Читать книгу Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №5 - Альманах - Страница 4

Надежда Гикал

Оглавление

Живёт в Подмосковье.

Автор шести поэтических сборников хайку и танка:

«Упала радуга с небес» (2004 г.)

«Солнечный дождь» (2006 г.)

«По лунной радуге иду» (2006 г.)

«Сад надежды, любви и печали» в 2 т. (2007 г.)

«Навстречу музыке дождя» (2012 г.)

«Эхо души моей» (2017 г.)

Награждена медалью Московской литературной премии (2015 г.), медалью им. Мацуо Басё (2016 г.), медалью Антуана де Сент-Экзюпери (2018 г.).

Член СП России. Член Интернационального Союза писателей. Руководитель клуба любителей японской культуры «Ветка сакуры».

Анна Ахматова в поэзии, живописи и воспоминаниях современников

Анна Андреевна Ахматова вошла в молодую русскую поэзию в Петербурге в эпоху, названную позже Серебряным веком. В знаменитом ночном кабачке «Бродячая собака» собиралась вся литературно-художественная элита. Здесь, по воспоминаниям Ю. П. Анненкова, «Анна Ахматова, застенчивая и элегантно-небрежная красавица, со своей «незавитой чёлкой», прикрывавшей лоб, и с редкостной грацией полудвижений и полужестов, читала, почти напевая, свои ранние стихи»[1].

Ахматова становится своего рода символом петербургской богемы. Художники, поражённые необычной красотой этой женщины, пишут её портреты, а поэты посвящают ей восторженные строки. Хотя многих она сама опередила, написав с большим сходством свой портрет:

На шее мелких чёток ряд,

В широкой муфте руки прячу,

Глаза рассеянно глядят

И больше никогда не плачут.


И кажется лицо бледней

От лиловеющего шёлка,

Почти доходит до бровей

Моя незавитая чёлка.


И непохожа на полёт

Походка медленная эта,

Как будто под ногами плот,

А не квадратики паркета.


И бледный рот слегка разжат,

Неровно трудное дыханье,

И на груди моей дрожат

Цветы небывшего свиданья[2].


Необычайно выразительный, почти скульптурный стихотворный портрет создан её другом Осипом Мандельштамом:

Вполоборота, о печаль,

На равнодушных поглядела,

Спадая с плеч, окаменела

Ложноклассическая шаль[3].


Сам небожитель Александр Блок посвятил Анне Ахматовой строки, воспевающие «таинственное и противоречивое обаяние женской красоты»[4]. Образ прекрасной женщины стилизован под образ испанки – знаменитой Кармен.

«Красота страшна» – Вам скажут, —

Вы накинете лениво

Шаль испанскую на плечи,

Красный розан – в волосах.


«Красота проста» – Вам скажут, —

Пёстрой шалью неумело

Вы укроете ребёнка,

Красный розан – на полу.


Но, рассеянно внимая

Всем словам, кругом звучащим,

Вы задумаетесь грустно

И твердите про себя:


«Не страшна и не проста я;

Я не так страшна, чтоб просто

Убивать; не так проста я,

Чтоб не знать, как жизнь страшна»[5].


В своих «Воспоминаниях» Ахматова уточняет: «У меня никогда не было испанской шали, в которой я там изображена, но в то время Блок бредил Кармен и испанизировал и меня (Ахматова имеет в виду увлечение Блока Любовью Александровной Дельмас, прославленной исполнительницей роли Кармен. – Н. Г.). Я и красной розы, разумеется, никогда в волосах не носила» (2, 137).

Литературные портреты Ахматовой передавали не только неотразимое воздействие её необычной красоты, но и печать избранности. В книге «Дневник моих встреч» Ю. П. Анненкова читаем: «Всякий раз, когда я видел её, слушал её чтение или разговаривал с нею, я не мог оторваться от её лица: глаза, губы, вся её стройность была тоже символом поэзии»[6].

Анна Ахматова, по словам С. М. Городецкого, являла собой олицетворение Музы поэзии. Она была самой Поэзией.

