Читать книгу Музей развитОго социализма - Амаяк Павлович Тер-Абрамянц-Корниенко - Страница 8
7. Битва за сосиски
Оглавление– Тебе бы, Ириша, конечно, в текстильном учиться, а не в твоем сталелитейном. Как ты шьешь – просто дар!
Лариса старалась приноровиться к широкому иришиному шагу.
– Ничего, может еще отчислят!.. – хмыкнула Ириша. – Я вообще в театральный бы хотела!.. Завидую людям, которые своим делом занимаются!
– А кто сейчас своим делом занимаются? Все только пристраиваются… Такое время! Вот мой Вовик колымит на москвиче, хоть и инженер…
– Мой Валек своим делом занимается – наука! – Вот я ему завидую…
Они шли по проспекту Юных Ленинцев, где необозримая перспектива прямоугольных пятиэтажных хрущевок прерывалась изредка новыми брежневскими двенадцатиэтажными «башнями» – в ближайшей и находился заветный гастроном. Редкая машина промчится по проспекту, полупустой трамвай в строну метро тормознулся у остановки и не спеша покатил дальше, редкие прохожие – обычная картина в будний день: взрослые на работе, дети кто в детских садах, кто в школе…
Однако войдя в гастроном, они ощутили легкий озноб: несмотря на будний день и дообеденный час, мясомолочный отдел закрывала плотная, как грозовая туча, очередь.
– Не одни мы такие умные, – кисло констатировала Ирина, однако, повздыхав, подруги пристроились за пожилой дамой с худой жилистой шеей.
– Сколько тут человек? – простонала Ирина.
– Пока двадцать шесть, – живо обернулась дама, светлые глаза ее бешено блестели, – да еще отпускает еле-еле…
– А скоро обед, – заметила Лариса, – через сорок минут… прямо перед нами и закончится!
– Что же делать? – засомневалась Ирина.
– Как что делать, стоять! – заявила дама.
– Но ведь можем не успеть, – пыталась возразить Ирина.
– Тогда придется обед отстоять!
– Но ведь это же еще целый час! – ахнула Ирина.
– А как же ты думаешь, доченька?.. Эх, до чего ж хилое молодое поколение! Вы еще голодухи не хлебнули. Да счас просто рай, лишь бы войны не было!
– Да. Лишь бы войны не было! – отозвался мужской голос из очереди. – Вон американцы совсем оборзели: першинги перед носом ставят!
– Лариска, что делать-то будем?..
– Ну, постоим, коли пришли – они ведь, сосиски, и полковникам, и научным работникам нужны… Посмотрим, как будет двигаться…
– Да она еще то и дело куда-то отходит, – буркнула женщина впереди.
– Вы крайние? – сзади появился какой-то дяденька, а за ним еще две тетеньки набежали, и то, что теперь они не самые последние, почему-то укрепило надежду.
Громадная, в грязном белом халате бабища с рысьими глазами выглядела грозно, и очередь перед встречей с ней потела и трепетала.
– Ну!.. – спрашивала начальница прилавка очередного ничтожного покупателя ненавидящими, густо подведенными цыганской тушью глазами, но чаще вовсе ничего не говорила, просто молча смотрела, как на презренное насекомое.
– Будьте добры, килограммчик взвесьте! – слышался дрожащий голос женщины с реденькими русыми буклями, присовокупляющей к просьбе заискивающую улыбочку.
Всегда готовая дать отпор, не дрогнув ни единым лицевым мускулом, продавщица небрежно бросала сосиски прямо на весы, еще пуще зверея от этой трусливой вежливости, от которой до истерики и претензий (между нами, вполне обоснованных) по обвесу – рукой подать.
– А в бумажку завернуть нельзя?
– Нельзя!.. Я что, вам бумагу буду носить! – еще более грозно нахмурилась продавщица. – Вы куда пришли?!..
– В Балшой Тэатр! – громко сказал кавказец в белом «аэродроме», и в очереди возник смешок.
– А шутники вообще не получат, – грозно чуть повела глазами торговка.
– Вы извините, я просто думала…
– Вот и думай в следующий раз! – швырнула буклям прямо в руки сосиски, хозяйка мясомолочного счастья. – Антиллигенция…!
С трясущейся головой и пылающим лицом женщина вышла из очереди и растерянно остановилась со свисающими к полу сосисками в руках.
– Возьмите хоть газетку, – предложила сердобольная старушка из середины очереди.
– Ой, спасибо, спасибо Вам, я ведь и не думала ничего покупать, шла мимо, а тут сосиски дают, даже сумку не захватила, я ведь совсем рядом живу… – горячо оправдывались букли.
