Читать книгу Мидиан. Книга шестая - Анастасия Маслова - Страница 4

«Знала ли я, что продолжу вести дневник, когда события так сильно поменяются? Словно эту тетрадь время назад держала другая я, другая Ева. И она не понимала, что ей предстоит.

Есть ли во мне такая сила, чтоб любить ни воспоминание, ни ночной плод воображения, ни героя-освободителя, а простого человека – ранимого, обладающего слабостями, в чём-то болезненного, в чём-то порочного?

Вчера после неожиданного приезда Вуна в дом Рейна, Даниэль раскрылся мне. И я держала в своих ладонях его душу, полную колкого страдания и кровоточащей вины. И можно ли запачкать руки искренностью и естеством? Я жажду принимать его любого – того, кто он есть.

*

Сегодня он поднял меня с первыми лучами зари. Точнее, не поднял, а стал стягивать с кровати за ноги. Но это было не зря. Позже (часа через два) мы добрались до одного места – до разрушенного храма, который сейчас восстанавливается, и мы пробыли там до вечерних сумерек. Я занималась тем, что сажала цветы, а он был внутри. Солнце припекало страшно, и я решила зайти в пустынное тёмное пространство, где были колонны, старые фрески и высокие леса. Лёгкий сумрак, клубящаяся пыль в предвечернем свете через зарешёченные окна. И я слышала пение. Я не сразу разобрала, что этот голос, блуждающий и растворяющийся во мгле высокого купола – его. Я не видела его, а только стояла и слушала. Кирие элейсон. Кирие элейсон. Кирие элейсон. Прозрачно – небесно – не от мира сего.

Я вернулась к грядкам, к черной земле, к лилиям, к закату с такими тихими и словно ничем необоснованными слезами. И было так легко! И я поняла, что Он привел меня любить этого человека.

Сейчас я не могу заснуть.

Помню, как Даниэль вышел из дверей, а в волосах его были хлопья краски, которые он отскребал от сводов. Серые хлопья. И он смеялся. И был вечер, и будет утро…

*

Мне сегодня снился пепел. Город, который словно пережил страшную войну и – пепел над всеми осиротевшими постройками. И я стояла под этим пеплом и вдыхала его.

…Его особняк стал для меня огромным миром. Без Даниэля я не могу выходить куда-то в Мидиан и знаю это прекрасно. Я подружилась с Вильгельмом – это на редкость обходительный человек. Он тонко намекнул, что увидел в Даниэле изменения, когда я появилась в этом доме. Но я не хочу ничем обольщаться.

Даниэль привёз мне платья для примерки. Парочку я выбрала, хотя мне всегда неудобно принимать подарки.

Что примечательно, он никак не прикасался ко мне в эти дни. И это хорошо. Я чувствую, что я словно сосуд, полный до краёв. Я хожу иначе. Я чувствую себя иначе. Во мне спокойно и умиротворяюще правит какая-то сила, какое-то глубинное естество. Я полюбила свои бёдра, которые до этого пыталась скрыть свободными одеждами. Мне нечего теперь скрывать.

*

Сегодня видела его от силы час. Мы поужинали тем, что я сготовила (его вкусами в еде со мной поделился всезнающий Вильгельм). Он был вымотан, придя домой в десять вечера, а после направился в студию.

Сейчас я лежу и понимаю, что пришла бы к нему в комнату. Скинуть с себя лёгкий шелковый халат и в темноте ощутить, как он увлекает к себе и ложится сверху. Я хочу чувствовать его внутри. И я хочу этой первой боли от него, даже не желая прикасаться к себе лишний раз, оставив моё тело, мою душу для него.

*

Весь день пролежала с месячными. Великие «Семпер Идем» творили в студии, а я перечитывала книжки, укутавшись в покрывала и вспоминая родителей. Под вечер стало лучше. Нашла в вещах, разобранных не до конца свою древнюю игрушку Пьеро. Памятная куколка от любимого папы. Думаю, снежный принц найдёт своё место в моей уединенной келье.

