Читать книгу Седьмая вода - Алёна Нефёдова, Алена Валентиновна Нефедова - Страница 9

Глава 9

Оглавление

Василиса


К своему стыду, Кирюше я так и не позвонила. Подержала телефон в руках, посмотрела на его фото и поняла: если сейчас стану говорить, он поймет, в каком я раздрае, и тогда точно не сработают мои уговоры не приезжать. Из нас двоих не я обладаю актерским талантом, так что мне его даже при всем желании бодрыми фразочками не обмануть. Не говоря уже о том, что ни одной из них у меня в запасе нет. Вот честно, мало веселья в необходимости сообщить Киру, что в ближайшие два-три месяца я не вернусь. Поэтому все, на что меня хватило, – это отправить эсэмэску: «Со мной все хорошо. Я позвоню завтра. Люблю тебя!»

Да, блин, я гений коммуникации, и спасибо огромное Кириллу за простой ответ: «Ок. Я тебя тоже», не стал перезванивать и засыпать вопросами.

Я все же закончила готовку и, убрав за собой, с полчаса послонялась по дому, постоянно выглядывая в окна. Сама не знаю зачем открыла дверь в комнату Арсения, но так и не вошла, словно меня удерживал какой-то силовой барьер. Прихватив плед с дивана, я закуталась и вышла во двор. Ветер тут же стал пробираться под плотную колючую ткань, будто желая согреть свои замерзшие пальцы теплом моего тела. В рассеянном свете уличного фонаря все успевшие расцвести мамины тюльпаны были серо-коричневатыми, как будто принадлежали миру призраков. Огромный старый орех чернел на фоне неба и слегка раскачивал ветвями – то ли пугал меня, ставшую почти чужой этому месту, то ли приветствовал, предлагая вспомнить, сколько часов случалось провести в его тени с альбомом, погрузившись в мир моих фантазий. Но как назло вспомнилось совсем другое. Такое чувство, что с момента приезда вообще все картины из моего прошлого будто прошли сквозь своеобразное сито, в котором на самой поверхности остались только те, что связаны с Арсением, а остальные просыпались сквозь, и собрать их никак не выходит. Вот и сейчас я не могла отчетливо воскресить в памяти ни одного рисунка, на которые тратила много часов, а иногда и дней, но будто снова ощущала, как грубая кора впивается в кожу спины, потому что я что есть сил вжимаюсь в ствол, отчаянно желая получить хоть один лишний сантиметр пространства от моего персонального демона, нависшего надо мной.

Тот день я считала своим личным праздником, ведь все отмечали проводы Арсения в армию. А это значит, у меня впереди счастливые месяцы свободы. Никто не будет маячить угрожающей тенью за спиной, стоит хоть кому-то приблизиться ко мне. Никто не будет высмеивать каждый мой шаг, манеру одеваться, говорить… Не будет запугивать и унижать любое существо противоположного пола, имевшее неосторожность приблизиться, а уж не дай бог заговорить со мной. И вообще, у меня, наконец, начнется нормальная жизнь. Буду ходить куда хочу, причем сама по себе, и плевала я на всяких!

