают души еще не появившихся на свет младенцев духов, демонов и джиннов. Пещеры затеряны в скалах и лесах, с севера, востока, юга и запада к ним ведут очень древние, еле различимые дороги, то вымощенные камнем, то пропадающие под колючей горной растительностью кизила, так что об их существовании можно только догадываться. Говорят, что стены пещер Тысячи Нерожденных покрыты наскальными рисунками, знаками паломничества магов со всего света: рунами пришедших с севера, заклинаниями вуду, принесенными с юга, даосскими символами из стран восходящего солнца и разнообразными перекрестьями путников запада. Говорят также, что до того, как они приютили нерожденных духов, это были пещеры-библиотеки, где хранились тысячи древних свитков на тибетском, шумерском, коптском и санскрите. Были среди них записи на неизвестных мертвых языках, которые древнее самих пещер и написаны до Потопа. Их принес сюда сам Роб. В рабаде27 у Алых Ворот до сих пор живут нелюдимые огнепоклонники, охраняющие из поколенья в поколение входы к Нерожденным.

Но целью моего завтрашнего путешествия будет не туризм, а знаменитый Базар Семи Путей, заполняющий окруженный старинными стенами город. Даже в здании Весеннего Дворца, ровно как и под каждой из его двести восемнадцати колонн, располагается торговое пронумерованное место. За последние века базар в Хоше приобрел славу известнейшего места купли-продажи всего начиная от серокрылых рабов и заканчивая дешевыми китайскими контрафактными заклинаниями. Персидский шелк, парча, лазурит, оружие, лекарства, верблюды, человечье мясо, микропроцессоры, слитки золота и так далее без конца.

Самый простой способ добраться до Хоша – это автостоп. Конечно, туда каждые несколько часов отправляются дирижабли. Но дирижабли мне не по карману, поэтому могу лишь вообразить, каким образом завтра до рассвета я попаду в Хош.

***

Даже перспектива раннего вставания не испортила моего настроения победителя. Проворочавшись в безуспешных попытках заснуть все те несколько часов, что я отпустила себе на отдых, я вскочила, не дожидаясь будильника. Закончив приготовления меньше чем за полчаса, предчувствуя, что Дрю объявится раньше обещанного, ровно в шесть я уселась на подоконник пред окном, выходящим на улицу Сан-Сульпис с чашкой кофе в руках.

Дрю не заставил себя долго ждать. Когда ночную темноту еще не нарушил ни один луч зари, он возник из созданного прохода ровнехонько перед дверью в бордель, используя один из самых простых и верных способов создания проходов: прицеливаться в известные места. Еще через минуту, сбежав вниз по лестнице, я уже стояла перед ним, не выспавшаяся, но полная энтузиазма. На ногах – кроссовки, на голове – капюшон, в рюкзаке – термос с чаем и бутерброды, а в сердце – предчувствия великих свершений.

Он оглядел меня с ног до головы, будто я была товаром, а не продавцом, и сказал:

– Следующий раз не одевайся так тепло. В Хоше – жарища. Отчаливаем?

Я кивнула. Дрю взял меня за руку. Я настроилась на его проход, и на всякий случай зажмурилась, как всегда, не уверенная в своих магических способностях.

Глаза я открыла, когда мы уже переместились на просторную заасфальтированную парковку посреди сумеречного леса. Пахло влажной хвоей и выхлопными газами. Первые, проснувшиеся до зари, птицы только-только начинали щебетать. Ежась от предутренней прохлады, я догадалась, что до жаркого Хоша еще далеко.

– Отсюда торговцы отправляются в Хош на грузовиках. В обмен на создание коридора проходов они берут подсадных. То есть нас. Следующий раз мы встретимся прямо здесь.

У Дрю была редкая манера говорить так неторопливо и так спокойно, что к каждому его слову приходится прислушиваться. Я, продрогшая от свежести всё не покидающей нас ночи, кивнула. Дрю поднял с земли камешек и протянул мне:

– Возьми, с этим тебе легче будет создать проход. Он притянет тебя на это место.

