Читать книгу Острова луны - Алла Вологжанина - Страница 4

Сначала Карине казалось, что она выла, не умолкая ни на миг. Словно Лариса, Дирке, даже Григорий Аблярсов снова и снова умирали то на ее руках, то у ног, то за спиной. И к ним присоединялся ставший близким другом, почти братом, белый волк. Все внутри ревело и орало: «Рудо-Рудо-РУДО!!!» В этот рев и ор тонким голоском ввинчивалось горькое, но ехидное: «Диймар! Диймар! Как ты мог? Ты не мог… Зачем?!. Да неважно зачем. Неважно как. Ты – мог. И сделал».

Эта мысль была отрезвляющей. И девочка волевым усилием вынырнула в реальность – словно сбросила с головы капюшон боли.

На самом деле она не выла, а только бессильно хныкала. Митька волок ее по тропе, как тряпичную куклу. Оба давно (ох, что же такое «давно» в их ситуации?!) сменили волчье обличье на человеческое. А вокруг колыхалось нечто непохожее ни на что, виденное раньше. Межмирье здесь было иным. Некоторые клочья пространств казались выдранными из первобытных, а то и вовсе дочеловеческих времен, а некоторые – из миров далекого будущего.

– Мить, пусти, я сама могу, – выдавила Карина, на деле сомневаясь в своей способности передвигать нижние конечности без поддержки со стороны. Митька послушался. Оказалось – идти все же можно. Ну да, ноги целы, руки целы, почему бы не идти? А то, что сдохнуть хочется, так это ерунда, мелочь.

Не плачь, а злись.

– Господи Боже! – Прозвучавшая вместо ставшего привычным трилунского «мрака безлунного», эта короткая земная фраза казалась уж совсем иномирной над сияющей тропой. – Рудо! Мить, его больше нет. Вообще нет, понимаешь?! Как Ларика и твоих родителей…

– Потому что твой Диймар Шепот застрелил его, – жестко оборвал ее Митька, – из пистолета, который заранее спер у Арно. И как бы ты, Карин, сейчас ни пыталась найти этому оправдание, факт есть факт. Он убил нашего друга.

– Ничего я не пытаюсь найти, – буркнула она. – Диймар убил Рудо. Неужели меня могут какие-то объяснения интересовать? Ты меня ни с кем не перепутал?

Друг устало замотал головой.

– Объяснения как раз не помешают, – бросил он. – Вот взять бы этого черта Шепота да заставить объяснить все выкрутасы. Глядишь, и в происходящем разобрались бы. Творится что-то гадкое, причем планетарного масштаба. И вроде нас тоже касается, а мы как котята слепые. Тычемся на ощупь.

– Мы сейчас как в Трилунье придем, первое, что сделаем, – найдем способ связаться с Эррен. – Ничего другого Карине в голову не пришло. – Думаю, уж в теперешних-то дерьмообстоятельствах она нас за учебу не засадит.

– Я в принципе с тобой согласен, – кивнул Митька. Казалось, он уже справился с пережитым шоком и теперь возвращался в свое обычное состояние столпа Земли и атланта, держащего небосвод. – Меня смущает только то, что выйдем мы в некоем «Первом городе луны», который вроде как от всех скрыт. И находится неизвестно где. А значит…

– А значит, как всегда, попрем напролом. Куда нам деваться-то?

Карина одернула рукава куртки. Странно, в кои-то веки она попала на тропу не мокрая насквозь (спасибо согревающим знакам) и не грязная (спасибо, дорогое Мироздание!). Внутри ее, как новорожденный зверек, мягким слабым комочком зашевелилось новое чувство – горе и боль от потери друга никуда не делись, но словно на шаг отступили, давая место… Чему? Что это было за чувство?

Жизнь продолжалась, вот что.

И жизнь эту следовало сохранить. Во что бы то ни стало. Свою, чужую… любую жизнь, которой будет грозить опасность.

Карина огляделась.

Тропа шатким подвесным мостиком колыхалась в пустоте. Вернее, в ночном небе. Колыхалась – в прямом смысле слова. Никогда раньше она не замечала этих мерных, легких, но определенно угрожающих движений.

– Ты обратил внимание, да? Межмирье здесь совсем другое.

– Угу, между Вторыми городами немного отличалось от того, что между Третьими, но тут…

Ночное небо, обволакивающее тропу, не было молчаливым космосом, нет. В черном межзвездном пространстве висели тут и там, уменьшаясь, уходя в бесконечную перспективу плоские округлые острова-города. Как будто гигантские летающие тарелки, крыши которых были покрыты высотными домами, странными гибридами замков и небоскребов далекого и маловероятного будущего.

