Читать книгу Неопознанная педагогика. Адыгея. Черкесские сады, или Плач под лезгинку - Анатолий Цирульников, М. М. Эпштейн - Страница 9

Внизу, в ущелье, извивается река, неземного, первозданного цвета. Абадзехские земли, опустошённые и заселённые другими людьми.

Мы поднимаемся в горы.

– Такая особенность, – замечает Махмуд. – Дорога относится к Адыгее, а если поляна, ценное место, – к Краснодарскому краю.

Остаётся дорога…

Судьба черкесов зависит от дороги.

А дорога – от характера.

– У нас территория была разнообразная: горы, предгорья, равнины, приморье. И характеры сильно различались. От простодушной наивности приморцев (общества людей демократии, равноправия) до стратегической прагматичности горцев, породнившихся с царской семьёй. В результате, приморья не осталось, а княжеские рода пострадали меньше всего. У князей было чувство самосохранения. А больше всего пострадали убыхи, у которых возобладало чувство собственного достоинства. Считается, что их больше нет…

Мы едем по узкой дороге, принадлежащей Адыгее.

Горы, горы, поросшие лесом. «Такого в другом месте не найдете, везде – голые скалы, ущелья».

То, что я принял за снег, – было скалой.

«В Коране горы – скрепы земли. Глубокие, с корнями, выросшие Бог знает, когда» – «А горы эти чьи?» – спрашиваю я. – «Адыгеи. А стоим мы на кромке Краснодарского края».

Постояли на кромке, поехали. «Вот опять Адыгея началась, – говорит Махмуд. – Адыгея – это дорога, судьба, история…»

Впрочем, есть критерии приземлённей: где республика, где край, видно по качеству асфальта. Там, где асфальт новый, пористый, – Адыгея. Потому что, поясняет Махмуд, если будешь расходовать деньги на старый, – считают, нецелевой расход средств. А Краснодару не важно. «До смешного доходит: дорога проведена, мост перекинут адыгейский, – а дальше тропинка. Не подумаешь, что дорога. А потому что им дорога не нужна, она нам нужна».

Ну, им тоже, конечно, нужна, – тем, кто с «мигалками».

А у нас с ним мигалки нет, но едем по хорошей дороге. «Вот, – объясняет мне Махмуд эту запутанную картину гор, обрывов, полян и дорог, – Адыгея начинается. А вот, – смеётся (дорога пошла ужасная, вся в выбоинах). – закончилась…»

Очень ревностно в каких-то аспектах, замечает он, взаимоотношения выстраиваются.

ДОПУСТИМ, БОГА НЕТ. А ВДРУГ?

Полторы тысячи метров над уровнем моря. Большая Азишская пещера, длина 640 м, высота 40.

Сталактиты образуют причудливые формы. «Крылья ангела». «Дерево счастья». «Домик гномиков», – объясняет проводник маленьким детям. – «А где гномики?» – спрашивают дети. – «Ушли на море». – «А где море?» – «Там», – машет рукой.

Не так-то просто отбиться.

Мы вылезаем из пещеры на свет и рассматриваем вершины. Малый Тхач, Ачешбок; перевал Чёртовы ворота, гора Экспедиция, база «Земля»; самая высокая гора Чугуш – 3238 метров.

Налево – Абхазия, Чёрное море. Абазины. Направо убыхи. А в центре – абхазы, абадзехи. Разные ветви. Разные горы одного народа.

Недавно яркие, а сейчас жухлые. А осенью становятся красно-жёлтые, – в разные времена года меняются… И чего там только нет…

– Зубры есть. Чёрный волк…

– Орлы?

– Всё есть. И орлы, и горные бараны, и медведь кавказский, кошки дикие. И растения с именами, которых уже не знаем…

«…Есть такое понятие в фотографии – ˝разрешение качества˝. И у людей есть – один видит то, чего я не вижу. Видит разницу между камнями, деревьями. Для кого-то целый мир, для меня просто пятна. Вот это, знаю, папоротник, учил в школе. А это – бук, не бук… не знаю.