*

*

*

Уже пару дней ничего не записывала. Всё это время я была отдана себе. Даниэль всё так же поздно возвращался в своём солидном костюме. Он отжал у меня духи, но подарил другие – того же бренда, но более мягкие. Что ж! Буду разнашивать эту белоцветочную феерию…

Нянчилась с Котятками и давала им имена. Они подрастают и округляются.

Но меня в последнее время часто терзает вопрос: а что же будет потом? Как долго продлиться мое блаженное спасительное заточение? И когда я приду к нему – или когда он сам придёт ко мне? Время покажет.

А сейчас надо спать, хотя это, признаться, сложно. В последние ночи я слышу шаги у своей двери – через дрёму. Может, это просто кошмар».

Ева поставила точку в последнем предложении. Она закрыла дневник и отложила его на прикроватную тумбу. На ней расположился её Пьеро. Она привстала с постели, чтоб его поправить и расположить удобнее. И когда она взяла его за матерчатое тельце, то почувствовала что-то твёрдое внутри, чего не замечала раньше. Она нажала на то место. Она вскрикнула от неожиданности и боли. На безымянном пальце правой руки проступила бусина крови.

Скоро она вынула из тряпично-ватного тельца небольшую ржавую иглу. Она не знала, как эта подозрительная и недобрая вещь там очутилась. Кому нужно было пронзить зловещим уколом грудь её белоснежного Пьеро?

Кожа на её пальце ныла от укола. Ева выключила ночник, и комната окунулась в глубокие тени. По окнам бежали водопады ночных небесных вод. Сильный дождь, который начался ещё вечером, не останавливался в этот поздний час, шумя непрерывно. Под его убаюкивающий шёпот Ева положила голову на подушки и закрыла глаза.

Ближе к ночи Даниэль заглянул к ней, чтоб убедиться, что с ней всё в порядке. Он обнаружил её спящей и, не став тревожить, отправился в свою комнату… И часом позднее он не понимал, что с ним происходит. Он никогда не ощущал такой колоссальной тяги, затмевающей рассудок. У него возникло нездоровое и навязчивое рвение покинуть особняк и провести ночь не в этих стенах. Это желание было похоже на бесконтрольное наваждение, от которого было невозможно отвлечься, а перебороть его тщетно. Перед глазами его змеились красные узоры, которые он видел карточке Габриэль. Причудливо оживая и танцуя, они, в головокружительном бреду складывали силуэты обнажённых женственных изгибов. Они призывали и манили. И он уже точно забыл о Еве. И осталось лишь клокочущее желание убраться вон из своего дома – к другой. Страсть подхватила его, и он подчинился ей.

Берта сидела с полотенцем на голове у своего ноутбука и с удовольствием читала некоторые комментарии на форумах, что весьма не льстили Еве. Разумеется, девушками поднималась тема, что «эта дрянь» не годится в подмётки их королю. Берта скользила глазами по монитору и чувствовала, своего рода, удовлетворение. Ей было сладко, что Еву унижают. Но скоро ощущение этого торжества показалось ей никчёмным, когда он самолично позвонил ей. По его голосу она тут же поняла, что он хочет к ней приехать. Он спросил:

– Кран всё ещё протекает?

– Да, течёт, – ответила Берта, заискивающе.

– Сильно? – ухмыльнулся он.

– Ты хочешь проверить? – произнесла она с нотой томности, что указывала на её радушное гостеприимство.

Буквально через полчаса, которые Берта потратила на укладку волос и макияж, она встретила Даниэля. В духоте подушек и одеял, в духоте её локонов, он, наконец, увидел, как красные узоры преобразовались в её силуэт. Всё неслось перед ним в затмении: её прикосновения, запахи и вкусы. Она начали стягивать с него майку. В тот момент, когда лицо его оказалось закрытым тёмной тканью, и ничего нельзя было различить сквозь неё, в сознании что-то погрозило: «Очнись, скотина! Это не ты! Возвращайся! Сейчас же – в особняк!» Назидание заглушило его навязчивое желание.

