Читать книгу Спасти Золотого Дракона. Классическое фэнтези о любви и приключениях - Анастасия Енодина - Страница 5

Лайгон упал на твёрдую каменистую почву неудачно, ударившись головой о придорожный булыжник, и подумал, что надо было просить шлем вместо посоха. Было бы практичней. Он стянул с глаз повязку, успешно поднялся на ноги, но голова болела, волосы намокали от крови и перед глазами всё плыло. Удар о булыжник оказался значительнее, чем представлялось Лайгону. С минуту он стоял на месте, пошатываясь и прислушиваясь к ощущениям.

Больно.

И нет ни капельки магии, чтобы хоть как-то смягчить эту боль.

Обидно.

Обида привычным образом преобразовалась в ненависть, и зелёные глаза, затуманенные болью, на миг вспыхнули яростью.

Он не сдастся. Он вернётся в Валинкар и поквитается теперь не только с Ферондом, но и с отцом.

Валинкарец, преисполненный решимости, сделал несколько шагов, которые дались ему с трудом и получились неуверенными и неровными. Умом Лайгон понимал, что далеко уйти не сможет, но оставаться на месте не мог, хоть и не знал, куда ему идти. Он с трудом сделал ещё один шаг, но не выдержал, упал и провалился в беспамятство.

Первое, что он ощутил, придя в себя, было прикосновение к его лицу чего-то слюняво-мокрого, шершавого и неприятно пахнущего мокрой псиной. Лайгон нехотя открыл глаза. Даже это оказалось сделать не просто: клонило в сон и организм был готов снова отключиться. Он полулежал на чём-то твёрдом, но гладком, прислонившись спиной к вертикальной поверхности.

То, что мужчина увидел, приоткрыв глаза, полностью соответствовало запаху: громадная промокшая псина, приветливо размахивая хвостом, опаляла его лицо горячим смердящим дыханием. Лайгон брезгливо поморщился, и хотел было отогнать животное, но обнаружил, что руки его крепко связаны за спиной. Он замер, обнаружив это.

Его пленили, а это было очень плохо. Как знать, бывал ли он в этом мире прежде? Что, если здесь он творил злодеяния и теперь местные жители жестоко поквитаются с ним?

Он нервно сглотнул, мигом приходя в себя. Где он? Куда его забросили, и что его ждёт здесь?

Впервые ему стало страшно за свою жизнь. Сейчас он был так уязвим, что убить его мог любой, кому он не понравится… А обычно он не нравился всем.

Попытка пошевелить ногами показала, что они свободны, но затекли так, что от движения по ним мигом растеклись противные колющие ощущения. Быстрым взглядом Лайгон наспех оценил обстановку: здание деревянное, небольшое; мебели много, а вон и его посох виднеется из-под груды тряпья на обветшалой скамье; сам он лежит на полу и над ним нависает пыхтящая довольная морда. Воспользовавшись замешательством мужчины, пёс снова лизнул его щёку. Лайгон низко зарычал, пытаясь показать псу, что на дружбу рассчитывать не стоит. Но тут с улицы донёсся шум, крики и ругань, собаки во дворах заскулили тревожно и жалобно. В помещение влетел запыхавшийся человек, достал из сундука длинный меч в ножнах и собирался уже уходить, как увидел пса:

– Пошёл прочь! – крикнул человек, и пёс покорно скрылся из виду, бросив быстрый взгляд на Лайгона.

– Очнулся? – обратился человек к Лайгону, заметив, что тот шевелится. – Говори, кто ты такой?!

– Сложно сказать, – туманно произнёс валинкарец, не в силах достойно ответить: его голова гудела и мысли путались.

– Ты шпион Тёмного Эльфа? – недобро прошипел человек.

– Это вряд ли… – не стал врать Лайгон.

Человек пристально оглядел его недобрым взглядом, который маг выдержал легко, поскольку не ощущал опасности именно от этого мужчины.

– Поклянись сражаться за нас, и я развяжу тебя! – предложил человек, и это было вполне щедрым предложением, вот только Лайгон пока не свыкся со своим новым положением, и потому не смог воспользоваться ситуацией.

Он не станет сражаться за людей! Никогда! Он видел их, он понял их… и он презирал этот народ.

