Читать книгу Приносящая удачу - Анастасия Александровна Енодина - Страница 5

Сегодня получился неплохой день. Отличный даже, можно сказать. Потому что днём я ходила в лес за ольховыми лучинами, а это довольно далеко: ольха у нас дерево редкое, просто так не сыщешь; а после обеда мать отпустила меня к Олеське – подружке моей. У неё мне планировалось и отужинать, и остаться ночевать. На чердаке. Олеська сама спит в комнате, как все нормальные люди, но, когда мы собираемся вместе, ночуем всегда на чердаке. Там страшнее потому что. А потом, когда все засыпают, с окна чердачного легко можно перебраться на сарай, с сарая – на дровенник, а потом прокрасться в амбар Олеськин и там погадать или повызывать духов. Говорят, магия существует, но мы с Олеськой не очень верим. Потому что не встречали её никогда. Вот духов пару раз вызвать удавалось – это да, только они с нами не говорили, а пугали только ветром да воем заунывным. Но уже результат. А на картах погадать – вообще прекрасное дело. Только в доме карты не позволяют доставать. Ни играть, ни гадать – только на улице или в амбаре, сарае, да в прочих хозяйственных постройках. Так что мы всегда выбираем амбар. Или наш, или Олеськин. В нашем всегда можно рыбку пожевать, а в Олеськином – мясо. У них кошек много – мелкой рыбы не остаётся, а мясо вялят. В общем, день сегодня обещал закончиться приятно и весело. Всё бы было совсем хорошо, если б не встретился нам с Олеськой её брат за ужином. Ужинали у них в семье раньше нашего. Не знаю уж, почему, но всегда так было. А брат её вечно опаздывал: он с моими дружил, и потому не хотел покидать их раньше времени.

– О, Мила, и ты тут! – поприветствовал он меня, усаживаясь за стол. – А чего не у себя?

– Да вот, – ответила я неопределённо. – Дела все переделаны, у вас заночую.

– Ну молодец, – уважительно кивнул он. – А то, думал, как все, побежишь на гостей смотреть.

Я ничего не поняла и переспросила:

– Кто – все? На каких гостей? – но то, что он похвалил меня, было приятно.

Он красивый на самом деле. Его тоже, как моего, Сенькой зовут, но он моего брата больше и выше. И не такой оболтус. Олеська говорила всегда, что я влюбилась, а я отнекивалась, потому что признавать этот факт не желала. И сейчас я бы смутилась от его похвалы, если б не любопытство.

– Да припёрлись двое, – ответил парень, поправляя свои лохматые русые волосы рукой. – Батя твой их ночевать оставил, ещё и девок посулил подыскать, хотя чего их искать: их вон, уже человек семь отыскалось, всем интересно чего-то новенького попробовать.

Я фыркнула почти одновременно с Олеськой. Да, моральные устои в нашей деревне не у всех на уровне, но даже обидно как-то, что на новеньких мужчин такой спрос. Спрос, конечно, не потому, что они новые люди, а потому, что эти точно без подарков не оставят, а, как некоторые у нас считают, если всё равно спать, так уж лучше с тем, от кого хоть чего-то получить можно, материальное и уникальное.

Ну и ладно, это не нашего ума дело. Раз батя оставил у нас – значит польза с них будет и нашему дому. Или просто приглянулись ему: он в людях толк знает, а о нравственности не заботится и в чужие дела не лезет. "Мне, – говорил он иногда, – плевать, скольких он поимел, главное, чтоб человек был хороший – тогда помогаю. В корень надо смотреть, а не на то, кто и как удовольствие получает". Мне его логика была чужда, но это, наверно, в силу возраста.

– Ну а нам-то что? – спросила тем временем Олеська. – Ну припёрлись, ну ночуют, ну и что?

– Да ничего, – ответил Сенька. – Я ж и говорю: молодцы, девки.

Мать Олеськина подала ему плошку с горячим супом и краюшку хлеба, так что всё, что мы слышали от него дальше, так это только чавканье.

После ужина на чердак не пошли, естественно. Потому что на постояльцев было посмотреть интересно. Прокрались к моему дому. Смеркалось уже, скоро мои все ужинать соберутся. Надо было спешить.

Заглянули в дом, но никого там не увидели, кроме своих. Огляделись, и Олеська заприметила, что у амбара замок снят и висит на ручке.

– Там, наверно! – воскликнула она и тут же зажала себе рот рукой: надо было действовать тихо.

Подошли к амбару почти на цыпочках, чтобы никто не заметил. Но признаков жизни не было: ни разговоров, ни шорохов. Может, и были там гости, но дверь плотно закрыта – не подсмотреть. Мы тоскливо побрели и засели под окнами, в кустах сирени. Скоро ужин, а, значит, гостей всё же увидеть получится. Правда, через стекло только, и придётся быть осторожными, чтоб никто не заметил.

