Читать книгу Седьмая вода - Алёна Нефёдова, Алена Валентиновна Нефедова - Страница 10

Арсений

Утро вечера мудренее, поэтому, встав еще затемно, я решил выдержать паузу в общении с Василисой. В конце концов, поругаться мы всегда успеем. Так что днем раньше, днем позже – погоды не сделает. А за майские, может, я все же проветрю мозги и определюсь, чего мне от всей этой ситуации и от самой Василисы нужно. Хотя тут лукавлю, конечно. С одним конкретным желанием относительно моей Снежной Королевы у меня была полная ясность. Вот только с тем, стоит ли даже двигаться в сторону удовлетворения этого желания, понятно не было. По уму – так ни в коем случае. А вот все мои инстинкты и нутро прямо скандировали – давай, Сеня, давай, вперед! А о члене и говорить нечего. У этого мерзавца вообще своя голова, независимая от директив сверху. И ему плевать на мое нежелание следовать туда, куда он, блин, укажет, компас долбаный. Потому как указывает он сейчас в одном и том же направлении. Когда добрался до офиса и попал в спортзал, там, само собой, в такую рань никого не было. Поэтому некому было одолевать меня дурацкими вопросами по поводу остервенелого избиения груши в шесть утра. Когда закончил истязать спортивный снаряд и себя, тряпки на мне выжимать можно было. Но зато хоть на время отпала проблема с бунтом собственного тела против разума. Приняв душ и переодевшись в запасной костюм, который держал на работе на всякий пожарный, я какое-то время стоял у окна и смотрел на медленно просыпающийся город. С высоты третьего этажа было видно, как первые прохожие идут, ежась от свежего утреннего ветра, который так и норовил нахально распахнуть на них одежду, будто жаждал видеть каждого в чем мать родила. Терпкий запах кофе возвестил об окончании программы у кофемашины. Прихлебывая обжигающий напиток, я размышлял, кого из ребят поставить походить за Василисой. Был у меня один фрилансер с лицензией частного сыщика. Неплохой парень, в офисе почти ни с кем не общается, потому как предпочитает работать от случая к случаю, а не на постоянку. Так что на его приходы-уходы никто особо внимания не обратит, и до отца все не дойдет. Да, пожалуй, он именно то, что нужно, если у него никаких планов нет на ближайшее время. Тут же пришел на ум гадкий вопрос. Чего я хочу больше: уберечь Ваську от опасности, которой может и не быть, или знать о каждом ее шаге? На секунду стало даже немного стыдно, но с другой стороны… Ну не могу я ничего поделать с тем, что меня бесит даже мимолетная мысль о возможности встречи Васьки с этим уродом. Вот хоть убей меня, но я не позволю этому случиться. Ненавижу эту малодушную, похотливую, трусливую тварь за то, что по его вине Ваське пришлось вынести столько боли физической, а теперь понимаю, что, возможно, и душевной. И наплевать, что я сам не многим лучше, если честно. По сей день не могу забыть, что именно его безответственность заставила меня пережить самый большой страх, случившийся до сих пор в моей жизни. Страх окончательной и бесповоротной потери. До сих пор при воспоминании об этом у меня сжимались до хруста кулаки, и душило желание найти ублюдка снова и бить, бить, бить, как тогда…

Звонок из дома застал меня в караулке сразу за КПП треплющимся с дежурным летехой на обычные мужские темы. Футбол, тачки, бабы… Хотя о последнем особо вдохновенно пел сам белобрысый молоденький лейтенант. Я больше молчал и хмыкал, точно зная, когда тот говорит правду, а когда откровенно заливает. Телефон загудел в кармане, и я посмотрел на собеседника. Наш командир части не приветствовал наличие сотовых, говоря, что плевал он на директивы командования. Типа, здесь он царь и бог, и если он считает, что сотовые – лишние блага цивилизации для балбесов солдат, значит, так оно и есть. И даже тот факт, что мой отец был его давним другом и сослуживцем, не давал мне в этом смысле привилегий. Так что гаджеты мы получали, только выходя за территорию. Я был как раз из увольнительной и, хоть официально и вошел в расположение части, телефон пока не сдал.

