Читать книгу Ложный король - Анастасия Соболевская - Страница 3

Посередине главной гостевой комнаты Туренсворда сидела маленькая, похожая на мумию овцы старуха. Её небольшие водянистые глаза смотрели жёстко, если не сказать жестоко, хотя она и старалась придать своему взгляду выражение мудрости и глубины (как она себе их представляла), а тонкие губы её были сжаты в ниточку в попытке придать своему облику, опять же по её представлению, решительность, свойственную представителям благородных домов. Кожа её была бледной и сухой, как старый выцветший пергамент, а волосы, завязанные в модный в Приграничье лет сорок назад тугой пучок на затылке, – совершенно седыми и тусклыми, как и редкие волоски усиков на губе, среди которых сидела жирная бородавка. В руках она сжимала маленький «Четырёхлистник» из травленой бычьей кожи и золотой цветок чистотела, который придворный художник всё время просил держать чуть повыше, чтобы не нарушать композицию.

– Леди Улисса, – очень вежливо просил он, несмотря на нарастающее в его душе раздражение, когда бабка короля в очередной раз опускала реквизит, – руку чуть-чуть выше, да, вот так. Иначе на ваши пальцы падает тень от платья и скрывает украшения. Теперь намного лучше.

За спиной леди Улиссы стоял уже оформленный в раму из дорогой породы эвдонского тиса портрет её дочери, которой по завершении неофициальной коронации сразу после битвы у стен города был дарован почётный титул королевы-матери. И хотя настоящая коронация ожидалась ещё только через несколько недель, на портрете леди Петра уже была изображена в золотой плетёной диадемке, которая возвещала о её высоком титуле, и в чёрном кушаке с вышивкой в виде короны, который носили вдовствующие королевы. Сама леди Петра с поистине царским величием сидела чуть поодаль от огороженного шёлковой драпировкой под портрет пространства и вышивала.

Вопреки тому, что местность, где находился её фамильный замок Адельхейд, была далека от столицы и незнакома с лоском придворной жизни, в леди Петре всегда чувствовалась какая-то чуждая Приграничью королевская стать. Леди Улисса сразу разглядела это необычное свойство в своей дочери, едва та научилась сидеть, и потому всегда предполагала, что рано или поздно обстоятельства сложатся так, что Петра окажется в Туренсворде в роли камеристки принцессы или самой королевы. Но даже она, с её честолюбием и желанием вырваться из захолустного Приграничья, не помышляла, что однажды единственный подвернувшийся ей шанс воплотить мечты в реальность обернётся для дочери результатом, который превзойдёт все её чаяния.

Устав от сосредоточенного вышивания золотыми стежками, Петра иногда переводила взгляд на рубиновый перстень матери, который та нашла в шкатулке королевы Суаве и с которым теперь не расставалась, как с настоящим трофеем, добытым в кровавой схватке; иногда – на сапфировую заколку принцессы Вечеры в её волосах; а когда же ей надоедало любоваться сверкающими на солнце самоцветами матери и сравнивать их со своими драгоценностями, она созерцала собственный портрет. Изображение на холсте вполне отвечало её чувству прекрасного, потому что, как любая, уже не юная, но красивая женщина, леди Петра ценила то, с каким мастерством художник сумел подчеркнуть достоинства её внешности и скрыл незначительные недостатки в виде морщинок. Впрочем, по отнюдь не скромному мнению леди Улиссы, её дочь всё ещё сохранила привлекательность, которой когда-то был покорён сам король Эссегрид Золотой Щит.

– Вы прекрасны, моя кор…, м-м, э-э, ваша светлость, – с профессиональной, а потому простительной в своей очевидности лестью восхищался моделью придворный художник. – Голову чуть-чуть правее. Вот так. Восхитительно, просто великолепно. Ваш портрет в Красной галерее займёт почётное место рядом с портретом вашего внука и будет изумительно смотреться в раме из позолоченного альмиона с вставками из альмандинов и кантамбрийских жадеитов. Мой подмастерье уже заказал её в багетной мастерской, а камни предоставит королевский ювелир. Дагмар обещал лично выбрать лучшие самоцветы.

Уже давно не видящая разницы между лестью и искренним восхищением старуха оценила его медовые речи, и её глаза приобрели благодарное выражение.