Даниэль резко проговорил:

– Берта, стой!

Она убрала от него руки. Он медленно надел обратно майку и сел с краю постели. Тогда ему стало отвратительно от вещей, что он хотел сделать. Берта обняла его сзади:

– Тебя что-то тревожит? Я могу помочь?

Она через силу заставляла себя казаться заинтересованной, хотя ей было все равно на его переживания.

– Да, ты можешь мне помочь. Просто закрой за мной дверь.

– Дани, я же тебя люблю! Останься! – воскликнула она. Сейчас она готова была сказать ему всё, что угодно, только б он не покидал её спальни.

– Прости за то, что взбаламутил воду, – он встал. Ему не терпелось покончить со всем и выйти на улицу. Оставить эту квартиру, где всё намекало на его ошибку, на то безумие, что принесло его сюда.

– Значит, к ней?! Обратно? – кричала она ему в спину. Он обернулся на мгновение, чтоб ответить светло и взволнованно:

– Домой!

Она не провожала его. Минутами позже Берта, оплакивающая их любовь и отношения, что украла эта Ева, напишет на форум, что Даниэль – подкаблучник и бесхребетное ничтожество.

Ливень шёл стеной. Даниэль мчал к себе. Он пытался набрать Еве, подхваченный обжигающей тревогой, но она не брала телефон. Ему хотелось кричать от того чувства неразрешенности и неизвестности, что сковывали душу. Когда он быстро проезжал по дороге, проложенной через руины, то мельком заметил в отсвете фар знакомый силуэт, что возник на секунду и снова скрылся за разрушенной стеной. Это была Ева.

Он выбежал из машины и пытался окликнуть её. Вдалеке еле различимо бледнела её ночная сорочка, как похоронный саван. И она не оборачивалась. Даниэль уже знал, куда Ева идёт. Он ринулся за ней, не упуская и секунды. Холодный дождь застилал глаза. Очертания окружающих предметов казались ветхими суднами, выброшенными в самое сердце жестокого шторма.

В убежище Кристиана перед Габриэль на гладком столе были разложены небольшие мешки с бурой и пунцовой пылью, засушенные семена, желтоватые листы рукописи, карты с известными только ей символами и деревянная резная шкатулка. Их озарял свет от единственной свечи. Она шептала что-то самозабвенно, распыляя в воздух шепотки диких снадобий. Она была ужасна, когда начала впадать в транс. Она смеялась, старчески хрипя, разрезая тишину. Стёкла зеркально отражали фигуру старухи в лохмотьях. Язык пламени то почти угасал, то вспыхивал от её заклинаний. Она металась вокруг стола, свершая свой обряд. Она знала, что Ева совсем скоро придёт к ней. Она это чувствовала, видела через сомкнутые веки.

Вот Ева скользит меж остовов домов. Её лицо спокойно и беспечно, как у спящей, а на губах – мягко тает блаженная и очарованная улыбка. Она крепко сжимает в ладони перстень Эсфирь. Другой рукой она плавно играет с завесой ливня. Мерное дыхание издаёт сизый пар. Босые ноги омывают чёрные ручьи. И шаг её стремится уже к поляне, где высится прямоугольник двери…

Даниэль искал её, устремляясь туда, где мелькнул край её сорочки. Миражи, что вплела в чёрный дождь Габриэль, путали его, заставляли заблудиться в темноте…

Вот Ева потянулась к ручке.

Неожиданно из своей мастерской спустился Кристиан, который тут же перевернул стол Габриэль. Всё, что было на нём, разметалось по полу. Он безвозвратно прекратил её обряд. Габриэль пронзительно вскрикнула, словно сражённая болью. Де Снор произнёс ей глухо, беря за её горло: «Я не буду участвовать в твоих злодеяниях. Мне хватает собственных!»