– Ну, вот, уже на одного человека меньше, – приободрилась Лариса, в глазах ее заблестел азарт, однако в этот же момент подошли вперед мужчина и женщина, и очередь их проглотила молча, угрюмо, но без протестов – оказалось, они уже занимали и куда-то ненадолго отходили.
– На одного больше, – иронически уточнила Ириша. Она старалась смотреть на все происходящее как бы со стороны, однако это было нелегко.
Однако затем торговый процесс пошел довольно бойко и за 6—7 минут очередь продвинулась на пять человек.
– Чуть больше минуты на человека! – восторженно шепнула Лариса, будто они в кинотеатре находились, – так мы и до обеда можем успеть! – В глазах ее снова появился погасший было азартный блеск.
– Это если подходить без очереди не будут! – живо обернулась обладающая очевидно отличным слухом соседка.
Однако, как обычно, без желающих пролезть вне очереди не обошлось. Ирина давно заметила, что они делятся на два сорта – откровенные, прямые хамы, которые рвутся нахрапом, и тихие, ползучие, которые некоторое время стоят, перерминаются возле очереди, в итоге затем незаметно по-тихому на подходе к прилавку в нее вливаясь. За такими вот и нужны глаз да глаз! Вон как та коротконогая кубышка с крохотными глазками: подошла позже них и встала сразу где-то далеко впереди! Но придраться пока вроде не к чему: стоит в сторонке (будто кого-то ждет или просто из научного интереса наблюдает!), но постепенно, покачиваясь, переминаясь, как бы невзначай, по миллиметру, по сантиметру все ближе-ближе к кому-то там притираясь. Но очередь терпеливо молчит…
Но вот, откуда ни возьмись, влетела в гастроном и прямо к прилавку решительно прошагала женщина в зеленом платье, увешанная золотыми цепями, с суровым административным лицом, вызывающим дрожь у посетителей чиновничьих кабинетов, казалось, навсегда чуждым чему-либо человеческому, и легко оттеснила очередного покупателя – растерянно вытаращившегося на нее седовласого мужика.
– Куда без очереди?! – раздались, однако, гневные и возмущенные крики.
– Я тут с утра занимала! – громогласно, не терпящим возражений тоном, заявила административная дама.
– За кем? За кем? Кто вас помнит?..
– Моя очередь давно прошла, я второй раз стоять не буду!
– Врет она! Врет, не пускайте ее! Мужчина, почему вы пропустили!..
– Пять килограммов! – бросила женщина пакет продавщице. Как ни странно, та не нашла чем возмутиться, а сразу взяла пакет и стала накладывать сосиски.
– Пять килограммов! Да она все сожрет! Почему вы ей без очереди отпускаете?!
– А мне какое дело, – огрызнулась продавщица, – сами следите… Вон вас сколько, а я одна!
Женщина в зеленом уходила под аккомпанимент гневных восклицаний: «Ну и нахалка! Ну и хамка!»… – уходила с высоко поднятой головой, будто они лишь добавляли ей больше самоутверждения и сил, уходила победительницей…
Не успела очередь остыть, как появился старичок с красной книжкой.
– Не пускать! Не пускать!..
– Я вам дам не пускать! – размахивал старичок книжкой, словно шашкой, – Я ветеран войны! Инвалид! Я по закону! – тыкал он в сторону висящей на кафельной стенке табличке: «УЧАСТНИКИ И ИНВАЛИДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕНОЙ ВОЙНЫ ОБСУЖИВАЮТСЯ ВНЕ ОЧЕРЕДИ!»
– Здесь тоже инвалиды стоят, – слабо возражали из середины очереди.
– Да пусть берет…
– Отпускайте, только побыстрей…
– На Кенигсберг! На Берлин! – неожиданно приподнял полную сосисок сетку старичок, перед тем как выйти из магазина, и было заметно, что его пошатнуло. – Ранен под Кенигсбергом!.. За Родину! За Сталина!..
– Видать, уже с утра принял раненый… – смеялись вслед добродушно. – Наркомовские сто грамм для храбрости…
Вновь очередь задвигалась, однако после зеленой дамы и старичка ветерана в сознании покупателей будто произошел какой-то психологический надлом: если до них спокойно брали по килограмму-полтора, то теперь набирали по три-четыре, а то и по пять, видно, сколько хватало денег и сколько кто мог унести. Количество сосисок, которое составляло главную военную тайну торговки, со всей очевидностью уменьшалось теперь гораздо быстрее, и посему у стоящих усилилась не лишенная оснований тревога, что они могут скоро закончиться, но когда и на ком – этого предсказать никто не мог.