Веселье шло полным ходом. Со стороны внутреннего двора слышались музыка и смех – в основном девчачий, и я недовольно поморщилась. Вот предлагали же мама и дядя Максим Арсению отгулять проводы в кафе, так нет же, он с чего-то уперся – только дома. Главного дружка моего сводного брата Марка Зарицкого проводили в армию еще полгода назад, так что сегодня из гостей были всего с десяток парней, из тех, что вечно смотрели на них с Марком, восхищаясь непонятно чем, и в два раза больше девчонок. Как я узнала от Ольги, которая тоже напросилась на «отвальную», мой братец сейчас, типа, ни с кем не встречался. Как будто он когда-то умел это делать! Так вот почти все девчонки, кроме тех, что пришли со своими парнями, были из когорты грезящих о том, что именно ее Арсений попросит ждать его из армии. Глупость несусветная, ну не могли же они верить, что такой, как он, и в самом деле нуждается в этом? Да он забудет об этой девушке раньше, чем город покинет! Но как пояснила Ольга, никого по большому счету это не волнует. Просто это даст право случайной счастливице называть себя девушкой Арсения Кринникова, по крайней мере до тех пор, пока он не вернется и не исправит своим поведением данное недоразумение. Поэтому-то все девчонки за столом и вырядились, как на конкурс «Мисс Вселенная», и из кожи вон лезли, чтобы поразить этого самовлюбленного придурка – виновника торжества. Прямо какие-то ритуалы, лишенные для меня всякого смысла! Я же ускользнула из-за стола сразу вслед за мамой и дядей Максимом, которые, пожелав молодежи хорошо повеселиться, ушли, давая понять, что, так сказать, официальная часть мероприятия окончена. Ольга отказалась уйти со мной, сказав, что посидит еще немного. Заходить в дом и отвечать на вопросы я тоже пока не хотела и поэтому устроилась на своем обычном месте – любимых качелях под старым орехом. Поджав под себя ноги, я слегка раскачивалась, запрокинув голову и глядя на звезды, казавшиеся мне особенно яркими из-за того, что мое настроение стремительно двигалось вверх. Вот уже завтра Арсений помашет нам всем ручкой и поедет в учебку, а я стану свободной. Что делать с этой свободой, я не слишком четко представляла, и само слово имело тонкий привкус грусти, противоречащий той радости, которую мне уж точно полагалось испытывать.

Неожиданно качели остановились так резко, что я практически слетела с них. Оказавшись на ногах, я обернулась, хотя и так уже поняла, кого увижу позади. Даже не узнай я запах Арсения – знакомую мне смесь ароматов парфюма, его тела и агрессии, ледяной поток мурашек, всегда возникающий, когда он близко, быстро бы развеял мое неведение.

– Ну, где бы ты еще могла быть? – усмехнулся братец в своей обычной самодовольной манере. Тоже мне, гений сыска.

– Чего тебе? – ощетинилась я, отступая подальше и тут же натыкаясь на толстый ствол дерева.

– Поговорить надо, Вась. – Надо же, я сегодня даже не лягушонка костлявая? Хотя так он меня уже давненько не называл. Теперь все чаще он меня в насмешку Царевной-лягушкой величал.

– С каких пор у нас темы для разговоров появились? – напряглась я еще больше.

– Ну, я-то с тобой все время говорить пытаюсь, это ты у нас больше молчунья. Прямо слова не допросишься. Что, не пристало Снежной Королеве с простыми смертными болтать? – Он, оттолкнув качели, шагнул еще ближе ко мне.

Я же только вздохнула. Вот и новое прозвище не заставило себя долго ждать. Ну и что с ним разговаривать-то?

– Знаешь, думаю, тебя твои друзья-подружки заждались. – Я попятилась, обходя ствол. – А ты, если что сказать мне хочешь, можешь письмо написать. Обещаю его даже прочитать. Когда-нибудь.

Но тут Арсений метнулся вперед и оказался прямо передо мной. Он уперся руками в ствол по обе стороны от меня на уровне плеч и наклонился вперед.

– Мне как-то в устной форме сподручнее, – недобро пробормотал он у самого моего лица, и я уловила легкий запах алкоголя.

Арсений нигде не касался меня. Ни единым сантиметром тела. Но я чувствовала себя зажатой в клетке, буквально стиснутой его близостью и энергией до невозможности шевельнуться или вдохнуть. И даже те крошечные порции воздуха, что мне удавалось втолкнуть в свои легкие, я вынуждена была делить с Арсением. Сердце зачастило так, что у меня зашумело в голове.

– Отойди, – прошептала я и подняла руки, желая упереться в его грудь и оттолкнуть.

Но мои ладони замерли в сантиметре от тела Арсения, как будто меня сковал паралич, и я в отчаянии глянула в близкое лицо мучителя. И у меня вдруг колени ослабели от того, как он смотрел на мои руки. Это было ожидание, но не терпеливое, а голодное, злое, требовательное и пугающее меня, как все в нем. Я сжала руки в кулаки и прижала к себе, а Арсений, гневно рыкнув, как взбешенное животное, откинул на секунду голову назад и набрал полные легкие воздуха, будто собираясь заорать. Но потом шумно выдохнул и снова подался вперед, теперь почти касаясь моего уха губами.