В начале века профиль странный

(Истончен он и горделив)

Возник у лиры. Звук желанный

Раздался…[7]


О несомненном ощущении таланта в Ахматовой говорит и О. Мандельштам:

Как Чёрный ангел на снегу

Ты показалась мне сегодня,

И утаить я не могу, —

Есть на тебе печать Господня[8].


«Печатью Господней» была поэзия. Лишь ей принадлежала душа Ахматовой. Об этой единственной принадлежности – пронзительные строки Николая Гумилёва, который раньше других разгадал эту душу:

Я знаю женщину: молчанье,

Усталость горькая от слов

Живёт в таинственном мерцанье

Её расширенных зрачков.


Её душа открыта жадно

Лишь медной музыке стиха…[9]


«Златоустой Анной»[10] называла Ахматову Марина Цветаева, не только отдавая ей первенство в поэзии, но и даря любовь своего сердца:

В певучем граде моём купола горят,

И Спаса светлого славит слепец бродячий…

И я дарю тебе свой колокольный град,

– Ахматова! – и сердце своё в придачу[11].


Невозможно рассказать обо всех посвящениях Ахматовой, которые могут составить солидную антологию[12]. Так же, как её живописные портреты могли бы заполнить собой особую, ахматовскую галерею.

Начало XX века – неповторимое время. «Поэзия жила тогда внушениями живописи, а живопись – поэзии»[13]. Образы поэтов служили идеалом для художников.

Анна Ахматова обладала поразительной внешностью. Её современник Г. В. Адамович вспоминал: «…красавицей она не была. Но она была больше, чем красавица, лучше, чем красавица. Никогда не приходилось мне видеть женщину, лицо и весь облик которой повсюду, среди любых красавиц, выделялся бы своей выразительностью, неподдельной одухотворённостью, чем-то сразу приковывавшим внимание»[14].

Это подтверждает и Николай Недоброво, друг Ахматовой, эстет, человек большого вкуса: «Попросту красивой назвать её нельзя, но внешность её настолько интересна, что с неё стоит сделать и леонардовский рисунок, и гейнсборовский портрет маслом, и икону темперой, а пуще всего поместить в самом значащем месте мозаики, изображающей мир поэзии…»[15]. Уместно сказать, что спустя сорок лет такая мозаика была сделана Борисом Анрепом для Лондонской Национальной галереи.

Ещё при жизни Ахматовой её портреты пишут Альтман, Делла-Вос-Кардовская, Анненков, Петров-Водкин, Осьмёркин, Тышлер… Перечень таких имён можно продолжать долго.

И всё же первое место в портретной галерее Анны Ахматовой, несомненно, принадлежит удивительному по силе выразительности рисунку Амедео Модильяни.

Художник утверждал: «Линия – это волшебная палочка; чтобы уметь с ней обращаться, нужен гений»[16]. В совершенстве владея «волшебной палочкой», он создавал свои рисунки мгновенно. Всего пять-шесть выразительных летящих линий – и перед нами монументальный, скульптурный портрет Ахматовой.

Рисунок А. Модильяни, как говорила она сама, был единственным её достоянием. Все последние годы он неизменно висел у неё в изголовье.

Искусствовед Н. И. Харджиев по просьбе Анны Андреевны написал об этом рисунке небольшую заметку, в которой отмечал, что образ Ахматовой у Модильяни похож на «аллегорическую фигуру «Ночи» на крышке саркофага Джулиано Медичи, этот едва ли не самый значительный и таинственный из женских образов Микеланджело»[17].

В целом же портрет Ахматовой – это вневременной образ поэта, «прислушивающегося к своему внутреннему голосу.

Так дремлет мраморная «Ночь» на флорентийском саркофаге. Она дремлет, но это полусон ясновидящей»[18].

Эта заметочка Харджиева очень понравилась Ахматовой: всё было сдержанно и возвышенно.

