Читать книгу Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1 - Анатолий Гейнцельман - Страница 41

Умирают слепые у нас трубадуры

На несчастной, кровавой Украйне,

Не услышать из рокота скорбной бандуры

Нам священные прадедов тайны.

Не расспрашивай, детка, зачем на Украйне

Православной теперь преисподня

И бесчинствуют всюду безбожные Каины, —

Это воля, должно быть, Господня.

Расскажу тебе лучше, как померли двое,

Двое нищих в степи кобзарей.

Величавее участь навряд ли и в Трое

Была роком сраженных царей.

Это в лютую зиму двадцатого рока

Приключилось в голодной степи.

Два седые и дряхлые ползли пророка,

Беспризорны и оба слепы.

Бесполозен, уныло-волнист и безбрежен

Был покров на земной плащанице.

Разгромленный за холмами спрятался Нежин,

И зловещие черные птицы,

Воронье всё да галочье, каркали жутко

На свистящих ивовых метелках,

Да метелицы их покрывали для шутки

Покрывалом в ледяных иголках.

Далеко до Ильи, до святого Миколы,

Как до гроба Господнего пальмы,

Запорошены тропы, сады, частоколы,

Замирают заветные псальмы.

И лампаду рассеянной братьи Христовой

Обнищалый убрал монастырь,

Обессиленный жизнью голодно-суровой,

Их покинул малыш-поводырь.

Но идут они, жалкие, старые шляхи

Позабытые ищут клюкой,

И давно уж под рваною свитой рубахи

У них нет и котомки с мукой.

Были люди приветливей в годы Мамаевы,

Милосердней был лютый Батый,

И теперь уж не слушают псальму Почаева

И про Лазаря голос святый.

Без надежды идут они третии сутки

К златоглавого Киева Лавре.

Ни жилья, ни дымка, ни чугунки погудки,

Только ветер бряцает в литавры,

Да над павшей кобылкой орлы-чернокрыльцы

С клокотаньем снимаются в танце,

Да клыками блестящими в пенистом рыльце

Заскрежещут волки-сироманцы.

И идут они тихо, и плачут неслышно,

На щеках замерзает слеза,

И спивают всё громче, чтоб слышал Всевышний,

И рыдает в сугробах кобза.

Надвигалась на вечную ночь псалмопевцев

И земная, недолгая ночь,

И присели они у шелковых деревцев,

Побросав свои торбочки прочь.

И запели они, на бандуре играя,

Выгравая земную печаль,

И забыли про горе и голод, спивая,

И про путь в бесконечную даль.

И как солнце громадное с черной звездою,

На груди их сияли кобзы,

И алмазной была перевита слюдою

Борода их от горькой слезы.

А метелицы с облаков черных ромашки

Обрывали, пушистые, белые,

И на рваные свиты соткали рубашки

И на руки их обледенелые.

И сидели они, как святые из мрамора,

И недвижными стали персты,

Только души неслися их вещие за море,

Далеко от последней версты.

Уносились на паперть они белоснежную

Иисусова монастыря,

Где когда-то душа зародилась безбрежная,

До неволи земной кобзаря.

Только пальцы зачем-то стеклянные вьюги

Пробегают еще по струнам,

И таинственный из-за серебряной фуги

Слышен голос, понятный лишь нам.

И всё выше вздымались по степи сугробы,

И еще не погасла заря,

Как навеки сокрылись в алмазовом гробе

Два прозревших в раю кобзаря.