Читать книгу Пять лепестков. Стихи и эмоции - Анатолий Корниенко - Страница 8

Оказался цельным таким этот год…

ну, словно плевочек на летнем пейзаже,

обозначив море и мой пароход,

пароход белый – беленький даже.

Схорониться бы… под лист лопуха,

Почему бы и нет – кузнечиком, птичкою.

Станет солнце протуберанцами махать

и разбудит внутри что-то личное.

Полететь, попрыгать, поползти на лист —

столько сразу мечт свежих и разных.

Сочинить двадцатую рапсодию Листа —

и наступит момент истины сразу.

Говорят «луковица в башке завелась»,

и вы чувствуете, что-то должно прорасти,

и вот-вот даст стрелку она, и у вас

может даже распустится новый стих.

Я кузнечиком выверну коленки ног,

на цыпочки встану, до крылышек дотянусь!

И поймёте вы сразу, как же я мог

скрыть эту радость, спрятанную в грусть.

Волосы ивы мелирует осень-

цирюльник.

Прячет в коробочки лето болотный

багульник.

Тополь оливково-гладкий и

самодовольный

носит «площадку» – гнездиться пернатым

привольно.

Ножки на макси под «мини» у девочек-

школьниц.

Ветер коленки целует им с каждой

знакомясь.

Смотрит на этот открытый пейзажный

перфоманс

время-художник: добавить здесь

голого, что ли?

Ранней весна будет – ясень лысеет

с верхушки.

Ветви как тушью зачёркнутый, чей то

рисунок.

Белые стайки берёз собрались

на опушке —

лёгкий берёзовый шлейф и прозрачен и

гулок.

Хепенингом листопад – что-то чем-то

прикрыто.

У виртуальности голой пейзажик

в истоках:

вывернутый симулякр – в ископаемой

рыбе

и в древовидном рисунке – морозом

на стёклах.

Голого нужно добавить? Почти

инстинктивно:

акция концептуальности – вон от

картины!

Медную лампу природы протри

Аладдином —

истина где-то же рядом, но только не видно.

1.

На пяльцах горизонта неба нет.

Как сито белая канва нависла крышей,

и осыпаются из вышивки застывшей

колючие ледышки-лепестки…

А солнца след

замёрзшей сердцевиной издали

чуть виден.

С чешуёй и ленью люди

на площади – заледенелом блюде

собрались коченеть, как в холодильнике лини.

Ждут манны.

Сыплет сверху дирижабль

с рефрижератора, чтобы была свежее!

Мол, нате вам того, что нам не жаль:

с остывшего вулкана – изверженье.

2.

Где-то по рекам задумчиво рыбы

парами ходят и стаями.

Жаль, что мы люди – мы тоже могли бы

вместе, но только не стали мы.

Все улетели, оставив дома —

место какое-то гиблое.

Те, кто остались, те сходят с ума,

каждый по-своему, видимо.

Вон на деревья липкие сласти

с неба стекают разбитого.

Люди не лезьте же, слышите – слазьте!

Небо стеклить выходите вы.

Ходят зарницы, беспомощно бродят,

манна на яблонях белая.

Мечутся в сумерках тени-уроды…

Что же вы люди наделали?

А за Уралом, где небо несут ещё,

то, что кому-то оставили,

ходят задумчиво в древнем лесу

звери по парам и стаями.

серые-серые пляшут коровы

пляшут и пляшут всю ночь они

туча-стена к ним опустится ровная

и постоит у обочины

к туче они подойдут по одной

им подоиться захочется

трутся и трутся о стену спиной

туча для них как молочница

выйдет задумчивый ветер-косарь

сена накосит им тучного

солнце-маляр свой повесит фонарь

белым покрасит всё луч его

белыми станут коровы тогда

пляшут и пляшут весь день они

туча-стена в стороне станет ждать

серых коров с нетерпением

В прошедшей жизни стержнем

Ведро любви застряло.

У времени надежды

Совсем осталось мало.

И как не влезть травинкой

В игольное ушко —

Из двух из половинок

Секунду сшить легко.

Когда у козодоя

Напьешься молока,

И станет тебя двое —

И станет жизнь легка.

Из липовой черешни

Пьёшь липовый кисель,

А ночью вместе с лешим..

Прядёшь себе кудель.

И с паучонком мудрым

Натягиваешь сеть

И ловишь снова утро

Чтоб в лето улететь.

Кошмары умирают в нитях

от солнечного света утром.

Снов мудрых мало. Как ловить их?

Ловушку сделай. Соберутся

они в кольце из тонкой ивы —

пером совы мы их там ловим.

Ты волосом из конской гривы

круг привяжи над изголовьем.

Но главное, ни в том, а в этом:

Шаману племени Лакота

«учитель мудрости» советы

во сне давал начать охоту

на сны. Тот выполнил и, всё же,

они не шли. Учитель больше

не появлялся, он, похоже

забыл. В вигваме год пошёл

второй, как амулет повесил

шаман. Висел бы он поныне.