Сэр Ричард Абертон сидел в стороне от сестры и матери, за столиком у стрельчатого окна, сквозь которое внутрь гостевой залы струился слабый ветер, пахнущий нагретой травой и дёгтем. Как всегда собранный, сосредоточенный, наблюдательный. Облачённый с пяток до подбородка в похожий на казначейский, но из очень дорогой ткани сюртук, он производил впечатление сухого, как кирпич, и отстранённого, как крепость на отроге высокой скалы, человека.

Его правая рука властно лежала на небольшом окованном сундучке с замочком в виде серебряной маски с пустыми глазницами, а вторая покоилась на колене. Глаза цвета отколотых льдинок внимательно наблюдали за тем, как придворный художник кладёт краски на холст.

Живописцу, рождающему шедевр, до рези в боку не нравилось ощущать себя как на экзамене из-за этого морозного взгляда, пристально следящего за каждым его движением будто с намерением предотвратить возможное покушение на лик её светлости достопочтенной леди Улиссы, графини Адельхейда и Аранских холмов и прочие-прочие кудрявые титулы на половину свитка, которыми нарекла себя тщеславная бабка, и потому он старался не оборачиваться, хотя и продолжал чувствовать себя кроликом, которого приметила голодная гончая.

– Ричард, неужели теве не жарко? – старалась не шевелить губами, чтобы не портить композицию, , Улисса и взглядом указалана руки сына, которые тот скрывал под перчатками. – Снии их немедленно. Сейчас не зива. Мне душно на тевя свотреть. Снии!

Шея старухи, казалось, скрипела от усилий не шевельнуться.

– Благодарю за заботу, мама, но нет, – голос Ричарда, как у любого любителя шенойского табака, был груб, как у рычащей собаки, и громок, как гудящая горниза, отчего сказанное им прозвучало как безапелляционное заявление.

Иммеле искоса поглядела на руки дяди Теабрана и хмыкнула про себя: «А может быть, он просто колдун и скрывает метку Чарны?»

– Почему ты ухмыляешься? – холодный пренебрежительный взгляд угольно- чёрных глаз Петры, обращённых в сторону невестки, противоречил доброжелательному выражению её лица.

– Разве? – переспросила Иммеле.

– Ричард, ты же не прокажённый! – оковы, налагаемые высоким искусством, были сорваны и с грохотом упали на пол вместе с книгой. – А ты не смей ухмыляться. Это недостойно!

– Я просто вышиваю, – попыталась оправдаться леди Блэйк, вдев нить в игольное ушко.

– Мы все знаем, что значит твоё вышивание. Ты думаешь.

– Разве это плохо? – Иммеле напустила на себя искренне непонимающий вид, чем вызвала ещё большее раздражение.

– Нахалка! – воскликнула леди Аранских холмов, окончательно испортив композицию. – Вот она, северная спесь. Во всей своей красе!

– Моя мать пытается донести до тебя, Иммеле, – вкрадчиво уточнила Петра, взяв поднесённый слугой кубок, – что тебе как королеве теперь нужно сдерживать свои порывы урождённой северянки и вести себя достойно своему новому положению. Ты больше не леди Блэйк, последняя из рода графов Холодных островов, а королева Ангенора.

Иммеле оскорбилась.

– И какие же мои порывы вас так смутили, прошу уточнить?

Петра закатила глаза и повернулась к сыну.

– Теабран?

– Мама? – отвлёкся от книги король.

– Твоя жена снова мне дерзит. Может быть, ты что-нибудь сделаешь?

– Иммеле, прекрати, – устало попросил король.

– Разве так мужья учат своих испорченных жен уважению? – возмутилась Улисса, заёрзав в кресле.

– Бабушка, мама, я сам разберусь со своей женой.

– Что-то не очень-то видно, мой милый внук, как ты с ней разбираешься. В моё время жёны никогда не позволяли себе повышать голос на старших. За это их привязывали голыми к столбу и секли плётками.

– Ты предлагаешь мне высечь мою жену?

– Не помешало бы. Я считаю.

– Я не буду никого сечь, – чувствуя, что вот-вот закипит, Теабран попытался сосредоточиться на чтении.

– Но я ни на кого не повышала голоса, – на молочно-белой шее Иммеле проступили пятна от обиды. – Я просто вышивала.

