Читать книгу За гранью земной жизни – второй шанс - Анатолий Иванович Пеннер - Страница 6

Входит секретарша.

– Да, Мефистофель Иванович.

– Жанночка, этот тип тебя шлюхой назвал, – бесцеремонно заявляет Мефистофель. – Говорит, что ты там вместо работы с Бондом развлекаешься. Бонд, что, уже прибыл?

– Нет его ещё, Мефистофель Иванович.

– Так значит, это клевета! – злорадствует Мефистофель. – Что же ты это, любезный, бедную девушку обижаешь? А тебе, Жанночка, я думаю надо постоять за девичью честь, поставить, так сказать, этого типа на место.

Жанна с разворота бьёт Иваныча в глаз.

– Ну что, козёл, доигрался? Сейчас я тебе почки отбивать буду!

– Стоп, стоп, Жанночка, – останавливает её Мефистофель. – Значит так, по физиономии не бить, почки тоже отбивать не надо. Ты уж поаккуратней, чтобы следов не осталось, и чтобы калекой не был.

– Что же мне тогда можно? – недоуменно спрашивает Жанна.

– А ты по рёбрам пройдись. Руку сломай или ещё какую-нибудь мелочь ненужную. Между ног заедь, ему это дело ещё долго не понадобится.

Жанна с разворота бьёт Иваныча ногой по рёбрам и минут десять добросовестно обрабатывает его руками и ногами.

– Ради бога, уберите эту зверюгу! – в панике кричит Иваныч.

– Смотри-ка, Бога вспомнил, безбожник паршивый. Ладно, Жанночка, хватит пока, – останавливает Жанну Мефистофель и, повернувшись к Иванычу, замечает укоризненно. – А тебе, я думаю, не мешало бы извиниться перед невинной девушкой.

– Мефистофель Иванович, за «зверюгу» ему не мешало бы ещё разочек врезать, – недовольно заявляет Жанна.

– Ну так врежь, Жанночка, врежь.

Жанна ухмыляется и вновь с разворота заезжает Иванычу по рёбрам.

– Всё, всё, хватит! – испуганно вопит Иваныч. – Жанночка, простите меня, пожалуйста. Вы такая добрая, вы самая добрая девушка на земле, вернее под землёй! Вы такая чистая, такая скромная, такая невинная!

Возмущённая Жанна опять с разворота бьёт Иваныча по всё тем же многострадальным рёбрам.

– За что? Я же извиняюсь, чего же вы ещё хотите?

– Это тебе за невинную. Не надо перегибать. Чистая – это точно, каждый день душ принимаю. Что скромная, тоже правильно. А невинная? Это что же я, по-твоему, наивная дурочка? Ну нет, я, конечно, не шлюха, но кое-что в этом деле понимаю. Понял, козёл старый, или тебе добавить?

– Не надо добавлять, я всё понял, Жанночка. Вы ангел!

– Кто? – грозно переспрашивает Жанна.

– Ой, извините, вы не ангел. Вы самая красивая, самая порядочная из всех чертовок, которых я видел, – неумело пытается исправить положение Иваныч.

– Ладно, Жанна, ты хорошо поработала, иди к себе, – улыбается довольный Мефистофель. – Бонд появится, немедленно доложи.

Жанна уходит. Иваныч ощупывает своё израненное тело, вернее израненную душу или, как там называется, то, что от него осталось. Мефистофель насмешливо наблюдает за ним.

– А ты не хочешь меня поблагодарить? – спрашивает он.

– Поблагодарить? За что? – возмущённо поднимает голову Иваныч. – За то, что она из-за вашей нечестности мне чуть все рёбра не переломала?

– Да если бы я её не отослал, она бы тебя сейчас точно калекой сделала. Ты же хоть немножко думай, что говоришь. «Ангел» – это же самое страшное оскорбление для чёрта.

– Но я же поправился.

– Ага, поправился: «Самая порядочная из всех чертовок, которых я видел». И много ты их видел?

– Ну вообще-то, она единственная, – признаётся Иваныч.

