Читать книгу Мужчина, женщина и их родители: как наш детский опыт влияет на взрослые отношения - Анастасия Долганова - Страница 6

Идентификация – серьезная бессознательная сила. Маленькая девочка отождествляет себя с матерью, а ее мать отождествляет дочь с собой. Если две эти фигуры тождественны, то истинного интереса к внутреннему миру другого не возникает – зачем исследовать то, что одинаково?

Девочки обычно лучше понимают разницу между собой и матерью, поскольку со временем начинают обнаруживать в себе желания и силы, выходящие за пределы материнской идентификации, например особенные, отличающиеся от материнских чувства к отцу. Матери же склонны бессознательно сохранять такое ви́дение, в котором дочь – это их часть, их продолжение, их повторение во внешнем мире. Исследование психики дочери, ее эмоциональных феноменов, настоящее знакомство с ее характером, внутреннее глубокое признание права дочери на отличия могут стать трудным или даже невозможным процессом.

Удивительно, насколько матерям обычно проще с дочерьми, а интереснее – с сыновьями. Твердо зная, что мальчик не является ее продолжением, мама говорит с сыном на разные темы, в то время как дочери обычно просто рассказывает, что думает по тому или иному вопросу.

К сыновьям матери чаще приспосабливаются, а дочерей – приспосабливают.

Обычно девочке не дозволено иметь собственное мнение или выбирать свое поведение – не столько из-за сознательного стремления матери ее подавить, сколько из-за силы идентификации, когда мать искренне считает, что лучше знает, что будет хорошо для ее дочери. За этим убеждением всегда на самом деле стоит собственный опыт матери в области того, что хорошо для нее самой, но увидеть различия бывает действительно трудно.

Например, в области поведения мать может выбирать для дочери бытовые привычки или профессиональный путь, создавая из нее «хорошую хозяйку», или «лучшую ученицу», или «мамину защитницу».

Матери в целом склонны решать свои эмоциональные и материальные проблемы за счет дочерей – что неудивительно в разрезе разговора об идентификации. Дочь, если так нужно будет матери, станет «маминой подружкой» или «маминой помощницей», выслушивая материнские жалобы или покупая ей вещи. Мать может быть искренне благодарна за такую заботу, но внутри себя все равно склонна воспринимать это как должное, поскольку мамино продолжение и должно вести себя так, чтобы это удовлетворяло мамины потребности – и никак иначе.

В области эмоционального обслуживания мать может воспринимать дочь как вместилище своих чувств и продолжение своих мыслей. Дочери должно быть хорошо, когда матери хорошо, и плохо, когда матери плохо. Дочь должна снимать мамины страхи и заботиться о ее эго. Маленькие девочки как будто отвечают за мамину радость и мамино благополучие.

Удивительно, насколько часто это происходит и насколько буднично выглядит в ситуации, когда школьница предлагает маме развестись, объясняя той всю эмоциональную пользу такого поступка, или когда молодая женщина покупает квартиру матери, а не себе, или когда мать просит совет у девочки-подростка по поводу отношений с собственной матерью.

Интересно, кстати, что если у матери есть сын, то отношения с ним она с дочерью обычно не обсуждает или обсуждает мало, в отличие от тем «твой отец», «твоя сестра», «твоя бабушка». Эти темы мать обсуждает с дочерью всякий раз, как только ей заблагорассудится, игнорируя планы и дела девочки. Так, типичной является ситуация, когда дочка, вместо того чтобы идти гулять с подругами или делать уроки, утешает расстроенную мать, поскольку «твой отец опять меня обидел».

Такой же частой является ситуация, когда девочка принадлежит себе, только когда мать отсутствует. До прихода мамы домой у нее есть возможность хоть немного заняться тем, что нравится ей самой – помечтать, поиграть, что-то почитать. С приходом матери с работы жизнь девочки заканчивается, поскольку у той на нее свои планы. Так как мама воспринимает дочь как свою вторую пару рук и свою вторую психику, то делом девочки становится или разделять с мамой хозяйственные заботы, или обслуживать мамины планы на нее (чтобы дочь стала гимнасткой или пианисткой), или контейнировать[1] те чувства, с которыми мать возвращается домой.

Это напоминает функциональные отношения с нарциссической личностью, однако не сопровождается патологией матери в области любви. Матери способны любить, и при отсутствии психических патологий они действительно любят своих дочерей, но вот отношения склонны строить функциональные, основанные на идентификации, а не на истинном ви́дении другого.

Функциональные отношения – это такой вид связи, в котором другой воспринимается не как самостоятельный человек с собственной личностью, а как функция, средство для удовлетворения потребностей или выполнения жизненных задач.

Дочери тоже любят своих матерей – и из этой любви (и отсутствия другого опыта) долгие годы или всю жизнь принимают такие отношения, признают материнскую власть и то, что мамины потребности всегда важнее, чем собственная жизнь и собственные чувства.

Чем больше у матери иных хороших отношений в жизни, тем легче жизнь ее дочери, и наоборот.

В норме, конечно, мать помогает дочери, а не дочь помогает матери (это может меняться со временем и когда мать стареет, но общая структура этих отношений должна быть именно такой). Когда эта система нарушена, в дочери рождается гнев, а за ним – чувства вины и жалости. Любящая дочь, привыкшая во всем понимать мать и разбираться в сложностях ее жизни и оттенках чувств, не может просто оттолкнуть такого важного для себя человека и оставить его в одиночестве. Жалость, сочувствие, понимание и прощение – это то, что неизбежно возникает, если мы узнаем человека (включая самих себя) достаточно хорошо. К сожалению, так как матери обычно плохо знают своих дочерей, они бывают безжалостны.