– А что же ты делаешь сейчас? – властным тоном заявила Петра. – Даже если ты молчишь, на твоём лице написаны все твои мысли, Иммеле, а они должны быть скрыты. Именно это и отличает леди от простолюдинки.

– Значит, когда мне понадобится научиться притворяться, я непременно обращусь к вам.

– Теабран, вот о чём тебе и говорят, – снисходительно ответила Петра, пытаясь привлечь внимание сына. – Самоуверенность, наглость и пренебрежение по отношению к любому авторитету. К сожалению, этой особенностью отличаются все Блэйки. В этом Дитя целиком пошло в свою мать.

– Ох, прошу прощения, ваша светлость, – поспешил сгладить острый угол сэр Виллем, который в этот момент пил чай по другую от Иммеле сторону стола. – Боюсь, что в том, что королева Иммеле сейчас немного не в духе, есть моя вина. Сегодня утром моя дорогая супруга Идэ играла вместе с нашим сыном, и этот маленький поросёнок испачкал грязью подол платья её величества, – советник приложил руку к груди. – Я ещё раз искренне прошу прощения за этот ужасный инцидент.

Иммеле удивлённо посмотрела на покрытое сетью морщинок приятное лицо мужчины и, поняв его немую просьбу ему подыграть, кротко улыбнулась.

– Ничего страшного, сэр Виллем, слуги уже давно всё почистили. Я уже всё забыла.

– Я, право, сильно переживал. Мой мальчишка всё ещё не привык к тому, что мы больше не живём на Холодных островах, где можно сутками кувыркаться в грязи и строить замки из палок и глины, и иногда забывается. Да, мы с Идэ приучаем малыша Бентона отныне вести себя совсем иначе, согласно его новой жизни и дарованному нашим королём титулу, но дети есть дети.

– Ему всего шесть, – лицо Иммеле смягчилось при упоминании маленького непоседы. – Когда ещё прыгать по грязи, как не в этом возрасте? Мой Дункан, насколько мне известно, с радостью составляет ему компанию и скачет по крышам конюшни с зари до самых сумерек, отвлекаясь лишь на обед.

– И такое поведение ты считаешь достойным наследника трона! – Улисса, как кобыла, зашевелила усатой верхней губой. – Играть с детьми вонючих конюхов и слуг! Я ведь права, Ричард? Скажи ей!

Сэр Ричард поднял на Иммеле глаза:

– Возиться с отпрысками кухарок – забава для простых мальчишек, но не для сына барона и тем более короля. Доношу до твоего сведения, Иммеле, в ближайшее время мы с мамой, Петрой и Теабраном снова вернёмся к вопросу подготовки системы воспитания для наследника трона.

– Опять? – Иммеле обречённо воззрилась на Ричарда, упорно желающего, чтобы она признала всё своё ничтожество. – Неужели прошлая попытка не оказалась достаточно неудачной, чтобы вы оставили эту глупую идею?

– Твой сарказм здесь неуместен.

– Как и материнские чувства? – злость и негодование захлестнули мать, прибавив её решимости не идти на поводу у своего безотчётного страха перед сидящим напротив неё и непробиваемым в своей практичности человеком. – При всём уважении, сэр Ричард, но вам следовало бы для начала обзавестись собственными детьми, чтобы разрабатывать какую бы то ни было систему воспитания чужих. Вы уже пытались воспитать из Дитя человека, который бы отвечал «требованиям короны», и я не дам вам ставить новые эксперименты на моём втором ребёнке.

– Как много слов, – шепнула Петра, в немом отчаянии возведя глаза к потолку, и вздохнула так тяжело, будто на её плечи вдруг обрушились все тяготы этого мира. – Теабран, тебе определённо пора поговорить с женой, чтобы она поняла, когда лучше держать язык за зубами.

Теабран промолчал.

– Не могу не согласиться с её величеством, – встал на сторону королевы сэр Виллем. – При всём моём уважении к вам, сэр Ричард, ваше прошлое предложение в плане воспитания их высочества дало весьма неоднозначный результат. Стоит ли нам предпринимать дальнейшие попытки вмешиваться в развитие наследников? Кто знает, чем обернутся наши, так сказать, опыты в этот раз? Принц Дункан не Ночная Гарпия и будет управлять не отрядом воинов, а целой страной.

– Не хотите ли вы сказать, советник, – старой кошкой выгнулась леди Улисса, – что в том, как ведёт себя сейчас Дитя, виноват мой сын?

