Читать книгу Мидиан. Книга четвёртая - Анастасия Маслова - Страница 4

Нужно ли говорить, что концерты «Semper Idem» были бешено популярны? «Лимб» не мог вместить всех желающих, и толпы стояли у входа, заполоняя узкие переулки, чтоб только попасть внутрь, чтоб только услышать отголоски новой сенсации. Даниэль заставлял свою команду репетировать до упора, пусть даже в клубе их заглушал рёв поклонников. Можно было фальшивить сколько угодно, но всё это лишь подготовка перед главным выступлением на Штернпласс. У них не существовало своего репертуара, они переигрывали старые и всем известные песни. Даниэль, пропитанный адреналином, выплёскивал свои эмоции, свою силу, завораживал, гипнотизировал и заражал безудержностью. Под конец очередного концерта, увенчавшегося добившей взмокшую публику «Боже, храни Королеву», он поливался остатками воды из бутылки. А после она полетела в зал, где долго планировала, отскакивая от жадных рук.

Его сырые волосы разметались по плечам. Чёрная сетка на его теле еще более оттеняла его больную худобу, а под глазами зияли тёмные подтеки макияжа. Он смеялся, но его не было слышно, как и последнего ревущего гитарного рифа. Он, подобно дирижёру, простер над своей толпой руки, чтоб стало тише. Он вновь приблизился к микрофону, озаренный ярким светом, и произнёс часто дыша: «А сейчас… Я хочу спросить вас, готовы ли вы меня поддержать, придя одиннадцатого февраля на Штерпласс?!»

Ответ был очевиден. Поднялся такой крик, что казалось стены падут подобно иерихонским. К нему тянулись, хватая за платформы ботинок, за джинсы… Он улыбался счастливо. Когда гул стих, то он продолжил, не скрывая волнения: «Я должен сказать, что люблю вас и каждого здесь находящегося. Ради этого города я ставлю многое под удар, но мы должны идти до конца…»

Он не договорил из-за оглушительных оваций и стоял, подставив грудь этой стихии, этой мощи, что сейчас пронизывала его. К нему подошёл Скольд и прокричал что-то на ухо.

Даниэль озадаченно всмотрелся куда-то вдаль поверх голов зрителей. И произнёс: «К Сиду пришла его Нэнси! Несите меня к моей невесте!» И он выбросил микрофон и прыгнул в толпу, в её море, что понесло его дальше и дальше. И только прожекторы как близкие звёзды в фантастическом видении качались в его поле зрения.

Адели стояла в толпе в самом её конце. Видимо, она проникла сюда недавно с черного хода. Жених оказался рядом с ней, выбравшись из бушующих волн, и тут же обнял её. От неё пахло холодом и зимой. Она для приличия поцеловала его. И тут же послышались возгласы других девушек:

– Да чтоб эта блондинка сдохла скорее!

– Она не достойна его!

– Давайте её серной кислотой обольём!

Жених и невеста быстро скрылись за железной дверью, где их поджидало такси, вызванное Адели. Водитель расхохотался от изумления, шокировано глядя на пассажира:

– Да неужели! Дай автограф, братец!

И Даниэль расписался ему на каком-то чеке.

– И куда вам надо?

– Думаю, в мой особняк. Да! Отвези нас, братец, в мой особняк!

Адели сидела неподвижно, безучастная ко всему. Даниэль придвинулся ближе, уткнувшись в ее шею со словами:

– Я не знал, что ты придёшь.

– Тебя не было четыре дня. Я не могла дозвониться до тебя. И после этого ты говоришь, что не знал, приду ли я?

– Обсудим у меня дома, – заключил он. И дорога тянулась мучительно.

Вильгельм приветствовал с огромной радостью, когда встретился на лестнице с молчаливыми и мрачными Дани и Аделаидой, поднимающимися в хозяйскую спальню:

– Ты наша принцесса! Как я счастлив тебя видеть! Сделать тебе чай с ромашкой, как ты любишь?

– Спасибо, она меня вряд ли успокоит! – отозвалась Адели, пытаясь улыбнуться. Вильгельм и Даниэль переглянулись, а последний недоумённо пожал плечами. Только дверь в его комнату закрылась, как она произнесла язвительно и отчаянно:

– Ты мне почти сразу сделал предложение… Но давал ли ты себе отчёт, что такое помолвка? Такой понимающий в начале наших отношений – сейчас ты неузнаваем… Прекрати пить эту гадость!