Прячу камень-следовик в карман и закрываю на молнию. Такой прием при создании прохода применяют несильно одаренные маги, используя особенность предметов хранить отпечатки местности, откуда их забрали. Надо будет проделать то же самое по прибытии в Хош.

Дрю выглядывает кого-то среди компании тихо переговаривающихся курящих шоферов. Я словно тень, следую за ним по пятам.

– Мы ищем МАРИКУ.

– Так зовут шофера?

– Нет, – усмехается он, – так зовут грузовик!

Засмотревшись на разношерстную компанию водителей и их видавшие виды грузовики, теряю Дрю из виду. Один из шоферов особенно колоритный привлекает мое внимание. Коренастый неопрятный цыган килограммов двести весом с кудлатой бородой, лохматой нечесаной шевелюрой и золотым передним зубом. Именно такой цыган, каким пугают детей.

Вот уже первый грузовик трогается с места, за ним спешит второй, третий… Слышу, что Дрю зовёт меня. Карабкаюсь по ступенькам на борт подъехавшей Марики, красно-ржавого тягача, волочащего длинный тентованный полуприцеп, просевший от перегруза. Дверца за мной захлопывается.

Мое путешествие в тысячелетний город-базар магов Хош начинается с того, что я оказываюсь на крайнем из трех сидений в кабине пропахнувшего соляркой старого автомобиля. С другого края, положив огромные ручищи на широкий, обтянутый кожей руль, Марикой правит тот самый страшный цыган. Дрю, который устроился между нами, сосредоточен на создании проходов. На спальнике сзади свернута давно требующая встречи со стиральной машиной постель, сверху брошена большая потертая сумка. Лобовое стекло украшено по контуру нелепой бардовой бахромой. В довершение всего, на пыльной торпеде, вместо обычной бессмыслицы вроде машущих рукой пластмассовых животных, сидит живой человечек ростом с палец. Толстый, бородатый и лохматый, словно уменьшенная копия нашего водителя, человечек одет в синюю рабочую робу механика. Он примостился спиной к нам, обхватил крошечные колени миниатюрными ручками и, покачиваясь в такт выбоинам в асфальте, мурлыкал протяжную грустную песню.

– Шигномануш, – поясняет Дрю, склонившись к моему уху, – как бы домовой в Марике.

Это были единственные слова, произнесенные до самого Хоша. Шофер, чьего имени я так и не узнала, без передышки курил и, почти не моргая, следил за изменениями дороги. Мне оставалось глядеть по сторонам и дивиться, как, подчиняясь построенным Дрю коридорам проходов, трансформируется пейзаж.

Лесная дорога плавно сузилась, стала грунтовкой, а деревья отступили. В углублениях долины, нарезанной квадратами возделанных полей, замерцали блуждающие огни. Дорога зазмеилась по берегу неспешной реки, несущей воды под сплетенными ветвями старых замшелых плакучих ив. Лучи фар выхватили яркие, как прожектора, глаза вылетающих из воды крылатых рыб. Стоило дороге резко уйти вправо, как небо прояснилось, и серебряный диск луны показался из-за далекого города на вершине холма. Еще поворот – и в предутреннем тумане открылся вид на заросшую плющом рощицу и мрачные руины заброшенного города. Но вскоре лунный свет скрылся за налетевшим облаком. В тростнике по болотистым обочинам завозились какие-то твари, потревоженные нашим появлением. Туман сгустился, словно мы въехали в клубящееся молоко, свет фар выхватил каменные опоры широкого виадука. Дорога снова изменилась, покрылась выщербленным асфальтом, туман рассеялся, а над нами угрожающе нависли черные скалы. Но вот уже не по асфальту, а по укатанному булыжнику, мы петляли по горному серпантину, и дорога сужалась до такой степени, что едва можно было разминуться со встречной нагруженной мешками и запряженной мулами телегой с сонным погонщиком. Внезапно свет фонарей разорвал рассветный мрак. Мы мчались по шикарной шестиполосной автостраде, нас обгоняли автомобили с номерными знаками неведомых стран. Но люкс от ровной дороги длился недолго, и последние двадцать минут путешествия прошли по скользкому заледенелому зимнику, лишь белая, снежная гладь простиралась до самого фиолетово-розового горизонта.