– Да ладно, ответь! – с барского плеча махнул рукой летеха. Как будто, если бы он запретил, я бы на него не забил.

Входящий номер не был знакомым, но почему-то внутри поднялась мутная волна беспокойства, когда я нажимал на маленький зеленый значок.

– Э-э-эм, Сень, это ты? – промямлил смутно знакомый мужской голос.

– Ну, очевидно, я, если ты мне звонишь, – не особо любезно ответил я.

– Я Лешка Савицкий… из параллельного. – Я напряг память и с трудом припомнил худую очкастую бледную немочь. Как-то раз я вправил мозг троим его крепким одноклассникам, которые пытались макнуть этого дрыща в сортир. Я бы, собственно, не вмешался, но было что-то во взгляде этого парня… Короче, уважаю я, когда ты морально не сдаешься, даже если тебя ломают и побеждают физически.

– Помню тебя, – ответил, недоумевая, с чего бы ему мне звонить. С того случая мы и двух слов друг другу не сказали.

– У меня тут… новость… плохая, кароч… Никто тебе говорить не хочет… но, думаю, ты должен знать… – он запинался чуть ли на каждом слове, и это начало подбешивать.

– Говори давай уже! – рыкнул я раздраженно.

– Сестра твоя в больнице… похоже, в коме…

– Что?!! – даже не знаю, заревел я раненым быком, или крик так и застрял в горле.

Лешка еще что-то лопотал про аварию, почему-то про Марка, который был пьяный и виноват, но я уже не слушал. В голове стучало только «Васька-Васька-Васька…» Жива ли? Неумный лейтенант встал на пути, пытаясь остановить меня, вопя что-то про то, что не имею права без разрешения часть покидать. Тупой смертник. Я вырубил его с одного удара. На самом КПП попалась еще парочка срочников, несших караул и попытавшихся тормознуть меня. Не могу даже сказать, что их особо заметил. Как и саму дорогу, длиной почти в сто километров. Кажется, меня подобрала какая-то сердобольная семейная пара, заметившая бегущего вдоль трассы солдатика. Не помню, о чем они спрашивали и что отвечал. На какой-то момент мозги прояснились, и я подумал позвонить отцу. Но потом вспомнил слова Лешки: «Тебе не хотели говорить», и меня опять заглючило от нового приступа злости. Вот, значит, как. Говорить мне не хотели! Тогда набрал снова номер Лешки.

– Давай рассказывай все! – пытался говорить спокойно, но, судя по заминке с той стороны, не особо получилось.

