Читать книгу Семья - Аля Ровская - Страница 5

1983 год Борис

Жаль, что дед умер и плевать, что он не был ему родным. Владимир Иванович всегда называл Борьку внуком и обращался с ним как с взрослым, не сюсюкая и с уважением. Конечно, с Катькой он возился намного больше, она ведь девчонка, мелкая совсем и родная ему. Мать накрывала на стол, потому что сегодня надо отметить годовщину смерти. Или годовщину не отмечают? В общем, по нелепым правилам взрослых надо сидеть за столом и вспоминать деда. Конечно, с алкоголем, как же без него? Глупые взрослые. Почему именно за столом? Лёжа в кровати или сидя на уроках нельзя? Ему не нужно было вспоминать Владимира Ивановича именно сегодня, он просто не забывал его.

Со смертью деда отчим вообще перестал притворяться. Борька-то видел настоящее лицо этого козла и раньше, а мама – нет. Почему она никогда не защищала его от нападок этого урода? Она, наверняка, любила сына, ведь все родители должны любить своих детей. Так говорили в школе и несколько раз – сама мама. Вот только видя на его теле разноцветные синяки, свежие или старые, мама становилась какой-то отрешённой. Её взгляд стекленел, и она как робот всегда повторяла одно и то же:

– Боренька, ну что у вас с ребятами за игры такие? Осторожней надо.

В самом начале «воспитательного процесса» как называл это отчим, Боря пытался рассказать матери, что вовсе не его друзья ставят ему синяки. Как правило, отчим проводил воспитательную экзекуцию без матери и Борька старался не появляться дома в её отсутствие, но рождение сестры повесило на него ярмо «помощника» и увеличило риски быть битым. Возросло и количество причин для этого. Неужели мать настолько слепа, что не понимает этого? Его попытка попросить о помощи с треском провалилась. Вместо понимания, жалости, заботы и праведного гнева, в конце концов, у неё сделалось такое лицо, что Борька больше не начинал разговор на эту тему. Смешно было то, что мама даже будто бы обиделась на попытку сказать ей правду. Она долго и нудно читала сыну лекцию о том, что врать нельзя, что от этого могут пострадать невинные люди, что отчим любит его и хочет воспитать настоящим мужчиной. Если воспитать мужчиной значило бить до тех пор пока не устанет рука, оскорблять и унижать, то отчим не жалея себя отдавался этому важному делу. С женой он перестал церемониться незадолго до смерти деда. Только перед его приходом в доме царило спокойствие ведь синякам нужно время, чтобы исчезнуть.

Когда отчим впервые избил маму Борька не испытал к ней жалости. Пусть знает каково это – когда тебя некому защитить. Больше всего отчиму нравилось брать мать за волосы и бить лбом об стол, стену и даже собственное колено. Этот равномерный стук вызывал у Борьки самые разнообразные эмоции, включая чувство удовлетворения и злорадства. Каждый раз после подобной экзекуции отчим тянул провинившуюся мать в спальню и чутко прислушивающийся Борька слышал что-то новое и непонятное. Звуки ударов головой он распознавал безошибочно, но то, что происходило дальше, являлось для него загадкой. Громкий шёпот отчима: «Открой шире рот, сука!» и ощущение того, что мать вот-вот вырвет, вызывало недоумение. Вот бы хоть одним глазком глянуть.

– Боренька, иди поиграй с Катюшей к себе в комнату. Мне ещё столько всего сделать надо, а она под ногами путается, – попросила мать, продолжая метаться между кухней и комнатой.

Стрелки часов показывали, что скоро вернётся тот, кому абсолютно наплевать на все её старания и Борьке было любопытно, когда мать это поймёт. Он послушно взял сестру за руку и повёл в свою комнату.

– Расскажи мне сказку, – попросила Катя, устроившись рядом на диване.

– Нет, ты будешь реветь и жаловаться мамке, – уверенно сказал Борька и нехотя добавил: – Или ему.

Девочка ни на секунду не усомнилась, что речь идёт о папе.

– Я не буду, честно-честно.

Борька сделал вид, что размышляет.

– Точно не будешь? – весь его вид говорил о том, что он очень хочет ей поверить. – Сказка страшная, сразу предупреждаю.

– Честно не буду, – упрямо повторила девочка.

– Ну, тогда слушай. – Он втянул в себя воздух и начал: – В одном большом городе жили-были бабушка и её внучка – маленькая девочка.

– А где были мама и папа девочки? – вполне разумный вопрос сестры, вызвал у Борьки приступ гнева.

