Читать книгу След белой ведьмы - Анастасия Логинова - Страница 6

Павлин-павлин… что ж за павлин такой? Кошкин чертыхнулся, сам себя поправляя: не павлин – а жар-птица. Потому что «…знать не знаю, какой-такой павлин – жар-птица энто, как в сказке про Ивана-дурака. И хохолок у ней, и хвост красный, огненный…»

Уж сутки прошли, а Кошкин все ломал голову, откуда он помнил павлина. Тьфу ты! Жар-птицу! И фраза эта про огненный хвост засела у него в голове именно такой, будто прочел он ее – слово в слово. Только где прочел? Он сказок-то с малолетства не читал. Какие уж там сказки, ежели он последние полтора года вообще ничего не читал, кроме показаний свидетельских да уголовных…

Кошкин откинулся на спинку стула и потер переносицу: распустил он себя. Так и свихнуться недолго. И сам себе поклялся, что завтра же пойдет и запишется в библиотеку. Хорошо б еще там, в библиотеке, была доска шахматная: когда-то давно, почти что в прошлой жизни, граф Шувалов, которого Кошкин тогда считал наставником, говорил, что он не дурно играет в шахматы…

Но потом Кошкин уныло поглядел на рабочий стол, заваленный свидетельскими показаниями; на допотопный, чуть живой «Ремингтон»1 – и понял, что никакой библиотеки завтра не будет. В конце месяца приезжает начальство из губернской Перми, и Образцов, помощник полицмейстера и непосредственный руководитель Кошкина, требовал, чтобы все рукописные показания за последние два года непременно были отпечатаны на «Ремингтоне». Предписание некое из столицы пришло, так что умри, но сделай.

Тупая работа, нудная, никому не нужная. Но Кошкин давно уже понял, что Образцову важней, как оформлено дело, чем то, как оно расследуется и расследуется ли вообще. Образцов спит и видит в Пермь перебраться, а то и куда повыше, так что…

…Так что, смирившись, Кошкин вернулся к бумагам и даже успел перепечатать еще два дела от корки до корки, прежде чем вновь задумался – откуда, черт подери, он помнит жар-птицу?

Он определенно прочел эту фразу, а не услышал – но звучала она не по-книжному. Коряво звучала, косноязычно, будто… будто он ее в тех свидетельских показаниях и прочел!

Кошкина осенило, и он буквально подпрыгнул на месте: бросился ворошить показания в поисках того самого. Среди вновь отпечатанных его не было, это точно, так что Кошкин помчался в архив и проторчал там до сумерек – но нашел. Действительно нашел то самое дело, где упоминался женский гребень для волос, изображающий жар-птицу.

Он читал эту бумагу единственный раз, когда, полтора года назад, заступил на должность и принимал «перешедшие по наследству» дела, заявления, служебные записки.

«…заявительница заявила, – было написано рукой предшествующего Кошкину надзирателя по фамилии Петухов, – что знать не знает, какой-такой павлин, что энто жар-птица, как в сказке про Ивана-дурака. Заявительница опознала жар-птицу по хохолку и красному огненному хвосту…»

Заявление подавала три года назад некая Ульяна Титова, работница при церковной школе – о пропаже дочери. Жар-птицы документ касался лишь косвенно: заколка принадлежала пропавшей, вместе с нею и исчезла.

В августе 1890 заявление было подано; в сентябре Ульяна Титова приходила и интересовалась ходом расследования, в октябре тоже приходила, и в ноябре, и в декабре… А 31 декабря, в крайний срок сдачи отчетностей, пропавшая Мария Титова, незамужняя девица двадцати трех лет, учительница заводской школы, официально была признанна сбежавшей с любовником. Дело закрыли.

* * *

Час стоял поздний, давно погасли окна в низеньком деревянном домишке по Вознесенской улице, где расположилась 2-я полицейская часть – кажется, один Кошкин оставался еще на рабочем месте. Сдвинув все прочие бумаги на край стола, он с большой дотошностью (спасибо Образцову) составлял документ для возобновления расследования – в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

На завтра же, к половине одиннадцатого, когда Образцов прибывал на службу, Кошкин уже дожидался его в приемной. Чисто выбритый, в отглаженном мундире, с солидной кожаной папкой, с которой ходил «на ковер» еще к графу Шувалову. Несчастливая это была папка… но Кошкин решил не быть суеверным.

