Читать книгу Моя шизофрения - Анастасия Попова - Страница 5

Суд у нас был таким же коррумпированным, как и все остальное. Например, судились мы с одним квартирным аферистом, он убеждал людей отписывать ему квартиры. Чаще всего он практиковал давать взаймы под залог недвижимости, только займы оформлялись договорами дарения или купли-продажи. Естественно, квартиры тут же от людей уплывали. Этот мошенник подал на меня в суд за то, что я его, бедного, разнесла. Судья была его с потрохами.

Я встаю на суде, говорю:

– Значит, так, я могу доказать то, что этот человек мошенник. Мы пригласили на суд вторую жертву мошенника, у меня есть документы по третьей жертве, мы ранее писали еще об одном случае…

Мошенник встает, говорит:

– Против приобщения доказательств, они на меня накопали компромат.

Я говорю:

– Поскольку его репутация в этом суде – предмет спора, я имею права приводить доказательства того, что он мошенник.

Судья доказательств не принимает. Стоит, мы ей отвод объявляем, слезы в глазах, а доказательства не принимает, и все тут… Как всегда. Я, практически, не видела судов, где судья без проблем принимала бы доказательства. А вообще, эта такая жесть, когда иск на несколько сот тысяч, а судья не дает тебе ничего доказывать. Тогда мы просто встали, сказали, что это цирк , а не суд, и ушли. Я, наш соответчик – жертва этого мошенника и редактор, мы все собирались писать апелляционную жалобу. Я ее начала писать первой, заглянула в конец. Не поверила своим глазам. Судья пишет (не дословно, но суть такова): «Конституция гарантирует человеку полную свободу выражения мнения, в статье представлено мнение Б. на ситуацию, поэтому в иске о защите чести и достоинства отказать». Мы потом это решение на многие суды носили.

Но это был суд со счастливым финалом. Сколько их было, счастливых? Единицы. В основном суды были судилищами, где из жертвы делали виноватого или просто отказывали.

Людей выселяли для федеральных строек, предоставляя неравноценное жилье. Приговаривали к уголовной ответственности, за то, что человек на митинге постоял с флажком не того цвета. Всегда в делах о мошенничестве гражданские судьи становились на сторону мошенников. Я не помню, давно было… всех дел, которые заставили меня боятся суд, но помню очень отчетливо, что для меня было огромным потрясением получить иск на миллион от человека, который подкупил прокуратуру, который объявляет войну стариками и инвалидам, от человека, который прекрасно знает, что виноват, и это доказуемо.

Судьей на нашем процессе века была Наталья Владимировна. Редактор ее обожала, при том, что доводилось и у нее проигрывать суды на крупные суммы. В деле о мошенничестве, о котором я писала выше, Наталья Владимировна встала на сторону жертвы, после чего сторону жертвы приняли все судьи этого суда.

Наталья Владимировна была худенькой, невысокой, со стрижкой каре и очень милой. Ходила она летом в красивых модных платьях, зимой в джинсах, в фиолетовом обтягивающем платье. Выглядела всегда очень молодо, хотя молодой не была. Она любила ввернуть какую-нибудь поговорку или что-то сказануть. Как-то я у нее судилась, пришла на подготовку, говорю: «Я уезжаю в Америку», а она возьми и ляпни:

– Ты смотри, в Америке вас будут обрабатывать…

Я засмеялась, истец, мой оппонент, тоже. А судье, видать, понравилось, как она придумала, она и стала заливаться:

– Включат какую-нибудь музыку, и она вас загипнотизирует…

Мне было и смешно, и неловко, но мне тогда было 25 лет, я же не могла сказать судье: «Что вы несете?» Я тогда ее не любила. За то, что она могла ответить, если к ней как-то неуважительно относишься. Мне тогда она казалось наглой и самовлюбленной. Я думала, что все судьи засуживают, а эта засуживает с чувством собственного достоинства. Я тогда не знала, какое она сокровище. Теперь все, что с ней связано, вспоминается с любовью и теплотой.

Наталья Владимировна называла меня на «ты» и относилась ко мне, как мне казалось, не очень. Я ей как-то раз нахамила. Зато она очень тепло воспринимала нашего Дурачка. Когда она с ним говорила, у нее даже голос менялся. Становился теплее и мягче. Меня она подкалывала из-за того, что я улыбаюсь. Я ей объяснила, что улыбаюсь с детского сада, вот так не повезло, но она все равно меня подкалывала.

Я так волновалась. Я двух слов связать не могла. Наталья Владимировна это увидела и сказала, чтобы я все написала. Я уже не верила ни в какую справедливость. Справедливость можно было отыскать в наших статьях, в госучреждениях все подчинялось одному коррупционному закону – прав тот, у кого больше денег. А ведь именно такие чаще всего и нарушают чужие права.

Я думала, что Наталья Владимировна хитрая. Я была уверена, что она изображает из себя хорошую, чтобы мы о ней не писали гадости. Я была уверена, что она нас срежет на какой-нибудь ерунде.

А тогда судьи повыносили массу бредовых решений. Например, попал мужик в аварию, потому что ему обстреляли лобовое стекло. Судья пишет: «Он должен был повернуть, а то, что ему обстреляли лобовое стекло, несущественное обстоятельство»… Собрала я такие решения и наградила судей позорной премией «За самое глупое решение… в N районном суде». Когда мы шли фотографировать судей на вручении этой премии, нам сказали, что нас обязательно отвезут в каталажку. Счас. Проглотили. Мужчин нормально сфотографировали, тетки все попрятались. В одном суде нам так и заявили: «У нас в суде читают вашу газету. Мы знаем, какую премию вы пришли вручать, поэтому председатель к вам не выйдет».

Я уже позже сильно раскаивалась, что вручала эту премию, мне казалось, что Наталья Владимировна могла нас срезать на какой-нибудь ерунде, но не стала этого делать, потому что испугалась стать посмешищем.