Вот тогда-то я и узнал обо всем. О том, как Марк, первым делом вернувшись из армии, пришел к нам домой. Как стал подбивать клинья к Ваське, пуская пыль всем в глаза и швыряясь бабками своего папаши-нефтесоса. И о том, что моя Васька почти месяц теперь не просто девушка, а уже, мать его, официальная невеста этого друга-предателя, тоже узнал. А еще, оказывается, Марк не бросил наших прежних общих привычек и прикладывался к бутылке так же часто, как и раньше. И в таком состоянии неоднократно влипал в истории, но его заботливый папаша с большими карманами постоянно его отмазывал. Буквально неделю назад добрый родитель презентовал ему новую тачку, и, само собой, этот ушлепок решил порисоваться перед невестой, не забыв заложить на радостях за воротник. В итоге не справился с управлением и въехал прямо в стену загородного ресторана. Подушка на Васькиной стороне не сработала, и она ударилась головой. К тому моменту, когда люди вызвали скорую, моя лягушонка была уже без сознания и в себя до сих пор не пришла. А за Марком прямо на место ДТП папа с охраной приехал и забрал. И теперь снова тот отделается просто легким испугом. На ублюдке даже ни единой царапины не было. Городок у нас маленький, и, само собой, все в курсе подробностей, вот только мне никто не удосужился сообщить. Вот нашелся только один нормальный человек, даром что чужой. Слушая рассказ Лехи, я медленно перешел от состояния ослепляющей злости к холодному всепоглощающему бешенству. И сменил направление. Теперь я не шел в больницу. Я искал уже бывшего дружка, будущего покойника. Нашелся он не дома, пребывающим в печали, и не обивающим пороги в больнице. Он, вполне себе радостный, бухал в окружении прихлебателей и телок в нашем любимом баре в центре. И он был очень рад меня видеть. Секунд тридцать. Дальше я радости на его роже не помню. Как и того, как и кто меня с него все же снял. Дорогу до больницы тоже смутно припоминаю. Ломиться в закрытые на ночь двери даже не стал. Просто залез на третий этаж по водосточной трубе, увидев открытое окно. А потом бродил по пустым ночью коридорам в поисках Васькиной палаты. Сидел около нее, не знаю сколько, глядя в бледное, осунувшееся лицо, с почти черными кругами под глазами, чувствуя, как постепенно превращаюсь в ледяного истукана. Ярость покинула меня вместе с силами и желанием двигаться, и единственной эмоцией остался страх. Такой невыносимый, смертельно отравляющий каждую клетку тела. Заставляющий густеть и замерзать кровь и, кажется, совсем останавливающий сердце. Я просто сидел и смотрел, ловя ее ритмичное дыхание в тишине, и не мог и не хотел думать или анализировать, отчего же мне так жизненно важно, чтобы эта девушка продолжала дышать.

Там же в палате меня и повязал военный патруль. Я, собственно, и не сопротивлялся. Неделя отсидки на губе… тонны объяснительных, и только огромное уважение бывших сослуживцев отца и его бесконечные хлопоты позволили мне не оказаться в штрафбате. Марк, несмотря на требования своего отца, не подал на меня заявление. Само собой, Ваське никто не рассказал о моей выходке, и когда она пришла в себя, посчитала разбитую рожу Марика и сломанную руку последствием аварии. А сукин сын не стал ее разубеждать.

Я выдохнул и разжал кулаки, которые, оказывается, сжимал все это время. Нет! Марка я к Василисе не подпущу. Уж лучше тот столичный красавец лакированный, чем снова он.

Света испуганно ойкнула, войдя в приемную и обнаружив меня у окна в полной неподвижности. Я ей успокаивающе улыбнулся, наблюдая за тем, как она, стараясь не выдать своего любопытства, быстро осматривает все вокруг и мою одежду в попытках понять, ночевал ли я здесь, и если да, то не происходило ли тут что-то «пикантное». Хорошая она девочка – умненькая, исполнительная, порядочная, но вот это ее чисто бабское желание сунуть хоть кончик носа в чужую жизнь было видно невооруженным взглядом. Ну да ладно, по крайней мере, она ни разу не попыталась перевести наши отношения из профессиональной плоскости в горизонтальную, в отличие от ее предшественницы.

Я, попросив у Светы еще кофе, пошел к себе в кабинет и погрузился в рутинные дела с головой. Впереди длинные майские выходные, и нужно было подбить концы и предусмотреть все на случай всяких форс-мажоров.

Входящий на личный, а не рабочий номер застал меня за изучением сметы на установление видеонаблюдения на новом объекте.

– Господин Кринников? – Голос на том конце вроде и мягкий, но явно принадлежит человеку, который привык к тому, что ему подчиняются. Уж я такое нутром чую.

– Да. С кем говорю?

– Мое имя не столь важно. – А-а-а, ну вот, похоже, начинается. – Гораздо важнее то, что вы и ваши бравые ребята доставили мне некоторые неудобства и стали причиной нарушения неких планов. Я это совершенно не приветствую. И хотел бы побеседовать на эту тему.