В Коране сказано: ˝Я взрастил вас как растение из земли, неужели не воскрешу? Я способен восстановить даже кончики ваших пальцев…˝. А кончики пальцев – это узоры индивидуума. Кладезь информации для того, кто способен что-то увидеть», – говорит Махмуд.

И неожиданно перескакивает на анекдот советского времени.

Учитель в школе говорит: «Дети, Бога нет. Повторите: ˝Бога нет! Покажите Богу фигу˝. Все показывают, один – нет. ˝А ты что не показываешь? ˝ – ˝Если Бога нет, – отвечает ученик, – то чего показывать. А если есть… зачем с ним ссориться? ˝».

– В аспирантуре профессор, – добавляет Махмуд, – читал нам лекцию по философии. «Сейчас, – сказал, – приведу доказательство существования Бога». Я насторожился. Профессор подошёл к доске и написал: «Допустим, Бога нет».

Помедлил и приписал: «А вдруг?»

В СКЛАДКАХ

Приближаемся к цели путешествия этого дня (хотя есть ли у путешествия цель, или его цель – само путешествие?).

Плато Лаго-Наки – на высоте 2000 метров над уровнем моря. Название – соединение двух имён, женского и мужского. По легенде парню и девушке запрещали быть вместе, и они убежали. Их преследовали. Они предпочли остаться вместе, и погибли…

Каменистая дорога над пропастью – и вот оно, плато Лаго-Наки – не ровное, а как бы вздыбленное. Выпуклости, объёмы.

Плато «защитного» цвета, не поросло лесом, но и не голое, и что-то в нём есть… рисунки какие-то удивительные, таинственные знаки. Скалы прорезаны редкими деревьями. Получше присмотришься, – спускаются березы, потом ряд алей, дорога, тропа поднимается на плато и теряется в складках. Да оно все в складках. А в складках что таится? В складках плато, в складках гор, в складках жизни?

Слева на скале сердечко, и обычные надписи современников: «Я люблю Юлечку». «Вовчик, я люблю тебя!»

Несмотря на графитти, вид у плато нерукотворный. Лай собаки доносится откуда-то с поднебесья – там нет населенных пунктов, какой-нибудь табун…

На плато падает божественный свет. И проносятся самолеты. «Это военные, – поясняет Махмуд. – Московское начальство с отдыха летит, там у них дача. Когда была олимпиада, вытравили всю живность, чтобы зря не реагировали датчики…»

Господи, думаю я, кого создал ты? Кому подарил узор на кончиках пальцев?

…Складки, выпуклости, объёмы Лаго-Наки, – как божественные груди.

На обратном пути, в горах, купил у колоритного бородатого мужика в тельняшке чай на травах, с чабрецом, липой, мелисой душистой, боярышником, земляникой, зверобоем, сосновым побегом… Был и грецкий орех в меду. «Для мужчин хорошо», – посоветовал мужик.

Спускаемся. Темнеет, горы обволакивает туман. Закат. Тишина.

Махмуд, оказывается, до министерства преподавал в университете. Выросло поколение его студентов, некоторые уже профессора, а Махмуда взяли в управление, и так он стал молодым замминистра образования…

ПРАВО НА УЧЕБНИК

На обратном пути делюсь с Махмудом Каратабаном впечатлениями от увиденного. Только слепой не видит, что Россия – это богатство не кучки временщиков, а народов, этносов – каждый неповторим. Нужно ли стране это богатство?

Махмуд считает, что в центре совершенно не учитывают предназначение национальных республик. Для чего эти субъекты? Что вносят? Их рассматривают как обычные области.

И навязываются идеи, которые противоречат сути национальной республики.

Например, федеральный перечень учебников… «Какая необходимость, – говорит Махмуд, – включать в него национальный язык и проходить ту же экспертизу. Что проходят учебники математики? Кто в Москве будет экспериментировать с адыгейским языком?»

…Те же, думаю я, что экспериментируют со всей страной.

