Читать книгу Мой любимый герцог - Амелия Грей - Страница 4

Марлена Фаст с трепетом и изумлением взирала на герцога Ратберна. Все, что она слышала или читала о нем, оказалось правдой: высок, широкоплеч, элегантен и неправдоподобно привлекателен, – а свой высокий титул, привилегии и богатство носит так же небрежно, как шейный платок. Такой завидный жених, мечта любой дамы ее опекун?

Подумать только, ее опекун!

Нет, она его не боится. Она всегда убеждала себя, что не боится никого и ничего. Она говорила это себе много раз и, вероятно, столько же еще скажет. Родители всегда с ней, охраняют ее, как когда-то, заботятся о ней, не оставят и сейчас, с другим опекуном.

Марлена во все глаза смотрела на герцога. Ни у одного английского джентльмена не должно быть таких блестящих темных волос и проницательных глаз. Он больше походил на опасного пирата – она видела таких на картинах, – который ведет свой корабль по бурному морю, чем на высокородного аристократа. Вместо жилета на нем должна быть куртка с металлическими пуговицами, а вместо панталон из тонкой шерсти – штаны из грубой мешковины. На поясе ему следует носить широкий черный ремень с серебряной пряжкой, с которого свисают потрепанные ножны с кривым разбойничьим кинжалом.

Неудивительно, что она почувствовала легкое головокружение и даже панику – ненадолго, всего на несколько минут, – после того как он представился. Человек, стоявший перед ней во всем своем мужском великолепии, не кто иной, как повеса, о котором вот уже два с половиной года она писала в своем «еженедельном листке скандалов» под именем мисс Труф. Она же написала брошюру для молодых леди, чтобы не поддавались обаянию ему подобных.

Что же ей делать? В обморок упасть, что ли?

Судьба и так никогда ее не баловала, а теперь она и вовсе оказалась в опасности. Да, ей нужно время, довольно много времени, чтобы собраться с мыслями. Ведь поначалу она решила, что он намерен ее разоблачить как скандально известную мисс Гонору Труф: подумала, что сент-джеймсский повеса в конце концов вычислил, кто такая мисс Труф, и явился, чтобы препроводить ее в Ньюгейт, на каторгу или еще куда-нибудь похуже – словно что-то могло быть хуже. Слава богу, герцог не знает, по крайней мере в данный момент, что она и есть мисс Гонора Труф, и не собирается передать ее властям.

Это немного успокоило ее.

Он пришел к ней вовсе не с вооруженной стражей и не затем, чтобы бросить в тюрьму, а потому, что теперь он ее новый опекун.

Марлена в бессильной ярости сжала кулаки: все в ней протестовало против такого развития событий, – сделала несколько шагов к герцогу и выпалила:

– Это не может быть правдой.

– И тем не менее это так, – уверенно заявил герцог. – Олингуорт обратился ко мне с просьбой, и я, после долгих раздумий, основательно приправленных бренди, согласился.

Сердце Марлены забилось чаще. Ей казалось, что, если она будет ему противоречить, все окажется неправдой.

– Он не мог так поступить со мной – отдать под опеку…

– Повесы? – любезно подсказал герцог и усмехнулся. – Мисс Фаст, я отлично знаю, что собой представляю, и тоже не сразу поверил, что Олингуорт хочет поручить опеку над вами именно мне. Еще хуже мне было на следующий день, когда я осознал, что согласился, письмо уже отправлено и у меня нет ни одного шанса его вернуть.

– Вы согласились стать моим опекуном, когда были… в нетрезвом состоянии? – не поверила своим ушам Марлена.

Его черные глаза насмешливо блеснули.

– Боюсь, это единственная причина, которая объясняет столь необычное для меня отсутствие здравого смысла.

Марлена не думала, что ее можно оскорбить еще больше, и ошиблась. Где же его честь? Ах да, совсем забыла: у него ее нет. Герцог – живое воплощение всех грехов, о которых она слышала и читала (ну и писала, конечно).

Теперь, когда можно было больше не бояться, что ее вот-вот увезут в тюрьму, а потом отправят на виселицу, Марлена почувствовала себя значительно лучше.