Также внезапно, как и появились, ледяные ухабы исчезли из-под колес. Алычовые рощи вдоль обочины, кизиловые заросли, яркий свет городских огней вдали и длинный хвост из медленно ползущих грузовиков впереди, говорили, что мы приехали. Неразговорчивый цыган сбавил скорость, наш грузовик подполз к последнему в очереди из сотен таких же, тянущих за собой минимум по двадцать тонн груза каждый, остановился и заглушил мотор.

Наш путь, таким странным образом повторяющий траекторию Великого Шелкового, завершен. Дрю потягивается, и, перегнувшись через мои колени, помогает открыть тяжелую дверцу.

Яркая, круглая, как монета, луна вернулась на светлеющее небо, утыканное бриллиантовой россыпью звезд. Черные зубцы гор, а на востоке над ними – огненно красная полоса. День просыпается. Вместо ожидаемой утренней свежести, волна душного южного воздуха окатывает меня и заставляет торопливо распрощаться с курткой. Хош находится намного южнее Парижа!

Дрю выпрыгивает из кабины вслед за мной.

– Шофер будет ждать разгрузки. Завтра после полудня он заберет нас на парковке. Мы с тобой пройдем в Хош через Алые Ворота, они – для пешеходов.

Проходим вдоль шоссе, сворачиваем на тропку, срезаем угол, оставляя позади хвост ожидающих разгрузки грузовиков. Через несколько шагов оказываемся перед шлагбаумом, перекрывающим еще одну дорогу, поуже, где толпится пробка из легковушек и микроавтобусов. После шлагбаума дорога заканчивается высокой аркой с распахнутыми огромными воротами в сложенной из красного камня городской стене. Дрю подгоняет меня, объясняя, что после восхода все торговые места на базаре будут заняты, и как я ни стараюсь остановить взгляд на великолепии мавританских ворот и разобрать надпись над входом, ажурная красота архитектуры ускользает от моего беглого взгляда. Мы перепрыгиваем через шлагбаум. Бегом влетаем за стены города. Проносимся, расталкивая гомонящих в тающем сумраке ночи таких же, как и мы, приехавших в Хош торговцев. Пробегаем по лабиринту узких улочек и лавчонок по одному ему известному маршруту. Влетаем на небольшую площадь, тесно уставленную деревянными прилавками, и останавливаемся у одного, широкого и длинного торгового стола. Половина его, отчерченная белой краской, уже занята усатым дядькой. Вторая половина дожидается нас.

– Эта площадь называется – Площадь Редкостей. И запомни номер стола: 3113. Всегда будешь стоять здесь!

– Почему?

– Потому что этот номер приносит удачу!

– Как скажешь. А где же наш товар? – интересуюсь я, разглядывая, как заботливо усатый раскладывает на прилавке какие-то коробочки. Только сейчас я обратила внимание, что Дрю приехал налегке, с маленьким рюкзаком за плечами, размером не больше моего!

– В этом-то все и дело! – подмигивает он. – Я торгую тем, что из Парижа не привезешь! Тем, что даже в Хоше невозможно достать.

– Если достать невозможно, то, что мы здесь делаем? – недоумеваю, рассматривая, как старательно сосед по прилавку заполняет каждый сантиметр стола.

– Ладно! Невозможно, но не для всех. Я перекупаю товар оптом прямо в Хоше. Ты останешься дожидаться сборщика платы за место, а я схожу за товаром на склад.

Он снимает куртку, сворачивает и прячет под стол вместе с рюкзаком. На пальмах, нарисованных на его футболке, на солидной серебряной цепочке висит пухлый кожаный мешочек. Такие же мешочки я успела разглядеть у всех торговцев в Хоше. Скромные матерчатые, дизайнерские кожаные, расшитые драгоценными камнями, и даже джинсовые и вязаные, со шнурами или цепочками разных мастей. У самых зажиточных, разумеется, толстенные золотые и платиновые. Все они окутаны заклинаниями изобилия разной степени сложности, в каждом заложен оберег от воров. Перед тем как спрятать свой за пазуху, Дрю достает оттуда перламутровую монету и протягивает её мне.