Виллем ожидал, что его слова воспримут в штыки, и потому был готов ответить.

– Нет-нет, вовсе нет, – он со всем почтением поклонился старухе. – Но осмелюсь напомнить, именно сэр Ричард когда-то стал инициатором идеи отправить Дитя, как плод нематримониальных отношений леди Иммеле и её тогдашнего жениха, на обучение в Конвилакторию для получения духовного образования и дальнейшей карьеры при Престоле. А что последовало из этого решения, мы все прекрасно знаем. Но я бы не стал в чём-то кого-то обвинять. Как и вмешиваться в воспитание королевских детей вопреки желанию их матери.

– Бросьте, советник, – буркнула Петра, уделяя, казалось, всё внимание исключительно тому, как портретист водит кистью по холсту. – Разве обучение в Конвилактории способно кого-то испортить? Будь она так ужасна, как вы считаете, из её ворот бы выходили преступники, а не священники и игумении. Если бы не спесивый нрав Дитя, из него бы вышел достойный человек, но нет! Откуда у отпрыска Блэйков взяться благодарности за то, что он не ведёт жизнь обычного бастарда, запертого в какой-нибудь глуши вместе с няньками? Неоткуда. Потому что и у его матери такового не наблюдается, иначе она была бы благодарна сыну за то, что он взял её себе в жены, порченную каким-то вонючим князьком, и дал её щенку свою фамилию.

– Мама! – воскликнул Теабран, отшвырнув от себя книгу, как дохлую ворону. – Хватит, я тебя прошу!

Возглас короля возымел ожидаемое действие. Шакалы отступили от королевы.

– Детям нужна дисциплина, и только она! – воспалённый чувством собственной важности ум Улиссы не воспринял повисшую паузу как призыв заткнуться и сменить тему. Искренне верящая в то, что является настоящей поборницей морали, она причмокнула губами и заверещала крикливым старческим фальцетом: – В Конвилактории Дитя должны были привить умение слушаться и подчиняться приказам. И сделали бы это, если бы не твоё тлетворное влияние, Иммеле, и не твоя северная кровь!

Ричард, солидарный с матерью в вопросе способности крови подчинять себе чей-либо характер, поднял руку. Улисса замолчала.

– Не стоит позволять эмоциям застилать разум, мама. Но я с вами согласен. Дитя приняли в Конвилакторию на особых условиях и только благодаря фамилии, что оно, увы, не оценило в силу твоего, Иммеле, потакания каждому его капризу. Поэтому нет ничего удивительного, что методы воспитания святых отцов и сестёр- настоятельниц не возымели нужного действия и не вытеснили из белокурой головы всю ту чушь, которая сейчас цветёт в ней буйным цветом, поощряемая опять же матерью. Нам повезло, что хотя бы благодаря Огненосцам их высочество отчасти усмирило свой скандальный нрав и научилось подчиняться приказам.

– Огненосцы сделали из моего ребёнка убийцу! – вспыхнула Иммеле.

– Не убийцу, – возразил Теабран, не согласный с женой, и процитировал слова прелата, – а длань Господа. Тебе следовало бы лучше слушать отца Симоне и ознакомиться с его трудом «О силе Огонь носящих и роли их деятельности в просвещении». Там очень подробно и доходчиво пояснено, кто они и почему важен сам факт их существования. Огненосцы, Иммеле, благословлённые люди. Они жертвуют своей душой во имя Бога, а значит, после смерти будут прощены за каждую пролитую ими каплю крови во имя Его и обретут вечный покой под Его покровом. Ройс выполняет священную миссию, и тебе следовало бы выказать хоть каплю благодарности мне за то, что Дитя дали шанс искупить вину.

– Говоришь ты, но я слышу голос прелата. И когда же он начал говорить твоими устами? Огненосцы – фанатики, верящие в свою непогрешимость, что бы ни совершили. Не они ли устроили настоящую охоту на Полудниц, войдя в город? Вешали, резали невинных дев. Неужели наш Бог учил их этому?

– Блудницы в услужении у лживых богов! – рявкнула во всю силу старой глотки Улисса. – Шлюхи, устраивающие оргии с архонтом, погрязшие в грехах! Пусть скажут Огненосцам спасибо за то, что смерть очистила их и дала возможность обрести душу!