– Не могу поверить, что вы признаетесь в таких возмутительных поступках.

– Это правда, и я не чувствую ни удовольствия, говоря об этом с вами, ни вины. – Он сделал паузу. – Знаю, вы уверены, что таким, как я, нельзя поручать опеку над невинной юной леди.

– Да, и не только, – прошипела мисс Фаст сквозь стиснутые зубы. – Это вообще сущее безумие.

– Согласен.

В голове Марлены металось слишком много мыслей, чтобы она могла в них сразу разобраться. Она вспомнила, с каким интересом герцог смотрел на нее на улице, хотя едва ли его можно за это винить. Хороша же она была – в испачканном переднике, садовых перчатках, чумазая.

– Но почему вы взяли на себя такую ответственность, осознавая, что вас, повесу, даже в обществе принимать не должны? Ведь, насколько я понимаю, никто не приставлял к вашей голове пистолет независимо от количества пойла, которое вы предварительно употребили.

Рат поморщился, и Марлена даже решила, что зашла слишком далеко, но лицо герцога тут же расслабилось и он усмехнулся – правда, невесело, – а еще хмыкнул – хрипловато, маняще и настолько интригующе, что Марлена по непонятной причине разволновалась сверх всякой меры. Этот мужчина выглядел таким естественным и привлекательным, так откровенно наслаждался ее возмущением, что ей захотелось топнуть ногой. Несправедливо это!

– Поставщик моего превосходного бренди, мисс Фаст, был бы обижен, услышав, что вы назвали его продукцию пойлом. Ну а если без шуток, Олингуорт хотел, чтобы я взял ответственность за вашу судьбу, потому что считал такой исход наилучшим для вас.

– Вы шутите.

– На сей раз нет.

Да, поняла Марлена, так и есть, и неожиданно взглянула на герцога совершенно другими глазами. Его воротничок не был накрахмален, а бант шейного платка совсем потерял форму. Или это вовсе не бант? Непонятно, но в любом случае этот предмет туалета был завязан так небрежно, словно ему даже не пытались придать модный вид. Большинство аристократов носили так сильно накрахмаленные воротнички, что едва могли поворачивать голову и были вынуждены ходить с задранным подбородком, что придавало им в высшей степени высокомерный вид. Согласно тому, что она читала и слышала, они и вели себя соответственно: заносчиво и жестко. А этот герцог совсем не выглядел таковым. Очевидная комфортность одежды лишь добавляла ему очарования и какой-то мальчишеской непосредственности.

– Олингуорт не сомневался, что мой отец сделал бы для него все, если бы был жив, поэтому и доверил позаботиться о вас мне. И я приложу все усилия, чтобы вы сделали хорошую партию.

Марлена посмотрела на конверт, который все еще держала в руках, внезапно почувствовала, что задыхается, и что есть силы дернула запутавшуюся полоску сатина, на которой висела шляпа. Но вовсе не эта невесомая соломенная вещица мешала ей дышать: в ней все бурлило и кипело негодованием. Если не считать потери родителей в раннем возрасте, опекунство герцога Ратберна – худшее, что могло произойти в ее жизни.

Сможет ли она и дальше писать о таких, как он? Да, это ее долг – во всяком случае, еще некоторое время, хотя бы до начала сезона. Возможно, какой-нибудь джентльмен сделает Евгении предложение, она больше не будет сидеть на шее у сестры, и тогда Марлена сможет отказаться от своих скандальных разоблачений, как и планировала ранее.

Но что ей делать, если герцог вдруг все же узнает, что она и есть мисс Труф?

Нет, что будет делать он, а точнее – что сделает с ней?

Впрочем, сейчас это не имеет значения, поскольку перестать писать она не может. Издатель хоть и платил ей не много, но ее доходов хватало для Евгении и ее замужней сестры Вероники: Марлена оплачивала им содержание дома. Нет, пока она не может отказаться от своей писанины, еще не время.

Но как быть с герцогом? У нее не было возможности повлиять на выбор опекуна, а управлять своим наследством она пока не могла. С этим ей придется смириться.