Они парили в небе, словно дрейфовали в океане, не в ряд, а на первый взгляд без какой-либо системы. И эта часть Межмирья не пустовала – города жили, вокруг каждого колыхалось марево, созданное освещением. Меж башен-шпилей сновали то ли летательные аппараты, то ли летучие твари, так сразу и не разглядишь…

– Ничего себе, – услышала Карина собственный голос. – Мить, эти острова похожи на… тихоходов! Помнишь, такие драконоиды вроде летающих черепах? Мы гонку на таком… ну, скажем так, смотрели.

– С вертикальным скоростным взлетом, угу, – кивнул друг. – Вовек не забуду ни их, ни гонку. Посмотри внимательно, это и есть тихоходы. Или какие-то их близкие родственники.

– Точно! – От такого открытия она прямо запрыгала, и тропа заходила ходуном под ногами. – Мир, где есть драконоиды, Мить! Ты понимаешь, к чему я? Драконоиды, которые могут входить в омертвения. В природе как таковой ничего не существует просто так. В местной, я подозреваю, тоже. И, судя по технологиям, Земля и Трилунье для них что-то типа Средних веков, ну, на крайняк – Ренессанс какой-нибудь. Скорее всего, они уже имели дело с омертвениями и справились! Может, поделятся опытом? Добраться бы до них! Как ты думаешь, что будет, если соскочить с тропы на полпути?

Митька пожал плечами. Этот простой жест в его исполнении выглядел жутковато, даже вызывал легкую дрожь в коленях. Странно как-то. Ну пусть он выше Карины на голову – большинство людей, особенно взрослых, пока еще существенно возвышались над девочкой. Ну да, Митька здоровее большинства знакомых парней. И некоторых взрослых тоже, угу. Но… все равно такого нависания ни у кого не выходило. Хорошо хоть, что нависание это при всей своей жути оставалось странным образом уютным и надежным, – это же Митька все-таки. Эх, повезет его девушке, подумалось как-то не к месту, да еще и с незнакомым привкусом ревности. Хотя с фига это незнакомым? Щебечущие барышни-словесницы на празднике Пилигримовых яблок ее порядком выбесили.

«Так, Карин, – скомандовала она себе, – вернись из космоса на Землю, то есть на тропу, и выкинь всякую чушь из головы».

Короче, отвечая на ее вопрос о схождении с тропы, Митька пожал плечами.

– Конец тебе придет, – невозмутимо заявил он, – потому что законы физики никто не отменял. Если не сгоришь в плотных слоях атмосферы, то о твердь земную, или какая там найдется, так хренакнешься, что даже тряпкой стереть нечего будет. И не забудь, что, если до Трилунья не дойдешь, омертвение, которое ты только что приостановила, снова поползет. И сказать, куда доползет, мне ни знаний, ни фантазии не хватает.

Устыдил, конечно…

– Я выкручусь, – буркнула Карина, не глядя на друга, – а в Трилунье ты дойдешь.

Но Митькины лапищи привычным, прямо-таки отработанным жестом сгребли ее в охапку.

– Без меня ты больше никуда не пойдешь, – проворчал он ей в затылок, – вообще никуда и никогда. Забудь.

Полыхая щеками от неловкости, Карина вывернулась из захвата. Следующий ее шаг к самому краешку так всколыхнул тропу, что

Митька замахал руками, ловя равновесие. Неужели тропа всегда была не только такой хлипкой, но еще и такой узкой?

– Прекрати! – рявкнул Митька, расставляя ноги и кое-как гася колебания тропы.

По дурацкому совпадению, сделать шаг и снова сцапать Карину он сейчас ну никак не мог. Если, конечно, сам не стремился сгореть в плотных слоях атмосферы.

– Я все же рискну! Давай послезавтра здесь же ветре… – и не договорила. И ногу не успела занести над кромкой тропы.

Потому что в мареве, окружающем города-тихоходы, вдруг выделились и ярко загорелись бело-золотые точки. Карина это даже не увидела, а, скорее, позже, задним умом осознала. Но в миг, когда во тьме раскрылись сияющие глаза гончих, она просто поняла, что что-то происходит. И имя этому чему-то – дерьмище.