И Ева остановилась и открыла глаза. Перед ней фантастически выросла дверь. Она отпряла, ощущая, как тело пронизывает лёд, как её сердце охватывает ужас. Она разомкнула дрожащую ладонь и увидела, что несла перстень Алой Королевы. И весь мир погрузился для неё в безмолвие. Как в водовороте она видела и слышала Даниэля, что совсем скоро сжал, точно в тиски; он что-то спрашивал, что-то говорил. И она видела над собой небо, когда он нёс её к машине. И лицо её омывал нескончаемым водопадом дождь…

Она сидела в ванной и дрожала, в первые минуты не ощущая горячей набирающейся воды. Она всё это время молчала, словно была где-то не здесь и не отдавала себе отчета в том, что происходит.

Даниэль выжимал свою майку в раковину, быстро посматривая на бледную и страшно отчужденную Еву. Он подошёл к ней и приподнял её подбородок и спросил сдавленно:

– Ева, скажи, как ты себя чувствуешь, пока я тут сам не сдох от неизвестности.

Она еле слышно произнесла сиреневыми губами:

– Я знаю, кто меня звал туда. Там, в этом аду, находится Габриэль и заманивает к себе. Только по её вине там пропадают. И она не отступит так просто.

– Ты моя маленькая дрожащая чихуа-хуа! – он гладил её волосы, бесконечно радуясь, что может к ней сейчас прикоснуться.

– Дани, была игла в моей кукле. И я чувствовала тогда и понимаю теперь, как она ведет своих жертв себе. Ей нужна какая-то связь с ними, какая-то вещь, чтоб заставить их забыться и уйти, – более живо и отчетливо заключила Ева, ощущая, как ледяная материя её сорочки обжигает кожу. И только тогда она вполне осознала, как ей холодно.

– Забыться и уйти… – прозвучал голос Даниэля призрачным эхом её слов. Он задумался и отвел взгляд.

Пар, исходящий от набирающейся воды, обморочно усыплял. Он поднимался тонкими клубами. Пугающая белизна лица Евы чуть зарумянилась. Она легла в спасительно-горячую воду, что обнимала её, легко приподнимала окаменелый шелк её сорочки. Она осмотрелась, понимая, что сейчас находится у Даниэля, в его круглой и просторной ванной. Её веки опустились, и сознание сладостно помутнело. Она ушла с головой в воду…

Он незаметно для неё отлучился. Ева выбралась из ванной и протерла ладонью запотевшее зеркало. Она видела свое лицо, как чистый холст – смерть снова была близка к ней. Она сняла с себя сорочку, небрежно бросив её на влажную плитку, и потянулась за полотенцем на вешалке. В этот момент дверь открылась.

Даниэль говорил по телефону, остановившись на пороге: «Да… Думаю тебе лучше самому побеседовать с ней, как она придёт в чувства после такого шока. Надеюсь, разбудил тебя не зря, Рейн… Или ты опять обдолбанный?»

Он быстро достал из ящика один из своих белых халатов, держа телефон плечом, и приблизился к Еве. Он туманно улыбнулся: «Вот же ты дуралей… Что? Голова была спрятана в морозилку, а органы засолены на зиму? Я бы тоже после такого накурился. По крайней мере, вы поймали этого потрошителя. И я не сомневаюсь, что поймаешь своих первоочередных врагов. Всё будет хорошо. Запишу я твою партию, забудь… Держись…»

И он отложил телефон на край раковины и набросил на её плечи халат. Она не делала попытки прикрыться, но смотрела на него широко и живо, с настороженностью и прямо. Он поправил её воротник и произнёс тихо:

– Мне всё и всегда поощряли. Мне везде потакали. И вот среди наперебой вопящего многомиллионного хора тех, кто слагал мне арии, появился голос, который упорно молчит.

– Потому что я люблю тебя. Зачем мне кричать? – и она приникла к нему. Его прохладная кожа соприкоснулась с её разгоряченной. Его огромный выдох вырвался со стоном. Он резко и властно притянул её за воротник и целовал её губы, растворяясь в этих прикосновениях. Он угадал мягкое сопротивление и прекратил. Ева быстро направилась к себе через темноту его спальни, поправляя на себе халат.