Читать книгу Моё земное притяжение… - Анатолий Иванович Райшев - Страница 8

Мы очень сдружились с Иваном Семеновичем, его сыновьями. Я старался помогать ему во всем. Как-то в один из своих приездов Иван Семенович сказал: «Толя, ката путит пальшой снек, ты пайтешь к Нему кости». Говорил он не очень хорошо на русском языке, придется переводить, дословно это звучит так: «Толя, когда будет большой снег, ты пойдешь к Нему в Гости».

Числа 15 декабря Иван Семенович приезжает на оленьих упряжках за мной. Игорь, бригадир, и вся бригада меня с удовольствием отпускают на охоту на медведя на столько дней – на сколько потребуется. Никаких заявлений я, конечно, не писал. Кроме азартного интереса у бригады было желание покушать медвежатину, если, конечно, все сложится удачно. А они в этом были уверены.

Середина декабря месяца – дни самые короткие. На стойбище мы подъезжаем уже в темноте. Стоит чум. Зимний – конический шалаш из жердей, покрытый оленьими шкурами.

Заходим в чум. В семье Ивана Семеновича три сына и дочь.

Старший сын Николай, ему лет 15—17. Правая рука полувысохшая, но он приноровился и по хозяйству все делал – обихаживал оленей, запрягал, управлял ими, занимался охотой, рыбалкой. В школе не учился, русский язык почти не знал, но деньги умел хорошо и безошибочно считать.

Потом – Витя, лет двенадцати. Два года его забирали на учебу в интернат. Тогда, перед началом учебного года, по стойбищам летал вертолет и детей почти что силком, принудительно забирали, увозили в село, где был для них интернат. После двух лет мытарств, он перед сентябрем, заслышав вертолет, куда-нибудь убегал, прятался. Родители к этому так относились: хочет – пусть учится, не хочет – пусть убегает. Не заставляли, не принуждали к учебе. Они хорошо знали негативную сторону интернатовского сосуществования. Но при этом, Витя лучше всех понимал и разговаривал на русском языке.

Младший сын Толя – Анатолий Иванович, мой тезка. Такой шабутной, веселенький молодой мужичок лет семи-восьми. Всегда был занят какими-либо хозяйскими делами, умело обходился с оленями, управлял ими, запряженными в нарты. Мы с ним сдружились. Он всегда приезжал с отцом к нам на базу. Его все интересовало – был любознателен.

1977 год. Компрессорная станция «Орт-Ягунская». Очередной приезд аборигенов на базу. В малице на нартах – Анатолий, младший сын Ивана Семеновича Сопочина. Рядом с ним – строители КС и я со своим закадычным дружком Левкой.

И уже потом, лет через двадцать пять, курируя в округе вопросы жизнедеятельности коренных малочисленных народов Севера, я его встречал в Когалыме и в Русскинских на оленьих гонках. Анатолий всегда становился чемпионом всех гонок на оленьих упряжках, где бы он не участвовал. Не единожды встречал его и в Ханты-Мансийске, когда он со своими оленьими упряжками и с семьей приезжал для работы на стилизованных стойбищах, которые специально устанавливались для гостей и жителей города во время проведения значимых мероприятий – телевизионного фестиваля «Дух огня», кубков, Чемпионата мира по биатлону. Бывал он с семьей и у меня в гостях.

И я ему помогал. Как-то его вместе с семьей пытались его же соплеменники согнать со стойбища, родовых угодий. И такое бывает! Этот произвол я тогда остановил и обязал Ноябрьскую нефтегазоразведочную экспедицию, которая работала на территории его родовых угодий, помогать его семье, заключить с ним экономическое соглашение. Все условия соглашения экспедиция исполнила, сдружилась с семьей Сопочиных. Они мне частенько высылали фотографии, подтверждающие их деятельность и партнерские отношения с этой семьей.

Работники Ноябрьской нефтегазоразведочной экспедиции в гостях на стойбище у Анатолия Сопочина.

Самая младшая в семье – дочь, ей годика четыре-пять.

Когда зашли с Иваном Семеновичем в чум, супруга Ивана Семеновича сразу, ну очень недовольным тоном мне предъявляет заслуженные претензии: «Вы почему спаиваете Ивана Семеновича? Почему за меха, мясо даете ему водку, одеколон?» Мне было крайне неудобно. Все мы были виноваты. Оправдываться я тогда не умел и сейчас не нажил себе таких способностей. Спасибо Ивану Семеновичу, он рассказал хозяйке, кто я – она успокоилась.

Иван Семенович достает полмешка картошки замороженной, показывает её мне, спрашивает: «Что с ней делать?» В последнее время в нашем магазинчике появилась и картошка, я её всегда давал Ивану Семеновичу, заворачивал её хорошо, чтобы она не замерзла на нартах. Рассказывал, как её использовать. Я – обской житель, здесь аборигены, наверное, еще в начале 20 века начали потреблять картошку. А стойбищные – сроду её не садили и не ели. И об этом я тогда не догадался.

Иван Семенович достает еще один мешок, наполовину заполненный всякими супами в пакетиках. И их они ни разу не варили – не их это пища! «Попробуйте, – говорю, – сварить эти супы собакам, может, будут есть, хоть продукт не пропадет даром!»

Ночевать мы в этом чуме не стали. В ночь все семейство, со мной, на четырех оленьих упряжках выехали к другому их стойбищу. У оленных аборигенов, как правило, их несколько: зимнее, где много ягельников – основного зимнего корма оленей, и летнее, с обильной оленной травой. Еще есть стойбища, богатые рыбой, дичью….

Стойбище, куда мы выехали, было не так далеко от берлоги медведя, к которому мы должны были пойти в гости. Это долгое ночное путешествие на оленьих упряжках для меня было впервой.

Лунная декабрьская морозная ночь. Олени несут нас. На открытых пространствах снег неглубокий, плотный – олени летят! Такое песенное было настроение! Так и вертелись на языке, в ритме оленьего бега и снега, летящего на нас из-под их копыт, слова популярной в то время песни Полада Бюль-бюль Оглы: «Эх, догоню, догоню, догоню, беглянку догоню!» Непередаваемое и незабываемое состояние!

Подъехали к стойбищу. Первым делом все, и я тоже, поцеловали в голову большого медведя. Она был размещена на невысокой эстакаде у чума. Как положено, лежала на четырех лапах. Этого медведя Иван Семенович добыл со своим взрослым племянником и старшими сыновьями не так давно. Медведь был огромным. В него они стреляли семнадцать раз. Почему они успели в него выстрелить столько раз, не одиножды перезаряжая ружья, и он, при этом, их не задрал? В этом и есть преимущество технологии добычи медведя зимой по глубокому снегу.

На стойбище был остов чума. Быстро надели на него брезентовую накидку, убрали в чуме снег, установили печь-буржуйку, растопили её – поставили чайник.

Поели оленины, сваренной еще в предыдущем чуме, попили чаю. Супы стойбищные аборигены не варят. В их простом и незатейливом быту нет тарелок. Мясо отваривается в кастрюле, причем, много мяса и большими кусками. Получается очень вкусный, не постный навар. Наливают в кружки – тоже не маленькие. И этот наваристый суп пьют из них. Вареное мясо раскладывают в деревянные неглубокие долбленые блюда. Каждый своим ножом срезает куски мяса – едят, запивая наваром из кружки. Еда простая, но вкусная и полезная.