Она выхватила стакан с позавчерашним виски-колой у него из рук. Даниэль сел на кровать и начал снимать с себя кожаный ошейник с внушительными шипами и сетку. Адели стояла на прежнем месте и почти плакала, сдавленно, с огромным трудом говоря:

– Кто эта женщина? Она везде меня подстерегает проклятым видением! Она то появляется на безлюдных улицах, то мгновенно исчезает. И смотрит на меня пытливо и насмешливо. А однажды я даже с ней заговорила. Она просто лишь… утончённо улыбнулась и поздравила меня с колечком на безымянном пальце. И ещё добавила, что вас с ней связывают более прочные узы…

Даниэль достал из шкафа полотенце и устало ответил, направляясь в ванную:

– Тебе скажут все дамы, начиная с седьмого класса и заканчивая менопаузой, что нас что-то связывает. Я в душ. С меня сто потов сошло, пока я там пел.

Он встал под горячие упругие струи воды, подставил им лицо. И он сделал усилие вспомнить, зачем же он ей сделал предложение и – когда… Он пытался думать о том кольце, а в сознании дрожала алая огранка перстня Эсфирь. Её рубин горел, пульсировал в самой глубине, поглощая своей энергией его мысли. И огромного труда ему стоило бледно воскресить тот день, когда он, недолго думая, решился преподнести Адели изящное украшение в знак своих далеко идущих планов. Но много воды утекло. Он закрыл вентиль и вышел с полотенцем на бедрах.

Алели стояла у темного окна в напряженной задумчивости и как только услышала его шаги, то резко обернулась и произнесла горько:

– Я знаю и без доказательств, что у тебя еще кто-то есть. Я не хочу быть твоей женой потом, а сейчас мне просто нужно уйти.

– Возьми деньги в ящике и напиши, как такси тебя отвезёт обратно. Я постараюсь позвонить, если выберусь из-под груза моих проблем, – проговорил он безжизненно и тускло. Адели последовала к двери без промедлений, но рука её дрогнула, как она только потянулась к ручке. Она подбежала к нему с глазами, полными слёз и целовала его лицо, горячо шепча:

– Что с тобой происходит, Дани? Я наблюдаю, как ты становишься кем-то иным. Я тебя люблю. Я не знаю, как сейчас уйти и оставить тебя. Но ты другой…

И её прикосновения тоже были другими, не такими пугливыми и осторожно невинными, как раньше. Она сбросила шубку. Они быстро легли на неубранную кровать, поддавшись секундному, отчаянному, бездумному всполоху страсти. Она смотрела на него снизу вверх, дрожа. Адели произнесла:

– Мне всё равно. Сделай это, пусть даже ты не останешься со мной. Ты все равно будешь первым и последним в моей жизни.

Даниэль закусил губы и склонил голову к её плечу. Он проговорил, неровно дыша:

– Я не стану. Позволь мне хоть сейчас что-то сделать от всей души, не противоречить себе и правде. А правда в том, что я не могу сейчас говорить о нас. И трахать тебя я тоже не могу. Если интересно, то проверь рукой мою готовность, но я с тобой не пересплю, девочка, потому что не посмею. Понимаешь? Можно хоть сейчас я не солгу?

Она поднялась и закрыла дверь за собой.

…Пару дней назад Даниэль с де Снором находились на мосту через Лету. Поздним вечером не было прохожих, водители не узнавали их. Их встречи часто были такими – и весь сумрачный Мидиан принадлежал им. Все закоулки, гулкие ночные площади, неизвестные повороты и перекрёстки – всё предназначалось для них, подчиняясь их странствию. Они никогда бы не забыли и крошечной части своих встреч. В памяти прочно осядут и их разговоры, и их молчания, и зимняя мгла и вдохновенное, блаженное, ликующее упоение от их единения.

Кристиан, сгорбившись над перилами моста, говорил:

– Видишь, какое красноватое свечение идёт от города? Огни на воде похожи на искры. Возможно, я это нарисую. Живя в Мидиане, я чаще думаю: ад наверняка так полон, что пробивается через багровые пейзажи этого города. Меня леденит это зрелище. И разве есть ещё что-то более жестокое, чем место, уготованное отступникам?

И он обернулся к Даниэлю, стоящему рядом. Кристиан наблюдал его с цепким вниманием живописца и с восхищением обожающей души. Художник негромко дополнил:

– Но лучше, чтоб на моём полотне был снова ты.

Даниэлю стало горько от того, что Кристиан сейчас так на него смотрит. Ведь когда они с де Снором разойдутся, то он снова отправится к Эсфирь. Он всё это время терзался, не рассказать ли ему о его связи с Королевой. Но он только произнёс:

– А разве ад – это не милость и снисхождение? Если есть тот, кто тебя любит, а ты его предаешь своей нечестностью и лицемерием, то как смириться с этим? Хочется скрыться во тьме, бежать. А в целой вселенной есть только преисподняя, где ты можешь спрятаться со своим позором.

– Тебе ли об этом так основательно задумываться? – спросил Кристиан, но так и не получил ответа.