– Ваша светлость, прошу головку чуть левее, – попросил художник.

Петра же усомнилась в силе всепрощения Единого Бога.

– Гарпия уже порядком испорчена, мама, и я сомневаюсь, что даже во главе Огненосцев она получит хотя бы шанс на спасение своей души. Но мы обязаны дать Дункану шанс стать достойным человеком. О Конвилактории мы поговорим через год, принц ещё слишком мал, чтобы углублённо изучать «Четырёхлистник», но прелат после того вопиющего случая с Дитя всегда просил нас отдать младшего принца ему на попечение. Бог с ней, с Ночной Гарпией, здесь уже ничего не исправить, да и наследовать трон Ройс не может, но Дункан! Мы обязаны предотвратить влияние на него крови матери и всеми силами воспитать достойного короля. Я считаю, если отдать моего младшего внука монсеньору Буккапекки сейчас, церковь быстро привьёт ему достойное его статуса поведение и научит почитать четыре добродетели, а Конвилактория через год довершит начатое вовремя и предотвратит все возможные… отклонения.

– Прелат не прикоснётся к моему ребёнку! – побледнела от испуга Иммеле. – Теабран, скажи что-нибудь! Теабран, ты же знаешь, что о нём говорят!

– Иммеле, сядь, – с мрачным гневом король указал жене на кресло. – Отец Симоне служит церкви больше, чем ты живёшь на свете, а ты смеешь его в чём-то обвинять, слушая грязные сплетни? Это низко и недостойно тебя.

Иммеле села.

– Кстати, где Ройс? – обернулась на сына Петра.

– Известно, где, – удручённо ответил Теабран. – Утром их высочество видели у покоев с каким-то слугой, сами понимаете, при каких обстоятельствах.

Худое лицо Улиссы сморщилось, будто она только что надкусила гнилой помидор.

– Вот что делает с детьми твоя любовь, Иммеле! О чём я и говорила. Это из- за тебя!

– Я люблю обоих своих детей, какими бы они ни были и что бы ни предпочитали. И вы не можете приказать мне их не любить, будь на вас хоть три короны.

– Люби их сколько угодно, – улыбнулась Петра самой гадкой своей улыбкой, – а воспитание оставь людям поумнее.

– Сами вы дура, милая свекровь.

– Вот она, знаменитая дерзость Блэйков! – заорала старуха, обращаясь сразу ко всем и побагровев от радости, что наконец явила миру сокрытое до той поры ничтожество королевы. – Дурная северная кровь! Если бы род этой дряни не был достаточно знатен, я бы никогда не разрешила внуку связать себя с ней узами брака!

– Тогда вам повезло, что мой род оказался достаточно беден, чтобы позволить вам совершить подобную глупость.

– Теабран, пожалуйста, поговори со своей женой, – Петра призывно посмотрела на не менее озадаченного наглостью Иммеле сына. – То, что она себе позволяет, недопустимо.

Придворный художник незаметно спрятался за мольберт.

– Поговорю, – заверил мать Теабран, глядя на жену.

Иммеле почувствовала исходящую от мужа угрозу.

– А ещё я обдумаю предложение насчёт Дункана и вынесу своё решение. Результат твоего воспитания слишком экстравагантен, и лично мне не хотелось бы, чтобы в моей семье со временем появилась вторая совершенно неуправляемая Ночная Гарпия. Таково моё слово.

– Вот слово короля! – просияло восхищением лицо Улиссы.

– Милый, я в тебе не сомневалась, – Петра поощрила решение сына улыбкой, в которой, впрочем, не была ни тепла, ни доброты. Это была холодная улыбка королевы, полная лишь удовлетворения от победы над соперницей.

