Читать книгу Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Смехотерапия» - Альманах - Страница 2

Обычной мухе воробей

Сказал однажды: «Хоть убей,

Мне не понять: как ты – не я

Вдруг стала мерою питья.

«Под мухой», – говорят кругом,

Нет чтоб сказать: «Под воробьем».

«Ах, друг любезный, воробей,

На что подвигнешь ты людей?!

Народ, вино испив до дна,

Из мухи делает слона!»

На чердаке с окном под вечер

Сошлись не то чтобы лоб в лоб,

А как приятели – навстречу:

Очки, бинокль и телескоп.

Очки с резинкой вместо дужки

И линзой с трещиной как шрам,

Кряхтели, лежа на подушке:

«Я расскажу такое вам…

Какие я читал романы!

Любовь, разлука… Боже ж мой!

Какие страстные путаны

Мосты сжигали за собой…

Статей газетных миллионы

Мной перечитано за жизнь:

Постановленья о шпионах,

Указы, лозунги «Учись!»

И песни бодрые, призывы

Идти, не думая, вперед,

Чтоб возродить страну, а живы

Теперь лишь те, кто звал народ…»

«Интеллигентик близорукий, —

Хрипел, как старый волк морской,

Бинокль очкам, – умру от скуки.

Жизнь, братец, это вечный бой!

А видеть жизнь не дальше носа

Недальновидно для… людей.

Жизнь – не романы, хоть и проза,

Жизнь – воплощение идей.

Я в море сам на горизонте

Корабль сумею разглядеть,

Как в дни, когда бывал на фронте

И потопить грозила Смерть.

Я не скажу, что я – особый,

Цель приближая в десять крат,

Но я – техничный и способный,

Так часто люди говорят.

Цель должен видеть сам – на веру

Мне принимать никак нельзя…

Теперь в театры на премьеры

Берут давнишние друзья…»

Бинокль вздохнул немногократно,

Как настоящий фронтовик,

Добавив: «…но вернуть обратно

Жизнь невозможно – ни на миг…»

Весь разговор о жизни прежней

Прошел, как старое кино…

А ночка гостьей неизбежной

Луной уставилась в окно.

И телескоп – «ума палата»,

Как филин, спящий только днем,

Воскликнул, глядя ввысь: «Ребята,

Какая ночка за окном!

Земное… да… оно, конечно,

И нужно, и на злобу дня…

Но там – Вселенная, что вечна.

Она важнее для меня!

В ночном небесном океане,

Где мириады ярких звезд,

Ищу свою звезду в тумане.

Ночное небо – мой форпост!

Искать и открывать планеты

И через млечную вуаль

Глядеть, как быстрые ракеты

Летят в космическую даль…»

Очки завидовали скрытно:

«Подумаешь, чуть больше линз…»

«Эх, до чего же любопытно! —

Сказал бинокль. – Вот это жизнь!»

Не понимая сути важной

При достиженьи зримых вех,

Что цель имеет в жизни каждый —

Масштабы разные у всех.

Свое счастье у газона:

На асфальт, что возле травки

(Там, где сточная канавка),

Были брошены огрызки

Хлеба, сыра и сосиски.

Призадумалась тут птица.

«Это гамбур-р-гер-р иль пицца?

Или чизбур-ргер-р с пр-рипр-равой? —

Говорит она картаво

Современные слова. —

Во – пр-рикольная жр-ратва!»

Молчаливый старый пес

Подбежал – и все унес.

Проворонила ворона

Свое счастье у газона,

Так, не вспомнив даже слова

Из наследия Крылова.

Заболтались две несушки:

– Ты скажи-ка мне, подружка, —

Говорит одна другой, —

Что зовется курагой?

– Вот, приехали… Здорово!

Ты не знаешь сути слова?!

«Кур-рага» – рога у кур,

Позабывших про «лямур».

Это куриц убежденье.

У меня ж свое сужденье:

«Кура-Га» (тебе клянусь!) —

Квочка, что кричит как гусь!

Слыша все, сказал индюк:

– Ваша речь – словесный трюк.

Курага – сушеный фрукт

И полезнейший продукт.

Это факт! Не так ли, куры?

– Он считает, что мы – дурры! —

И кудахчат куры гневно:

– Ишь, один знаток в деревне!

Вкратце нам скажи, индюк:

«Курага» суть что? —

– Урюк!