– Я не понимаю, – пробормотала Марлена скорее себе, чем Рату, и положила запечатанный конверт на стол возле лампы. – Мистер Олингуорт был очень добр ко мне все эти годы, всегда давал гораздо больше свободы, чем имеют большинство юных леди. Почему же теперь проявил такую жестокость?

– Если вам станет от этого легче, можете считать, что таким образом он хотел наказать меня, а не вас.

– Вас? – воскликнула Марлена.

Его высокомерие не знает границ! Но с другой стороны, он типичный аристократ, распутник и повеса. Чего еще от него ждать? Такие, как он, думают только о себе, не считаясь с желаниями окружающих.

– Каким образом? Вы определенно заслуживаете наказания за все свои художества, но в данном случае наказана я.

Рат нахмурился – первый признак того, что его терпение и благие намерения подходят к концу, – и сделал шаг к ней.

– Неужели вы считаете, что мне было легко взять на себя ответственность за будущее юной леди?

– Вы могли отказаться.

– Я бы, безусловно, так и сделал, если бы все дело было только в этом. Поверьте, у меня нет ни малейшего желания нести за кого-то ответственность, особенно за юную девицу, которая предпочитает копаться в земле, вместо того чтобы чинно сидеть в гостиной и учиться рисовать или вышивать.

Марлена стояла на своем.

– Мне просто нравится возиться в саду, и, слава богу, мистер Олингуорт никогда не запрещал мне этим заниматься, когда я жила в его дома в Котсуолде.

– Тогда все было иначе, – возразил герцог. – Вы, совсем еще девочка, жили в деревне, а теперь – в модном Лондоне. Юные леди не должны сами этим заниматься – для этого есть садовники, служанки, другой персонал. Не забывайте о своем происхождении и родственниках, пусть даже дальних, и ведите себя соответственно.

– Между прочим, я не бесприданница и имею средства к существованию. У меня есть наследство, пусть небольшое, и я вполне способна сама найти себе мужа, без вашей помощи.

– Вам должно быть известно, – сообщил герцог, раздраженно прищурившись, – что о ваших интересах кто-то должен заботиться: готовить к дебюту в обществе, знакомить с нужными людьми. Олингуорт выбрал меня, поскольку мог не бояться, что ваше приданое уйдет на оплату карточных долгов или какие-то другие нужды раньше, чем вам сделают предложение. Он знает, как, впрочем, и все общество, что я будут благожелателен к любому джентльмену, на котором вы остановите свой выбор.

– Вы говорите – общество? – уточнила Марлена, обдумывая его слова. – Значит, все дело в этом? Для вас важно, что подумают о вас окружающие?

Герцог поморщился, и Марлену удивило, что даже гримасы его не портят, но удивило еще больше, что с самого первого момента, когда увидела его, у нее подгибались колени.

– Меня перестало заботить мнение общества много лет назад.

– А мне так не кажется, – уверенно заявила Марлена.

– Значит, вы ошибаетесь.

– Не думаю. По моему мнению, вы хотите, чтобы общество знало, как вы добры к бедной родственнице графа, почти все земли которого были конфискованы королем еще до моего рождения только за критику заоблачных расходов короны.

– Граф делал это публично, мисс Фаст, что было неразумно.

Марлена тоже так считала. Ей приходилось не раз слышать, как дорого обошлись семье графа резкие слова, сказанные королю. А вот заботился ли герцог о своем положении в обществе, стоило выяснить, чтобы понять, с какой стати известный распутник решил занять место мистера Олингуорта.

– Быть может, вы считаете, что, взяв опекунство надо мной, заслужите прощение общества за свои давние проделки и вернете его благосклонность?

– По-вашему, мне это нужно? – Герцог усмехнулся, и у нее задрожали колени. – Скорее ад замерзнет и превратится в ледяную пустыню, чем я стану об этом думать.

Неожиданно для себя самой Марлена улыбнулась:

– Чудеса иногда случаются, не правда ли?

Он слегка кивнул, но возразил:

– Только для праведников, мисс Фаст, а мне бы не хотелось, чтобы меня когда-нибудь так назвали.

К сожалению, она тоже не хотела быть причисленной к этому слою общества. Ей потребовалось немалое присутствие духа, чтобы выговаривать ему за прошлые грехи, в то время как сама она писала анонимные скандальные заметки о таких, как он, под вымышленным именем. Хоть она никогда и не призналась бы в этом, многие могли сказать, что они – два сапога пара.

– Я не слишком хорошо знал вашего опекуна, – продолжил герцог, – но мой отец был его другом и глубоко уважал.

– А как насчет меня? Вы его спрашивали? Вам не хотелось узнать обо мне больше, прежде чем принять на себя ответственность за мою судьбу?

– Должен признаться, нет. Я поверил Олингуорту, который сказал, что вы девушка благородного происхождения и отчаянно нуждаетесь в наставнике, чтобы дебютировать, войти в общество и найти себе достойного джентльмена.

– Отчаянно?

Слово прозвучало как ругательство, и Марлена пришла в ярость. Если она чему-то и научилась, пока жила с кузенами, так это никогда и ни при каких обстоятельствах не отчаиваться. Необходимо всегда оставаться сильной и уметь справляться с любой ситуацией.

– Мистер Олингуорт не мог употребить такое слово применительно ко мне. Пусть я еще в младенчестве и осталась без родителей, но никогда не отчаивалась.

– Я не знал, что вы осиротели так рано.

Марлена видела, что герцог удивился, и лишь надеялась, что не сказала о себе слишком много.

– Хоть мы с вами и встречались, но никогда не разговаривали. Тем не менее я знаю, что вы потеряли мать еще до поступления в Оксфорд, а отца – несколько лет назад, – заметила она.

– Из газет и бульварных листков, естественно. Да, о титулованных джентльменах пишут больше, чем о других. Могу согласиться лишь с тем, что в отчаянии был скорее мистер Олингуорт. Он страстно желал, чтобы вы могли продолжать жить так, как привыкли, и чтобы этому не помешала его болезнь. Я всего лишь намерен выполнить данное ему обещание позаботиться об этом из уважения к их с моим отцом многолетней дружбе.

– Вы? – с усмешкой переспросила она. – Из уважения? Разве может говорить об уважении тот, кто скомпрометировал двенадцать юных леди в их первый сезон!

– Конечно. Почему нет?

– Вы, кто унизил их перед родителями, друзьями и поклонниками? Кто оставил их совершенно беззащитными?

– Пусть не намеренно, но да, – спокойно согласился Рат.

– То, что вы сделали, заставило их близких усомниться в их честности, порядочности и добродетели, подвергнуть сомнению их брачные перспективы.

– Не собираюсь ничего отрицать, и уверен: вы полагаете, что у меня много и других грехов.

– Не сомневаюсь! – заявила Марлена и сразу осознала, что он принимает ее ответы как вызов, а вовсе не как оскорбление.

Да, взять верх над герцогом нелегко. Она понятия не имела, откуда взяла силу духа, чтобы открыто дерзить ему. Возможно, все дело в том, что она писала о нем: осуждала, бранила, стыдила – почти три года, а поэтому чувствует себя относительно спокойно, наконец встретившись с ним лицом к лицу. Или все дело в том, что она знала, как сильно страдала Вероника из-за тех писем, как сказались они и на Евгении. Марлена до сих пор помнила горькие слова Евгении, что общество никогда не упрекнет трех герцогов за то, что сделали, и только потому, что они герцоги.

– Я знаю: сейчас уже ничего не изменишь, – сказал Рат, – но мы не стремились никому доказать, что строгая мораль и благородные манеры, привитые юным леди с рождения, в одночасье их покинут, стоит узнать о существовании тайного влюбленного. И да, я думаю, что, когда мы обдумывали или даже претворяли в жизнь эту идею, один из нас должен был бы проявить достаточно мудрости – или хотя бы здравого смысла, – чтобы сказать: «Это плохая идея». Но никто из нас не сделал ничего подобного, и, в конце концов, оказалось, что каждая леди хотела бы иметь тайного поклонника.

– Но ни одна из них не хотела, чтобы об этом узнал весь свет!

– Мы и не думали кого-то ставить в известность. Я признаю, что пари, заключенное нами когда-то, было очень большой глупостью. Но прошло уже столько лет! И, откровенно говоря, мисс Фаст, мне уже надоело постоянно оправдываться и признавать свою вину.