Ох уж эти мне пожелания, высказанные как полноценные требования. Да в рот ему тапки! Не первый раз, небось.

– Дико извиняюсь, но с тем, у кого нет для меня даже имени, вообще не веду никаких бесед. – Моей вежливостью вполне можно порезаться.

– Послушайте, Арсений, вам и вашей фирме ведь не нужны неприятности? – А вот уже и откровенное раздражение.

– Возможно, вы не обратили внимание, но я и наша фирма как раз и специализируемся на неприятностях, их устранении и предотвращении возникновения впредь. Так что неприятности – это основа нашего бизнеса. Благодаря им мы процветаем. – А теперь давай, чудила, будь предсказуемым плохим дядечкой и начни меня пугать.

– Чужие неприятности, но как насчет ваших личных? – Тон стал многозначительно-угрожающим. Приятно, когда тебя не разочаровывают.

– Это угроза? – уточнил, злобно улыбаясь, чтобы уж совсем все конкретизировать.

– Что вы, надеюсь, до этого у нас не дойдет. Просто не переходите мне дорогу, и у всех все будет хорошо. – Ой, спасибо, что успокоил, добрая душа.

– У меня и так все хорошо. А до тех пор, пока вы не наш официальный наниматель и заказчик, мне абсолютно по хрену, насколько хорошо все у вас. – Хватит, в задницу вежливость!

– Кринников, не советую ссориться со мной! – повысил голос собеседник. – Я из тех, кто всегда получает то, что хочет. А я хочу кусок земли под тем чертовым заводом!

Печаль-беда! Ну что же, мужик, все мы рано или поздно сталкиваемся с эпичными обломами. Поверь, я в этом почти эксперт!

– Всерьез воспринимать, а тем более ссориться с безымянной личностью не умно с моей стороны. И мне совершено плевать на ваши прежние достижения и нынешние желания.

– Этот разговор уже утомляет! – Я бы назвал это преуменьшением.

– Не могу сказать, что сочувствую.

– Еще раз вы и ваши люди помешают моим, и разговоры пойдут в другом ключе! – Уже рычит неназвавшийся визави.

– Если ваши люди еще раз вторгнутся на объект, находящийся под охраной нашей фирмы, разговоры им вообще не понадобятся. А все, на что они будут еще до-о-олгое время годны, – это разгадывать кроссворды, лежа в травматологии, – проговорил так, чтобы и сомнений не возникло в серьезности сказанного.

– Что же… мы не поняли друг друга. Весьма жаль.

Я тут же позвонил парням из технического отдела и попросил пробить последний входящий, но номер оказался левым, оформленным на какую-то бабульку почти девяноста лет от роду. Ну, в принципе, не особо я и надеялся. В конце концов, есть и другие способы узнать личность моего собеседника. Достаточно узнать cui prodest в этой суете с захватом подконтрольного объекта. Не то чтобы меня совсем не беспокоили нотки сдерживаемого бешенства в словах звонившего, я же не бессмертный горец. Земля у моря и так стоила сумасшедших денег, и цена продолжала расти с космической скоростью, ведь каждый ее клочок мог принести баснословные барыши, а, как известно, убивают и калечат и за гораздо меньшее. И хотя сейчас нет уже прежнего беспредела, о котором рассказывал отец, и все делают вид, что живут строго в рамках закона, но на самом деле в нашей работе приходится частенько пересекаться с человечками, считающими, что все можно либо купить, либо отобрать силой. Тем не менее причин впадать в панику и объявлять чуть ли не военное положение на фирме не вижу. В девяноста процентах случаев дальше угроз никто не заходит. Так что серьезность намерений звонившего покажут его дальнейшие действия. Однако я связался с нынешним владельцем завода и уточнил, твердо ли он намерен продолжать это противостояние. Не хочу чувствовать себя идиотом и подставить наших парней, если мужик вдруг струсит и решит включить заднюю, а мы об этом последними узнаем.