– Слушай меня, Васька. Слушай и хорошенько запоминай, – зашептал он, и от сдерживаемой ярости в его голосе меня до костей проморозило. – Не дай боже, пока меня нет, ты с кем-нибудь замутишь. Только попробуй подпустить к себе какого-то ушлепка рукастого, и я его живо смертником сделаю. Моя сестра ни с какими неудачниками встречаться не будет! Поняла меня?

Арсений оттолкнулся от дерева и, развернувшись, как ни в чем не бывало зашагал своей развязной походочкой обратно.

– Да иди ты! Я и не сестра тебе вовсе! – Моя смелость запоздало вернулась ко мне, как только он перестал давить на меня своим чрезмерным присутствием. – Да что ты мне сделаешь!

– Тебе – ничего. Но я предупредил, сестричка, – беззаботно бросил братец и исчез в темноте.

Я погладила шершавый ствол рукой, вспоминая, как сидела тогда еще больше часа, прижавшись спиной к дереву, и ревела, сама не знаю почему, слушая звуки недалекого веселья.

Ветер окончательно добрался до меня, и зубы стали выстукивать чечетку. В дом я возвращалась почти бегом. Свернувшись в постели калачиком, я еще какое-то время прислушивалась, но так и уснула, не дождавшись возвращения дяди Максима и Арсения.

Утром дядя Максим постучал в мою дверь и спросил, хочу ли я ехать в больницу. Я быстро собралась и, даже не став завтракать, вылетела во двор. Машины Арсения уже не было. А может, он вообще не ночевал? Раньше это было для него нормой, вряд ли что-то поменялось.

– Чего ты так бежишь? – удивился Максим Григорьевич. – Я бы подождал, без тебя не уехал. Хоть поела?

– Да я в городе чего-нибудь перехвачу, – отмахнулась я.

– Ну и зря. Там Сеня сыр твой любимый, который настоящий адыгейский, на базаре купил. Пропадет ведь. Его ж никто, кроме тебя, не ест, – вздохнул мужчина, выруливая на дорогу и не замечая моего удивленного взгляда.

Визит в больницу прошел почти как обычно. Нам повторили то же, что и раньше – без изменений. Если мама придет в сознание, нам тут же сообщат. Попрощавшись с дядей Максимом на больничной парковке, я решила опять побродить и на этот раз уж хоть подготовиться к разговору с Кириллом. Но желудок жалобно заныл, откровенно намекая, что неплохо бы в него хоть что-то положить.

Апрельское солнышко подпекало уже серьезно. Мелькнула мысль, что Кирилл в этом году не поддразнит меня моими первыми веснушками, которые я так не любила, а он вечно подлавливал и чмокал в нос, моментально покрывающийся этими мерзкими пятнышками, если я забывала его защитить от этой напасти кремами с UV-фильтрами. «Расслабилась ты, столько лет не приезжая в родной город в это время года, забыла, что на майские днем уже почти жара и в море иногда можно купаться, и солнца, соответственно, тут предостаточно», – подумала я, выбирая самый тенистый уголок открытой террасы кафешки, и присела за столик в ожидании своего кофе по-восточному.

Прихлебывая принесенный через десять минут напиток мелкими глоточками, я вдруг подумала, что за такой кофе недавний знакомец Геша получил бы как минимум выговор «с занесением»: некрепкий, пенка моментально расползлась по краям, смолот как для эспрессо… При воспоминании о шумной веселой компании кайтеров улыбка невольно наползла на мои губы.

– Мы там, значит, массово волнуемся, а она сидит тут, лыбится! Не, вы только посмотрите на нее! Ты почему так далеко от воды забрела, Русалочка? У тебя же жабры пересохнут, а фонтаны только послезавтра включат! Таки как прикажешь тебя спасать?

Я оторвала взор от чашечки и встретилась взглядом со смеющимися серо-зелеными в рыжую крапинку глазами Леси, деловито отодвигающей соседний стул за моим столиком.

– Че пьем? Фу-у-у, ты же это несерьезно? Девушка! Девушка-красавица! О, на красавицу всегда быстрее откликаются.