– Плата за место. Отдашь денежному джинну… Обязательно возьми с него квитанцию!

– Зачем?

– Горгоны иногда проверяют, когда устраивают рейды.

– Кто?

– Горгоны – местная полиция.

Прежде чем успеваю спросить что-то еще, Дрю исчезает.

***

Моя бабуля приучила меня, что джинны, созданные из бездымного огня самума, – существа неприхотливые и не требуют какого-либо особого внимания или бережного отношения. Она запросто закатывала их в банки с вареньем или дарила вместе с наборами оздоровительных чаёв. У нас дома расторопные джинны выполняли мелкую работу по хозяйству, мыли посуду, сметали крошки со стола, вытрясали половики. Призывать джиннов её научила старая подруга Зухра, с которой они познакомились, когда бабуля была примерно в таком же возрасте, что и я. Бабушка рассказывала, что роковая страсть к одному археологу-студенту принудила её провести летние каникулы на знойных склонах горного массива Агалык. Там, в живописной долине, спрятанной между хребтами Миранкуль и Сарыкуль, в крошечном ауле на берегу прозрачного ручья проживал местный шаман, Мунаввар-бахши и его дочь, Зухра. Вечная любовь оказалось заурядным курортным романом, а вот знакомство с дочерью шамана превратилось в настоящую дружбу двух ведьм, которая не угасала до сих пор.

Несколько раз в год, к праздникам равноденствия и солнцестояния, Зухра присылала нам щедрые дары юга: спелые гранаты, сушеные финики, домашние медовые сладости для меня и завернутые в пестрый шелк магические снадобья для бабули. Иногда её посылки доходили до нас обычной бандеролью, но чаще с проводниками поездов дальнего следования. В этих случаях мы проделывали долгий путь пешком до Беломудрого камня, оттуда на автобусе до поселка Яаккима, потом на электричке до Финляндского вокзала, чтобы получить заветную коробку и вдохнуть загадочный и манящий воздух южных широт, приехавший в вагоне вместе с пассажирами. Иногда посылки приносили загорелые бродяги-туристы, обутые в мягкие тапочки с закрученными острыми носами, в длинных халатах и с расшитыми тюбетейками на головах.

Бабуля тоже регулярно отсылала ей коробки с подарками и пространные письма голубиной почтой, игнорируя современные электронные средства связи. Заговоренную на здоровье и удачу рябиновую наливку и варенье из облепихи и морошки для Зухры мы собирали за несколько недель до прибытия долгожданного посыльного, готового передать ей гостинцы.

Не сомневаюсь, что в посылках от Зухры джинны присутствовали. Но это были обыкновенные бытовые джинны.

Денежные джинны? Никогда о таких не слышала…

– Благословенный твой день, о, купец, обладатель блага и милости! Оплата места! Приготовьте монеты!

…и не видела.

Полупрозрачный зеленый силуэт сформировался в тучного пузатого четырехрукого джинна с травяного цвета «кожей» и большим мешком на плече, который он придерживал первой парой рук. Во вторых руках – отрывные зеленые чеки и карандаш. С зеленым грифелем.

– Не задерживайте оплату, о, купец среди купцов!

Я протягиваю ему монету. Джинн кивает, монета левитирует из моей ладони в его мешок. И, не являясь существом материальным, он беспрепятственно пролетает сквозь меня и стол, по направлению к усатому соседу.

– Эй, подождите… Уважаемый джинн, а чек?

Джинн вытягивает шею и поворачивает голову на сто восемьдесят градусов назад, хмурит брови, растянув и неестественно (хм, неестественно для человека, что естественно, а что нет для денежных джиннов я не в курсе) изгибает мягкую, пластилиновую руку и опускает зеленый квадратик бумаги с номером на прилавок.

Прячу квитанцию в карман и, довольная, что справилась с заданием, остаюсь дожидаться Дрю.

Возвращается он, когда солнце уже показалось над горизонтом и заставило меня распрощаться не только с курткой и кингурухой, но и с кроссовками. На плече Дрю – огромная клеенчатая сумка, которую он, сильный спортивный парень, еле-еле тащит, обливаясь потом. Я помогаю ему запихнуть её под нашу половину прилавка. Пристроив сумку, Дрю аккуратно вытаскивает из неё несколько предметов и расставляет на прилавке.