Что же, возможно, все складывается лучше, чем я думал. Теперь необходимость охраны для Василисы становилась для меня еще более очевидной, и в случае чего я всегда мог сослаться на эти угрозы личного характера. На короткий момент меня посетило сожаление о том, что она уже взрослая женщина, и я не могу, как раньше, просто подстроить что-то, чтобы она сидела дома и выходила, скажем, только со мной. Эх, это бы решило столько моих проблем и избавило от стольких причин для беспокойства. Дебильная эмансипация! Почему мы не в четком и ясном средневековье? Вот тогда бы я ее запер совершенно на законных основаниях по праву старшего брата. Хотя нет! Никогда я не хотел и не хочу быть ей братом! Нет у меня и слабой тени братских чувств к моей Снежной Королеве.

Остаток дня пролетел очень быстро, и, так как мое решение выдержать пока дистанцию оставалось в силе, я поехал ночевать к себе. Снаряга вся в багажнике, вот, кстати, гидрик уже можно поменять на летний, а он у меня на квартире. Да и кактусы нужно навестить, в конце концов, и пыль в хате разогнать, что ли. Но утром выяснилось, что один из пенсионеров не вышел на объект по причине банального предпраздничного пьянства, и пришлось срочно вызванивать и искать ему замену. Так что выдвинуться в Благу я смог только во второй половине дня. За это время мне позвонили уже, наверное, все: и Шон, и Цыпа, и даже, будь он неладен, Геша, которому мне без всяких объективных причин с недавних пор хотелось подправить его смазливую рожу. Если честно, то мне даже не очень-то и хотелось ехать в тусу, ну, разве что с Шоном потарахтел бы. А так… Поэтому я никому ничего четко и не ответил – буду, не буду, пока не знаю, типа, как срастется. А сам уже по темноте втихаря свернул на один небольшой секретный спот, который мне подсказал наш общий кайт-гуру – Дядя Виталик. Сказал, что про это местечко знают всего человек пять, а уж так поздно вечером там точно никого не должно было быть. Мне надо было немного проветрить мозги, почувствовать своего змея, просто тупо потрамваить да пару раз замочить труков чисто для адреналина – здорового такого, разгоняющего кровь и очищающего мысли лучше любой капельницы. Прошли те времена, когда я искал выход своим переживаниям в алкоголе и случайном трахе. Причем уже давненько. Как-то постепенно я пришел к тому, что гораздо лучше чувствую себя, катая наедине с морем и ветром, а не кувыркаясь и потея в постели с очередной женщиной, о которой толком ничего не знаю и, честно сказать, знать не хочу. Надоело это ощущение полной опустошенности по утрам после таких ночей. Ведь, становясь старше, я не мог уже не замечать, что даже в каждой случайной связи большинство женщин ищет чего-то большего, чем секс на одну ночь, хоть вслух, может, никогда и не скажет. Вот только я был не тем, от кого они могли получить хоть тень чего-то, похожего на эмоциональную связь. Да, я никогда не лгал партнершам, да, они знали, на что шли, и не устраивали сцен, но почему-то все чаще я, смотрясь в зеркало после бурного свидания, видел там бесчувственную скотину. То ли дело в море…

Я раздулся, переоделся, завел двигатель, врубил фары, запустился с колеса и на час выпал из всех моих нынешних, прошлых и будущих, реальных и надуманных проблем, вопросов и нерешенных загадок. Я был ветром, а он был мной, змей посвистывал стропами, разрезая ночной плотный воздух, а доска скользила по черному зеркалу лимана, вздымая мириады переливающихся в свете фар бриллиантов, когда я ставил ее на дыбы при смене галса.