– Я заметила, что передо мной всегда всё кончается, – кисло улыбнулась Ирина. Чем больше она затрачивала времени и сил на все это стояние, тем сложнее ей становилось сохранять настроение насмешливой высокомерной отстраненности, которое она твердо решила с самого начала держать, и ноги начали ныть, и в животе уже неприятно предательски засосало.
– И со мой всегда так, – подтвердила Лариса. – Ей богу!..
– Эй, дэвочка, сосиска сколко остался!? – наконец не выдержал белый аэродром, однако его вопрос повисел в воздухе и бесследно растворился.
– Эй, ты, глухой? – не унимался, однако упрямый аэродром, – Сосиска сколко остался, тэбэ спрашиваю?
– А я их не считала! – огрызнулась, едва поведя глазами, «дэвочка».
– Ва-а! Какой важный – ц-ц-ц!!! – нехорошо выпучил глаза кавказец.
И тут новая провокация: крепкого сложения парень лет тридцати с бледным лицом – да прямо к прилавку, подняв красную книжечку.
– Без очереди не пускайте!
– Кто такой опять лезет?
– Я ветеран, мне по закону положено! – повернул бледное лицо к очереди парень.
– Мал для ветерана! Молоко на губах не обсохло!
– Когда успел?…
– Вот книжка, я в Афгане воевал!
– Ах, в Афганистане?.. Не пускайте!
– Мы тебя туда не посылали!.. – жестко сомкнулась очередь.
Лицо парня окостенело, спорить он не стал, а отвернулся и сразу направился к выходу. Но, не дойдя, оглянулся и бросил:
– Да подавитесь вы все своими сосисками, … вашу мать! —и громко хлопнул железной дверью.
– Господи, противно-то как, унизительно, – простонала Ириша, – давай уйдем!
– Ты что, посмотри, сколько за нами уже заняли!
Ириша пересчитала и удивилась: одиннадцать человек! Не два, не три, а одиннадцать! Одиннадцать более стойких духом, чем она! А, может, идиотов?.. Но разве может быть столько идиотов сразу!? «Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей!» – торжественно продекламировала она. Но главным было, что они все-таки не так уж плохо продвинулись – человек на восемь-девять. С точки зрения количества людей впереди шансы увеличились, хотя с точки зрения неизвестного количества сосисок наверняка уменьшились.
Однако, тем временем, пока общее внимание было обращено на события подле прилавка, кубышка совсем было вплотную приткнулась к очереди, въехав в нее уже правым плечом, довольно близко к прилавку, перед молодым человеком, целиком погруженным в чтение какой-то книги.
– Эй, гражданочка, а вы где стоите?
– Ишь ты, еще делает вид, что не слышит!
– …Да, да – вы!… Вы за кем занимали?
– Да я и стояла здесь! – талантливо изумилась кубышка.
– Вы за кем занимали?
– Я все время стояла здесь!
– Вы за кем занимали? Молодой человек, она впереди вас стояла?
Молодой человек, кажется, впервые за все время оторвался от чтения книги, на обложке которой Ирине, к ее изумлению, удалось прочитать: «Популярная всеобщая теория относительности». Он растерянно и удивленно озирался, будто впервые осознавая, куда попал.
– Она стояла или не стояла перед вами? – требовали от него ответа. Он и вправду не смог бы сказать: все спины здесь казались одинаковыми, не более чем тенями, и вот теперь эти тени начали проявлять внезапную самостоятельность, требовать ответа, загадывая непосильную загадку, чем одна отличается от другой!..
Однако очередь обошлась и без его помощи. Кто-то схватил за рукав кубышку и тянул вон.
– Не трогайте меня!..
– Вон ее отсюда! Гнать! – кричала очередь, и кубышке ничего не оставалось, как, глупо ухмыляясь, отойти. Но она не ушла совсем, а осталась стоять в сторонке, будто не веря в собственное поражение или снова ожидая удобного момента.
– И не пускайте ее никто, не пускайте! – ликовала очередь.
– Пусть становится в хвост! В хвост ее!..
– Ишь, нахалка!.. В хвост!..
Однако теперь очередь стала продвигаться мучительно медленно: рысеглазая торговка, не спеша, разворачивалась, поддевая и накладывая сосиски на весы, раза два зачем-то исчезала в служебном помещении, в результате чего за десять минут прошло лишь три человека.
– Сестренка, нельзя ли побыстрее?
– Нельзя! – огрызнулась «сестренка».
– Обед ведь скоро…
– А мне какое дело? Я план уже на сегодня сделала! И у меня обед скоро!..
Катастрофа произошла минут за десять до обеденного перерыва. К возмущению очереди торговка стала не только медленно работать, но и два раза уносила взвешенные сосиски куда-то в служебное помещение.