На квадратном метре отпущенной нам столешницы появляются всего три коробки. Две из темного картона: маленькая квадратная и побольше, цилиндрическая, обернутая, как конфета, в черную фольгу. Маленькая подписана фломастером «ZZ 9», на «конфете» – наклейка с загадочным знаком прямого угла. Третья – похожа на консервную банку из черного матового металла, вообще никак не обозначена. Поймав мой недоуменный взгляд, Дрю объясняет:

– Предостережение от воров: никогда не доставай весь товар, пусть лежит под прилавком. Я дам тебе тетрадку, где ты будешь отмечать, сколько было в начале дня, сколько продано, сколько осталось.

Отваживаюсь задать мучащий меня вопрос:

– Зачем платить целый тулл всего-то за три малюсеньких места? Это невыгодно!

Дрю наклоняется к самому моему уху:

– У меня самый ходовой товар во всех Девяти Мирах! Ты хоть представляешь, что это такое?

– Что это?

– Оружие!

– Что? Это?! – вырывается у меня.

Дрю мотает головой в сторону товара:

– Объясняю один раз. Слушай и запоминай. «Зед-зед» – это пули из зубов зомби. В сумке они разного калибра к разному оружию, все как один чистейшей воды ручная работа черных магов севера из стопроцентных высококачественных зубов зомби. Патроны упакованы по двадцать в коробку. Коробка – три тулла. Главное, нужно спрашивать у покупателей, какой калибр их интересует и внимательно сверять с цифрами на упаковке! «Г» – это гранаты-дальнобойки. Их пять в пачке, двадцать за все. А в круглых банках – прицелы-непромахи. Десять монет за один. Но их редко спрашивают. А вот зед-зед – другое дело.

– И как это все работает? Я же должна знать, вдруг меня спросят!

– Те, кто покупает оружие, глупых вопросов не задают. Граната-дальнобойка прикрепляется, например, на бутыль с зажигательной смесью или даже на обыкновенный нож, при броске увеличивает дальность в десять раз. А с прицелами элементарно. В футляре – заклинание непромаха. Магичишь и становишься на час профессиональным снайпером. Но самое ходовое сегодня – это пули зед-зед. Достаточно просто поцарапать человека, и перед тем как умереть, он превращается в зомби, который в течение десяти минут жрёт сотоварищей. Понятно, это оружие дальнего боя и не только тактическое, но и психологическое. Представь себе панику, когда рядом с тобой появляется настоящий зомби! Вот увидишь, придется бежать докупаться, не пройдет и полдня, как все разберут!

– А если зомби сожрёт самого стрелка?

– Невозможно. Зомби различают своих и чужих. Внутри каждой коробки патронов зед-зед – формула-оберег, которую накладывают на ствол. Стрелок и его банда для этих тварей – неприкосновенны!

Оставив при себе мнение, что все это неконвенциональное оружие явно запрещено, все же рискую спросить:

– Дрю, откуда у тебя все это?

Он снова наклоняется к самому моему уху и горячо шепчет:

– Я знаком кое с кем, кто знает одного парня, который через двоюродного брата помог мне наладить контакт с самим МИЛАНОМ!

Имя Милан он произнес так, словно все буквы в нем были заглавные.

– Кто такой Милан? – спрашиваю я в полный голос. И замечаю, что от звука этого имени соседи по столикам притихают и тревожно прислушиваются. Даже ветер подобострастно перестает дуть. Хм…

– Тс-с-с! Смотри, – Дрю поднял с земли кусок упаковочной бумаги, – это рынок оружия в Хоше. А это Милан! – он со всей силы сжимает бумагу в кулак. – Понимаешь теперь?

– Нет.

– Поговаривают, – Дрю прижимается губами к моему уху, не позволяя просочиться ни одному звуку, – он са-мый нас-то-я-щий ЗДУХАЧ! Полудемон. И к тому же БЫВШИЙ солдат удачи. Ясно?!

И предупреждая следующий вопрос, зажимает мой рот ладонью.

