Читать книгу В Москве без денег - Анастасия Ковалева - Страница 25

1 августа. День первый

Леша уехал на фестиваль. Выдал ключи. Правила простые: поливать цветы и никого не приводить.

Я вышла в магазин, по дороге почувствовала колики в правом подреберье. Рванула в квартиру. До двери уже доползала, согнувшись пополам. Лёжа на кровати, почувствовала позыв в туалет. И не смогла даже приподняться. Дикая боль. Я перекатываюсь по кровати, как змея, сползаю на пол. Ползу до туалета. Поднимается температура, идёт отрыжка. Тело горячее, словно сковорода. Хоть яичницу жарь. Дышать больно. Вызвать скорую? Даже если госпитализируют, лечить меня начнут только в понедельник, когда врачи выйдут на работу. Сегодня суббота. И хорошо, что я не поехала на фестиваль в область. Плюс это или минус, если я помираю, а рядом никого нет?

Добавляется боль слева. Будто кто-то жмёт пальцами на мои органы, как на клавиши синтезатора. А вместо музыки – стоны от боли на разные лады. Терплю, не ною. Так продержалась ночь. Утром боль перешла выше, на желудок. Напрячь живот по-прежнему невозможно. Подтягиваюсь руками, чтоб встать. С левой стороны колющая боль, отрыжка и слюноотделение. Вселенная никак не дает мне побыть одной. Когда бродяжничаешь, ты рад любой возможности быть в покое.

Купила «дротаверин». Когда поняла, что он не помогает, боль не становится слабее и я по-прежнему не могу ничего есть, вызвала «скорую».

Слава Российской медицине. Отвезли в отделение хирургии, обследовали: УЗИ, рентген, гинеколог, кровь, моча. Жду заключения хирурга. Вдруг медсестра берёт мою историю болезни и жестом показывает, чтобы я шла за ней.

– Меня выписывают?

– Нет

– Госпитализируют? А диагноз какой?

– В отделении на этаже всё узнаете.

Приходим в отделение. Мне дают на подпись согласие на госпитализацию. Расспрашиваю: какой диагноз? Будет ли операция?

– Врач придёт, у него всё узнаете! Мы не оракулы!

Прохожу в палату, расчехляю рюкзак, ложусь. Заходит врач: пожилой армянин, плохо говорит по-русски. Щупает живот. Больно. – "Пойдём на компьютер" – говорит он и уходит.

Входит медсестра, ведёт меня из отделения на улицу, через двор в другой корпус. Там мне ставят катетер, вводят по трубке йод и кладут в аппарат КТ, где долго катают туда-сюда, как на американских горках. По телу пробегает горячая волна, а в горле ощущение, что я залпом выпила баночку йода.

После процедуры врач вышла ко мне, руки в боки: "был очень сильный контраст. Вы принимали таблетки? Что ели? Морепродукты точно не ели?

Я пила только витамины шипучие, "но-шпу" и "фильтрум", больше ничего. Отпускают меня, своим ходом возвращаюсь в палату. Нельзя ни пить, ни есть. Но анализ мочи собрать надо. Аппетита нет. Живот продолжает болеть, руки ледяные.

Меня продолжают держать в неведении. Никто ничего не говорит. Что со мной? Сколько ещё лежать? Так много вопросов, так мало ответов…

2 августа. День второй.

Утро. Повели снова на осмотр и анализы.

Больница оказалась именно такой, как рассказывала медсестра скорой помощи.

Тут с аппендицитом выписывают. Женщин с панкреатитом и холециститом выпинывают, уколом но-шпы и обезболивающим снимая приступ. Сделали укол обезболивающего, подождали, пока подействует, и только после этого запускают врача, который спрашивает, где болит.

Старуха хочет выйти на улицу, каталок нет, кресло не дают. Просит помощи, всем плевать. Её выписали, а она еле ходит. Как она должна дойти до ворот, как пойдёт дальше? Никому не интересно. Выписан – уже не наш, и как будешь добираться, твои проблемы.

Люди в палатах лежат просто так. Врачи говорят только о том, кто куда едет купаться.

Женщины ноют, что хотят скорее домой, хотят на работу. Работать лучше, чем лежать.

Состояние больницы плачевное: стены давно не видели ремонта.

Пищу приносят в пластиковом ведре объемом 1 литр. Но мне и нельзя претендовать на сие лакомство, я на голодной диете. Нельзя даже выпить воды из кулера. Руки и губы начинают сохнуть.

