Читать книгу Террористы - АНАТОЛИЙ ЭММАНУИЛОВИЧ ГОЛОВКОВ - Страница 7

Германская Империя, предместье Мюнхена, 1910 год, октябрь

По немецким газетам, назревала Большая Война. Максим чувствовал это. Если не к войне – так зачем бы это «Пантере», германской субмарине, красоваться у берегов Марокко, опасаясь вторжения Франции? К чему бы итальянской эскадре обстреливать Триполи? Зачем России посылать экспедиционный корпус в Персию?

Не будет войны, и, слава Богу. А если грянет? Тут аппараты Ландо могли бы эффективно помочь пехоте и кавалерии с воздуха.

Уйдя от Жуковского, Максим пытался подработать, как мог. Он придумал новый замок противопехотной пушки, глубинную бомбу для поражения субмарин, прибор для дальнего обнаружения вражеских цеппелинов и много всякого другого.

За границей, он держал переписку с Коровиным, который отчасти разделил судьбу Ландо. И в городе Льеже приучал бельгийский браунинг к русским патронам. Но оружейник мало, чем мог утешить Максима: ему на чужбине не очень везло.

С другой стороны, возрастающая убойная сила изобретений иногда угнетала Максима. Он впадал в меланхолию. Он зажигал лампаду у иконы св. Георгия и молился, как мог.

Ну, вот так, например:

– Не сердись, святой, что я попросил у тебя огня. Необходимо придать оружию новую мощь, чтобы поразить врагов России. Аминь.

Победоносец, будучи человеком военным, понимал Ландо, молчал и многое ему прощал.

Начнись война, Ландо был готов отдать родине новинки даром, хотя многие его идеи отвергали бюрократы из военного ведомства. Даже несмотря на поддержку Колчака – власти не могли ему простить женитьбу на княгине Татьяне Леонтьевой.

Максим писал очередное письмо Государю.

«Ваше Императорское Величество!

Вслед за скорострельным минометом с использованием особых реактивных снарядов на основе идеи Кибальчича, предлагаю Вашему Высочайшему вниманию чертежи и описание орнитоптера, легкого летательного аппарата, которым можно быстро пополнить парк Императорского воздушного флота.

Машину можно доставлять на поля сражений в разобранном виде. Собрать же ее может любой унтер-офицер, окончивший реальное училище и имеющий технические навыки.

Смею надеяться, что орнитоптер совершит переворот в авиационном деле и поможет России стать еще более сильной державой.

Чертежи и расчеты прилагаются.

Штабс-капитан Максим Ландо, изобретатель».

Николай позвонил Столыпину: кто таков этот Ландо и почему он шлет ему безумные письма? Первый министр объяснил, что это муж террористки Леонтьевой, пребывающей в изгнании. Царю сразу припомнилась кандидатка во фрейлины императрицы, дочь якутского вице-губернатора и княжны Белосельской-Белозерской. По докладу Герасимова еще зимою 1905 года она намеревалась выстрелить в него на балу. Фамилия Кибальчича, участника покушения на деда, тоже не воодушевила императора, и он начертал на письме:

«Прошу вас, Петр Аркадьевич, оградите Нас от записок этого болвана».

До рокового выстрела в Киевском театре Первому министру и гофмейстеру Двора еще оставалось прожить два года.

Германия посеребренная!

Милая и навеки чужая сторона!

В Германии Максим поселился в ангаре на краю летного поля, спал на верстаке, готовил еду на самодельной керосинке. А когда Таню выпустили из тюрьмы, они купили дом, пустовавший неподалеку и так давно, что даже не все местные жители помнили, кто был прежним хозяином.

Впрочем, ангар был сараем, похожим на конюшню, а дом – пару комнат, зал и спальня, Максим прозвал его Фрегатом.

При романтичном названии Фрегат вел себя странно. По ночам дом то бурчал, то охал, то завывал по-волчьи. В комнатах стоял легко различимый и мерзкий запах, словно кто-то сдох. Из-за болезни Тани Максим не мог устраивать сквозняки. Но и проветривание помогало на полчаса, потом воняло по-прежнему.

Ландо ничего не мог понять.

Они уже хотели отказаться от покупки, вернуть деньги. Не получится, – пригрозить судом. Но как-то Максим отыскал на чердаке табличку, так искусно прибитую к балке, что не всякий мог обнаружить ее.

Табличка была гравирована мелкой готикой по латуни, датировалась серединой XIX века. Ландо разобрал текст, изумился. Сразу же объяснились причуды дома.

Вот что он прочел.

«От словаков-строителей – поганому Готлибу. Десятник Родомысл Попшечко шлет привет!