– Я к вам важному делу, Павел Петрович, – заранее оповестил Кошкин, вытянувшись по стойке смирно.

– Вижу, что по важному, – недобро окинул его взглядом Образцов. – Садитесь, Кошкин. До чего ж погода дрррянная стоит! И когда только этот снег этот кончится?! Вы не знаете, Кошкин?

– Не имею части знать, Павел Петрович.

На предложенное место Кошкин не сел, упрямо держал перед собою папку, пока Образцов не вздохнул.

– Что там еще у вас?

Только тогда Кошкин и присел, расстегнул папку, подал с учтивым поклоном Образцову подшивку документов – старых и новых. А после наблюдал: чем более Образцов погружался в текст, тем плотнее сходились над переносицей его брови.

Павел Петрович Образцов к своим сорока пяти мог сказать, что карьера его сложилась лучшим образом. В уездном Екатеринбурге своего полицмейстера не было – из Перми помощником назначили Образцова, так что высшей власти в городе, пожалуй, и не сыскать. С Кулагиным Образцов был на короткой ноге, в молодости, говорят, они даже приятельствовали крепко – так что поддержка Образцова была всесторонней. Нажалуйся Кулагинская дочка на Кошкина папеньке – тому и впрямь пришлось бы туго… Но барышня, кажется, угрозы не сдержала.

Читал Образов на удивление вдумчиво и внимательно. Кошкин уж было воодушевился… Рано. Дочитав, Образцов озадаченно крякнул, нахмурился чернее тучи и взялся читать заново.

«Ищет, к чему придраться», – сообразил Кошкин.

Но решил твердо стоять на своем. Ему до смерти было жаль Ульяну Титову, до сих пор, вероятно, не знающую, что случилось с дочерью.

– Мне нужны люди, – твердо заговорил Кошкин. – Двое, а лучше трое. Отыскать тело в лесу, вновь опросить мать Титовой, подруг, прочих свидетелей. Три года прошло – это не так много покамест.

Кошкин еще не договорил, а Образцов уже отрицательно мотал головой:

– Нет уж… Год едва начался, а вы уже собрались показатели мне испортить? Заколку похожую кто-то там нашел… всего-то! Не мне вас учить, Кошкин, сами знаете – ничего это не доказывает. На вашем месте я бы лучше за этого столичного покрепче взялся. Откуда у него заколка пропавшей девицы? Да и вообще – он кто такой этот Риттер-штабс-капитан? Зачем явился?

– Заколку нашел Александр Риттер, – по форме ответил Кошкин. – В городе всего пару недель, приехал по делам наследства. Аркадий Доронин, промышленник, приходится ему родным дедом.

– О том и речь, – мрачно отозвался Образцов, выдавая, что он прекрасно осведомлен, кто такой Алекс Риттер и, тем более, его дед. Но после откинулся в кресле, заговорил мягче, хоть все еще и следил за Кошкиным с недобрым прищуром. – Промышленника Доронина я знал – как не знать его?.. Тот еще жук. Хватка, как у бульдога. А вот внук его… дед уже два года, как в земле, а он только опомнился? Наследства захотелось – мигом тут как тут. Распродаст рудники, завод Бог знает кому, а сам опять в столицу укатит, очередное наследство прогуливать. Уж знаю я о его подвигах, поверьте. Доронин потому и завещание составил хитро, чтобы только женатым его внук смог наследство заполучить. Так хоть какая-то гарантия есть, что не все до последней копейки пропадет.

Но этот монолог теперь уж Кошкин слушал недоверчиво.

– Риттер вроде на столичного повесу не похож… – возразил он слабо.

И сам себя одернул: да что он знает, в сущности, о Риттере?

Образцов же его и не слушал более, он для себя все решил. Лениво ткнул пальцем в кипу бумаг:

– Вы и сами, Кошкин, сообщаете, что предыдущий полицейский надзиратель выявил, что девица эта, Титова, сбежала от матери с полюбовником. Так о чем речь теперь? Или вы сомневаетесь в профессионализме своего предшественника?

– Это того, который пьяным до дому не дошел – уснул на морозе под крыльцом с ключами в руках?

Образцов поглядел волком.

– А это значения не имеет, Степан Егорыч. Вы текущими делами занимайтесь – а смуту мне тут наводить и ребятишек моих порочить не вздумайте!

Не поднимаясь с места, Образцов демонстративно засунул подшивку с документами по делу девицы Титовой в мусорную корзину.