– К тому же чертовка. Повежливей как-нибудь нельзя было?

– Да я понятия не имею, как будет чёрт женского рода.

– Я тоже, но это же не значит, что надо её оскорблять. Сказал бы просто «девушка», и всё.

– Девушка? Да это же не девушка, это же лошадь боевая, – раздражённо изрекает Иваныч.

– Ох доиграешься, – угрожает Мефистофель, – я её снова позову. Жаль, времени нет. А Жанночка у нас в полном порядке. Красавица, умница, спортсменка!

– Ага, ещё студентка забыли.

– Почему забыл? Она у нас на юридическом учится. Фитнес-студию исправно посещает. В спортзал ходит, у неё чёрный пояс по каратэ. Да ты это, наверное, и сам заметил. Здорово она тебя обработала.

– У вас тут что, все бабы мужиков избивают?

– Во-первых, ты уже не мужик, а покойник, вернее грешник, – напоминает Иванычу Мефистофель. – А избить грешника – это святое дело. Ну и, во-вторых, эмансипация и нас не обошла. Ничто человеческое нам не чуждо. Заметь к тому же, она ни разу тебе между ног не заехала, хотя я ей настоятельно рекомендовал. Женское, так сказать, начало не позволило. А ты «лошадь боевая», не стыдно тебе?

– Ага, стыдно, я её шлюхой не называл. Нет у вас здесь правды.

Раздаётся голос Жанны по селектору.

– Мефистофель Иванович, Бонд прибыл.

– Пусть заходит. Ты тоже зайди, пожалуйста, – отвечает Мефистофель Жанне и продолжает, обращаясь к Иванычу: – Всё, кончай базар. Нашёл где правду искать, в преисподней. Сейчас пойдёшь с Жанной, она тебя немного подлечит. А то что-то ты после общения с ней синеть начал. И веди себя прилично. Отмочишь что-нибудь, я тебя ей ещё на один заход отдам. Да ещё скажу, что ты её лошадью боевой обозвал. Вот будет потеха, и главное – всё честно.

Входят Жанна с Бондом

– Ваше Злодейшество, агент ноль-ноль-семь по вашему приказанию прибыл! – докладывает он Мефистофелю и небрежно бросает секретарше: – Жанночка, мартини, пожалуйста. Но только взболтай, не надо смешивать.

– Разрешите представиться. Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд, – невозмутимо продолжает он, повернувшись к Иванычу.

– Кончай фиглярничать! А то я сейчас прикажу тебя вскипятить в твоём мартини. Насмотрелся своих фильмов, клоун, – ворчливо прерывает его Мефистофель и, обращаясь к секретарше, говорит ей: – Жанна, твой клиент что-то совсем расклеился. Забери его к себе и подлечи немного. Ну там раны смажь чем-нибудь, лёд приложи. Да я думаю, ты сама знаешь, что делать.

– Хорошо, Мефистофель Иванович, я всё сделаю, – заверяет Жанна и, кивнув Иванычу, уходит с ним в приёмную.

– Принёс? – грозно спрашивает Бонда Мефистофель.

– Так точно, Ваше Злодейшество, – лихо отвечает Бонд и протягивает папку.

– Ваше Злодейшество… – ворчит Мефистофель. – Мог бы и что-нибудь пооригинальнее придумать. Ну, что там наверху новенького?

– Да так, ничего особенного. У Вики месячные, у Настеньки ангина.

– Какие к чёрту месячные! – взрывается Мефистофель. – Какая ангина у ангелов?! Какое мне дело до твоих шашней! Я спрашиваю, что нового у шефа?

– Да там ничего не разберёшь, паника. Праведников ищут.

– Какая паника, каких праведников? Ты нормально рассказывать можешь?

– Я же и говорю, – спокойно продолжает Бонд, – китайцы, значит, запускали ракету. Когда она мимо одного из райских облаков пролетала, газанули. Никто не знает, случайно или нарочно. Только облако испарилось, а праведники разлетелись. Вот они их теперь и ищут. А вам скоро указ пришлют, чтоб место для этих космонавтов готовили.