Результат УЗИ: в желчном несколько камней, есть парочка по 2 см. Он сильно увеличен, но пока работает. Врачи, как и программисты, чётко следуют золотому правилу: «Работает – не трогай. Сломалось – вырезай». Желчный пузырь удаляют, только если он не работает и постоянно воспалён. Камни можно удалить, обратившись через поликлинику. Но не факт, что больной желчный пузырь не наделает их, как стахановец, быстрее, больше, крупнее.

На этом мои проблемы отнюдь не заканчиваются. Обнаружили воспаление маточных труб.

13.00. Двоих пациенток из моей палаты выписали. Одну девушку выписали с признаками острого аппендицита. Приступ сняли и вперёд, работать. "Ничего не понимаю!" – недоуменно восклицает она. – "На КТ чёрным по белому написано: острый аппендицит, а в выписке – состояние удовлетворительное". Произошло чудесное исцеление наложением рук, без лекарств и операций.

Я лежу. Что вижу вокруг? Обоссанное кем-то покрывало, дырявая простынь, бред умирающей старухи, морг у храма. Бабка пытается сбежать, а медсестра закидывает ее на койку и орёт: "Будешь убегать – привяжу к кровати! ПРИВЯЖУ!"

Я говорю: "Вколите ей снотворное, а то она будет болтать всю ночь"

– У нас таких препаратов нет. Мы не имеем права!

3 августа. День третий

Ночью (около полуночи) престарелая бабка орала на всё отделение, не давая спать остальным. Требовала, чтобы позвали медсестёр, подняли её. Я подорвалась, нашла сестру. Бабка продолжала верещать, как будто к ней должны прилететь сию секунду.

Женщины в палате реагируют на ор: – а у нас тоже болит, но мы терпим! Я родила троих молча, не кричала!

На что старуха отвечает: "а вы всё врёте". И упрекает женщин в том, что они – "молодые и красивые".

Так продолжалось до трёх часов ночи. Затем карга, наконец, отрубилась.

В 9 утра старушенция устроила фекальный потоп. Засрано было всё: бабка, её кровать, простынь и пол. Все, даже только прооперированные, кто не мог ходить, моментом исцелились, встали и выбежали из палаты. Приходит уборщица – тоненькая серая мышка. Моет пол, открывает окна. Пациенты, домашние хомячки, восхищаются моей выдержке и спокойствию. Они не знают, как на сквоте я руками вымывала тонны дерьма и выливала бутылки с мочой, чтобы очистить комнату.

На обходе врач хотел выписывать с направлением на удаление желчного. Но у меня сильно болит низ живота. Пощупав его, врач говорит: – "понаблюдаем, пока не уйдёт болевой синдром".

К 11.00 боль усилилась, ноющая перешла в острую. Сначала волнообразный наплыв, затем постоянно. Держась за живот, я пошла на сестринский пост. Но сестра бегает по делам. Одних выписывают, других принимают. В нашу и так полную палату отправили еще одну бабку.

Я поднимаюсь в отделение гинекологии в надежде поймать врача. Безуспешно. В коридоре валяется лёд. Хватаю его и ползу обратно в палату. Кладу лёд на живот. Медсестра несколько раз заходила, но ничего не сказала. Обезболивающий укол будет только ночью. Что за больница, где не лечат от слова совсем, а только обезболивают и ждут, пока боль пройдёт?

В 12.00 выписали троих. Заселили ещё одну пожилую женщину. Врач (сегодня опять армянин работает) её посмотрел минуту, сказал, что поставит капельницу, и ушёл. Я продолжаю внутренне стонать от боли.

Меня повели на УЗИ в гинекологию. Ура! Наконец, врач посмотрит и вынесет свой финальный вердикт.

Перевели в другую палату – для тех, кто после операции. И там есть душ! Сразу иду мыться и стирать бельё (хотя с катетером мыться нельзя, но плевать. Всё равно они его не используют). Розетки теперь нет. Есть под потолком. Подушку, одеяло и простынь надо тащить с собой.

Иду на пост. Хочу узнать свой диагноз.

– Девушка, можно у Вас спросить…

– Нельзя!!!.

– Да я просто диагноз хотела свой узнать…

– Диагноз спрашивайте у врача! – Гаркнула на меня злая, как собака, дежурная. Наверное, она злится, что пришлось работать в такой тёплый летний день, ещё и праздник…

Двоих из моей палаты отвозят на операцию, а меня не оперируют, но и не отпускают.