Махмуд: «О маминой истории… Она закончила иняз, пошла вместе с нами в детсад, потом в школу. Пришла в седьмую школу, не адыгейскую, в качестве преподавателя продлённой группы. Пришла в школу и ужаснулась полной пустоте относительно всего адыгейского в школе. Доросла до автора учебников, до руководителя методического объединения, до заслуженного учителя. Она как учитель национального класса придумывала мероприятия, и привела старика, который знал нартский эпос, историю, древность. И тут зашла завуч, и вот её реакция: ˝Ну, адыги – это не самая древняя культура на Кавказе, армяне древнее˝».

– Она этими словами показала свою суть. Не нейтральное отношение, а именно отрицательное, – говорит Махмуд.

Под флагом приведения в соответствие с законами РФ происходит выветривание всего, что есть особенного в Республике Адыгея.

– Да, – говорит Махмуд, – у нас есть парламент, есть флаг, да, прописано, что адыгейский язык является государственным наравне с русским. Но нет и такого простого закона, чтобы глава знал адыгейский язык. Нет права региона самостоятельно определять хотя бы компоновку учебника, программу по родному языку….

КОНФЛИКТЫ ЦЕННОСТЕЙ

Вспомнился разговор с другим молодым руководителем на Кавказе. Мы обсуждали право девочек ходить в хиджабах. Он сказал мне, что ровесники из силовых структур к хиджабам относятся резко отрицательно. Думают, что тенденция не проявится, если в зачатке на уровне внешних проявлений исключат саму возможность.

Эти молодые ребята (и кто постарше) из госбезопасности диктуют, у них неконтролируемая, ни в чём не ограничиваемая власть, на всё есть ответ.

По телевизору показали сюжет: семья беспокоилась, что сын с женой и ребёнком могут что-то предпринять на религиозной почве. Парень уехал в исламскую страну, и они боятся. За сюжетом стоит федеральный канал. Но товарищи, которые «блюдят», – ничего не знают.

Конфликт – в ценностных ориентациях.

– Вот мы с вами сидели за столом, – говорил мне тот молодой человек, Шамиль. – Это советские люди, нерелигиозные, поколение шестидесятипятилетних. Это поколение, его нейтрализовали, чистый эксперимент – религиозности нет, уничтожили, но традиции народные ещё витают… Мне больно смотреть, от себя скажу, люди базируются на том, от чего остались одни названия. А религиозности они боятся.

И появляется новое поколение, этот парень, который уехал в мусульманскую страну и прислал «голосовой привет». У него со старшим поколением конфликт ценностей. Важных ценностей. Например, отношение к алкоголю: не садись за стол, за которым вино (я вспомнил, что когда хозяин дома, где мы находились, достал четвертинку, Шамиль тихо ушёл куда-то). И вот советское, вы сами видели, – говорил он, – и моё поколение…

– А блюстители, – спросил я, – из вашего поколения?

– Я думаю, – ответил он, – они исполнители просто. Им сказали обеспечить, и они исполняют. Если бы проявился интеллект, они бы так не делали. Ни интеллектуальной работы, ни изучения предмета, ни попытки понять, что движет кем-то. Всё чёрно-белое. Причём ещё будут тебя стыдить за твою позицию.

…Была некая программа кадрового резерва территорий. Пришёл идеолог, бывший тогда в фаворе. Собрали человек сорок в Кремле. Шамиль был среди этих сорока и выступил с предложением: почему бы в критерии не внести подбор людей с инновационным мышлением, управленцы относятся к такого рода людям.

«Ваш вопрос вызвал сложные чувства…» – начал свой долгий ответ кремлёвский ведущий. И ответ его свёлся к тому, что мы можем позволить себе роскошь творчества в культуре, образовании, в других сферах… только при условии жёстко построенной государственной системы.

– А это везде, – заметил Шамиль, – и в университетах, и в других местах никто не хочет передавать властных полномочий. «Им виднее». Москве виднее, Кремлю виднее, губернатору виднее, шефу виднее…

Ещё из того выступления, рассказывал мне Шамиль, запомнилось выражение «успешные подонки». Класс людей, двигающих общество: мол, мы осознаем, что они подонки, но «нам нужны их способности, успешность…».

Молодые и старые блюстители государства, думаю я. Всё для его величия. Человек – ресурс, не цель…