– Признаться, – сэр Виллем задумчиво потёр седую бородку, – по моему скромному мнению, воспитанная всепоглощающей любовью королевы «неуправляемая Ночная Гарпия» выиграла для своего отца войну. Вы сами видели разработанные Дитя схемы боя и помните, кто вёл переговоры с самратом, который, между прочим, редко проявляет склонность к выслушиванию собеседника. Я ни в коем случае не хочу умалять достоинства военачальников войск кардинала, но не мне вам говорить, что Огненосцы – прекрасные воины, да, но они лишь исполнители, лишённые всякого воображения. Их учат слушать кардинала и его наместников, но не думать самим. Их приучают рубить еретиков, толком не разобравшись, и их высочество было бы таким же, не окажись рядом королевы Иммеле и не случись всего того, в чём вы спешите её обвинять. А результатом стала корона на голове истинного короля. Согласитесь, в данном случае сложно утверждать, что влияние её величества на своё дитя обернулось для короны чем-то плохим? Я бы осмелился выразить мнение, что это, несмотря на всем нам известные события, о которых не принято говорить, раскрыло в их высочестве потенциал, который был бы в лучшем случае никому не известен, останься оно в Конвилактории. И кто знает, вполне может статься так, что в будущем нам ещё понадобятся навыки Ночной Гарпии, если учесть, что некоторые графы не так уж безропотно приняли присягу новому королю, а некоторые и вовсе её отвергли, хотя я бы предпочёл ошибиться. Впрочем, мечты о будущем без войн остаются мечтами. Вы же слышали о баладжерах? Местные говорят, они нападают на Соляную башню каждое полнолуние. Раньше с ними дрались кирасиры. Теперь, по всей видимости, это наша с вами головная боль, как и Гарпии.

Искусство, с которым советник перевёл разговор с побивания королевы камнями в другое русло, был достоин восхищения.

– Нападали, – уточнил сэр Ричард, обозначив тот факт, что войны за Вильхейм как будто бы канули в прошлое. – Полагаю, вести о величии нашей армии дошли и до Псарни, в какой бы дыре в Диких горах она ни находилась, потому Волки Ночей и не показывают носу в Ангенор уже несколько месяцев, – его рука сильнее сжалась на резной крышке сундучка, будто подчёркивая важность момента. – А если так, то о племени Грязной Крови можно забыть, по крайней мере на ближайшее время, – его благородный лоб пересекло несколько глубоких морщин. – А вот что меня действительно волнует и что вы, сэр Виллем, заметили совершенно к месту, так это то, что отнюдь не все графы присягнули моему племяннику.

Он полез в карман своего отделанного шёлковой оторочкой сюртука и достал свёрнутый пергамент.

– Больше всего опасений на данный момент вызывает граф Полулунной башни Ростан Богарт – он первым заявил, что никогда не присягнёт Ложному королю и Кукольнику с Диких гор, как они зовут Теабрана и меня благодаря бурной фантазии их высочества и сплетням.

– Ненавижу это прозвище, – брызнула слюной Улисса. – Нельзя было разрешать Дитя распускать язык. Кукольник! Кукольник – что это за прозвище такое?

– Но продолжим. Армия Богарта во время войны за трон уцелела почти полностью, будучи оттеснённой от кирасиров воинами кадерхана, а это около двух с половиной тысяч человек. Далее идёт граф Амбер из Стрельцовых башен, который присоединился ко мнению своего ближайшего соседа, что и понятно, учитывая, что мать Осе и Эдгара была из его рода, и граф Элендрой из Старого двора. Их войска малы, но лучниками Стрельцовых башен руководит небезызвестная нам леди Хесанте, чей отряд почти полностью перебил Ловчих на стене со стороны севера.

– Не слишком ли много чести называть её «леди»? – с тайной ненавистью уточнила Петра. – Её отец служил в Адельхейде камергером, а мать была баладжеркой.

– Возможно, для нас с вами чести и много, сестра, но по законам Ангенора по отцу она имеет вполне официально признанный титул.

– Ещё один повод пересмотреть порядок наследования титулов в нашем королевстве, – вздохнула Петра.

– Я всегда знала! Всегда знала, что эта шлюха предаст родной Адельхейд! – дряблые щёки леди Улиссы затряслись, как у злобной старой бульдожки, как если бы обращение «леди» давало предводительнице стрельцов права на престол. – Ещё когда только эта дрянь появилась на свет, я знала, что она – предатель! А всё грязная баладжерская кровь! Кровь не водица. Иначе и быть не могло!

– Ни к чему преувеличивать, – Ричард не разделял категоричности матери, – Адельхейд едва ли можно назвать домом леди Хесанте. Когда наш замок был сожжён, она была ещё совсем ребёнком, и после смерти родителей ей надо было на что-то жить, потому она и стала наёмницей. В этом нет ничего личного. Впрочем, и она, и её хозяин сейчас в один голос заявляют, что никогда не преклонят колено перед «служанкой».