– Я буду сражаться только за себя! – Лайгон презрительно фыркнул, и тут же почувствовал холод металла у своей шеи. Страха он не испытал, так как чувствовал, что человек колебался: шум на улице звал его идти к остальным, но было неясно, стоит ли оставлять живым сомнительного незнакомца. Наконец, он принял решение:

– Я разберусь с тобой после, если это не сделают за меня… – и поспешил на улицу.

Лайгон сел, отстранившись от стены, и постарался найти глазами хоть что-то режущее, но ничего не попадалось в поле зрения. Внезапно в воздухе отчётливо запахло гарью, кроме криков стали доноситься характерные звуки: скрежет металла, глухие удары, стоны, чей-то звериный рёв и треск рушащихся строений. Эти звуки приближались медленно, но неотвратимо, сливаясь в один громкий и жестокий голос битвы. Лайгон не сомневался: кто бы ни был нападавшим, перебьют здесь всех, и его в том числе. Следовало поторапливаться, и Лайгон неудачно попытался встать, завалившись на правый бок. В этот миг в здание вбежал уже знакомый пёс и бросился прямиком к Лайгону. В пасти зверя была зажата рукоять кривого клинка. Времени не оставалось. Пёс разжал пасть, бросая клинок к ногам мужчины, и, отойдя немого назад, схватил зубами и потянул в сторону лежащий на полу грязный коврик. Под ним обнаружился небольшой погребок, и Лайгон, не мешкая схватив клинок, всё-таки сумел подняться на ноги. К собственному удивлению, он легко преодолел несколько шагов до погреба, присел на корточки и с усилием потянул связанными руками за ручку крышки. Это было крайне неудобно, но чего только не сделаешь в моменты смертельной опасности.

Путь в погреб был открыт, и оттуда повеяло холодом и запахом плесени. Однако выбирать не приходилось.

Лайгон пнул клинок в темноту погреба, и тот ответно лязгнул о камень где-то неглубоко, не глубже человеческого роста. Лайгон спрыгнул вниз, и крышка захлопнулась, оставив его в полной темноте. Мужчина чуть слышно выругался от боли в голове, которой сопровождался его прыжок. Наверху еле слышно поцокивали когтистые лапы – пёс возвращал на место коврик. На мгновение Лайгон даже пожалел, что не взял пса с собой, но быстро забыл о нём. Возможно, такого спутника стоило и оставить: это был умный пёс. Такое иногда случается, хоть прежде Лайгону и не приходилось быть спасённым собакой. Впрочем, ему особенно никто не помогал в жизни, будь то люди, валинкарцы или звери, и потому мужчина привык надеяться лишь на себя.

Лайгон нашарил на полу клинок. Опыта в перерезании пут на самом себе у него не имелось, и всё же через несколько минут его руки были свободны, хоть и кровоточили от порезов, поскольку клинок оказался на удивление острым. Освободившись, мужчина устало привалился к стене. Если его отыщут, то жизнь закончена. А самое паршивое, что в прежние времена можно было договориться с нападавшими, объединиться с ними и присоединиться к битве с людьми… Но сейчас он не имел никакой ценности, как боевая единица.

Он прислушался – шум не стихал, хоть в погребе он и не казался столь уж громким. Чьи-то тяжёлые шаги послышались наверху, но Лайгон уже был наготове, собираясь вонзить клинок в любого, кто заглянет. Да, это не спасёт ему жизнь, но точно отнимет её у недоброжелателя. Однако никто погреб не проверял, и вскоре все звуки стали удаляться. Маг стал замерзать. На нём были не очень-то плотные штаны, рубаха и плащ, а под полом оказалось чрезвычайно холодно. Лайгон сложил руки на груди, надеясь, что так будет теплее, но это не помогало.

Когда стало совсем тихо, валинкарец попытался открыть крышку, но это оказалось не так просто, как он думал. Сверху на ней лежало что-то тяжёлое. И без того слабому валинкарцу могло просто не хватить сил, чтобы выбраться, но он не собирался умирать здесь, в этой затхлой темноте погреба. Нельзя было позволить себя потерять сознание прямо тут, во что бы то ни стало следовало выбраться.

