Читать книгу Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война - Анатоль Ливен - Страница 10

Роберт Грейвс[26] как-то написал, что посещение бывшей нейтральной территории на Сомме после Первой мировой войны и сравнение увиденного там с его воспоминаниями о сражениях в этих местах напоминало созерцание истинного размера дырки в зубе в сопоставлении с тем, как ее ощущает ваш язык⁹. Такое же ощущение было и у меня в Грозном, но в обратном порядке во времени, поскольку я несколько раз посещал Грозный в мирное время, еще до того, как увидел его разрушенным войной.

Именно такое ощущение было у меня, например, на небольшой круглой площади Минутка, окруженной невзрачными девятиэтажками с кафе и продуктовым магазином (гастрономом). Площадь находилась наверху пологого холма, от которого главная улица Грозного, проспект Авторханова[27](ранее, конечно, носивший имя Ленина), спускалась к реке Сунже, главной площади и центру города, находившимся примерно в миле.

Минутка находится в самом начале магистралей, ведущих из Грозного на восток и юг. В предшествующие визиты я, должно быть, проезжал через нее буквально десятки раз, даже не замечая этого места или не спрашивая о его названии. Но в январе 1995 года оно оказалось наиболее значимым: когда российские войска находились в центре города и атаковали зоны вокруг президентского дворца, Минутка стала тем пунктом, откуда выступали чеченские силы, направлявшиеся на передовую, местом встречи горожан, искавших родственников или пытавшихся выбраться из города, точкой распределения пищи и лекарств, зоной сбора журналистов. Оглядываясь назад, надо признать, что с нашей стороны, конечно же, было безумием собираться на столь заметном месте во время бомбардировок, и тот факт, что нас не разнесло на куски шесть раз подряд, свидетельствует о некомпетентности российских военно-воздушных сил и артиллерии (хотя в конечном итоге они снова и снова били по площади, уничтожая там очень много людей).

Из-за ничем не выдающейся массовой современной архитектуры Минутки и всего города в целом площадь сначала казалась неподходящим фоном для развернувшегося там чеченского национального эпоса. Хотя в январе 1995 года вид площади был довольно драматическим, особенно ночью, когда из разорванных на части труб вырывался горящий газ, мрачно освещая всю картину, а боевики, горожане, бродячие собаки и кошки, журналисты и странные бездомные бродяги или наркоманы – все толпились как можно ближе к пламени, чтобы справиться с сыростью и ледяным ознобом. До войны я иногда гадал – разумеется, ошибочно, – мог ли Грозный обветшать еще больше: между январем 1992 года, когда я впервые там побывал, и ноябрем 1994 года нарастание разрухи было особенно заметно, как и постепенный коллапс большинства муниципальных служб, поскольку дудаевское правительство перестало им платить. Дороги разбивались, скапливались огромные кучи мусора, телефонная система пришла в негодность – это было предвестие конца знакомой нам современной эпохи.

Грозный ведь в конечном итоге не был маленьким недоделанным провинциальным поселком третьего мира – это был крупный промышленный город, второй по значимости нефтеперерабатывающий центр в самой крупной нефтедобывающей стране, которая прежде была еще и второй по значимости в мире индустриальной державой. Нефтеперерабатывающие заводы вокруг Грозного сами по себе были целыми городами, растянувшимися на десятки квадратных миль. В самом начале бомбардировок, в декабре 1994 года, мы с несколькими коллегами отправились посмотреть на то место, где на один из этих заводов упала бомба, – ив конце концов совершенно заблудились, настолько безнадежно, как будто мы бродили в стальных джунглях.

Но это никоим образом не было простой деградацией в сторону варварства, ведь, хотя, с одной стороны, творения советского государства разваливались, с другой стороны, Грозный при Дудаеве отличался такой оживленностью торговли, какой не было ни в одном другом месте в провинциальной России. И даже если большая часть этой деятельности была криминальной, это был организованный криминал, сформированный и регулируемый традицией, а не просто бандитизм, хотя всё это происходило на фоне процесса скрытого вооружения населения Чечни, который приобрел такой размах, что самые дерзкие мечты Национальной стрелковой ассоциации США[28] оказались бы мелочью. На разбитых улицах разместился великолепный парк дорогих западных автомобилей, и поскольку этим машинам сильно доставалось от дорожных рытвин, а водили их без должного уважения к их нежным западным чувствам, бизнес по авторемонту стал одним из самых масштабных в городе.