К нам подскочила девочка-официантка, которая при виде Рыж немного взгрустнула, но все-таки подошла принять заказ.

– Э-э-э, Дарина? Ага, вообще-то я этот бейджик на другой девочке видела, ну да не суть. Дариночка, вы вот эту чашечку у нашей Русалочки заберите, пожалуйста, а нам принесите кофе, сваренный по-восточному на молоке, без сахара, в средних чашках. Но только вы там Арсену шепните, что пришла капризная, громкая, вредная, сумчато-беремчатая дамочка, мол, стучит кулаком и требует мелко смолотый Марагоджип, который сама же уважаемому Арсену Миграновичу и принесла.

Я только вздохнула, сразу и моментально смирившись с застигшей меня в пути стихией, зовущейся Рыж, которая, царственным кивком отпустив девушку, повернулась и уставилась на меня своими пронзительными глазищами.

– Я совершенно точно знаю всей своей рыжей кучерявой сучностью, что улыбалась ты за нас и думала тоже за нас. Мы же такие сла-а-авные, правда? И ты по нам соскучилась. И хочешь к нам в гости. Но не знаешь, как нас найти. Вот и заливаешь тоску и печаль жутким пойлом, хотя могла бы пить не просто хороший, а самый лучший в этом городе кофе. – Рыж хитро прищурилась и подняла вверх указательный пальчик, унизанный набором тонких золотых и серебряных колечек. – Но добрая и вечная я прямо сейчас разрулю проблемы сразу нескольких замечательных человеков, которых люблю, не знаю по какой причине. С первого, заметь, с первого самого взгляда люблю! Эх, опять, правда, получу по шапке за то, что лезу, куда не просят. Законы космоса, понимаешь, нарушаю. Бесцеремонничаю, видишь ли. А как тут с вами церемонии чайные китайские разводить, если у вас все на лицах да в глазах написано, а слов из вас клещами не вытащить! Заставляете красивую беременную девушку нервничать и переживать за вас, ночами сны всякие видеть, вот, по всему городу, опять же, бегать, искать вас…

Рыж тормознула, чтобы набрать воздуха на очередную тираду, но тут к нашему столику подошел мужчина в поварской куртке и белой бандане, с подносом, увенчанном, кроме двух чашек кофе еще и маленькой вазочкой, в которой красовался белый с тонкими зелеными прожилками на лепестках тюльпан.

– Вай, какые красавицы у меня в гостях! Александра Михайловна, дарагая, от чистого сердца. Твой Марагаджип, только тебе варю, золотая! – он умудрялся эффектно жестикулировать одной рукой со свойственной только уроженцам Кавказа природной экспрессией.

– Жук ты, Арсен, свет Мигранович мой драгоценный, – Рыж словно тут же поймала его волну, подстраиваясь под эту чисто южную, наполненную театральностью манеру общения. – Как есть жук! Вот обижусь на тебя, перестану всем рассказывать, что лучший шашлык в этом городе Арсен делает, а девочкам вообще пожалуюсь, что ты тиграм в цирке мяса недодаешь.

– Э-э-э, Михална, почему так говоришь, да? Я хоть раз им мясо плохо сделал? – сделал мужчина огромные глаза и прижал освободившиеся ладони предположительно в район сердца.

– Мясо девочкам всегда нормально делал. А кофе хорошему человеку зачем сварил кое-как, да? – продолжила свою игру Рыж, и я уже изо всех сил боролась с улыбкой. Так что аж скулы свело.

– Кофе? Какой-такой кофе? – буквально взорвался почти натуральным возмущением мужчина. – Я только тебе и сварил. А-а-а, тот, что раньше, до тебя который? Так это моя новенькая, только вчера на работу взял, на сезон приехала. Ты же знаешь, первую неделю ну сплошной страх и ужас, ну ни магу прямо, да? Думают, раз тут толпы ходят, то можно халявить, мол, все равно съедят и выпьют, больше-то податься на отдых некуда. Э-э-эй, вот как их всех научить, что надо так работать, чтобы люди к тебе отдыхать шли не потому что больше некуда, а потому, что у Арсена самый лучший шашлык и самый вкусный кофе во всем городе! Расстроила ты меня, Александра Михална, припозорила при такой красивой девушке, пойду орать да ногами топотать. Вей, своих пятерых мне мало воспитывать…

Бурча и размахивая подносом, расстроенный хозяин и по совместительству главный шашлычник города удалился в глубь помещения, откуда до нас тут же донесся его грозный рык и жалобное блеяние проштрафившейся «новенькой».