Марлена опять подумала о Веронике и Евгении, о том, как это нелепое пари повлияло на их жизнь. Если бы не те письма, Вероника не вышла бы замуж за мистера Портингтона, весьма, скажем так, своеобразного джентльмена, и они с Евгенией не были бы так несчастливы.

Отбросив все эти мысли, Марлена сказала:

– Вам надоело оправдываться? Если так, то, вероятно, дело в том, что вы никогда не страдали из-за этих писем.

Герцог пожал плечами и выпрямился.

– Я прибыл сюда не для того, чтобы обсуждать мои прошлые грехи. Я здесь из-за вас. И, как ваш опекун, первое, что я намерен сделать, – это перевезти вас вместе с кузиной в мой дом на Мейфэре.

– Перевезти? – Марлене показалось, что ее ударили в живот, да так сильно, что перехватило дыхание. – На Мейфэр? Вы не можете говорить это серьезно!

В ярости она дернула ленту, на которой висела шляпа: проклятая штуковина, похоже, собиралась ее задушить. Ну почему она никак не развязывается?

– Мой дом намного больше, и там достаточно прислуги.

У Марлены отчаянно забилось сердце. Уехать так далеко от Евгении? Но это невозможно! Подруга заботилась, чтобы материалы для скандального листка мисс Труф каждую неделю попадали к издателю. И если Марлена переедет, к кому Вероника обратится за утешением, когда ее супруг выкинет очередной фортель? А если Марлена не станет писать, где сестры возьмут деньги, чтобы содержать дом?

– Я не хочу переезжать! – заявила она, решив не сдаваться без боя.

– Я всего лишь пытаюсь улучшить ваши жилищные условия, мисс Фаст. Вам будет во всех отношениях удобнее жить во время сезона на Мейфэре.

Нет, она не может покинуть Сент-Джеймс. Если бы не сестры, ее жизнь была бы невыносимой. Они были нужны друг другу. Евгения и Вероника – ее подруги. Кузина старше и больше напоминает гувернантку: всегда говорит Марлене, что нужно делать и как именно. А теперь вот ей самой впервые предстоит позаботиться о ком-то – не о себе самой – и постараться не подвести тех, кто на нее рассчитывает. Она найдет выход из создавшейся ситуации, так же как в детстве находила выход из болот, лесов и со старых кладбищ.

Насколько могла припомнить, Марлена никогда не испытывала недостатка в чем-то важном, хотя, с другой стороны, и не желала многого. Ее тетя, дядя и кузены не нуждались в ней, когда она жила в их доме, а вот она в них нуждалась. Мальчишки научили ее быть сильной, решительной, а главное – храброй. Теперь ей приходилось заботиться о Евгении и Веронике, работать в саду, шить и читать. Все это ей нравилось, и она с радостью этим занималась, пока ожидала своего дебюта в обществе – без особого, впрочем, знтузиазма.

– Там вам будет удобно и комфортно и совершенно не о чем беспокоиться.

Марлена отбросила посторонние мысли, сосредоточившись на словах герцога.

– Спасибо за предложение, но я предпочла бы все оставить как есть, хотя крайне признательна за желание поселить меня в большом доме.

Герцог переступил с ноги на ногу, внимательнее вглядываясь в свою новую подопечную: по всем признакам она намеревалась стоять насмерть, – и сказал тихо, но твердо:

– Возможно, вы меня не поняли. Олингуорт позволил вам пропустить два прошлых сезона из-за своей болезни. У меня таких причин нет. Теперь я отвечаю за вас, так что, будьте уверены, очень скоро вы сделаете подходящую партию. В этом сезоне вы выйдете в свет и сможете познакомиться с самыми разными джентльменами, один из которых станет вашим мужем. Надеюсь, вам этот вариант подходит больше, чем быть моей подопечной.

– Но я этого не хочу! – воскликнула Марлена. – Во всяком случае, пока.