– Ну это не проблема. Встретим как положено. Если у тебя всё, то можешь идти.

– Ещё небольшая просьба, Мефистофель Иванович, – застенчиво улыбается Бонд. – У меня эти, ну в смысле, резиновые изделия закончились. А завхоз больше не даёт, говорит, что я на этот месяц уже норму выбрал.

– Какие ещё резиновые изделия?

– Ну эти… ну в смысле… презервативы.

– А они-то тебе ещё зачем? – удивляется Мефистофель.

– Ну как же, Мефистофель Иванович. Я думаю, вы же не хотите, чтобы там какая-нибудь из ангелов забеременела? К тому же с гигиеной у нас здесь не очень. Могут и болезни какие-нибудь нехорошие проявиться. Это же какой скандал будет. Они меня в момент сдадут, а вы – мой шеф. Я, так сказать, от имени и по поручению. Нехорошо получится.

– Так ты что, с ними это по-настоящему?

– Нет, я им романсы пою, – иронично ухмыляется Бонд, – конечно, по-настоящему.

– А иначе никак нельзя?

– Как иначе?

– Ну там коробку конфет, вина бутылочку.

– Какое вино, какие конфеты? Это же рай, у них там всё есть, полный коммунизм. Нет, Мефистофель Иванович, без этого никак нельзя. Без этого не договоришься.

– Ну ладно, иди, – устало кивает Мефистофель, – я позвоню завхозу. И смотри у меня там. Залетишь, я выкручусь, а ты тысячу лет на сковородке жариться будешь.

– Не беспокойтесь Мефистофель Иванович, всё будет о «Кей, – нахально заявляет Бонд и уходит.

Открыв папку, Мефистофель внимательно изучает её содержимое. Хмыкнув, он закрывает её и кладёт на стол. Откинувшись в кресле и полу прикрыв веки, он некоторое время сидит совершенно неподвижно.

Голос Жанны из селектора возвращает его к действительности:

– Мефистофель Иванович, мы закончили.

– Тогда давай этого типа сюда, – велит Мефистофель.

Входит Иваныч. Внимательно оглядев его, Мефистофель удовлетворённо ухмыляется.

– Ну вот, совсем другое дело. Намного лучше выглядишь. Я бы даже сказал, чересчур хорошо ты выглядишь. Как довольный жизнью мартовский кот. Чем это вы там с Жанной занимались?

– Как чем? Лечила она меня, компрессы прикладывала.

– И чего же это ты тогда такой довольный? – недоверчиво вглядывается в Иваныча Мефистофель.

– Да просто приятно пообщаться с молодой красивой девушкой. У неё такие нежные руки.

– А ты откуда это знаешь?

– Ну, Мефистофель Иванович, – укоризненно произносит Иваныч, – не ногами же она мне компрессы прикладывала. А вы что, ревнуете? Вот это зря, Жанна всей душой вам преданна.

– Ещё не хватало. Ревновать к такому ничтожеству! – презрительно изрекает Мефистофель. – Сядь, наконец-то, займёмся твоей никчёмной жизнью. Значит так, родился, школа. В начале учился хорошо, потом всё хуже и хуже. По прилежанию сплошные трояки. Почему-то меня это даже не удивляет. Чего от тебя ещё можно было ожидать. Так, потом армия, и тоже никаких больших успехов. После армии на работу, механизатором. Ну это для тебя ещё хорошо было. Я бы тебя послал коровам хвосты крутить. Раз учиться толком не хотел, недотёпа.

– А может, мне не интересно было.

– Что не интересно, учиться? Дураком быть лучше?

– Почему же сразу дураком, – не соглашается с Мефистофелем Иваныч. – Не так уж и плохо я учился. Мне хватало того, что я на уроках слышал.

– Вот ты и дослушался до механизатора.

– А почему это плохо, быть механизатором? Землю пахать, пшеницу сеять. Людей кормить.

– Так ты же вспахал-то всего несколько гектаров, – язвительно замечает Мефистофель.