Лайгону пришлось изрядно поднатужиться, чтобы всё-таки открыть крышку до образования приличного пространства, через которое он сумел вылезти.

Яркий свет ударил в глаза, мужчина прищурился и разглядел, что лежавшее на крышке нечто в действительности было псом. Лайгон убрал клинок за пояс, сел на корточки и брезгливо осмотрел животное: вся шерсть была в неестественно чёрной, дурно пахнущей крови, пасть приоткрыта. От пса к выходу тянулись кровавые отпечатки лап. Стало быть, он пришёл и лёг на коврик, чтобы Лайгона точно не обнаружили. Мужчина вздохнул, дивясь безрассудности зверя.

Это оказалось странное, непривычное ощущение, в котором непонимания было больше, чем благодарности, зато примешивалась капелька сожаления: этот пёс мог быть полезен в этом мире.

– Что ж, было приятно познакомиться, приятель, – тихо произнёс валинкарец и собирался было встать, как пёс резко повернул к нему голову, намереваясь лизнуть. Лайгон успел увернуться и быстро встал, пошатываясь от излишне резких движений и возникшего из-за них головокружения. Морда, уставившаяся на него своими добрыми карими глазами, излучала неприкрытое торжество и счастливое ощущение собственной смекалки.

– Признаться, удивлён, – искренне улыбнулся валинкарец.

Этот хитрый пёс искусно притворился мёртвым, извалявшись в чужой крови и дыша не в полную грудь. Лайгон даже ощутил что-то вроде тени радости от того, что его доброжелатель оказался жив. Но то было лишь мимолётное ощущение. Мужчина не собирался ни к кому привязываться или проявлять симпатию, ибо всё это он относил к человеческим слабостям, коим не место в его жизни. Привязанности ослабляют – это он отлично знал.

Дым уже начал заползать в открытую дверь и теперь отчётливо клубился в лучах солнца, а треск сгорающей древесины раздавался всё ближе. Глаза мага начинали слезиться от этого дыма. Лайгон сдёрнул со стола скатерть, не заботясь о попадавших на пол предметах, и снова спрыгнул в погреб. Копчёное мясо, аккуратно завёрнутое в тонкую ткань, лежало невысокой горкой в углу. Там же обнаружился кем-то неосмотрительно припрятанный небольшой мешочек, в котором позвякивали монеты. На картошку, соленья и прочие припасы Лайгон не позарился, и даже бутылку вина, поколебавшись, не захватил с собой. Завернув все припасы в скатерть, он извлёк из-под барахла свой магический посох, которому всё ещё надеялся однажды вернуть прежнюю мощь, и уверенным шагом направился к выходу. Пёс выбежал на улицу и призывно залаял, торопя валинкарца. Но Лайгон не бросился за ним, а ещё раз обвёл взглядом помещение. Как знать, куда заведёт его дорога? Стоило хоть как-то разжиться вещами, пока такая возможность была.

У двери висел плащ и некое подобие походного рюкзака. Лайгон схватил эти вещи, и лишь тогда последовал за псом. Жаль, времени из-за пожара оставалось не так много, иначе Лайгон бы подыскал ещё что-нибудь полезное в этом жилище.

На улице стоял едкий запах пожара, тут и там валялись тела людей и неизвестных валинкарцу существ, которые на самом деле были весьма распространёнными в этом мире орками. Существа эти были в доспехах и при оружии, и при взгляде на них Лайгона непроизвольно передёргивало от отвращения: серая морщинистая кожа их была покрыта не затянувшимися ранами, неестественными буграми и страшными шрамами; растрескавшиеся бесцветные губы не скрывали кривых гнилых зубов; и без того уродливые лица застыли искаженными от предсмертных судорог. Лайгон приметил и мёртвых людей, но их было не так и много. Деревня явно была оставлена до прихода орков, о котором стало известно от дозорных заранее. Остались лишь самые смелые, уверенные в себе воины, которые не хотели без боя сдавать свои жилища. И, надо признать, они умудрились уничтожить внушительное количество врагов, хоть и сами погибли. Пробегая по улице и глядя на последствия боя, Лайгон подумал, что тут было бы нетрудно раздобыть меч, но останавливало то, что он успел заметить один неприятный для него факт: люди в этом мире не очень приветливы и доверчивы даже к безоружному, так что от меча пришлось отказаться. Как это ни парадоксально, с мечом у него шансов выжить было бы меньше.

Лайгон глянул на бегущего чуть впереди грязного пса и остановился, так как его посетила занятная идея, схожая с той, что недавно посещала эту собаку.

Найдя ближайшее тело отвратительного существа, из которого торчал меч и сочилась чёрная кровь, он слегка попачкал в ней взятый плащ и продолжил путь. Правда, пришлось продолжить его, ускорившись. Добежав до окраины деревни, Лайгон обнаружил, что дорога расходится на три небольшие. На одной из них земля была испещрена множеством отпечатков ног и чёрными каплями: по ней явно уходили нападавшие. Встречаться с ними не хотелось. Из оставшихся двух выбор справедливо пал на ту, которая уходила в сторону, откуда дул ветер: убегать от огня тоже не хотелось, а он вполне мог перекинуться на лес. Кроме того, Лайгон не строил иллюзий насчёт того, что сможет пройти долго и уйти далеко от этого места.

Лайгон больше не спешил, хоть и продолжал идти быстрее, чем просто прогулочным шагом. Пёс плёлся рядом, то отставая, то забегая вперёд. Казалось, он ничуть не жалел об утраченном поселении и полностью вверил свою судьбу новому знакомому. Мужчина не был против такой компании. По его соображениям, путник с собакой, потрёпанный и со следами вражеской крови на одежде должен вызвать доверие у людей, а тогда удастся хоть что-то узнать об этом мире.

Похоже, здесь он не успел прославиться дурными делами, так что был шанс обжиться здесь и каким-то способом вернуть свои силы.

Лайгон и пёс шли по дороге, и мужчина равнодушно глядел по сторонам. Треск пожара уже давно не был слышен, его как-то незаметно сменили простые лесные звуки: на разные голоса пели птицы, поскрипывали старые деревья и ветер шелестел листвой. Пахло сыростью и свежестью: по всему выходило, что тут весна, если, конечно, смена времён года происходила в этом мире. Пока ничего необычного, кроме странных отвратительных существ, Лайгон не встретил. Растительный мир был похож на флору тех миров, в которых ему доводилось бывать прежде: трава имела зелёный цвет, листья деревьев – привычные формы… Светило тоже было одно, по крайней мере, пока… Оно приятно согревало, и в его лучах этот лес казался юным и прекрасным, а день красивым и спокойным. Но Лайгон не замечал всего этого, его брови были нахмурены от невесёлых раздумий. За свою жизнь он не раз убедился, что Мэггон ничего не делает просто так, обязательно есть какая-то личная или политическая подоплёка. Эта мысль не давала Лайгону покоя. На что рассчитывал его отец, отправляя сюда? На то, что кто-то убьёт его сына тут в первый же день или на то, что изгнанный лишённый сил маг долгие тысячелетия своей жизни будет прозябать здесь? Или надеялся, что он станет обычным человеком, выучится какому-нибудь ремеслу, и потом будет заниматься самобичеванием, вспоминая грехи прошлого? Нет, этого Мэггон точно не дождётся! Валинкарец пообещал себе не скучать по своему миру, даже по Лаивсене. Ни по миру, ни по его обитателям нельзя скучать и нельзя думать, что однажды он вернётся туда с миром.

Он всегда держал обещания, данные самому себе.

Лайгон ненавидел всё происходящее уже сейчас, даже не представляя, что его ждёт впереди. Он подвёл неутешительные итоги. Сил у него было теперь, как у простого человека. Хотя, это он явно драматизировал: физические силы у него остались прежними, как у полубога, вот только без магической подпитки они действительно походили на человеческие. Что он успел узнать об этом мире? Собственно, немного, почти ничего. Здесь была вполне привычная природа, пригодный для нормального дыхания воздух, под ногами – земля, над головой – небо. Эти вполне обыденные вещи всё-таки радовали своим присутствием. От этого мир не казался таким уж новым и чужим. Кроме того, здесь жили люди. Как Лайгон успел заметить за десятилетия вылазок в другие миры, люди существовали в большинстве обитаемых из них. Разница была лишь в статусе человеческой расы: где-то они были вершиной эволюции, а где-то низшими созданиями, не способными ни на магию, ни на какие-либо удивительные способности. В этом мире было пока не ясно, что к чему, но у людей явно были враги. И явно существовал некто Тёмный Эльф, которого они боялись. С этим типом Лайгон бы побеседовал. Валинкарец не любил бездействовать и не иметь хоть какого-нибудь плана действий. И потому он твёрдо решил для себя, что отыщет того, кто расскажет ему подробно об этом мире. Пока было даже не ясно, есть ли в этом мире вообще те, кто владеет магией. А это был самый главный вопрос.

Между тем светило почти село, да и силы Лайгона были на исходе. Ушибленная при перемещении голова всё ещё ныла, а порезы на руках периодически кровоточили. Он шёл, пошатываясь, но, занятый своими мыслями, не замечал этого. Лайгон твёрдо решил идти до самой непроглядной темноты, но были ещё сумерки, когда за деревьями тускло заблестело озеро. Не раздумывая, путники повернули к нему.

Озеро оказалось причудливой формы полумесяца, довольно большое по площади и обрамлённая густым лесом. Пологие берега позволяли спуститься прямо к воде без каких-либо усилий, что несказанно порадовало уставшего Лайгона.

Пёс подошёл к воде и стал жадно лакать, заходя всё глубже, и вскоре поплыл, отфыркиваясь и смешно перебирая лапами. Вода была цвета крепко заваренного чая, торфяная, такой Лайгон прежде не видывал, и потому она внушала ему опасения. Мужчина переждал немного, поглядел на довольного и уже не такого грязного пса, подумал, что вода, должно быть, для питья пригодна, и тоже подошёл к озеру и посмотрел на себя в отражение.

Своё изображение на водной глади его не порадовало. Грязный, небритый, потрёпанный. Таким он себя ещё никогда не видел. Мужчина кое-как пригладил мокрой ладонью отросшие волосы, умыл лицо и опустил в воду руки, чтобы размочить запёкшуюся кровь. Раздражение немного утихало, но мужчина продолжал смотреть на себя с укором: он стал похож на валинкарцев, которые вечно носят волосы ниже плеч, усы и бороды – то, что никогда не любил маг хотя бы потому, что не хотел походить на остальных.

Помимо неприглядного внешнего вида, ощущения беспомощности и ненависти мужчина также испытывал банальный дискомфорт. Лайгон не был приспособлен для походной жизни: ему не прельщало спать на земле, остерегаясь врагов, питаться чем придётся и носить грязную одежду. К тому же он не умел охотиться и только теоретически представлял, как без магии добыть огонь. Как жить без магии он, впрочем, тоже представлял только теоретически.

Но нужно было устраиваться на ночлег. Лайгон поел припасённого мяса, покормил своего спутника, лёг на землю, покрытую толстым слоем пожухлой листвы, укрылся неприятно пахнущим плащом и приготовился чутко спать, не теряя бдительности. Но пёс привалился к спине валинкарца своим тёплым боком и так убаюкивающе засопел, что Лайгон провалился в глубокий безмятежный сон до самого утра.

***

Впрочем, ночь прошла без происшествий, а сон оказался на пользу организму, так что весь следующий день Лайгон провёл на ногах.

Вечерело, когда едва заслышав собачий лай где-то вдалеке, пёс напрягся. Поселение было недалеко. Задрав морду, пёс посмотрел на своего спутника, но тот не удостоил его ответным взглядом, и животное без малейших зазрений совести помчалось к городу. Лайгон мысленно восхитился собакой: так ловко его ещё никогда не использовали. Пёс спас ему жизнь, чтобы он вывел его на другое поселение людей, оберегая от напастей и обеспечивая пищей, и теперь нагло скрылся. А ведь Лайгону говорили, что собаки преданные животные… Хотя, в его жизни это было не самое большое разочарование.

Лайгон и в одиночку без труда добрался до поселения, которое встретило его пустынными улицами. Было уже практически темно, окна домов светились тёплым ровным уютным светом и казалось, что там, за этими окнами, люди счастливы и беззаботны. Лайгон поймал себя на мысли, что ему бы тоже сейчас хотелось посидеть у камина, ощутить запах сгорающих поленьев, перемешанный с ароматом какой-нибудь домашней пищи. На улице было тепло, но ночная прохлада понемногу вступала в свои права, и мысли об очаге становились яркими и красочными, к тому же из некоторых приоткрытых окон заманчиво пахло чем-то съестным и явно вкусным. Лайгон не был столь уж голоден и не замерзал, но остатки человеческой сущности, которые он так и не смог заглушить в себе, вновь заговорили в нём. Он запретил себе думать в этом направлении и тихо выругался.

Вскоре мужчина отыскал таверну. Вывеска, некогда висевшая при входе, давно уже сгнила, но никто не планировал заменять её на новую, поскольку гости тут бывали редко, а местные все прекрасно знали, что именно тут можно было выпить и посидеть шумной компанией. Сейчас от вывески остались лишь обрывки толстых верёвок, на которых она раньше весела и которые теперь раскачивались на ветру, придавая и без того унылому зданию заброшенный обветшалый вид. Но такой вид был обманчив: лишь снаружи и лишь внешне здание казалось непопулярным и забытым. На самом деле в таверне кипела жизнь, и звуки этой жизни были слышны издалека в виде каких-то залихватских песен, сливающихся с заунывными, а также перекрикиваемые чьей-то руганью и жарким спором. Лайгон вошёл в открытую нараспашку дверь и пробрался к одному из немногих пустующих столиков. Никто сперва даже не взглянул в его сторону, поскольку народу было много, и в помещении стоял непрерывный гул от голосов.

Кроме того, в таверне оказалось мрачно, омерзительно пахло потом и куревом, за столиками сидели пьяные неопрятно одетые люди. Это место словно было создано, чтобы оскорблять в Лайгоне чувство прекрасного, и всё-таки он был вынужден находиться тут. Мужчина приглядывался к окружающим, прикидывая, у кого лучше начать вызнавать про этот мир. Валинкарец обводил их взглядом, полным презрения и злобы, и понимал, что ни одна живая душа в этом заведении не достойна общения с ним.

Тем временем его заметили, и постепенно он даже стал предметом бурных разговоров. Краем уха Лайгон слышал речи о том, что люди с погибшей деревни недавно проходили через это поселение, направляясь ближе к большим городам. Но ни люди, ни большие города не были интересны Лайгону. Он должен был выяснить про наличие магии в этом мире и о тех, кому она доступна. Но вокруг не было ни одного мало-мальски толкового существа, с которым можно было бы заговорить. Лайгон уже понял, что напрасно пришёл сюда: люди были взволнованы уничтожением соседней деревни, и потому пили, становясь от этого агрессивны и подозрительны. Лайгон с отвращением смотрел на них, на этих жалких существ, чьей волей и языками владел алкоголь. Мужчина никак не мог смириться, что в его жилах течёт кровь, роднящая его с этим сбродом. А местные завсегдатаи уже обсуждали незнакомца в открытую, не таясь, и потому мужчина не мог не слушать обрывки их речей.

– Он пришёл со стороны деревни, которую сожгли орки. Там были сильные воины, и все погибли, а он выжил… и пришёл сюда, – заплетающимся языком рассказывал один посетитель другому, указывая на Лайгона.

– Он явно участвовал в битве, вот только на чьей стороне? – косились на валинкарца с соседнего стола.

Самые смелые, двое, похожие как две капли воды, рыжие растрёпанные деревенские здоровяки подошли к Лайгону и один из них ехидно спросил:

– Ты навёл орков на деревню и сбежал. Или же нет, тогда ты настолько силён и ловок, чтобы уйти от них живым, а по тебе и не скажешь… – он скептически оглядел худощавого Лайгона и толкнул его в плечо. – Покажи-ка, на что способен!

Природное чутьё подсказывало валинкарцу, что избежать драки при таком конфликте не получится. А для потасовки Лайгон был ещё слишком слаб, поэтому он уже прикидывал, как меньшей кровью добраться до выхода. Задача усложнялась тем, что мужчина пока попросту не знал своих возможностей без магии, настолько всю жизнь она была частью его. Он сжал свой посох обеими руками, резко встал и с размаху ударил обидчика в живот, быстро повторно размахнулся и ударил второго в область печени. Оба завсегдатая застонали, да так громко, что привлекли внимание всех окружающих.