Бабка наблевала на пол свёклой и соком. Пришла уборщица, но протерла на отвяжись. К ней приходят родственники, ухаживают за ней. Ее дочь жалуется, что в отделении нет телефонов ни на посте, ни в ординаторской. В ординаторской ответили, что намеренно трубку не берут.

В 19.30 пришёл врач.

Хотел опять пройти мимо меня. Но не тут-то было.

– Доктор, какой у меня диагноз?

– Я не знаю! (Хохочет)

– А если серьёзно?

– Гинекология у Вас!

– А конкретнее можно?

– Обострение… воспаления… придатков.

– Меня смотрел гинеколог, гидросальпинкс называл

– Ну, можно и так сказать… (уходит).

Соседки по палате в недоумении: если у меня воспалительный процесс, почему не дают хотя бы противовоспалительное и обезболивающее? Почему ждут, пока само пройдёт, хотя я нахожусь в больнице? Если у меня гинекология, почему не переведут туда? Почему я до сих пор лежу в хирургии, и меня пинают туда-сюда?

4 августа. День четвертый

У девушек в палате разговоров только о родах и детях.

Одной, 24 года, вырезали аппендицит. Другая (имеет троих детей) переживает, что той придётся рожать через кесарево. Почему главное для женщин – это хорошо родить?

Гинеколог отказывается лечить и удалять воспаленные придатки, если не было родов. Были – ок, но хорошо бы ещё пару раз родить для закрепления, а потом уже можно лечиться. Ведь если удалить сейчас, РОДИТЬ не сможешь! И все так бегают и суетятся вокруг этой возможности родить, при этом обсуждают, сколько у них родственников померли от пьянства. Сами женщины рассматривают других женщин как инкубатор. «Главное – найти мужика, а если и не нужно для жизни, то для "развлечения" на ночь» – говорят они.

При этом они говорят: "когда уже нет семьи, ты можешь выдохнуть, быть свободным и пожить для себя". Говорят о том, как с детьми трудно, как муж кричит "Соберись, тряпка!". Мать тащит всё. Проблемы детей, их зубы, плюёт на своё здоровье. И потом мама плохая. Но всё равно дети должны быть, как же без детей.

Мать троих рассказывает, как муж её избивал. Поломал носовую перегородку. Приложил головой о батарею. Сотрясение. Клялся, что больше не будет. Она верила. Запугивал тем, что "ты никому не нужна, никого не найдешь". "Мне повезло, что он меня не убил!" – радуется женщина.

Скорее бы вступить в тот возраст, когда от тебя никто не требует быстро и много рожать. Или добиться удаления органов, перевязки труб, чтобы отстали уже.

Если узнают, что у тебя нет детей, смотрят, как на потерпевшего бедствие. Как на неполноценного. "Бедняжка! Ну ничего, будут ещё, не переживай! Дети – такое счастье! Родишь – узнаешь!"

Впервые за пять суток мне поставили капельницу с антибиотиком. Наверное, чтобы создать хоть какую-то видимость лечения перед выпиской.

5 августа. День пятый.

Девушка после операции, лежачая, запачкала кровью простынь. Просит её поменять. Медсестра пришла через 40 минут, кинула простынь на кровать и гаркнула: "застилай!". Пришлось пациентке с трудом вставать, превозмогая боль.При этом девушка не из бедных: айфон, макбук, загар, фигурка топ, фитнес, губки, брендовые шмотки, букет свежих цветов на столе каждое утро, вода только покупная.

Другую пациентку позвали на УЗИ. Работница, нерусская, болтает по телефону "ни о чем". При этом прекрасно знает, что её ждёт человек. Сидеть после операции тяжело. Женщина мучается в ожидании, пока врач не наговорится.

Мне неправильно поставили катетер. Около него синяк. Медсестра, ставящая капельницу – единственная, кому не всё равно, в шоке. Она одна вовремя убирает капельницу. Остальные поставят и уйдут на несколько часов. Капельница давно пустая, никто не проверяет. Я не могу сходить в туалет. Приходится тащить эту дуру с собой, и кровь по трубке поднимается наверх. Затем бежать по коридору и ловить медсестру. Жалобы не имеют эффекта.