– Да как они смеют?! – оскорблённо воскликнула старуха.

– Всё ещё зовут служанкой! – озлобился король. – Разве мы не распространили по Ангенору письма, что моя мать никогда не была ничьей прислугой?

– Распространили. Я проследил, – отчитался о своей деятельности Ричард. – Но боюсь, что нам понадобится ещё много времени прежде, чем мы уничтожим ту крамолу, которую поселил в головах своего народа король Эдгар, лишив тебя, Теабран, любых притязаний на престол.

– Ещё при первой встрече я поняла, что от этого мальчишки будут одни неприятности! – всё больше закипала Улисса. – Когда он увидел мою дорогую Петру с Эссегридом во время прогулки по долине Рассыпанных Бус, король взял её за руку, а его сын посмел одёрнуть его! Сопливый мальчишка посмел одёрнуть короля! Ох, если бы не он, мы бы продолжили жить в нашем семейном гнезде в Адельхейде, а не бежали на острова. Ваш брак с Эссегридом, Петра, был полностью легитимен! Конечно же, этот Эдгар приложил все усилия, чтобы нас уничтожить. Мой внук стал главным наследником альмандиновой короны, а он не дал тебе даже проститься с мужем прежде, чем его тело положили в гроб и унесли в долину Королей! Вместо этого, едва король испустил дух, к нам в замок пришли кирасиры с мечами и факелами! Но Единый Бог всё видит! Он всё расставил по своим местам, и теперь ты, Теабран, занял своё законное место!

– Но продолжим, – сэр Ричард остался будто совсем равнодушен к излишне эмоциональной тираде матери. – Касарийский кадерхан во главе с Тонгейром признал нового короля Ангенора, но не обещал участвовать в каких-либо битвах под нашими знамёнами, что вполне ожидаемо. Тонгейр сказал, что его ничего не связывает с Ангенором, и потому он нам ничего не должен. Даже тот факт, что у нас под стражей до сих пор находится его племянник, судя по всему, не имеет для него особенного значения. В отличие от него преданность графа Корбела не вызывает лично у меня никаких вопросов. Он по-прежнему обещает предоставить нам Озёрный замок в любой удобный для нас момент, как и свою армию, благо она во время сражения потеряла немногих солдат.

– Его сын весьма приятный молодой человек, – заметила Петра. – И к тому же смелый. Сэр Адарих видел его в бою через эту подзорную трубу, которую изобрёл Алмекий, и сказал, что его сын храбро сражался. Надо бы наградить мальчика.

– Это успеется, – деловито отметил сэр Ричард и вернулся к списку. – Огненосцы, само собой, на нашей стороне, Шеной склонил голову.

– И граф Урбино? – осведомилась Петра.

– Виттория-Лара над этим работает. Кстати, о ней: вчера нам пришли три сундука с подарками от купцов Шеноя – лучший шёлк и тончайшее кружево. Графы Мраморной долины также выслали свои дары – несколько тонн лучшего белоснежного мрамора для колонн в часовне у кирхи.

– Удивительно, не правда ли? Родители опальной королевы Суаве первыми склонили головы перед новой властью, – ехидно заметила мать короля.

– Скорее весьма грустно, ваша светлость, – вздохнул сэр Виллем. – Одна их дочь замужем за графом Южных земель, чья участь теперь печальна, вторая в изгнании, а сами родители поспешили примкнуть к их врагам, как бы я ни хотел избежать этого слова.

Сэр Ричард окунул перо в чернильницу и что-то подписал рядом с названием замка графов Ферро.

– Жители Мраморной долины уже давно доказали, что в процессе успешного развития общества главную роль играет умение приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам, – сказал он, ставя размашистый росчерк, – и графы Ферро – яркое тому подтверждение. Далее, Пелегр Димаксис или, как тут говорят, Даимах – впрочем, неважно, – по-прежнему безумен и нейтрален, как и наши северные соседи касарийцы. Речные города и долина Нагуфор признала новую власть. Столпы недавно прислали подписанное всей семёркой согласие служить новому королю – как и граф Ревущего холма, что на юге Мраморной долины, который пошёл на поводу у дочери, что особенно интересно, учитывая обстоятельства, связанные с его зятем у нас в плену. Кантамбрийцы, по крайней мере те, кого привёл из Альгарды Эрнан Монтонари, полностью разгромлены, и новых воинов, учитывая новости с юга, бывший протектор наследников трона едва ли соберёт для новой атаки в ближайшие несколько лет. Кирасиры в прошлом. Даже те, кто уцелел и сейчас прячется в Редколесье, едва ли представляют для нас опасность. Даже не углубляясь в расчёты, можно смело заявить, что мы победили целиком и полностью.