Все эти стороны жизни Грозного сходились воедино на его рынке. В нём, возможно, не было ничего примечательного в сравнении с другими большими базарами прошлого: ни архитектурного величия, ни экзотических пряностей или ковров – просто обычная советская улица с административными и жилыми зданиями, уставленная грубо сколоченными прилавками, с морем грязи и гниющего мусора. Количество продававшихся товаров было огромным, но их ассортимент был не очень велик. Преобладали обычные для Кавказа и Южной России продукты: громадные связки местных фруктов и овощей, колбасы и копченые куры, фруктовые соусы и острая маринованная морковь, а также масса недорогих импортных товаров, главным образом с Ближнего Востока – турецкое пиво и джинсы, парфюмерия из стран Персидского залива, детские мягкие игрушки из Пакистана, а также, кажется, бесконечный ряд дешевых мужских средств для бритья и сомнительно выглядящего алкоголя наподобие «шотландского» виски с пугающим названием «Черный Вилли».

Ночью, поскольку уличные фонари давно не работали, базар освещался грудами горящего мусора. Их колеблющееся пламя наполняло всю сцену экзотикой и романтикой: я представлял себе варваров, ставших лагерем посреди обрушающейся архитектуры римского провинциального города где-то посреди Темных веков. Пахло всё это, конечно, менее романтично, – но тут, учитывая мой предшествующий афганский опыт, я бы сказал, что романтика варварского бытия в западной литературе всегда преувеличивалась.

В любом случае это был очень примечательный рынок для России, хотя бы потому, что последняя принципиально пыталась его закрыть на протяжении нескольких лет – совершенно безуспешно. Настолько большим и оживленным он был потому, что при Дудаеве аэропорт Грозного фактически функционировал как свободное «окно» для въезда в Россию без российской таможни и пограничников, что бы они из себя ни представляли. Так или иначе, до ноября 1994 года Россия не предпринимала мер по закрытию аэропорта, пока благодаря коррупции в рядах российской армии и милиции после уплаты неофициальных поборов товары оттуда растекались по России, а обратно на базар в Грозный шли товары из России.

В действительности этот рынок был олицетворением слабости сегодняшнего российского государства и довольно угрожающих сил чеченского общества. Это особенно было заметно в самом дальнем от правительственного квартала конце рынка. На этой улице, нелепо названной именем Розы Люксембург^ в честь погибшей предводительницы германских коммунистов, находился единственный на территории бывшего Советского Союза совершенно открытый рынок оружия. На этой мостовой рядом с главным почтамтом Грозного становились прекрасно понятны весь масштаб коллапса Советской армии и те опасности, которые он представляет для всего мира, – здесь продавалось всё, от обычных гранат до высокоточных снайперских винтовок, причем всё это было советского производства, по большей части – из арсеналов российской армии, и большинство этого оружия фактически будет предназначено для убийства российских солдат. Оружие просто лежало на столах прямо на улице, а когда шел дождь, его накрывали пластиковыми пакетами или клеенкой. Рядом с оружейным рынком находился кусок тротуара, где ежедневно десятки тысяч долларов наваривали валютные менялы. Был ли это готовый рецепт для чрезвычайной ситуации? Отнюдь – это, возможно, было самое безопасное место во всём Грозном.

Ведь несмотря на то, что для западного глаза этот базар казался хаотичным и беспорядочным, это был не хаос, а анархия, отсутствие руководства, а не порядка. Лавочники, продавцы оружия и валютчики сами по собственной воле объединялись, чтобы предотвращать воровство, а равно и для того, чтобы упорядочить (или, если хотите, подтасовать) цены на свои товары. В декабре 1994 года, незадолго до окончания этого периода существования Грозного, я разговаривал с русским по имени Саша, который продавал странный набор вещей – частью привезенный из России, частью купленный во время торговой поездки в Стамбул: