Читать книгу Особенные истории - Анастасия Хайме - Страница 5

Когда я познакомилась с Анной и Андреасом, ей было пять лет, а ему – три с половиной года. Полтора из них они жили в приёмной семье. Андреас – улыбчивый мальчуган, платиновый блондин с кудряшками, ямочками на щеках и огромными голубыми глазами, весь в маму. Анна же – копия папы: с такими же голубыми, как у брата, глазами, но широко расставленными, с подстриженными под мальчика пепельными волосами, заразительным смехом и широкой щербатой улыбкой будущей первоклассницы.

Ева, их опекунша, которую дети называют мамой – высокая брюнетка со спортивной фигурой и гладкой загорелой кожей, проводит для меня экскурсию по их коттеджу, параллельно рассказывая о том, как они стали семьёй.

Анна родилась, когда её папе Марку было двадцать два года, а маме Валерии только исполнилось двадцать, что по немецким меркам очень рано. Молодые люди обожали повеселиться, это их и сблизило: они ходили на вечеринки, танцевали, пели в караоке, выпивали и не отказывали себе в сигарете с марихуаной. Проблема была в том, что с рождением детей их образ жизни не изменился. Оставался он таким и во время обеих беременностей.

Несмотря на то, что детей своих Валерия и Марк любили, к созданию семьи они не были готовы ни морально, ни материально, а потому создать малышам достойные условия у них не получилось, и социальные службы приняли решение поместить Анну и Андреаса в приёмную семью.

Так совпало, что в то же время заявку на опекунство подала живущая буквально в двух кварталах Ева. Этому предшествовала трагедия: её новорождённые девочки-близнецы умерли сразу после рождения. Всю свою жизнь Ева заботилась о ком-то: о своей больной матери, о старенькой бабушке, о муже, успешно помогая ему побороть онкологию. Выбравшись из глубокой депрессии после смерти близняшек, она решила стать опекуншей. У неё было так много свободного времени, любви и желания дать детям только самое лучшее.

«Я ни в коем случае не пытаюсь заменить своих покойных детей приёмными. Но если честно, то они и вернули меня к жизни», – признаётся она. «Бывает сложно, иногда просто невыносимо, но я очень стараюсь. И мой муж большой молодец, во всём меня поддерживает, ни слова против не сказал».

Анна и Андреас – необычайно ласковые дети. При знакомстве, пока Ева рассказывала мне о себе, брат с сестрой пытались забраться мне на колени, тёрлись о мою куртку, ластились, как котята, даже дрались за моё, малознакомого человека, внимание, что говорило об отсутствии личных границ и необходимости над ними работать и их выстраивать. Им не терпелось отвести меня наверх, показать свои игрушки и сразу же пойти в лес или на детскую площадку, так что нам с Евой приходилось их тормозить, напоминая о том, что «с незнакомыми людьми мы никуда не ходим и не играем», а сначала надо друг друга узнать.

Анна была для своего возраста очень высокой, так что все думали, будто ей семь. Первое, что мне бросилось в глаза – это её походка моряка на суше: девочку штормило и шатало из стороны в сторону, она не могла держать баланс, рассчитывать силу и интенсивность движений. Сначала я даже подумала, что ребёнок себя плохо чувствует, поэтому не владеет своим телом, но это оказалось задержкой в моторном развитии. При этом у Андреаса развитие как крупной, так и мелкой моторики соответствовало возрасту, а в некоторых аспектах даже опережало его. Поначалу меня этот факт удивил, но позже я узнала, что тому есть объяснение.

Психолог объяснила приёмной маме, что отставание Анны в умственном, моторном, речевом и социально-эмоциональном развитии объясняется не только и не столько влиянием запрещённых веществ на протекание беременности. Главной причиной стал стресс, который малышка испытала, когда их с братом изъяли из родной семьи и отдали в приёмную, и что все меры помощи не смогут до конца заполнить пустоту, возникшую в первые, самые важные, три с половиной года жизни ребёнка.

Поначалу Анна каждый день спрашивала у Евы: «Когда мы пойдём домой?» Родители недодавали ей заботы и внимания, но это был её ДОМ. Даже несмотря на то, что в родительском доме они вчетвером ютились в тесной квартирке, а теперь у каждого из них была своя комната в большом красивом доме, сад для игр, бассейн, батут и собака. Несмотря на то, что в родной семье она недоедала, а сейчас окрепла и поправилась. Несмотря на многочисленные игрушки, уроки верховой езды, сладости и разноцветные платья. Несмотря на окружившие её уход, ласку и безусловную любовь. И хотя с первых недель жизни в приёмной семье Анна начала называть Еву мамой, эмоционально её разрывало между родной семьёй и приёмной, между старым и новым домом. Андреас же этого стресса избежал, поскольку ему на тот момент было всего полтора года. Он из прошлой жизни не помнит ни плохого, ни хорошего. Для него мама – это Ева, и другого дома он не знает.

Поэтому на свидания с родителями (раз в неделю с папой, раз в две недели с мамой) мальчик реагирует абсолютно спокойно. Другое дело – Анна. У неё учащается пульс, поминутно меняется настроение. Она то поёт, то плачет. То обнимает, то отталкивает. А также исключительно после свиданий с родителями у девочки случались приступы недержания, хотя подгузники она не носит уже несколько лет.

Нужно отметить, что по немецким законам каждый приёмный ребёнок имеет право знать, кто его биологические родители, и общаться с ними. И немецкие социальные службы делают всё, чтобы поддерживать эти контакты для возможного последующего воссоединения семьи, если родителям удастся наладить свою жизнь (отказаться от вредных привычек, найти работу, обеспечить детям достойные жилищные условия, начать работать с психологом и т.д.).

Однако в случае с Анной было принято решение эти контакты временно свести к минимуму, чтобы не травмировать ребёнка. И через несколько месяцев ситуация, действительно, улучшилась – на свидания она реагировала уже не так болезненно.

Чтобы начать понимать Анну, мне понадобилось время: девочка шепелявила, гнусавила, проглатывала одни звуки и не выговаривала другие, и в целом говорила настолько невнятно, что поначалу мне приходилось гадать, что она имеет в виду. К тому же у ребёнка была диагностирована задержка речевого развития: в три с половиной года она, по словам опекунши, «практически не разговаривала, знала только отдельные слова, а предложений из них не строила вовсе».