– Так живут все юные леди, мисс Фаст, – сказал Рат с ноткой раздражения в голосе. – И дело не только в том, что на Мейфэре вам будет лучше. Вам нужна компаньонка и тот, кто привьет правильные навыки, натаскает в нужном…

– Натаскает? – возмутилась Марлена. – Даже герцогу до́лжно выбирать выражения, ваша светлость! Я не собака, чтобы меня натаскивать!

Рат нахмурился и потер затылок, почувствовав головную боль.

– Согласен: слово выбрано неудачно.

– Рада, что вы это понимаете.

– Видите ли, я не привык спорить с юными леди относительно того, что лучше для их будущего.

– И не надо. Большинство таковых сами знают, что для них лучше.

– Очевидно, но не вы. Вам также лучше смириться с тем фактом, что я говорю не так, как вы привыкли. У меня нет стремления ссориться с вами, в чем-то убеждать. Я всего лишь хочу довести до вашего сведения мысль, что вам необходимо много такого, о чем я не могу позаботиться лично.

– Вот что я вам скажу, ваша светлость, – заявила Марлена. – Мистер Олингуорт уже позаботился, чтобы я получила образование во всем, что нужно. Я освоила математику, основы научных знаний, французский язык, игру на фортепиано, умею вести хозяйство и много всего другого. Короче говоря, я изучила все, что он требовал. И меня больше не надо натаскивать.

К ее немалому удивлению, выражение лица герцога смягчилось. На его губах появилась необычайно привлекательная улыбка, и по непонятной причине Марлена успокоилась, да и гнев куда-то исчез.

– Прекрасно, – сказал Рат, но, судя по скептическому выражению его лица, не поверил ей. – Пусть вам больше не нужны уроки: это очень даже хорошо, – но нужно многое другое, прежде чем вы сделаете реверанс перед королевой, дебютируете и войдете в общество. Вы должны познакомиться с нужными светскими дамами, которые обеспечат вам приглашения на балы, вечеринки и прочие мероприятия сезона, что предстоит посетить юной леди, если хочет найти мужа. Вам нужны новые туалеты, перчатки и всякие модные аксессуары, которые юные леди носят на балах. Я ничего в этом не понимаю, но найду для вас даму, которая сделает для вас все необходимое.

На это Марлене нечего было возразить: герцог сказал правду. У нее не было связей в высшем обществе, а знакомства Джастины ограничивались довольно узким кругом лиц. У Марлены не было также подходящей одежды и драгоценностей, в которых можно было бы появиться на балу. У нее никогда не возникало необходимости в шелковых платьях или бархатных ридикюлях. Ей не нравились непрактичные жесткие огромные шляпы, которые больше некуда надеть. Она предпочитала соломенные шляпки, удобные и легкие, а какие-нибудь ожерелья или колье на шее определенно будут мешать работать в саду. К дорогим тонким тканям она тоже не привыкла: надо все время следить, как бы за что-нибудь не зацепиться и не порвать, и очень аккуратно стирать.

– Итак, особой радости оттого, что я ваш новый опекун, вы не испытываете, – заключил герцог.

– Это еще мягко сказано, ваша светлость, – буркнула Марлена, не желая мириться со своим новым положением – подопечной герцога Ратберна.

– По правде говоря, – усмехнулся Рат, – я бы тоже хотел, чтобы все сложилось иначе.

– Не уверена, что для меня это очевидно.

– Тогда позвольте объяснить: неважно, по какой причине я принял на себя эту ответственность, но это произошло, а значит, теперь я должен о вас позаботиться. И лучше вам с этим смириться, поскольку ничего не изменится, пока вы не выйдете замуж.

– Хорошо бы, это произошло поскорее, – проворчала Марлена.

– Да, чем быстрее, тем лучше, – согласился герцог.

– Ну хоть в чем-то мы пришли к единому мнению.

– Вот и хорошо. Вы не можете не понимать, что вам чертовски повезло – оказались под опекой герцога.

Они несколько минут молча сверлили друг друга взглядами.

Марлену ошеломило заявление герцога, и, похоже, его самого – тоже. Если он искал способ прекратить затянувшийся спор между ними, ему определенно это удалось. Марлене нечего было возразить: не станешь же отрицать, что покровительство герцога дает множество преимуществ. Все, что он говорил, правильно. Точнее, было бы таковым, если бы на ее месте оказался кто-нибудь другой.