На берег вышел уже почти в десять вечера. Пока переодевался да собирал снарягу, глянул в телефон – фигасе, сколько пропущенных, и все от наших. Только было собрался вообще на хрен выключить телефон – в конце концов, я что, не могу оказаться вне зоны доступа? – как увидел входящий от Шона. Его звонок я сбросить не мог – рука не поворачивалась.

– Привет, Седой. Это не ты бликуешь на сикрет-споте?

– С чего ты взял?

– Да так. Может, и померещилось. Так ты что, не приедешь сегодня?

– Да я тут…

– А то мне Рыжая уже мосх весь выела: «Где мой братик? Куда его черти поперли в такой день?»

Я невольно улыбнулся, тут же представив его шебутную супружницу. И в этот момент рядом с Шоном раздался взрыв женского многоголосого смеха, заглушивший его следующую фразу, но при этом я услышал перемежающийся ржачем вопль Леси:

– А-а-атставить тащить Русалыча! Вы ее сейчас на сотню золотых рыбешек порвете!

– Ну ладно, чувак, жаль, что тебя сегодня не будет. А завтра-то приедешь?

– Вообще-то я уже на подъезде, – сказал я сиплым от бешенства голосом и отключил чертов мобильник.

К тому моменту, как я с выключенными фарами подрулил к тусовке, веселье, похоже, вошло в разгар, и моего появления сразу никто и не заметил. Зато мне, стоящему в темноте у машины, было видно все в мельчайших подробностях. Я увидел мою Ваську в окружении жен и подруг других кайтеров. И она была совсем не такой, какой я привык ее видеть всегда – напряженной, нахохленной и готовой к обороне, фыркающей на каждое слово, как маленький, но весьма сердитый ежик. Она болтала и смеялась, чуть откидывая назад голову с тяжелой растрепавшейся косой, выглядя совершенно расслабленно. Так, словно ей тут, среди моих друзей и их женщин, было абсолютно комфортно и она давно одна из них. Это была все та же Васька-Василиса, которую я сто лет знал, но в то же время будто совершенно другая. Свободная, живая, засиявшая для меня вдруг невесть откуда взявшимися красками, прямо морская мифическая нимфа, неожиданно вышедшая из темноты в круг света и беззаботного смеха. И закипевшая было злость отхлынула, не оставляя о себе памяти, а ее место в душе заняло чувство тепла и какой-то необъяснимой причастности, на грани изумления. Так, будто смотришь на что-то свое, вечно-бесконечно родное. Смотришь и не можешь прийти в себя от того, что на самом деле это никакое не сиюминутное открытие, а просто абсолютное откровение, которое записано, отпечатано было всегда где-то у тебя внутри. Вот только язык, на котором это знание было увековечено, ты начал понимать почему-то только что. Я присел на капот и просто смотрел-смотрел и не мог насмотреться, пьянел, упивался и не мог напиться каждой ее искренней улыбкой, каждым движением, когда она пританцовывала, ловя ритм.

Но тут вездесущая и неугомонная Леся засекла меня и, схватив Василису, потащила ее в мою сторону, привычно вопя и выражая восторг в свойственной ей манере.

И едва Василиса узнала меня, она изменилась, как если бы внутри нее повернули выключатель, гася этот завороживший меня свет. Сверкавшие радостью глаза подернулись ледяной коркой, и даже осанка поменялась, выдавая мгновенно возникшую напряженность. И эта метаморфоза ощущалась как пинок по яйцам и мощная оплеуха одновременно. Мне вдруг отчаянно, прямо-таки невыносимо захотелось, чтобы все вернулось. И улыбка, и блеск ее зеленых глазищ, и так заворожившая меня свобода в каждом вздохе и движении. Стало остро необходимо стереть все, что было между нами, и быть для нее незнакомцем, который не косячил столько лет подряд. Тем, у кого есть хоть какой-то шанс с Василисой. Потому что именно сейчас я осознал, насколько мне этот шанс нужен. Ведь теперь я знаю, чего хочу.