– Будешь перебивать, я не буду рассказывать! – Прикрикнул он. – Умерли они, понятно?

Энергичное кивание маленькой головки, украшенной белыми бантами, было ему ответом.

– Как-то вечером они сели ужинать, но оказалось, что у них закончился хлеб. Пришлось бабушке идти за ним в магазин. Она сказала внучке, чтобы та никому не открывала двери и ушла.

– А почему она не взяла девочку с собой? – Катя тут же перепугано закрыла себе ладошкой рот. – Я больше не буду, честно-честно.

Борька закатил глаза и тяжело вздохнул, словно раздумывая, не бросить ли ему это неблагодарное дело – рассказывать сказки, но милостиво решил продолжать.

– Бабушка очень спешила, потому что до закрытия магазина оставалось всего тридцать минут. Ты себя вспомни, одеваешься по три часа. Вот и та девочка тоже была копушей. Итак, – трагическим шёпотом сообщил Борис. – Бедная девочка осталась совсем одна.

Рассказчиком Борька был хорошим, даже талантливым. Его голос то поднимался вверх, то опускался почти до шёпота, вызывая у замершей Кати бурю эмоций.

– А в это время, со стороны старого заброшенного кладбища в город въехала большая чёрная машина. За рулём сидел чёрный человек с огромными чёрными глазами и большими острыми зубами. Он был очень голоден. Больше всего на свете он любил пожирать маленьких детей, которые оставались без присмотра взрослых. Он находил их по запаху.

В каждое второе предложение, он вставлял «чёрный-чёрный» и в лицах изображал то кровавого монстра, то перепуганную жертву. Катя начала испуганно жмуриться и отводить глаза от лица старшего брата, судорожно сжимая маленькими ручками диванную подушку.

– … радио кричало: «Беги, девочка, беги! У чёрного человека есть чёрный-чёрный гроб, и он положит туда твои косточки, после того как съест!».

Она не дала закончить сказку. Так же как и в прошлый раз. В самом финале Катя начала истошно кричать, зажимая руками уши и звать маму. Свои истории Борька мог рассказывать только в отсутствие отчима, матери он не боялся. Она только и могла, что пялиться на него и прижимать к себе ревущую в голос Катю. После неглубокого выяснения обстоятельств, она срывающимся голосом отчитывала обоих своих детей.

– Ты уже большая девочка, Катя! Неужели ты не понимаешь, что Боря тебя просто дразнит? – лёгкий шлепок по попе дочери должен был закрепить это знание в её сознании.

– А ты… Ты не понимаешь, что так нельзя? – продолжала мать, переключаясь на сына. – Это же твоя младшая сестра, которую ты должен защищать, а не пугать до смерти!

– А я твой сын, мама! Почему же отчиму можно меня бить, а тебе делать вид, что ничего не происходит? Что ты мне скажешь на это?!

Глядя прямо перед собой, Борька думал, что когда-нибудь бросит ей в лицо свои претензии и едкую ненависть, бурлившую в нём ко всем ним. Иногда ему казалось, что мать чувствует подобие вины перед старшим сыном. Пожалуй, только так можно было объяснить то, что она ничего не говорила отчиму об этих сказках. Она могла бы рассказать своему драгоценному мужу ещё и о том, что нелюбимый им пасынок дёргает родную дочурку за волосы, болезненно щиплет и толкает её при любой возможности.

Однажды Катю пришлось везти в больницу, потому что Борька перестарался. Во время семейного ужина, на котором отчим привычно отсутствовал, сестра каталась на табуретке вместо того, чтобы спокойно копошиться в своей тарелке. Только отсутствие её папочки и какое-то внутреннее стремление проверить границы дозволенного, заставило его поднять ногу и выбить табурет из-под сестры. Тот улетел в сторону, освобождая пол для приземления Катьки. Встреча её головы с полом была настолько громкой, что Борис невольно замер и испугано посмотрел на дверь ванной, где скрылась мать, как только поняла, что её старания снова никто не оценит. Этот звук напомнил ему стук маминой головы о разные твёрдые поверхности. Он вспомнил, как зачарованно смотрел на Катьку, которая неподвижно замерла на полу и стала похожа на старую тряпичную куклу покойной бабушки. Её глаза остались приоткрытыми, а личико стало бледным, с лёгким жёлтым оттенком из-за падающего на него электрического света. В щелочки можно было рассмотреть белки её глаз, которые тоже отливали золотом. Борька не мог оторвать от неё глаз.