– И вот еще что: привыкайте, что иногда я могу и выругаться в вашем присутствии, – сообщил Рат.

– И почему это меня не удивляет? – усмехнулась Марлена.

– Судя по всему, нам обоим предстоит договориться по многим вопросам, но одно останется неизменным, мисс Фаст: я отвечаю за вас, а не наоборот. Знаю, вы считаете меня неподходящим опекуном, но никогда бы не подумал, что вы предпочтете спасаться бегством, когда вам бросили вызов.

– Как вы сказали? «Спасаться бегством»?

Марлена ахнула и сразу почувствовала, как к ней вернулся боевой дух. Если ей придется принять герцога в качестве опекуна, значит, так тому и быть. Она сделает это, но на своих условиях.

– Ни при каких условиях я не стала бы спасаться бегством. Потребуется куда более страшный зверь, чем вы, ваша светлость, чтобы обратить меня в бегство. Я готова дебютировать в приближающемся сезоне, но выбирать мужа буду сама и жить останусь здесь. Я в этом доме уже три года, привыкла, знаю всех соседей. Они хорошие люди. Кроме того, в соседнем доме живет мой близкий друг. Мое сердце будет разбито, если придется уехать.

Герцог недовольно прищурился.

– У вас есть любовник?

– Конечно, нет! Но я не удивлена, что вы подумали именно об этом. Для меня очень важна дружба с Евгенией Эверард. Ее мать умерла, когда она была еще ребенком, а отец – несколько лет назад. Она живет с сестрой Вероникой и ее мужем, и в силу некоторых обстоятельств мне нужно всегда находиться поблизости.

– Хорошо, будь по-вашему! – досадливо пробормотал Рат. – Если это все ваши условия. Возможно, так даже лучше: поскольку я живу всего лишь через улицу отсюда, мне будет удобно заезжать к вам и проверять, все ли в порядке.

– Вы живете в Сент-Джеймсе? – удивилась Марлена: услышанное шокировало ее.

– Нас называли сент-джеймсскими повесами, если вы помните, мисс Фаст, – ехидно ответствовал герцог. – Мне нравится жить в этом доме, хоть он и немного меньше мейфэрского, а там, как правило, живут мои гости, когда приезжают в Лондон.

– Да, мне следовало знать, что у герцога может быть не один городской дом.

Не говоря больше ни слова, Ратберн сделал шаг вперед, сократив и без того очень небольшое расстояние между ними, и носки его сапог коснулись подола ее платья. Марлена даже ощутила тепло, исходившее от его мощного тела.

Не успев издать ни звука или хотя бы вздохнуть, она почувствовала, как пальцы герцога коснулись ее руки, и обнаженную кожу словно обожгло. Она бы, наверное, не удивилась, если бы его губы даже накрыли ее рот. Вместо этого она ощутила прикосновение теплых пальцев к подбородку. Герцог не смотрел ей в глаза, пытаясь развязать узел на ленте ее шляпы.

Марлена понимала, что должна бы испытывать дискомфорт, но охватившее ее чувство не было страхом. Это было что-то иное, более тревожное. Притяжение?

Она оказалась во власти странных, совершенно необъяснимых ощущений, и никак не могла разобраться, что происходит. Он ее не душил, но дышать она не могла. Он не причинял ей никакого беспокойства, но она дрожала. Ей не было больно, но изнутри грызла тревога, ее охватило мучительное томление, и она не могла его ни описать, ни объяснить.

– Что, по-вашему, вы делаете? – пробормотала Марлена, не в силах поднять на него глаза.

– Целую вас, конечно: безумно и страстно, – ответствовал герцог, продолжая распутывать узел.

Марлена наконец изумленно взглянула на него. Герцог улыбался с совершенно невинным видом, и на какое-то мгновение ей показалось, что он говорит серьезно.

– Это нелепо! Как вы смеете такое говорить? Это возмутительно! – с немалым трудом вернув себе здравый смысл, воскликнула мисс Фаст. – Вы ничего подобного не делаете и знаете это. При чем здесь поцелуй, если вы развязываете узел на моей шляпке, хотя и это неприлично?