– Александра Михайловна? – недоуменно уставилась я на Лесю.

– О-о-о, не напоминай мне это официальное паспортное имя. Я его когда слышу, аж вздрагиваю. Прям вот вся. Так что давай лучше Рыж или Леся, – кажется, немного смутившись, попросила меня новая-старая знакомая.

– Не вопрос, – улыбнулась я, соглашаясь.

– Русалыч, мы действительно переживали, что ты появилась, как ясно солнышко, один раз, вскружила головы, покорила сердца и пропала. Мы даже не знаем, как тебя зовут на самом деле, но уже полюбили всем сердцем, потому что чувствуем: ты – человек из нашего туннеля реальности. А ты на следующее утро не пришла. Или приходила, но мы тебя не видели? И вообще пропала. Никто не знает, ни где ты, ни с кем ты, то ли приезжая, то ли местная. Да мы местных всех так или иначе знаем, ну, сама понимаешь, городок-то маленький.

Я резко отвела взгляд и зачесала бровь и даже пару раз вдохнула, желая что-то сказать… только что? Врать? О чем? О том, что меня там не было, и я не видела, не рассмотрела совершенно особой атмосферы, которую эти люди словно генерировали вокруг себя? Мне притвориться слепой гламурной курицей, не способной увидеть или оценить это? Но даже зная ту же Рыж всего несколько часов, я смогла понять, что обычными в ходу в столичной тусовке похер-фейсами ее не провести. А оскорблять ее отвратной лживой игрой или защитной агрессией… нет, тут просто не знаю, кем быть надо. Не мною точно.

– Просто… Я здесь и не совсем живу, но и не на отдыхе, – промямлила я, выискивая обтекаемые формулировки и отчаянно осознавая, что слишком прозрачна в этих своих потугах перед простым открытым взглядом, устремленным на меня. – У меня… дела. И не во всем приятные.

Вот… Объяснила, называется. Прям приз тебе за убедительность и красноречие, Василиса.

– Ну-у-у, тогда тебе совершенно точно надо от них отключиться и отрешиться. У тебя глаза слишком грустные для такой юной, красивой и умной девочки. – Прозвучало как «то, что доктор прописал».

Я неопределенно пожала плечами и помотала головой, по-прежнему не желая встречаться взглядом со слишком уж проницательной молодой женщиной.

– Послушай, на майские у нас всегда отмечается официальное открытие летнего сезона. Собирается много народа, практически со всего края. Иногда и с других регионов приезжают. Поехали с нами в Благу, а? – Рыж заглянула в лицо, уже не оставляя места для побега. – Я тебя, понятное дело, заставить-то не смогу, но уговорить попытаюсь. Мы завтра выезжаем в обед, часов в двенадцать, до вечера у нас просто тусовка – пиво, шашлык, опен-эйр, все дела. Первого у нас «демонстрация», если ветер будет, а он, судя по прогнозу, должен быть в этот раз просто замечательный, – она не оставляла мне времени ни отказаться, ни ответить, ни, собственно, придумать срочный повод отказаться. – А второго с утреца большинство народа разъезжается. Да и если не по душе будет, найдем мы, как тебя домой отправить. Честно. Поехали. Мне кажется, что тебе понравится. А еще мне кажется, что тебе это надо. Вот нутром чую, что надо. Ты до завтра думай, ладненько? А мне вот по этому номеру позвонишь. – Леся выхватила белую салфетку и карандашом для губ, вытащенным из кармашка сумочки, нацарапала номер мобильного. – Смотри, я до двенадцати звонок ждать буду. А ночевать будешь с нами, в смысле, с моей семьей, мы домик уже забронировали. Я тебя с Настеной положу, там кровати удобные, вдвоем запросто разместиться можно.