Сидели довольно долго, или так просто показалось: когда сидишь и ждёшь, да ещё и не поболтать, время медленно течёт. И кусты, как назло, сирени… Был бы, например, крыжовник – я б и неспелый поела от нечего делать. А так… скукотень!

Но вот послышались голоса в кухне, и мы с Олеськой приободрились. Подождали, пока все рассядутся за столом, и приготовились подсматривать и подслушивать.

***

Олан отлично вписался в быт этой семьи, словно каждый день он сидел на этом самом стуле за этим самым столом и ужинал с этими людьми. Он молчал, потому что знал: говорить – подыгрывать Леону. К тому же ландграф по какому-то недоразумению полагал, что умеет разговаривать с людьми. Олан замечал, как Леон теряется, если его не понимают или реагируют не так, как он полагал, так что сейчас следопыт предвкушал удовольствие. Он сидел и поглядывал на Леона, ожидая, когда же тот начнёт неумело вызнавать о своём клинке. Что это будет неумело – Олан знал наверняка, и что ландграф обязательно почувствует себя дураком – тоже.

Леон сперва поел, поскольку и правда проголодался и не видел причин скрывать этого. Он ел, исподтишка разглядывая всех присутствующих. Два парня отужинали быстро, поблагодарили хозяйку и куда-то ушли, совершенно не заинтересовавшись появлением гостей. За столом осталась медленно ковыряющая ложкой в тарелке девица лет семнадцати, да хозяева дома. Ну, и Олан, который то и дело лукаво улыбался Леону. Мужчине было необходимо начать всё вызнавать и, опасаясь, что их попросят из-за стола в любую минуту, он решил начать разговор.

– Знаете, у нас обычно едят молча, когда на что-то обижены, – сказал Леон, застенчиво улыбнувшись хозяйке.

Та в ответ улыбаться не стала и ответила:

– У нас едят быстро, чтоб свечи не тратить, так что не до болтовни.

– Почему бы тогда не ужинать до заката? – резонно спросил ландграф.

– Пока светло, дел много, надо успевать всё, – ответила женщина, и Леон поймал на себе ликующий взгляд Олана.

Похоже, следовало заткнуться и есть или проваливать из-за стола. Ландграф устремил взгляд в свою тарелку и принялся есть, смущённый тем, что снова сделал что-то не так и этим позабавил Олана. Тем более тот, кажется, предвидел это.

Макар поглядел на гостя и даже немного проникся к нему жалостью. Он показался хозяину дома каким-то совсем неопытным. Даже не только в жизни, но и в общении. Почесав небритый подбородок, Макар решил, что раз этому мужчине хочется поговорить, не стоит ему отказывать. Тем более, заплатил он за ночь очень много, больше, чем следовало. На эти деньги можно нанять паромщика, и тот перевезёт на другой берез реки, а там добраться до города и накупить всяких занятных и полезных вещиц.

За это стоило помочь ему, а то он показался совсем понурым, уткнувшись в свою тарелку и не поднимая ни на кого взгляд. Наверно, подумал, что был навязчив или что ему ответили резко.

– Не обижайся, – жуя, обратился к нему мужик. – Как звать-то тебя и брата твоего? – решил он начать разговор.

Леон посмотрел на него своими тёмно-зелёными, какими-то даже чёрно-зелёными глазами и, кажется, обрадовался. Мысленно Макар хмыкнул: вот чудной человек.

– Я Леон, – представился ландграф. – Моего брата зовут Олан.

– Странные имена, – признался хозяин дома. – Меня Макар кличут.

Леон хотел было что-то ответить, но голос Веры перебил его мысли. Девушка не решилась представиться, но сказала:

– Брось, пап, нормальные имена, красивые даже, не то, что у наших деревенских.

Макар посмотрел на дочь строго, но ничего не сказал. Он считал, что вырастив дочерей до шестнадцати лет, и так сделал для них много. Дальше думать должны были своими головами, благо, он в эти головы постарался вложить как можно больше ума. Замуж не гнал, но и в личную жизнь не лез. Жена его поддерживала.

Насчёт этой ночи Макар был спокоен: гостям он женщин обеспечит, так что Вера ни к одному из них не сунется, а вот потом…

– Надолго вы у нас? – спросил Макар, рассудив, что раз уж говорить, можно и выведать чего толковое.

– Да нет, – ответил Леон. – Дня два – не больше. Думаю, это единственная ночь, которую мы проведём у вас. Возможно, конечно, и следующую, а поутру двинемся дальше.

Ландграф замолк, решив, что вполне ответил на вопрос, а Макару большего знать и не нужно было.

– О чём говорить-то с вами? – прямо спросил хозяин, которому всегда нелегко давалась пустая болтовня.

Леон потупил взгляд, но ответил:

– Не знаю… Ты говорил, сапоги тебе за помощь подарили. Расскажешь?

– А чего бы и не рассказать? – почесал затылок Макар, отставляя пустую тарелку, в которую хозяйка тут же положила что-то ещё. Что именно, Леон не смотрел, весь обратившись в слух: – Зима стояла тёплая в тот год, вот один городской маг…

– Маг? – удивился Олан.