Глубинные гончие, псы, созданные из мрака, накатили на них сплошным потоком. Странно, что тропу не раскачали так, что путники не удержались на ней. Забыв о сохранении равновесия, Карина козой скакнула на середину тропы. Даже не удивилась, что Митька сделал примерно то же самое. Не сговариваясь, ребята встали спина к спине и вскинули перед собой руки, предварительно трансформировав их в лапы.

Со стороны, должно быть, казалось, что они собрались биться, как зайцы, размахивая перед собой передними конечностями. Но биться не пришлось. Да, гончие налетели на них лавиной. Их было примерно столько же, сколько в лавине водяных капель, застывших до состояния снежинок. Да, они практически смели ребят со своего сомнительного пути.

Но это не было нападением.

Никто не собирался разрывать их и пожирать, стремясь втянуть в себя глубину тел живых существ. До Карины это дошло раньше, чем ее когти чиркнули по боку первой гончей. Судя по тому, как опустил руки Митька, – до него тоже. Мышцы на его спине прошли волной, словно давая девочке возможность прижаться плотнее и спрятаться от какой-то новой напасти.

– Ноги подожми, – глухо, как через толстое одеяло, донесся Митькин голос, – и не сопротивляйся, если гончие с тропы не свернут.

Интересно, как она поймет, что псы свернули? Ничего, кроме их спин, сливающихся в сплошные волны, Карина не видела. Конечно же стоило послушаться Митьку Потемневшее и сгустившееся пространство словно понесло их над тропой луны.

Митька завозился в массе гончих, устраиваясь поудобнее, как в уютном движущемся одеяле.

– На самом деле с тропы они не сойдут, – бормотнул он прямо в ухо Карине, – вернее, нас не столкнут. Потому что они должны доставить нас в Трилунье.

– С чего ты взял?

Карина была согласна с другом, но хотелось понять, как ему пришла такая мысль.

Глубинные гончие, казалось, не имели ни костей, ни мышц, хотя Карина помнила, что кровь и внутренности у них присутствовали.

– Да с того, что они появились, как только ты решила вместо Трилунья в неведомые дали сигануть, – ответил Митька. – Мне вот только интересно, по чьей команде?

– Ни по чьей, – удивилась и немного рассердилась Карина, – по моей собственной.

– Что? – переспросил друг. – Да не сигануть по команде, балда. Гончие по команде появились. Доказать не могу, но уверен.

– Не надо мне ничего доказывать, я в том же самом уверена.

Карина опять вспомнила женщину-призрака, говорившую с

Диймаром. И заодно странное лицо в зеркале в тот день, когда в шкафу обнаружился браслет.

– Угу, – кивнул Митька, задевая подбородком ее макушку. – Кто направляет гончих? Почему они нападают? В конце концов, почему эти твари отступают, если их так много?

– И что это была за призрачная женщина, – подхватила Карина, – та, что говорила с… Диймаром?

Митька снова зашевелился, зацепил Карину локтем. А потом ловко развернулся, и она оказалась лежащей на нем, как на подушке. Не то чтобы мягко, но вполне удобно, мрак побери. Парень – белый волк, высвободив руки, обхватил ее, как маленького ребенка. Сейчас бы закрыть глазки и поспать… если удастся побороть неловкость. Повзрослела, понимаешь ли, начала стесняться лучшего друга.

– Пусти, я же тяжелая, – попыталась она протестовать.

Митька усмехнулся, теперь не в затылок Карине, а в макушку

– Конечно, как вместо «здрасте» на меня мартышкой залезть, словно на дерево, так ты легкая, а как греть озябшего э-э-э… воина и путешественника, так ты сразу тяжелая. Не дрейфь, это не я тебя несу, а гончие нас несут.

И нечем крыть, что называется. А Митька тем временем вернулся к теме.

– По всему выходит, что нам, кроме Эррен, надо срочно найти Диймара Шепота, – сурово сказал он. Ну то есть насколько Митька вообще мог сурово говорить, зарывшись носом в Каринину кудрявую макушку. – Когда мы его найдем, ты отвернешься или вовсе уйдешь куда-нибудь. А я с ним поговорю.

– Чего это я уйду? Я, может, и сама с ним поговорить хочу.

– Пообщаешься с тем, что от него останется. Серьезно, Карин, не хочу, чтобы тебе было плохо.

– Не поняла… – Хотя, кажется, она прекрасно поняла.