– Правда, поговаривают еще, что у него не все хорошо с головой… Понимаешь, во время сна дух здухача покидает тело и улетает сражаться с демонами или другими духами-здухачами. Даже со штормом или ураганом. Раньше Милан был так силен, что мог с корнем вырывать деревья! Проблема в том, что у здухачей сверхмогучая сила проявляется ТОЛЬКО во сне, но…

Киваю, мычу сквозь ладонь, не в силах сдержаться от любопытства.

–…но после того, ЧТО случилось с ним на последней войне, говорят, ОН страдает бессонницей. Вообще никогда глаз не смыкает… Вот так-то…

Дрю отнимает руку, показывая, что разговор закончен.

– А я-то тебе зачем?

– Тот парень, брат которого помог мне раскрутиться, может устроить так, чтобы меня взяли в долю на опт. Дошло наконец-то? Это же совсем другой уровень, совсем другая жизнь!

Пусть он решит, что я непроходимо тупая, но:

– Я все еще не понимаю, зачем тебе я.

Дрю безнадежно вздыхает:

– Настоящий бизнес – это контакты, встречи с нужными людьми. Я должен налаживать связи, знакомиться, угощать… Я не могу одновременно торговать здесь и…

Его речь прерывает первый покупатель, лысый и с татуировками на накаченных бицепсах. «Зед-зед?» – это все, что я понимаю из речи на его лающем языке. Дрю гордо кивает. На том же непонятном мне наречии они долго торгуются, но в конце концов ударяют по рукам и татуированный выкладывает на стол увесистый мешочек монет. Дрю бросает мне через плечо:

– Чего спишь?! Ты что, не слышала, что клиент просит?

– Слышала. Но ни слова не поняла.

Дрю безнадежно машет рукой, собственноручно достает из сумки под прилавком несколько пачек зубов зомби и отдает клиенту. Спрятав монеты в опустевший после похода за товаром мешочек на груди, поворачивается ко мне:

– На тебе, что, нет лингво-заклинания?

– Есть. Но не на все языки. Мне хватало… Ты же знаешь, сколько стоит полная лингва?

Нас перебивает следующий клиент. На этот раз Дрю переводит мне запрос клиента и я, порывшись в сумке, послушно выкладываю на прилавок его покупку – десять коробок с надписью «ZZ 7,62» и одно заклинание непромаха.

К полудню, когда безжалостное солнце Хоша повисло в зените, клеенчатая сумка опустела, и, выложив на прилавок несколько непроданных гранат и прицелов, Дрю отправился за новой партией.

Вторая половина дня прошла еще суматошнее первой. Несколько раз Дрю подносил товар, несколько раз клеенчатая сумка показывала мне клетчатое дно. Наступление вечера я заметила лишь по опустевшему термосу и урчащему, требующему последний несъеденный бутерброд, желудку. Но, вопреки моим тайным надеждам на отдых и ужин, когда первые звезды появились на ультрамариновом небосводе, поток клиентов всё увеличивался. В сопровождении летающих светильников покупатели так плотно заполнили пространство между торговыми рядами и так громко торговались на непонятных языках, что от этой сутолоки и шума стало трудно дышать.

– А где ты обычно ночуешь? В Хоше есть недорогие отели? – начинаю я издалека, воспользовавшись молчанием подошедшего покупателя, размышляющего над озвученной ценой.

Дрю бросает на меня непонимающий взгляд:

– Хош никогда не спит! Ночью – самая реальная торговля! Самые ценные клиенты Девяти Миров, которые не уважают свет дня, появляются после заката! – и, понизив голос. – Из всех ДЕВЯТИ Миров, понимаешь, о чем я? Даже боги и демоны затариваются в Хоше!

– Что, боги тоже покупают зубы зомби? – сомневаюсь я вслух.

Дрю мотает головой:

– Нет, конечно. Я слышал однажды от одной беззубой старухи нигерийки, что где-то в северной части есть ларек, где перепродают души. Правда, не надейся разбогатеть на продаже души, они дорого не заплатят! Сегодня души – это не бизнес! Души ничего не стоят, идут две за пятнадцать туллов в лучшем случае… Выгоднее продать почку!