– Я слышала, граф Корбел вызвался отправить свой отряд схватить беглецов, что прячутся в лесу, – повела бровью Петра. – Это так?

– Так, – кивнул Ричард. – Кстати, прелат вчера упомянул, что армия его святейшества тоже всегда к нашим услугам в этом вопросе. Но и те, и те пока нам будут нужны в Паденброге.

– Ты уверен, что кирасиры не угрожают сыну? В городе ходят слухи, что в Редколесье прячется гораздо больше беглецов, чем мы думаем, и у них во главе сын Согейра.

– Да! – воскликнула Улисса. – Да, тот мальчишка-кирасир! Пока живы все наездники на быках, нам покоя не будет! Я считаю, что нам нужно натравить на них Огненосцев. Пусть выжгут Редколесье до последней травинки, а кирасиров развесят на альмионах вдоль дороги до самого Паденброга! А лучше отправь туда Ловчих! – не унималась злобная бабка. – Влахос с первого дня, как мы тут, требует от нас выполнить обещание. Его нужно отвлечь!

– Это жестоко, – почти шёпотом произнесла Иммеле.

– Иммеле, – попытался приструнить жену король.

– Что Иммеле? Теабран, разве так можно? – королева воззвала к совести мужа. – Верни Влахосу Меланту. Ты дал ему слово.

– Да, но он не выполнил обещанного, – не согласился король. – Влахос должен был запереть Осе и Суаве в покоях, пока мы не войдём в город, а он упустил их обоих.

– И поэтому ты его наказываешь? Теабран, послушай…

– Хватит.

– Никто не мог предвидеть, что Согейр отправит к покоям Осе своих людей, но в этом нет вины Влахоса. Зачем он тебе? Угодно ли богу, чтобы ты разлучал мужа и жену по собственной прихоти? Сжалься, они же не виделись целых пять лет!

– А ты не думаешь, что выполни я данное Влахосу обещание сейчас, Ловчие сорвутся с цепи и в лучшем случае дезертируют и вернутся в Гирифор? – поделился своими опасениями Теабран. – А в худшем вернутся сюда с армией и оружием, чтобы отомстить, и не мне тебе говорить, что за пять лет Влахос изучил все тайные ходы в город и Туренсворд. Он опасен, и потому он нужен мне здесь, под контролем. Пока Меланта у нас, Влахос будет куда сговорчивее и послушнее.

– Ты думаешь, если он поймёт, что мы его обманули, он останется подвластен тебе?

– Я надеюсь, ты не собираешься его просветить?

– Я на твоей стороне, Теабран, и меня оскорбляет твоё недоверие, – обиделась Иммеле. – Даже если Влахос и вернётся в Гирифор, он не дурак, чтобы поднимать против тебя восстание. Он знает, на что способна наша армия, знает, на что способен Огонь Алмекия. Просто отдай ему Меланту, и пусть уходит. Он и так этого ждёт уже пять лет, не зная, жива ли она вообще.

– Меланта жива, – хмыкнул Теабран. – Тебя послушать, так я зверь какой. Жива она, живее всех живых. И ей очень неплохо живётся в Ровенне.

– И ты веришь словам Гастера Болта? Он, как и его люди, никогда не любил гирифорцев, и их много, а леди Ровенны там одна, и она красива… – Иммеле многозначительно посмотрела на мужа.

– Именно поэтому я и оставил при ней Гастера. Он может удержать в узде своих солдат. Он служит моей семье уже больше десяти лет, и я верю ему, – Теабран также оскорбился недоверием Иммеле. – У меня нет причин не доверять его отчётам. В последнем письме он сказал, что заболел, стар уже, сама знаешь, да и люди его подхватили болезнь желудка, и твоя несчастная Меланта сейчас по своей воле ухаживает за ним и его людьми. Делала бы она это, если бы они над ней издевались?

– Но…

– Лучше молчи.

– Как пожелает мой король, – потухшим голосом ответила Иммеле.