Рат опять сосредоточил свое внимание на неподдающемся узле.

– Если знаете, зачем спрашивать?

Марлена ничего не могла ответить, да и вообще утратила способность соображать, оттого что герцог находился так близко, что кончики пальцев касались ее шеи. Чувства, которые она испытывала, обескураживали – она не понимала, что с ней.

– Думаю, я хотела сказать не «что», а «почему», – выговорила она с трудом.

Герцог продолжал возиться с узлом.

– Потому что вы, пребывая в столь сильном волнении – не дай бог, конечно! – можете удушить себя.

– С чего вы взяли, что я волнуюсь?

– Не сомневаюсь, что у вас есть на то причины.

– Как бы то ни было, я спокойна.

– Полагаю, узел так запутался из-за вашей беспрестанной болтовни, – сказал Рат, решив больше не спорить, чего не скажешь о Марлене.

– Вы делаете какие-то странные заявления, ваша светлость! При чем здесь моя болтовня?

– Вы постоянно дергаете ленту, и от нее у вас на шее уже появилась красная полоса.

Марлена попыталась отстраниться, но герцог повысил голос:

– Стойте спокойно! И ваше молчание тоже было бы очень кстати. Я уже почти развязал его, так что через несколько секунд сможете дышать нормально.

Марлена вовсе не была уверена, что когда-нибудь обретет способность дышать нормально после его прикосновений. Она опустила глаза и уставилась на широкую грудь герцога, коричневый стеганый жилет с обтянутыми такой же тканью пуговицами, который сидел на нем как влитой. На теле у герцога не было, похоже, ни унции жира – сплошь мышцы.

Девушка очень старалась стоять спокойно, но это было невозможно, так что несколько раз она переступила с ноги на ногу, опустила руки, сцепила перед собой, потом за спиной и, в конце концов, скрестила на груди. Герцог требует от нее слишком многого! Неужели не понимает, что еще никогда в жизни мужчина не подходил к ней так близко? Если он провозится еще немного, она вполне может сделать что-нибудь возмутительно неподобающее… к примеру, начнет перевязывать его шейный платок.

Когда наконец его руки замерли, Марлена подняла глаза, и взгляды их встретились. В гостиной повисло напряженное молчание, но Марлена не знала, что сказать. Да и нужны ли здесь слова?

Ее шляпа упала на пол, но его пальцы все еще касались шеи – теплые, сильные, нежные. Это было удивительно приятно. Почему он не отодвигается? А почему не отодвигается она?

Как и в тот момент, когда герцог вытер платком грязь с ее щеки, по телу пробежала волна дрожи – интригующая, завораживающая. По причинам, которые Марлена не понимала, ей захотелось остановить время. Предвкушение чего-то нового – она не могла описать это словами – возникло где-то в глубине ее естества и стало быстро разрастаться внутри. Она не могла остановить то, что происходило между ними, да и не хотела.

Теплые пальцы герцога скользнули по ее шее, ладонь легла на затылок, лицо приблизилось к ее лицу. Марлена инстинктивно уставилась на его губы и слегка приподняла подбородок.

– Марлена, смотри, что я принесла! – нарушил волшебство момента женский голос.

Она обернулась: в комнату вошла Евгения с охапкой книг и замерла на месте, увидев подругу рядом с мужчиной. За ней с оглушительным лаем в комнату вбежал Тат и принялся носиться вокруг гостьи и прыгать, требуя внимания.

Смущенная и сбитая с толку, Евгения проигнорировала песика и пробормотала:

– О, прошу прощения. Я не вовремя?

Щеки Марлены стали пунцовыми. Хоть Евгения и прижимала книги к груди, было понятно, что герцог легко может прочитать заголовки – если пожелает, конечно. Ну что за невезение! Почему Евгении нужно было прийти именно в этот момент! Неужели судьба еще не устала испытывать ее на прочность?

Что же делать? Евгения принесла экземпляры брошюры Гоноры Труф «Мудрые советы юным леди», и герцог Ратберн с интересом смотрел прямо на них. Марлене срочно нужно было чудо.