– А пшеницу так и вообще не сеял. Всё время на подхвате был. Кормилец ты наш, хлебороб великий. Дальше ты в электрики подался. Вот это, наверное, как раз для тебя было. Ходи себе с умной рожей, ничего тяжелей отвёртки поднимать не надо. Райская жизнь!

– Это совсем не так. Представление о том, что все электрики бездельники, совершенно неверное.

– Ну понёс. Слышали мы уже всё это. Короче, с карьерой до сорока лет у тебя полный нуль. Тоска зелёная. Перейдём к бабам, то есть к любви. О, да тут вроде интереснее. В четырнадцать влюбился, ей тринадцать. Так-так, а в четырнадцать она наверняка уже родила. Странно, ничего такого здесь нет. Даже секса не было. Чем же это вы занимались тогда?

– Первый год мы только переглядывались, – поясняет Иваныч.

– Как это? – недоуменно спрашивает Мефистофель.

– Ну я на неё посмотрю, потом она на меня.

– И всё?

– Всё. Раз она на меня смотрела, значит, я ей тоже нравился. А тогда мне и этого хватало.

– Детский сад, – бурчит Мефистофель. – Ну а через год?

– Через год мы начали встречаться.

– Не надо мне ничего рассказывать, – окончательно разочаровавшись, останавливает Иваныча Мефистофель. – Почему-то мне кажется, что и здесь ничего интересного не будет. Лучше я в досье посмотрю. Так. Первый год. Секса не было. Второй год. Секса не было. Третий год. Секса не было. Четвёртый год. Ушёл в армию. Ты что, евнух что ли? Чем же ты с ней занимался эти три года?

– У нас же любовь была! Чистая и светлая. Мы гуляли, держались за руки и разговаривали. Позже уже и целовались.

– И всё?

– Ну в общем-то да.

– А как на счёт того, чтобы за пазуху залезть, под трусики? – насмешливо спрашивает Мефистофель.

– Но это же было бы пошло, пошло и гадко.

– А что с гормонами? Тебе же семнадцать лет было! После свиданий, наверное, дрочил так, что руки дымили. Онанист несчастный. Ты что, никак не мог врубиться, что с девочками можно не только на звёзды глядеть.

– Время было такое. Время чистой любви и романтики… – мечтательно говорит Иваныч.

– Время? Да это же были семидесятые, – напоминает ему Мефистофель, – время сексуальной революции. К нам сюда грешники поступали, которые такое вытворяли! Во всей преисподней никто никогда такого не видел.

– Это на гнилом Западе. У нас в Союзе такого не было.

– Да? У вас на партийные дачи презервативы грузовиками завозили. Девушки на фестивалях под иностранцев как под танки бросались. Твои же одноклассники в старших классах занимались этим по полной программе.

– Ну это переростки. Мои одногодки были такими же, как и я. Нас так воспитали.

– И кто же вас такими воспитывал?

– Как кто? Государство. Великий и могучий Советский Союз! – гордо изрекает Иваныч.

– И это государство говорило вам, что секс – это пошло и гадко?

– Ну не на прямую же. Школа, книги, фильмы – всё это говорило нам, что любовь – это большое и светлое чувство. О сексе там ничего не было.

– Значит, как всегда, виноваты партия и правительство? – насмешливо спрашивает Мефистофель. – А анекдоты похабные вы друг другу не рассказывали? Фотки порнографические не разглядывали? Романтики недоделанные. Ну ладно, сами вы ручным творчеством занимались, а о девочках вы думали? Что они хотели?

– Девочки были такими же, как и мы.

– Да? А у меня здесь написано, что через месяц после того, как тебя в армию призвали, у твоей подруги был страстный роман с одним молодым человеком. Настоящий, греховный. Ты, значит, охранял её, а она познавала радости плоти. Молодец, приготовил девочку и благородно отошёл в сторону. Очень романтично. Ну что ты на это скажешь?

– Значит, её время пришло, – благодушно произносит Иваныч.

– Ага, она полюбила его душой и телом. Большой и чистой любовью. Так что ли?

– Сердцу не прикажешь.