– Забытые боги ищут на рынке дешевые души?

– На Базаре Семи Путей есть абсолютно все. Потому что, если здесь чего-то нет, значит, это никому не нужно.

Как назло, словно с неба, внезапно возникает непереносимый аромат кофе. Больше озабоченная своим пустым желудком, чем вопросом, чем же «затариваются» боги в Хоше, уточняю:

– То есть, мы продолжаем торговать всю ночь?

– Базар закончится завтра в полдень. Ты что, устала?

– Нет-нет! Ни капельки, – возражаю энергично и фальшиво.

Дрю усмехается:

– Сделай знак разносчику кофе. У меня тоже глаза слипаются.

Я шарю глазами по плотной толпе покупателей, недоумевая, как кто-то в состоянии протиснуться к нам в такой толкучке и увидеть мой знак.

– Ты не туда смотришь, – ворчит Дрю, указывая пальцем вверх.

Поднимаю голову по направлению пальца Дрю. Мой взгляд упирается в бордовый с золотыми узорами персидский ковер, висящий в метре над нами. Точнее, ковер-самолет. Я кричу и машу руками, не знаю, как принято в Хоше подзывать ковер-самолет, транспортирующий кофе. Возможно, неправильно, но эффективно! Ковер снижается, зависает в полутора метрах над уровнем земли, золотые кисти трепещут на ветру. Один из летающих кофеваров, проворная тонкорукая обезьянка в красной феске, орудуя громоздкой кофемолкой, дробит зерна. Другой – чернявый парень с волной кудрей, выбившихся из-под такой же красной фески. С мечтательными глазами цвета мокко, на песке раскаленного квадратного мангала он варит в чеканной турке ароматный, приправленный специями напиток. Шапка пены поднимается, он приподнимает турку, дает пене осесть, снова возвращает ее в песок, и так несколько раз. Не торопясь, с чувством собственного достоинства, соблюдая многовековые традиции, мурлыча вполголоса печально-чувственную песню.

– Два кофе, два кофе! – кричу я и для убедительности показываю два пальца.

Кофевар кивает, не переставая напевать и ласково глядя на пену в турке, а обезьянка улыбается.

Дрю смеется:

– Кофе стоит один тулл за четыре чашки. Так что Муса еще вернется.

***

Наступившее после безумной ночи утро, в течение которой Дрю два раза бегал затариваться, принесло долгожданную тишину. С восходом солнца поток покупателей начал редеть, и где-то за час до полудня Хош опустел.

С красными воспаленными глазами, счастливый, Дрю потирал мешочек с выручкой, весящий на груди, приговаривая странное «я, мол, такой ЗАДАВАЛЁННЫЙ»! Что, очевидно, свидетельствовало о его высшей степени довольности.

Наш вечерний приятель, летающий кофевар, возвратился на потертом ковре-самолете усталый и притихший. Усевшись на опустевший прилавок, мы, онемевшие от ночи оживленной торговли, молча, потягиваем ароматный, сдобренный корицей и перцем напиток, и смакуем малюсенькой кубик пахлавы, сопровождающий каждую чашку. Я рассматриваю, как сворачивают товары утомленные немногословные продавцы, провожающие взглядом таких же, как и мы, разбитых, но довольных, покидающих базар налегке.

Когда на дне чашек осталась только сулящая дальнюю дорогу кофейная гуща, а последний аромат корицы растаял в полуденном зное, пришла пора и нам покидать Хош. Порывшись в драгоценном мешочке, Дрю достает и протягивает мне монеты: моя зарплата, десять туллов.

– Спасибо. Сегодня я не очень-то тебе помогла.

– Пожалуйста. В следующую субботу приготовься рулить в одиночку. Звони мне, исключительно когда увидишь, что товар заканчивается… И вот еще. На… Держи, подарок от фирмы!

На его ладони – желтая картонная коробочка, запечатанная со всех сторон пленкой с красными китайскими иероглифами.

Беру и взвешиваю на ладони, пытаясь угадать. Внутри что-то перекатывается.

– Это – лингва. Не настоящая, не обольщайся. Это хорошая китайская подделка от магистра Цзы-Ан. Для начала сойдет!