– Своим носит, без очереди! – роптал народ.
– Вы почему без очереди отпускаете! – возмутился стоявший напротив прилавка покупатель в светло-серой шляпе и очках, но торговка в третий раз совершила путешествие в служебное помещение с сосисками, которые по праву должны были предназначаться ему, и вернулась мокрая и раскрасневшаяся.
– Не твое дело! Всё! Сосиски кончились!
– Как кончились?! – ахнула очередь. – А мы столько простояли! Издевательство!
– Да как вы разговариваете, хамка! Товарищи, да она пьяная работает!
– Как хочу, так и говорю, у нас свобода!
– Как вы разговариваете! Дайте жалобную книгу немедленно! Хоть бы закусывала!..
– Еще чего! У меня ее нет!
– Товарищи, ей богу пьяная!..
– Вызовите директора!
– Ща, побежала…
– Я этого так не оставлю! Я в газету напишу! В «Правду»! … – не унимался разъяренный искатель справедливости в очках и шляпе – Как ваша фамилия!?
– Фамилия? – нехорошо сощурилась торговка.
– Да-да!.. Как ваша фамилия? – откуда-то вдруг появился блокнот и шариковая ручка.
– Нет у меня фамилии!
– Как твоя фамилия? Ишь, испугалась, пьянь, сразу, ишь! – ликовал вооруженный блокнотом и ручкой.
– Кто испугался? Я? Тебя? Испугалась!?..
– Ты, а кто же еще, это тебе не частная лавочка!..
– Я? Тебя? Испугалась?! Унтелихент хренов!.. – рявкнула торговка, и на глазах еще не успевшей понять, что происходит, публики, в воздух зачем-то высоко взлетели деревянные хозяйственные счеты и опустились на серую шляпу, вмяв ее проволоками, послышался треск и стук падающих деревянных костяшек.
– Она его ударила! Ударили! Милиция! Продавец бьет клиента!.. – заголосила очередь изумленно и полифонически. – Она его ударил! – кричал кавказец, а мужик, стоящий сразу за Иришей, вдруг весело оскалился, показывая розовые десна и желтые в кариесных пятнах лошадиные зубы. Ирина решительно рванулась из очереди, вытащив за руку подругу.
– Пьяная!.. Пьяная!.. – выла очередь.
– Не могу, меня сейчас вырвет! – крикнула Ира, когда они очутились на улице, по щекам ее текли слезы, – ты видела, а они ржут!… – она продолжала видеть розовые десна и тронутые гнилью лошадиные зубы.
– Успокойся, Ириша. Да успокойся ты! – пыталась утешить ее Лариса, – Ну всякое бывает… разберутся!
Ну вот, теперь без сосисок остались… из-за этого правдолюбца! Ну, зайдем хоть в кондитерский, мне страшно сладкого хочется, когда понервничаю… – и она буквально втащила в смежный с гастрономом кондитерский отдел размякшую Ирину.
В кондитерском отделе было необыкновенно тихо и безлюдно, за прилавком под плакатом с пушечным ядром ленинской лысины с призывом всем быстрее шагать к коммунизму и свисающей с потолка парой липучих лент с несколькими погибшими мухами скучала молоденькая блондинка в накрахмаленной высокой медицинской шапочке. Мирно пахло печеньем и сдобой.
– Смотри-ка! – воскликнула Лариса. – Да ведь здесь халва лежит и никого народу!!!
И в самом деле, продавалась совершенно свободно халва, которой полгода ни в одном из ближайших магазинов не было!
– Сколько можно халвы взять? – поинтересовалась Ирина, не веря в удачу.
– Да сколько хотите, – слегка зевнула девушка.
– Вот и возьмем халвы побольше, вина хорошего – лучше всяких сосисок для вечера! – вновь обрела решимость Ирина. – Да и хлеб не забыть!
– Надо же, там все за сосисками ломятся, от которых толстеют, – покачала головой Лариса, – а ведь тут такой дефицит!.. Еще не узнали…
– И слава богу, а то здесь то же самое будет! – поежилась Ирина.
Они и хлеба купили, зашли в винный магазин, где приобрели какое-то неизвестное новое кипрское вино с красочной этикеткой и возвращались домой развинченно-усталые, но все же довольные.
– Халвы – на полгода! – смеялась Ира.
– И все-таки – повезло! – ликовала Лариса.
– Ой, – вдруг у самого перехода к дому остановилась Ирина и глаза ее растерянно и удивленно округлились, брови полезли вверх.
– Что с тобой? – испугалась Лара. – Забыла чего?
– Ой, у меня эти дела начались… на неделю раньше!..