– Конечно, конечно, – злорадствует Мефистофель. – Только эта большая и чистая любовь не помешала ей через год выйти замуж. За другого. До чего ты девку распалил за эти три года. Два года, два мужика. Недурно для начала. А может, и не для начала, может, у неё уже до этого кто-нибудь был. Во время вашей большой и чистой любви. Ты любил, так сказать, духовно, а он физически. У тебя там в то время рожки не проклёвывались? Жаль, про это здесь ничего не написано.

– Но это же моё досье, почему там так много о ней, да и ещё не имеющего ко мне никакого отношения?

– Да это ангелы там наверху развлекаются, – поясняет Мефистофель. – У них же там тоска смертная. Вот они ваши досье и почитывают. Напоролись на вашу большую и чистую любовь и решили посмотреть, чем она закончилась. Взяли данные из её папки, сделали приписку, сравнили и в волю повеселились.

– Чего же тут весёлого?

– Ну, такого придурка не каждый день встретишь. А вот и комментарии, хочешь послушать? – ехидно спрашивает Мефистофель.

– Читайте, – с напускным равнодушием соглашается Иваныч.

Мефистофель язвительно ухмыляясь читает:

– Какие они в то время были наивные…

Это же надо. За три года ни одной попытки!..

Стопроцентный дебил…

Да, ещё тот лопух…

– Вот это мне нравится! – веселится Мефистофель. – Вот это в точку. Лопух, самый настоящий лопух.

– Ну лопухнулся я, с кем не бывает. Почему же сразу дебил?

– Что дебил, что лопух – невелика разница, – злорадствует Мефистофель. – Хорошо, посмотрим, что там дальше. У меня такое предчувствие, что ты ещё не раз оправдаешь своё высокое звание. Лопух ты наш раскидистый.

Так, из армии вернулся, а девок нет, поразъехались. Ну правильно, чего ждать таких лопухов…

Ага, нашёл одну, молодец. Дружили три месяца. Секса не было. Инициатор разрыва, девушка…

Ты что издеваешься, дружили они. Тебе же уже двадцать один был. Какая дружба? Два вечера погуляли – и в кровать.

– Так этой самой кровати-то и не было.

– Как это?

– Ну негде было, – поясняет Иваныч. – Домой не приведёшь. У неё тоже народу полно. А на улице весна, снег ещё лежит.

– Хреновому танцору всегда кое-что мешает, – ворчливо замечает Мефистофель. – Да подстелил бы полушубок и завалил бы её на снег, недотёпа.

– Представляю, я иду с ней гулять и полушубок с собой волоку. И вообще, с вами всё в порядке?

– В каком смысле?

– Да вы же сексуально озабочены. У вас у самого, наверное, с этим проблемы! – раздражённо заявляет Иваныч.

– Опять хамишь, это же моя работа – в грехах ковыряться.

– А кроме секса что, грехов нет?

– Это у тебя-то? – насмешливо отвечает Мефистофель. – Ты что убил кого-то? Или изнасиловал, мальчик ты наш нетронутый? Пару раз Бога не вовремя помянул, сквернословил, да на жён чужих заглядывался, но так ни разу и не попробовал что-нибудь предпринять. Вот и все твои грехи.

– Выходит, я святой, тогда что я здесь делаю? Отправляйте меня срочно в рай.

– Ты святой? Ты грешник, только не обычный, а мелкий. Короче, ничтожество, лопух. И если следующая девочка опять ушла от тебя нетронутой, останешься здесь навечно. А котёл для тебя я закажу специальный, чтоб в нём варилось только то, чем ты не воспользовался. Кочегарами поставлю девочек, голых и красивых. Чего это ты заулыбался?

– Да ничего, читайте дальше, – ухмыляется Иваныч.

– А, наконец-то! Новая девочка. Полгода. Секс был. Три, четыре, пять раз каждую ночь. Ого, как с цепи сорвался. А ей-то это хоть нравилось? Ты же наверняка был как кролик. Две-три минуты – и отвалил.

– Она говорила, что ей тоже хорошо.

– Ну да, говорила. Она же замуж выйти хотела. Здесь написано, что через полгода ты её бросил. Как это понимать?