– Несмотря на все, что он натворил, – размеренно произнес Митька, – на подставу с Дхоржем, с балом, несмотря на Рудо, ты ведь все равно его… нет, не так. Все равно в него влюблена. И каждый его косяк, который тебя возмущает, который идет вразрез с твоими собственными, скажем так, этическими установками… Который где-то в чем-то тебя ломает, только сильнее привязывает тебя к нему. Такой вот парадокс. Такое вот живое воплощение фразы «девушки любят плохих парней». Потому что эмоции. К хорошим потом сбегают, лет через несколько. И тут им может очень повезти…

– Как это?

– Так это. У хороших парней свои секреты. В общем, если повезет, то и хороший парень может не хуже плохого смачно потоптаться на эмоциях девушки, но, поскольку он все-таки хороший, не нанесет ей настоящего вреда. Вот в этом дуре повезет…

– Не, ну а чего сразу «дуре»? – почти обиделась за абстрактную девушку Карина.

И тут же задумалась. Как же позорно мало на самом деле она знает о своем лучшем друге! Всего несколько дней (и несколько тысяч жизней!) назад она восхищалась тем, как легко он болтает на птичьем литовском языке. Кому, как не ей, выросшей с Ларисой, было известно – владение иностранным языком определяет огромный пласт личности человека. Этот Митькин пласт был наглухо скрыт от нее. И, что еще позорнее, Карина ни разу не поинтересовалась, что же есть в ее друге детства такого, выходящего за границы э-э-э… их детской дружбы. Что у него на душе, на той ее части, которая не посвящена Карине? Ведь есть же такая… ох.

– Мить, – выдавила она, – прости, я дура и свинья. В последние месяца два мое свинство по отношению к тебе равно ему же за все предыдущие годы. Возведенному в степень. Четвертую. Надо было давно спросить! Мить, ты кого-то встретил? Ну, встретили влюбился, я имею в виду.

Мальчишка засмеялся каким-то далеким смехом. Как будто он не прямо за спиной Карины свернулся в один с ней калачик, а остался в том, далеком клоке Межмирья среди гигантских тихоходов, несущих безумно-прекрасные фэнтезийные города на своих спинах.

– Ревнуешь? – спросил он с интонацией, враз унесшей Карину в двухмесячной (двухжизненной и многосмертственной!) давности вечер. Тот, когда она засыпала на диване в коттедже родителей Митьки. Да, в тогда еще целом коттедже тогда еще живых Заккараускасов. Она пыталась заплетающимся языком рассказать ему о Диймаре, а Митька смеялся: мол, после универа женюсь на тебе, куда ты денешься. Сам бы не делся, жених фигов.

– Ревную! – заявила она в тон ему, тогдашнему. И с удивлением осознала, что не так уж и пошутила. – На балу еще очень хотела этих твоих… поклонниц на ленточки располосовать и в бантики завязать. Ну чего ты ржешь? Такая, наверное, судьба у лучших друзей – ревновать друг друга. К тому же ты вот мне все твердишь «красивая, красивая», а на себя со стороны не пытался посмотреть? Я бы на месте всех девиц… не слишком древнего возраста, кроме тебя, ни на кого и не смотрела бы.

– Ой-ой, а «бы» не очень мешает?

– Да ну тебя, Мить, серьезно! Вот есть в тебе что-то такое… даже я иногда, как это сказать? Как будто боюсь и в то же время не боюсь. И вообще не хочу, чтобы это ощущение заканчивалось. Мить, не умею я о таких вещах говорить, не разводи меня даже. Просто вот тебе пример. Ты меня на тропу выволакивал за шиворот реально полумертвую. Но умереть не дал. Просто своим присутствием, вот чисто физическим.

Митька крепче сжал руки, чтобы она не вывалилась, не иначе. Угу, как будто было куда. Даже щеки касалась мягкая шерсть гончей.

– Спасибо, серый волк, – непонятно за что поблагодарил Митька. – А теперь будь лапушкой, захлопнись, пожалуйста. Не мешай нам с тобой наслаждаться красотой момента. Карина, слегка ошарашенная, так и сделала. Наслаждаться моментом было замечательно. Хотя бы потому, что гончие совершенно не пахли псиной. И вообще ничем не пахли – она была готова волчий нос на отсечение дать. Интересно, что за твари эти псы? Да псы ли они вообще?

В мысли о собаках гармонично вплетался стук Митькиного сердца, слышный даже через куртку. Все вокруг сливалось и колыхалось. Спать на тропе ей раньше не доводилось… Не проспать бы вход в Трилунье. В пресловутый затерянный-потерянный Первый город луны.