Лайгон прошипел проклятья, расталкивая растерявшихся людей, что ненамеренно преграждали собой путь к отступлению.

Пока все остальные ещё не включились в потасовку, Лайгону удалось отступить на несколько шагов к выходу. Но в следующую минуту на него навалились трое с весьма чётким намерением отобрать посох. Это им удалось довольно быстро: один удар пришёлся Лайгону под колено, отчего он осел на пол, убрав с посоха правую руку, а препротивнейший тип с уродливо коротким носом заломил левую так, что посох пришлось отпустить. Проклятое тело совершенно не слушалось и болело! Лайгон шипел, захлёбываясь ненавистью и презрением к самому себе. Никогда прежде он не думал, что будет ещё когда-нибудь настолько жалок, как много лет назад, когда ещё не освоил магию.

Отвлёкшись на отобранную вещь, враги дали возможность Лайгону вывернуться, но левая рука была безнадёжно вывихнута, и пользы от неё было мало. Он уже понял, что даже эти пьяные и неуклюжие люди сумеют одолеть его, хотя бы за счёт своего количества. Но сдаваться он не собирался! Валинкарец вытащил из-за пояса клинок и полоснул им по телу первого попавшегося под руку. Кровь брызнула на пол, пострадавший истошно завопил от боли и обиды, кто-то подхватил его вопль, и в трактире поднялась суматоха. Хозяин заведения, распихивая людей, выскочил на улицу и стал орать, прося жителей призвать стражу.

Это обстоятельство, вероятно, спасло Лайгону жизнь. Нападавшие собрались с силами и не слаженно набросились на валинкарца, что не помешало им повалить его на пол и выбить из руки кинжал.

Больше от Лайгона ничего не зависело. Удары сыпались на него со всех сторон и ему оставалось только получше сгруппироваться.

– Стража уже скачет! – крикнул кто-то, и про Лайгона все как-то сразу забыли.

Это произошло столь резко, что мужчина ещё некоторое время лежал, не шевелясь.

Но никто не пытался ни добить его, ни помочь. Хорошо ещё хоть не затоптали сразу, и он успел откатиться под лавку и хоть немного прийти в себя. Каждый норовил избежать встречи со стражниками, и валинкарец смекнул, что тоже не стоит здесь залёживаться. Он с огромным усилием выбрался из-под лавки, с трудом поднялся на ноги и, хватаясь за грубо струганные столы, никем не преследуемый, вышел из таверны. Вернее сказать, не вышел, а был вытолкнут теми, кому мешал спешно покинуть это место. После спёртого воздуха в таверне, на улице показалось неожиданно приятно и свежо. В общей суматохе никому не было дела до избитого мужчины, старающегося поскорей убраться отсюда подальше. Придерживаясь правой рукой за небольшие заборчики, строения и деревья, Лайгон спешно уходил, избегая больших улиц и открытых участков, подгоняемый всё ещё слышными криками и далёким топотом копыт.

Вот навстречу ему попался какой-то человек, сгорбленный и хромой. Но и такому нельзя было попадаться на глаза! Лайгон из последних сил метнулся в тёмный угол забора, вжимаясь всем телом в струганные подгнившие доски и переводя дыхание. Он чувствовал себя униженным, прячась от ущербного человека. Тот не заметил Лайгона, продолжая свой путь. Стоило прохожему скрыться за поворотом в направлении таверны, мужчина вышел из своего ненадёжного укрытия и постарался идти как можно быстрее. Силы таяли, он не знал, куда и зачем идёт, но останавливаться было непозволительно!

Валинкарец сгорал от ненависти к Мэггону, а так же ко всем людям. Без магической подпитки он никогда прежде не дрался, но и подумать не мог, что это так позорно и столь оскорбительно. Будь при нём его сила, он бы не пропустил ни одного удара от этой толпы пьяных скотов. Он твёрдо решил, что, если выживет, то обязательно отомстит. Хотя выжить было трудной задачей, поскольку этот мир явно стремился уничтожить его всеми доступными способами, и судя по всему, способов у него в запасе было ещё много.