– Да просто, не сошлись характерами.

– Не сошлись характерами? – возмущается Мефистофель. – Да ты просто использовал её! Выплеснул в неё все годы своего идиотского воздержания. А когда удовлетворил свои скотские потребности, сбежал. Нормально ты не можешь. Ты или лопух, или подлец.

– Ну почему скотские? – огрызается Иваныч. – Вполне естественные потребности. Да и не подлец я вовсе. Мы же были взрослыми и знали, что делали.

– Ну она-то, конечно, знала, чего хотела, но не вышло. Не на ту лошадь поставила. Но ты-то точно не знал и думал в то время явно не головой. Вернее, головой, да не той. Ты хоть сознавал, что в результате вашей активной деятельности могут появиться дети?

– Честно говоря, нет, – признается Иваныч. – И тут вы абсолютно правы, мной в то время руководила явно не та голова. Да и происходило всё слишком быстро: давай поженимся, знакомство с её родителями. А любое моё сопротивление успешно ломалось в постели.

– И тут на горизонте появилась твоя первая любовь и увела тебя, как телка на верёвке.

– Да уж, и появилась, и увела.

– И через полгодика она одарила тебя роскошными рогами, – язвительно изрекает Мефистофель. – Не первыми, между прочим. Тебя что, жизнь ничему не учит? Мне уже даже надоело награждать тебя всякими прозвищами.

– А зачем прозвища? Я же был нормальным парнем. Я верил людям, по крайней мере родным, друзьям, да и ей, конечно. Я никого не собирался обманывать и не ждал, что меня обманут.

– И тем не менее через полгода у неё был другой, а ещё через полгода она ушла. Обидно, да?

– Да нет никаких обид, – равнодушно отвечает Иваныч. – Вначале, конечно, я никак не мог понять, зачем ей всё это. Через два года уйти от первого мужа. Сойтись со вторым. Развестись с первым. Через полгода расписаться со вторым, уже имея любовника. А ещё через полгода уйти и от него. Это же не жизнь, это марафон какой-то.

– Ушла к любовнику? Наконец-то ей нормальный мужик достался. Ты, наверное, чуть не помер от ревности?

– Ну, во-первых, я ничего не знал о его существовании. Это мне уже намного позже добрые люди разъяснили, что к чему. Классический случай, муж обо всём узнаёт последним. Лопух, как вы говорите. А во-вторых, он был женат. Она ему была нужна только для развлечения. Так что она тоже оказалась у разбитого корыта.

– И что же с ней было дальше? – разочарованно спрашивает Мефистофель.

– Уехала на поиски дальнейшего счастья.

– И ты затосковал?

– К чему бы это, – категорично продолжает Иваныч. – Вся эта свистопляска меня полностью излечила. Это была уже не та женщина. Не девочка из моего детства. Чужая женщина, озабоченная, торопливо ищущая чего-то, сама не зная, чего. Мне она не нужна. Я не зол на неё, не обижен. Наоборот, я благодарен ей. За то, что она была. За то, что она ушла. За то, что у нас с ней не было детей. За то, что она научила меня не верить каждому встречному. И бог ей судья. На этом, я думаю, можно поставить жирную точку. Лопухом я после этого так и остался, но уже далеко не таким раскидистым.

– Смотри-ка, какой философ. Ну ладно, посмотрим на твои дальнейшие подвиги. Через полтора года опять женился. Через год родился сын. Ещё через год дочь. Что, никак не мог остановиться?

– Так получилось. А что здесь плохого?

– Да ничего, ничего, – задумчиво говорит Мефистофель. – Через пятнадцать лет переехал с семьёй в Германию. За весь этот период ни разу не изменил жене. На баб заглядывался, желания определённо были, но ни разу ничего не предпринял. Что, храбрости не хватило?

– Почему это только за весь этот период? Я верный муж.

– Да? А откуда же взялась Люсенька?

– Ну, это уже совершенно другое дело.

– Ну, разумеется, разумеется… – хмыкнув, соглашается Мефистофель.