* * *

Буран то затихал ненадолго, то принимался с новой, неистовой силой. Следовало возвращаться в полицейскую часть на Вознесенской, где ждала натопленная комната, горячий чай и кипа бумажной работы, которую хочешь-не хочешь, а выполнять придется… Кошкин же будто нарочно шел против ветра: повыше задрал отвороты шинели и сквозь снег продирался вдоль набережной Городского пруда. Шел встретиться с Риттером.

В прямом подчинении у Кошкина было четверо городовых, и, хотя у них своей работы хватало, он мог бы надавить, заставить заниматься делом Титовой… Правда те, скорее всего, уже на завтра бы побежали жаловаться Образцову: ни дружеских, ни приятельских отношений за полтора года службы Кошкин так ни с кем и не завел. А зачем явился нынче к Риттеру, тоже толком сказать не мог… Но тот ему обрадовался, пригласил войти скорее и подняться в бывший кабинет Аркадия Доронина, где ныне проводил время сам Алекс.

До кабинета не позволила дойти матушка Риттера, Софья Аркадьевна: хоть и виделись они всего единожды, она его узнала, была любезна (Кошкину даже показалось, что чересчур) и потребовала с нею отобедать. А когда Кошкин отказался наотрез, ссылаясь на занятость, вынудила таки посидеть с нею в гостиной и развлечь разговором.

– А вы давно ли, дорогой Степан Егорович, знакомы с доктором Алифановым? – поинтересовалась Софья Аркадьевна. Отобрала у горничной чайник да сама, несмотря на протесты, налила ему чаю.

Риттер, хмуро поглядывая на мать, выхаживал по гостиной и, по всему было видно, надеялся чем скорее, тем лучше покинуть дом.

– Уж полтора года как, – вежливо отозвался Кошкин. – Но исключительно по рабочим делам. Владимир Андреевич, видите ли, человек чрезвычайно занятой.

– Однако ж в доме у него вы бывали, с супругою и детками знакомы?

– Бывал, – признался Кошкин, не понимая, к чему она клонит.

А Софья Аркадьевна даже лицом просияла:

– Ох, как чудесно! Владимир Андреевич человек такой обходительный, галантный. Состоятельный, должно быть?

– Право, я о том не осведомлен…

– Да конечно состоятельный – тут и гадать нечего! А дочка у него прехорошенькая, charmant! Вы, случаем, не знаете, Степан Егорович, за ней приданое большое ли дают?

– Матушка! – взмолился за спиной у нее Алекс, смущенный до крайности. – Уймитесь, ей-богу!

Но и мать в долгу не осталась, тихо, но твердо потребовала:

– Алекс! Дай мне, наконец, спокойно поговорить с гостем!

Беззвучно чертыхнувшись, Алекс ураганом покинул гостиную. Но вернулся меньше, чем через минуту: всем своим видом просил у Кошкина прощения за семейную сцену.

Кошкин же ему посочувствовал. Должно быть, это правда – и насчет мудреного завещания деда, и насчет срочных поисков невесты.

– Я совершенно точно могу вам сказать, Софья Аркадьевна, – отвечал ей Кошкин, – что за Ириной Владимировной приданого не дают. Потому как она замужем.

– О… – только и сумела вымолвить madame Риттер, недоверчиво глядя на Кошкина ясными, как у девушки, глазами. – Но, позвольте, как же? Я слышала, Ирина Владимировна живет в отчем доме и… – губы ее дрогнули, прежде чем она произнесла это страшное слово: – …работает.

– Совершенно верно, – учтиво поклонился Кошкин. – Кроме того, Ирина Владимировна окончила женские курсы и собирается начать бракоразводный процесс.

– Какой ужас… – не сдержалась Софья Аркадьевна. – Жаль, очень жаль… Бедную девушку, разумеется, жаль – столько хлопот.

Кошкин уж подумал, что Ирину Владимирову теперь оставят в покое, ибо женить единственного сына, отпрыска дворянской фамилии, на разведенной женщине – не комильфо даже для дам куда менее чопорных, чем госпожа Риттер.

Но он Софью Аркадьевну недооценил.

– А вы не знаете, Степан Егорович, – еще немного подумав, спросил она, – бракоразводные процессы долго ли тянутся?

– Матушка! – снова зашелся Алекс.