Рыж, допив в один глоток свой кофе, аккуратно встала со своего стульчика, придерживая легкий цветастый палантин, укутывающий ее от жгучих лучей южного апрельского солнца. Она взяла свою сумочку, небрежно кинутую на внешний подоконник огромного французского окна кафе, а потом наклонилась к самому моему уху и прошептала, на корню пресекая мою еще даже не сформировавшуюся попытку возразить:

– Русалочка, милая, поверь старой опытной женщине, что бы ни происходило в твоей жизни, только ты в состоянии это разрулить. Один на удивление умный человек сказал: «If you could «do» it you can «un-do» it». А все внешние, типа, ни разу не зависящие от тебя обстоятельства – это просто антураж, подкидываемый богами в качестве декораций для твоих и только твоих решений и действий, которые надо принимать и осуществлять именно здесь и именно сейчас. А еще я открою тебе са-а-амый главный секрет во Вселенной. – Шепот Рыж вызвал волну мурашек, промаршировавших от копчика до самой шеи. – Все, что тебе надо в этом мире, всегда находится на расстоянии вытянутой руки. Так что… я просто жду твоего звонка завтра. Пока, моя хорошая.

И она ушла, мелькнула яркой бабочкой или райской птичкой, скрывшись за углом.

Остаток дня прошел в размышлениях на совершенно отвлеченные от реальной жизни темы, такие, какие посещают тебя только от обилия свободного времени или при отказе осмыслять чрезмерное количество входящей информации. Вечером дома Арсения я не застала. Ночевать он тоже не явился. Пойти и спросить у Максима Григорьевича, где его носит, когда тут остро надо разрулить одно давнишнее дельце? Ага, идея явно не для меня. С Кириллом же состоялся разговор ни о чем, в стиле «как прошел твой день». Это когда обоим есть что сказать, но обе стороны раздумывают, стоит ли это делать.

На следующий день, съездив с Максимом Григорьевичем в больницу и окончательно уверившись в том, что ничего пока не меняется, я, заручившись очередным клятвенным обещанием сообщить о любых изменениях, набрала в грудь воздуха и позвонила по оставленному мне Лесей номеру телефона. Трубку поднял ее муж, Шон:

– А, Русалочка, привет. Тебе Рыжую давать, или мне скажешь, где тебя забирать? – Такое ощущение, что только моего звонка он и ждал. Ну что же, да здравствует вежливость.

– Дмитрий, ты уверен, что я вас не стесню? Точно-точно? – Блин, как же мне некомфортно все-таки кого-то напрягать, аж чесаться вся начинаю.

Шон коротко хохотнул:

– Ты нас не только не стеснишь, ты нам, я бы сказал, руки развяжешь. Потому как Настена нам все уши прожужжала про то, что с нами едет сказочная русалка, с которой она собирается познакомить всех своих подружек. Так что давай, готовь уши на девчачью болтовню, бери теплые носки, свитер и говори, где тебя подхватить. – Это уже больше напоминало ЦУ.

После я уже особо не раздумывала: подготовила фотоаппарат к следующей, надеюсь, интересной фотосессии, кинула в рюкзачок пару шерстяных носков, запасное белье, пару баночек с солнцезащитными кремами, надела старенькие потрепанные джинсы, яркие кедики, привезенные Киром из Испании, завязала на поясе ветровку и с легким сердцем отправилась на оговоренное место, где меня должна была подхватить семейка Федоровых.

Давно я не ездила по трассе, ведущей в ту сторону – дорога приятно удивляла ухоженностью, свежей четкой разметкой и побеленными деревьями, мелькающими на обочинах с обеих сторон. В самой станице пляжный сезон как таковой еще не начался, все-таки рановато для массовых купаний на море и возлежаний на песке. Так что я предположила, что все увиденные мною машины имели отношение к тому мероприятию, о котором мне рассказывала Леся: внедорожники всех мастей и форматов, обыкновенные легковушки с прикрепленными на крышах багажниками, минивэны, под завязку забитые досками, парусами и прочим снаряжением – длинная вереница автомобилей тянулась по узкой дороге, на которой две машины могли с трудом разминуться. В определенном месте колонна растекалась на два ручейка, которые, как объяснил Шон, направлялись на два спота – один для новичков, второй для более уверенных в своем мастерстве и умениях райдеров.