– Ну… – замялся Макар. – Я думаю, что маг… Он пожаловал к нам с той стороны реки. Вроде спешил куда или от кого – кто ж его знает. Но конь его под лёд ушёл… по весне дело было… Благо неподалёку я рыбу удил в проруби. В общем, подсуетился я тогда… – Леон оглядел мужика: сильный, широкоплечий. Такой пожалуй, мог помочь с конём, и при желании вытащить животное из ледяной воды. – В общем, простыл его кабысдох, да ногу сломал, пока мы с этим мужиком его вытаскивали. Я его коня подлечил, а мужик этот за ним воротился потом, полгода почти спустя. В город он ходил, что за болотами нашими. Никогда никто не шастал туда, один раз вот было, так, видишь, как оно с конём приключилось… Да и всё равно бы конь не прошёл там… А мужик на обратном пути его излеченного и забрал. В общем, за то мне сапоги и перепали. Много тогда добра он отвалил за свою животину…

– Сапоги – полезная вещь, – кивнул Леон, словно кроме, как про сапоги, ничего не услышал в этой истории. – Часто носите?

Макар нашёл вопрос странным, но этот человек и без того казался непонятным, так что не очень-то мужик удивился и ответил:

– Да, вещь хорошая. Мне – на рыбалку сходить, дочка вот, в лес надевает, когда в болота идёт – змей нынче, говорят, много.

– Да, много, – деловито кивнул Леон, хотя на самом деле им с Оланом не встретилось ни одной змеи.

Мужчина посмотрел на сидящую напротив Веру. Кажется, он был ей интересен. Это хорошо. Раз по болотам ходит она, то и клинок, скорее всего, у неё. А раз он ей интересен, можно будет её разжалобить историями о семейной реликвии и вернуть себе артефакт. Даже хорошо, что клинок не у мужчины: с женщинами проще договориться, и они не так строги: любую оплошность и неверно сказанные слова воспринимают с улыбкой, если замечают смущение и чувство неловкости, которые он так часто испытывал, ведя с кем-то разговоры.

– Вы совсем не ходите в болота сами? – спросил Олан в надежде, что сейчас умиротворение сотрётся с лица ландграфа ответом хозяина.

– Привычку говорить "вы" оставь там, откуда пришёл, – ответил Макар. – А в болота хожу только по осени – уток стрелять диких, да гусей. Дочь любит лес, и он платит ей тем же, так что ходит в него она, так пользы больше.

Леон не сдержал лёгкой улыбки, весьма довольный тем, что на эту улыбку любуется Вера. Тут же подумал, что зря поддался искушению и пошёл на поводу у Олана: женщины не прощают, если тот, кто приглянулся, спит с другой. Это означало, что сегодняшняя ночь должна пройти в одиночестве, только было поздно отказываться, да и какая разница теперь: что хотел и отказался, что всё-таки согласился, наверняка всей деревне уже всё известно. По мнению Леона разницы не было никакой: Вера уже знала, что он не избирателен в связях, и это могло всё испортить, поскольку самый простой способ вернуть артефакт – очаровать девчонку.

Мужчина прикусил нижнюю губу, раздумывая, как выкрутиться. Вроде Вера была симпатичная, и можно было попытаться охмурить её, только, кажется, эта идея не пришлась по душе Олану. Леон заметил, как парень смотрит на него, и сразу понял этот взгляд. Что ж, с Верой можно разобраться и позже. Главное – он нашёл того, кто мог подобрать клинок. Оставалось понять, у неё он всё-таки, или она успела его куда-то деть.

Мужчина посмотрел на девушку внимательно, излишне пристально. Ландграф в последние годы жил изгоем и с людьми общался нечасто, так что промахи у него случались: то не то скажет, то не так поглядит. С тех пор, как ему показалось, что он изменился, Леон старался говорить мало, а если говорить – то правду. Это было легко ровно до того момента, пока позавчера он не познакомился с Оланом. Пришлось быстро возвращаться к прежним привычкам.

Похоже, сейчас он снова проявил свою одичалость, поскольку Вера застеснялась от его взгляда и неловко принялась поправлять волосы, при этом нечаянно задев кружку с молоком, которая с глухим стуком упала на пол. Хорошо ещё, что она была деревянная и потому не разбилась, но молоко пролилось, и девушка, краснея, пошла за тряпкой, чтобы вытереть образовавшуюся белую лужу.

Леон нахмурился, глядя на пустую кружку, которую девушка поставила на стол перед тем, как поспешно выскочить из кухни. Леон проводил Веру долгим взглядом, замечая, что та обернулась на него. Мужчина задумчиво потёр шею, прикидывая, что всё может оказаться куда сложнее, чем ему показалось. Упавшая кружка противоречила предположению, что клинок у Веры. Но, с другой стороны, она могла просто его где-то припрятать.