Поэта друг, философ и ученый,

Способный тайны мира открывать

(Он – практик и талантом облеченный),

Не уставал мир малый наблюдать

Посредством микроскопа… На досуге

Он, каплю взяв из лужи, разглядел

Ее под микроскопом, и в испуге

От вывода Ученый онемел,

Едва произнеся: «Что вижу?! Боже!!!

Там копошатся тысячи частиц

И все – грызутся… До чего похожи

Они на всех людей, хотя – без лиц»…

Опять взглянул сквозь линзы микроскопа,

Преодолев волненье, смутный страх:

«Вот, капля эта – грязной лужи проба,

А в ней вся жизнь как в крупных городах:

И щиплются, и рвут друг друга в клочья,

Стараясь ближних укусить сильней…

Сомнений нет, – сказал Ученый, – точно:

Они напоминают дикарей…»

И размышлял, «открытье» сделав это:

«Но вывод мой никем не подтвержден?!

Я каплю лужи покажу Поэту.

Что разглядит под микроскопом он?

И, полюбовно с Музой обрученный,

Не заслоняя Макромир собой,

Пусть выскажет он взгляд свой утонченный:

На что похож мир капли водяной.

Друг откровенен – это редкость ныне

Среди поэтов, коих пруд пруди…»

Дверь отворилась. «Легок на помине!

Я ждал тебя, Поэт! Ну, проходи!»

Поэт – оракул, он в сужденьях точен,

Но мир подверг стихи его хуле,

И он сказал печально: «Мир – порочен,

Я не согласен жить как все во Зле…

О, современность – жупел всеглумленья!

Здоровый Дух, как ворог, посрамлен…

Кому не лень, строчат стихотворенья,

Искусству слова нанося урон:

Слова без смысла расставляя в строчках,

Пренебрегая рифмой – не собой,

Диктаторы поэзии порочной

Как будто ставят всех вниз головой…

И не найти жреца стихосложенья,

Чтоб плакал и смеялся с ним народ…

Сейчас иная форма убежденья,

Где здравый смысл стиха уже не в счет…»

«О, полно, друг! – Ученый, утешая,

На микроскоп рукою показал. —

Ты погляди сюда… Здесь жизнь такая!

Вот что бы ты про это рассказал?»

И, к микроскопу наклонясь поближе,

Как будто в микромир открыв окно,

Поэт глядел и выкрикнул: «Смотри же,

Мой друг, здесь – хроникальное кино!

Они!.. О да! – Поэта слышен возглас, —

Похожи как две капли на людей…

Я вижу город и существ безмозглых,

Чья жизнь – грызня, а лозунг: «Кто сильней».

К Поэту прикоснулось вдохновенье,

И он услышал звуки точных фраз —

Рождалось в голове стихотворенье,

И зазвучал Поэта вещий глас:

«Большие города как братья схожи:

Живой поток с машинами сравним…

В водовороте жизни от прохожих

Бездушия исходит клич «распни!»

Идут по жизни, с ближними ругаясь,

Грызут друг друга, поедом едят…

Ни перед кем в содеянном не каясь,

Как дикари сто тысяч лет назад,

Идею подтверждая дарвинизма,

Что люди в прошлом – стадо обезьян…

От мезозоя до демократизма

Разумность, человечность – лишь обман?

Что Человек? Вершина эволюций?

Но узнаваем в нем мартышкин труд,

Ведь ярость войн, жестокость революций

К добру и процветанью не ведут…

Шагают в ногу Sapiensы с веком,

Меняя старой жизни антураж,

Но лишь их души австралопитеков

Не изменились: злоба, как и блажь,

Остались в этих отпрысках пещерных,

Сумевших навести в личинах лоск.

Закон природы?! И закономерно:

У каждого из них – мартышкин мозг,

Дающий им возможность к подражанью

В среде реклам и веяния мод…

Природный зов сильней образованья?!

Они – другие… Только не народ…

Используя в общенье жесты, сленги,

Инстинкты выставляют на обзор.

Ум обесценен, их кумиры – деньги!

Все это – не естественный отбор!

Большие города как братья схожи:

Все – каменные джунгли дикарей,

Где нет Души, где обезьяньи рожи,

Где Дарвин был последним из людей…»

Итог подвел Ученый, стих прослушав,

Поэта взгляд с заоблачных высот:

«В землянах, как и в капельке из лужи,

Кристальной чистоты недостает».