Рыж не обманула, народу действительно было немало. Небо пестрело поднятыми в воздух воздушными змеями, коих лично я, пока не сбилась, насчитала под сотню, на пляже звучали радостные голоса, приветственные возгласы, громкие шлепки по плечам и хлопанье на ветру полотнищ уложенных на песке кайтов. До меня то и дело доносились обрывки фраз о проведенной в Египте или Вьетнаме зиме, все делились впечатлениями и строили планы на наступающее лето. Быть частью этого всего было непередаваемо возбуждающе, и я просто боялась, что мои глаза и мозг глюкнут от обилия новых красок, сияющих лиц и впечатлений. Ох, бедная же моя камера, ей то все это еще и запечатлеть пришлось.

К Лесе постоянно кто-то подходил здороваться, кидая на меня любопытные, но доброжелательные взгляды, и особо с расспросами не лезли, а она лишь вскользь представляла меня как свою хорошую подругу, решившую поближе посмотреть кайтсерфинг. Через пару часов фотик уже под завязку был забит кадрами моря, лимана, песчаной косы, парящих в воздухе С-образных ярких змеев, катающих райдеров с загорелыми докрасна лицами, старательно «работающих на камеру», их детей, носящихся по пляжу с пилотажками, стоящих рядом с машинами детских колясок… Вокруг меня царила атмосфера непринужденного праздника, кому-то показавшегося бы, наверное, совершенно неорганизованным, но мне, смертельно скучавшей на столь любимых Кириллом тусовках, здесь дышалось вольготно и спокойно. И я через какое-то время почувствовала, что оттаиваю, что ледяная корка, так долго покрывавшая броней мою душу и сердце, доступ к которым имел только Кирилл, потихоньку сползает, слезает лохмотьями обгоревшей на солнце шкурки. Захотелось поднять к сияющему невыносимой голубой беспредельностью небу руки и закружиться, вопя во все горло и выпуская к чертовой матери все, что мучает, жмет или лишает способности дышать упоенно, жадно, полной грудью.

Когда солнце стало клониться к закату, а основная масса уехала в станицу на ночевку, на пляже остались всего с десятка полтора-два уже знакомых мне ребят из нашего города. Один из них, распахнув багажник мощного внедорожника, установил на нем аппаратуру и подключал колонки и усилители.

– О, Сега сейчас нам крутой опен-эйр забахает, – Машка в восторге захлопала ладошами. – Ты пиво будешь? Только оно такое, не совсем пивное пиво, вот, держи. Меня на него Рыжа подсадила, когда еще тонкая да звонкая была. – Девушка протянула мне изящную бутылочку с ярко-бордовой этикеткой.

Хмыкнув при взгляде на наклейку, я все же решилась попробовать пиво со вкусом черной смородины. Но оно неожиданно оказалось вполне себе приятным, а будучи холоднющим, еще и пилось легко, и я даже не заметила, что на третьей, такой, казалось бы на первый взгляд, маленькой бутылочке в голове «приятная гибкость образовалась», и я уже начала пританцовывать под звуки бухающего клубняка, грамотно микшируемого нашим личным ди-джеем. Свет костра, разведенного ребятами в наспех сооруженном мангале, отдающие в груди звуки басов, льющиеся из динамиков, смех стоявших рядом новых подруг – все казалось таким простым, таким понятным и… правильным. Очень правильным для меня сейчас, очень уместным и нужным.

Окинув взглядом нашу стихийную дискотеку, я обратила внимание, что все машины, выставленные полукругом, чтобы немного прикрывать пятачок от порывов ветра и несомого им песка, стоят с включенными фарами, свет от которых образует дополнительные пляшущие тени, убегающие вдаль к морю. И только одна смутно знакомая очертаниями огромная машина расположилась немного поодаль с выключенным светом. А на ее капоте, сидел, не сводя с меня пристального взгляда… Арсений.

– Седенький приехал! Братик мой ненаглядненький! – дурной чайкой заорала Рыж прямо мне в ухо и кинулась к Арсению обниматься, при этом намертво впившись в мое запястье, так что мне волей-неволей пришлось поспевать за ней.

Седьмая вода

Подняться наверх