Искусство «волшебной палочки», о котором говорил А. Модильяни, продолжил и по-своему воплотил в своих знаменитых портретах Ю. П. Анненков. Он создал два портрета Ахматовой. Вот что сам художник рассказывает о работе над ними: «Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженной в модное платье светской красавицы. Я сделал с Ахматовой в 1921 году два портретных наброска: один – пером, другой – в красках, гуашью»[19].

Оба эти портрета, говоря словами писателя Е. И. Замятина, можно назвать «портретами бровей Ахматовой». «От них – как от облака – лёгкие, тяжёлые тени по лицу, в них – столько утрат. Они как ключ к музыкальной пьесе: поставлен этот ключ – и слышишь, что говорят глаза, траур волос, чёрные чётки на гребнях»[20]. В этих портретах тот же вневременной синтетический образ поэта, в котором отражается не только биография конкретного человека, но и биография эпохи.

Облик Ахматовой, одухотворённый, сдержанный, с оттенком трагичности, привлекал художников. Как счастливы были те, кто имел возможность писать её портрет. Вот строки из дневника Ольги Кардовской: «Я любовалась красивыми линиями и овалом лица Ахматовой… А она, лёжа на своём диване, не сводила глаз с зеркала, которое стоит перед диваном, и на себя смотрела влюблёнными глазами. А художникам она всё же доставляет радость любования – и за то спасибо!»[21]

Многие известные художники испытали эту «радость любования». Однако далеко не все…

Но однажды Анна Ахматова сама настояла на том, чтобы писали её портрет. И обратилась она не к знаменитому художнику, да и не к художнику вовсе, а ещё только ученику, постигающему мастерство живописца. Это был молодой Алексей Баталов, который в то время брал уроки у известного художника и педагога Р. Р. Фалька. Не хватало времени, не хватало уверенности в себе, терзали сомнения по поводу нужности этих занятий. В этот момент Ахматова и обратилась к нему с просьбой написать её портрет. Как это было, Алексей Баталов рассказывает в своей книге «Судьба и ремесло»:

«…Анна Андреевна спросила меня, как идут занятия у Фалька… Я стал рассказывать ей о своих сомнениях и трудностях, видимо, более стараясь уверить и утвердить себя, чем описать истинное положение дел… Анна Андреевна долго молчала, а потом без тени иронии вдруг сказала:

– Жаль. Я хотела предложить вам попробовать сделать мой портрет…

Я остолбенел от неожиданности и головокружительной крутизны поворота всех моих намерений, рассуждений, жалоб… Легко представить себе, какое действие произвела на меня эта фраза, если учесть, что, написав от силы пять или шесть портретов друзей и родственников, я знал о том, как давно Фальк мечтает пополнить свою галерею портретом Ахматовой, я видел, как старик Фаворский делал карандашные наброски её головы, наконец, я собственными руками прибивал в спальне Анны Андреевны строго окантованный рисунок Модильяни… я стоял посреди комнаты, там, где меня застали её слова.

– Мне кажется, – продолжала после мёртвой паузы Ахматова, – вам удаются лица. Это было в 1952 году. С той поры я больше никогда не писал портреты. Но время, когда я выполнял этот заказ, те дни и часы… остались в душе как самая высокая награда за все мои старания и стремления проникнуть в тайны изобразительных искусств»[22].

Портрет был впервые воспроизведён на обложке альманаха «День поэзии» в 1989 г., в год столетнего юбилея А. А. Ахматовой. Сдержанная, спокойная, уже много познавшая и пережившая, располневшая, но величественная, с взглядом в себя, и в этом взгляде высшее знание, – такой изобразил Алексей Баталов Анну Андреевну Ахматову.

Образ Ахматовой до сих пор волнует воображение художников. К 120-летию со дня её рождения тверской художник Леонид Константинов написал графический портрет «А. Ахматова. Одиночество».

Знавшая поэта А. А. Саакянц писала: «…одиночество было неразлучным ахматовским спутником, – сколько бы нас всех ни толпилось рядом»[23].

Не было равновеликих…

Картина Л. Константинова – это двойной портрет. Слева воспроизведён ахматовский рисунок-автопортрет, справа – собирательный образ Анны Ахматовой, какой её увидел художник на фотографиях 1920-х гг. Внутреннее родство между «моделью» и художником, которое возникло во время работы над картиной, позволило создать портрет женщины-поэта, ставшей символом целой эпохи.

Фон картины очень сдержанный: окно как театральная декорация, пустая комната – символ одиночества, неумелый рисунок полудевочки-полуженщины…

Живёт на картине лишь лицо Ахматовой. Мягкая женственность, глубина раздумий, величавая, царственная изящность облика, его одухотворённость – всё это волнует, притягивает, не отпускает. Художнику удалось передать не только внешнее сходство, но и внутреннюю наполненность образа выдающегося поэта.

Писатель Д. А. Гранин, встречавшийся с Анной Ахматовой, сказал: «Было в ней особое достоинство. Она осознавала свою ценность»[24].

Нам же, думается, потребуется немало времени, чтобы осознать и постичь до конца всю ценность её поэзии и духовный масштаб её личности – великого Поэта XX века.

1

Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий: В 2 т. Л.: Искусство, 1991. Т. 1. С. 107.

2

Ахматова А. А. Собрание сочинений: В 2 т. М.: Правда, 1990. Т. 1. С. 141. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием номера тома и страницы в скобках.

3

Мандельштам О. Э. И ты, Москва, сестра моя, легка…: Стихи, проза, воспоминания, материалы к биографии; венок Мандельштаму. М.: Московский рабочий, 1990. С. 83.

4

Жирмунский В. М. Творчество Анны Ахматовой. Л.: Наука, 1973. С. 59.

5

Блок А. А. Лирика / Вступ. ст. К. И. Чуковского; сост. и коммент. В. Г. Фридлянд. М.: Правда, 1985. С. 289.

6

Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. Т. 1. С. 107.

7

Цит. по: Поэзия Серебряного века I: В 3 т. М.: СЛОВО/SLOVO, 2001. Т. 1.С. 495.

8

Мандельштам О. Э. И ты, Москва, сестра моя, легка… С. 84.

9

Гумилёв Н. С. Сочинения: В 3 т. М.: Художественная литература, 1991. Т. 1.С. 130.

10

Цветаева М. И. Поклонись Москве…: Поэзия. Проза. Дневники. Письма. М.: Московский рабочий, 1989. С. 88.

11

Там же. С. 84.

12

Первая антология посвящений А. А. Ахматовой, составленная искусствоведом и литературоведом Э. Ф. Голлербахом, была издана в 1925 г. и включала 20 стихотворений.

13

Носик Б. М. Анна и Амедео. История тайной любви Ахматовой и Модильяни, или Рисунок в интерьере (Документальная повесть). М.: ОАО Издательство «Радуга», 1997. С. 170.

14

Там же. С. 67.

15

Там же. С. 66–67.

16

Цит. по: Филатова Л. Судьба художника // Календарь «В мире прекрасного». 1984. 16–30 ноября.

17

Харджиев Н. О рисунке А. Модильяни // Ахматова А. А. Сочинения: В 2 т. М.: Панорама, 1990. Т. 2. С. 234.

18

Там же.

19

Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. Т. 1. С. 114.

20

Замятин Е. И О синтетизме // Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. Т. 1. С. 14.

21

Кардовская Е. Д. Неизвестный портрет А. Ахматовой. М.: Сов. художник, 1984. С. 330.

22

Цит. по: День поэзии. М.: Советский писатель, 1989. С. 6–7.

23

Саакянц А. А. Спасибо Вам! Воспоминания. Письма. Эссе. М.: Эллис Лак, 1998. С. 226.

24

Гранин Д. А. Запись беседы с режиссером М. А. Захаровым (ТВ, Первый канал, передача «Серпантин» от 18.10.1993).

Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №5

Подняться наверх