За то, что недоплатил 8 серебряных талеров, кормил подпорченной бараниной, старыми петухами и горохом для свиней, получи, собака, сюрприз! Не найти тебе, бюргерская морда, дюжины лебединых яиц, спрятанных в венцах, как не сыскать пивных бутылок, вмурованных в стены под крышей. Будешь жить, проклятый Готлиб, нюхая вонь разложения многое время, а по ветреной погоде, когда загудит дом дьявольским голосом, станешь сотрясаться от страха бессилия! Пусть мучается также в догадках жена твоя, мерзкая гусыня и потаскуха Магда, и дети, и их дети, и дети этих детей!

Господи, прости Твоих каменщиков!

Аминь!

07.05.1867».

– Какая низость! – поразилась Татьяна. – Как же должны были насолить эти Готлиб и Магда своим работникам?

– У мести нет времени, – отвечал Ландо, – она сродни страсти, а страсть безмерна.

Следуя найденной инструкции, он быстро отыскал горлышки бутылок, торчащие из кирпичной кладки, заткнул их пробками. Обнаружил и остатки лебединых яиц, в которых когда-то поселились осы, а затем, очевидно, перебрались в более подходящее место, и беспорядки прекратились.

Над черепицей, под которой жили ласточки, развивался флаг Российской империи.

С этим флагом Ландо никогда не расставался.

По утрам, надев фуражку, он заводил на граммофоне «Встречу», поднимал на веревке выцветшее полотнище, отдавал честь.

Этот ритуал он считал обязательным для русского офицера, давшего присягу.

Поэтому издали владения Ландо напоминали то ли лабораторию метеоролога, то ли пограничный кордон. Но сам он полагал клочок немецкой земли территорией России. Чем смущал старого фермера Фридриха и его жену Гретхен, которые привозили ему продукты на лошади.

Но до чего же все было захламлено! Будто кто-то приносил неожиданные предметы, а забирать забывал!

В реестре сада вещей состояли и детали полевых пушек, и гильзы от снарядов, и огромные, похожие на паровозные, шестерни. У окна пылился Танин «Зингер» с ножной педалью.

По стенам Максим развесил пропеллеры аэропланов, на которых разбились его товарищи. Между ними – фотографии Парижа, гравюры, изображающие парусники на Неве.

В углу громоздились чемоданы, обклеенные ярлыками, по которым можно было проследить непростые маршруты Ландо.

В конечном счете, Фрегат оправдывал свое название: он и в самом деле напоминал кают-компанию безумного корабля.

Из первого выпуска Гатчинской авиашколы остались в живых только двое – он сам и полковник Эрнст Леман. Так что Ландо почти не с кем было советоваться, когда придумывал сверхдальний аэроплан.

Первые наброски он сделал еще в Швейцарии, где Таню выпустили из тюрьмы и лечили от маниакального психоза.

Аппарат мог подниматься на большую высоту, двигаться с неслыханной скоростью 140 километров в час. А приземляться – даже на лужайке.

В отличие от российских авиаторских кругов, братья Райт, Фарман и Блерио, высоко ценили усилия Ландо.

Он был как никто близок к цели.

Отец Татьяны, якутский вице-губернатор, приехал в Швейцарию, чтобы навестить дочь и обсудить перспективы ее лечения.

Леонтьев обладал медвежьей фигурой, грубым лицом норвежского шкипера в бакенбардах и маленькими, вечно слезящимися глазами, отчего казалось, что вице-губернатору всех и все жаль. А также странной привычкой (совсем не по чину) вставлять в речь жандармскую лексику: «Разрешу себе вас проинформировать…», «Разрешу себе вам доложить…»

Об аэроплане расспрашивал Ландо в таком же духе:

– Предполагаете, что данное дело чуждо политического элемента?

Убедившись, что чуждо, увлекся Максимовой идеей.

Леонтьев мечтал использовать аэропланы для переброски грузов на дальние зимовья в связи с программой развития русского Севера. Это уже делали американцы на Аляске.

– Разрешу себе вас проинформировать, сударь, – сказал он однажды Ландо, – что вам на строительство аэроплана выделяется десять тысяч рублей.

И выписал чек.

Максим обрадовался, но вскоре понял, что вице-губернатора не столько привлекает авиация, сколько беспокоит судьба дочери. Отцу Тани казалось, что дело с аэропланом отвлечет дочь от мании истреблять окружение государя.

Штабс-капитан уже приобрел моторы на заводах Антуанет, а также пахнущие лаком пропеллеры и кое-что из оснастки. Однако вскоре с Таней вышла уголовная неприятность, – ах, а разве могла не произойти! – и он вынужден был прерваться.