– Не имею чести знать, – ровно, даже чуть с сожалением, ответил Кошкин. И черт его дернул добавить легкомысленно: – Пожалуй, Ирина Владимировна может еще и помириться с супругом. Он вслед за нею в Екатеринбург приехал и ежедневно караулит возле клиники.

– Жаль, очень жаль… – снова расстроилась madame Риттер. И снова же опомнилась: – вернее, я всем сердцем надеюсь, конечно же, что так оно и будет. Милые бранятся – только тешатся…

Впрочем, было видно, что в Кошкине, как в свахе, она уже разочаровалась, и не имела больше желания угощать его чаем. Великодушно позволила и ему, и сыну покинуть дом.

Что ж, по крайней мере, Кошкин понял, отчего Алексу не сидится дома.

– Простите за это все, Степан… – первым делом заговорил Риттер, покуда они шагали без определенной цели вдоль ограды соседского особняка. – С матушкой совершенно невозможно иметь дело в последние дни. Ей-богу, вот-вот она примется цыганок с паперти за меня сватать.

Кошкин хмыкнул, но развивать тему посчитал бестактным – предпочел ее сменить:

– Я к вам, видите ли, по делу, Алекс. Та заколка все еще у вас?

– Разумеется. Желаете забрать?

Он с готовностью, будто только этого и ждал, вынул ее из внутреннего кармана.

– Нет-нет, покамест пусть у вас остается. Быть может, вам будет любопытно знать, что описание крайне похожей заколки я видел в одном деле в полицейском архиве. Об исчезновении девушки три года назад.

Алекс остановился. О да, ему и впрямь было важно это знать.

– Так заколка принадлежит той девушке? – взволнованно спросил он. – Беловолосой в платье с цветами?

– Право, не знаю – я не видел еще ее фотокарточки. Для этого нужно опрашивать мать той девушки, а я не хотел бы ее волновать понапрасну. Сперва следует убедиться, что… словом, что эта девушка действительно мертва.

Алекс рассеянно кивнул.

– Полагаете, ее убили там, в лесу, где я нашел заколку?

– Я не говорил, что ее убили, – поторопился заметить Кошкин. – Она могла заблудиться, так же как и вы… замерзнуть. – Но тут же себя одернул: девица Титова пропала в августе.

Странно это было, но Риттер с ним почему-то не согласился. Не ответил ничего, но хмуро, сосредоточенно поглядел вдаль, куда-то выше замерзшей Исети.

Любопытно, – подумал он, – Алекс и впрямь видел призрак беловолосой девицы?

Сам Кошкин в подобную чертовщину не то чтоб не верил – старался о ней не задумываться. Если обо всем этом думать, то и рехнуться недолго. Однако на службе бывало разное. И некоторые совпадения кроме как мистикой вовсе нечем объяснить. Хотя бы даже заколку эту, что нетронутой пролежала в лесу три года.

Он признал.

– Могли и убить ее, конечно: Екатеринбург только с виду тихий. Здесь заводы, рудники, деньги немалые крутятся. А где деньги, там и уголовщина всех калибров… Покамест неизвестно даже, была ли хозяйка сей заколки в том лесу. Однако если была, то следы должны остаться. Личные вещи, одежда, кости. Главное, знать, где искать – за этим, собственно, я к вам и обратился.

– Это было в Шарташском лесу, – отозвался Риттер. – Однако тот самый пригорок я сроду не найду. Если только Виктор Алифанов мне поможет.

Кошкин согласно кивнул:

– Вы прокатитесь со мною в клинику Алифанова?

– Едва ли вы в такой час застанете Виктора в клинике, – почему-то усмехнулся Алекс. – Вчерашним вечером у него были большие планы…

И Алекс вдруг замолчал на полуслове – так, будто снова увидел призрака, глядел сквозь решетку, в парк к соседям. Кошкин сперва не понял ничего. Проследил за его взором, но увидал только беседку, сквозь резные стенки которой слабо угадывались очертания фигур – мужской и женской. Сплетенных в нежнейших объятиях.

Ежели нарочно заглядывать в чужие парки, то можно еще не то увидать – но Алекс вдруг будто с цепи сорвался. Бросился к воротам. Запертым, но его это не остановило. Он бы с петель те ворота сорвал, наверное. А уж когда Риттер ворвался в парк и размашистым шагом направился к той самой беседке, Кошкин в самом деле растерялся. До смертоубийства б не дошло…