Пузатый врач-хохотунчик – просто садист. Девушке после операции отменил антибиотик. У неё поднялась температура, а он смеется. "Пускай организм поборется, понаблюдаем". Меня тоже пять дней "наблюдал". Когда его сменил другой врач, тот сразу, узнав про температуру, забеспокоился и приказал вколоть антибиотик. Он же провёл мне КТ, а круглолицый только и знает, что улыбаться и на все вопросы отвечать : " Я не знаю! "

6 августа. День шестой.

В палате есть престарелая женщина, которая уже мало что соображает. Она ходит по-большому под себя, засовывает руки в памперс и размазывает говно по своему телу. Медсестры отказываются её мыть. Другая старушенция страдает недержанием, от трубки и мочесборника отказалась. Ходит под себя, в кровать.

Мне поставили капельницу. Когда она закончилась, никто, естественно, не пришёл. У койки есть кнопка вызова медсестры. Она не работает. Всё для людей! Вопрос для знатоков: как позвать медсестру?

Женщине нужно сделать укол, в палате все лежачие. Сестра идёт мимо, но говорит, что ей некогда. Другой нужно перевязку сделать. Просто заменить бинт на катетере. И все шлют её лесом. Ни у кого нет на это времени. "Как жить в этом мире?" – сокрушается женщина. Пошла бы и наорала ни них, или сама сделала перевязку себе молча.

Я проспала обход и завтрак. В палате духотища. На улице +31. Окна не открыть: специалистами по больничному насилию на всех окнах убраны ручки. Это сделали те же люди, которые отключили звонок. Инфа сотка! У меня ощущение, что над нами проводят какой-то жестокий эксперимент.

Соседка жалеет, что в палате нет телевизора. "Хоть бы новости посмотреть, что в мире творится". Будь здесь зомбоящик 24/7, я бы точно захотела прыгнуть в окошко (видимо, именно поэтому окна заблокированы).

13.00. Несут обед. Жижа в пластиковой банке на этот раз напоминает содержимое желудка. Что это такое, мне так и не удалось понять. При попытке проглотить склизкую массу у меня пошёл рвотный рефлекс. Женщинам носят еду их мужья. Они же забирают их на машине, везут мыться, дарят цветы и вкусняшки, навещают, заботятся. А я читаю книги.

Девушка идёт на перевязку. В кабинете "опять сидит эта тварь", по её словам, и спрашивает:

– и что Вам опять надо?!

– от Вас – ничего. – Девушка подходит к другой медсестре. – Извините, можно кого-то нормального попросить, чтоб перевязку сделать?

Позже ей нужно было донести передачу (персонал этим не занимается), а тяжёлое носить нельзя.

"Там (на охране) стерва сидит одна. Мужа не пропустила, чтобы он помог мне пакет занести. Ждёт, чтобы ей дали на лапу. А мне муж говорит: – Я принципиально не буду давать, это их прямые обязанности".

Пациентка пошла забирать передачу. С разрезанным животом. Охранница клиники (Ирина) по-хамски ответила ей: "сама неси!" Помочь было некому. На счастье, мимо проходила буфетчица, и донесла пакет. А если бы женщина, послушав её, взяла и понесла пакет, у нее разошлись бы швы. Кто в этом виноват? Женщина не догадалась сделать аудио или видео. Жалобу писать не стала. "А вдруг у неё какие-то жизненные проблемы? Зачем я буду портить человеку жизнь? Я верующая, я в церковь хожу. Бог накажет."

Как по мне, попустительство – тоже грех. Если безразлично пускать всё на самотёк, начнётся беспредел. Это как воспитание детей. Если позволять им слишком много, они могут и покалечить.

Я говорю:

– Если Бог такой всемогущий и всех плохих наказывает, почему тогда происходят войны, умирают невинные дети? Почему ты, такой хороший человек, страдаешь, нервничаешь, плачешь, мучаешься? Если человек ходит в церковь, как это приближает его к Богу? Мы живём в аду. Мы здесь в гостях у Люцифера. Ад находится на Земле.

Женщина задумалась: – Да, у меня друзья, брат, одноклассники, такие хорошие люди были, а Бог их забрал… Меня всегда поражало, как у наркоманов, алкашей всегда рождаются здоровые дети.

Ситуация номер два: все ругают матом смешарика-приколиста, который никого не лечит, оставляет людей с температурой и воспалением подыхать со словами "я ничего не знаю, что с Вами, хи-хи-хи, пускай организм сам поборется, а мы понаблюдаем, хи-хи-хи". На мне он решил поставить эксперимент и лечить по "своей методике".