Но вдруг, всё получилось – есть он,

тот сон! Кошмары в паутине

застряли. Пауки те нити

сплели вокруг кольца и дело

пошло. С тех пор всегда наитье

из снов приходит всем, кто сделал

ловушку снов.

Попробуй сам.

Индейцы знали цену снам.

Случилось так у этой наготы

безлесья я попал в твоё безлетье:

колючка солнца тускло где-то светит,

кругом всё белое и белая вся ты.

И тишина блистательно поёт

из неба перламутровой ракушки,

а мы с тобой две белые кукушки,

а мы с тобой жемчужины две… вот!

С бумажною душой не устоишь —

она легка, но клинит поясница.

Не дай же бог такому мне присниться,

чтоб был карман пустой и… скука лишь.

Сошёл с ума, с подножки соскочив,

трамвайной ли, автобусной – неважно.

Всего-то дел – я жил и буду жив,

изложенным и на листе бумажном!

Я жизни этой длинный лабиринт

прошёл легко и даже где-то, верил

в какой-то смысл. Не умер, не убит,

но нет дороги – нет. И это скверно.

И будто бы сбежав из ниоткуда,

бегу я в глушь, в деревню, в вечность. Пусть!

Пока второе не успели блюдо

подать… В меню опять на ужин грусть.

Умирающе искренна

Осень в неге медовой.

Листопадом забрызганы

Все тропинки у дома.

Нет восторгов неистовых

В дегустации чувств.

В торт заката слоистого

Я поставил свечу.

Как найти равновесие?

Осень дай мне опору.

Может в этом и есть оно —

Знать, что лето не скоро.

Мысль совсем не колышется

Паутинкой висит

Нет у осени лишнего,

Даже траурный вид.

На край света ответ искать

Полечу, буду первым.

Если в небо есть лестница,

Это осень наверно.

Там у белого месяца

Рог такой же, как здесь,

Значит есть где повеситься —

Значит осень везде.

Двери гавкнули в подъезде,

визгнул лифт, поспешно вниз

с эхом опускаясь в бездну,

пасти створки разошлись —

с шумом полный сделал выдох,

снова вдох и… вверх пополз,

хоть с трудом, но было видно

он на то и верный пёс.

Поскулил, тащась и, замер,

перевёл дыханье в стон

и открылся, голосами,

словно лаем напоён.

Сразу весь пролёт этажный

брешет гулко, как бульдог.

Лифт доволен – молча, важно

он стоит. Он снова смог.

Ссутулился вечер, блеснула луна

Потерянным пятаком.

А солнца чуть только спина видна:

Ушло оно за кордон.

Сжимается в сумерках тесный мирок,

А солнце как бумеранг

Под музыку ночи – тяжёлый рок

Летит туда грабить банк.

А утром должно возвратится назад.

Все знают его и ждут.

Всё золото света – немыслимый клад

Подарит, как Робин гуд.

Но вновь бумеранг улетел – есть закон:

Не нужно же жадничать так!

И с ним всё богатство ушло за кордон,

Остался луны пятак.

(по мотивам Экзюпери: «Маленький принц»)

1.

Об осиновый кол разобью самолётик свой

И пойду собирать закаты, пока не остынут,

А у розы ветров оборву все шипы и… в отстой!

Я военный лётчик, стрелявший закату в спину.

У морской черепахи панцирь – хороший круг.

Кольца лет как у дерева вычерчены мишенью.

И невольно в гашетку впиваются пальцы рук —

У военного лётчика в круге свои ощущенья.

Там ушедшие годы летят и кричат – от винта!

В телевизор невидящим я упираюсь взглядом.

В перекрёсте прицела горят все закаты так,

Как сгорает военный лётчик у входа ада.

Я пройду пепелища и снов, и надломленных лет.

Я уже не военный летчик, а Принц из книжки.

Но как Маленький я всё ловлю тот оранжевый свет,

Мой закат догорел. Я его расстрелял, вот

…в чём фишка.

2.

Чёрною шляпой ночь с четырёх сторон…

Длинный удав, извиваясь, крадётся по рельсам.

Уши слона не вмещаются в узкий вагон —

рвётся ночной неба шёлк, больно уши режет.

Этот рисунок не так изнутри хорош:

змей проглотил и слона, и военного лётчика!

Тот хаотично хохочет при виде рож,

тех, кто в удаве и… с ним удавиться хочет.

Маются – (тесно в утробе) сынки королей,

дети географов – те уже стали дельцами,

пьяницы (этих так много – никто не жалеет)

и честолюбцы, они туда вызвались сами…

А остальных и детей… любит Маленький принц.

Вместе с барашком уплыли они златокудрым

на астероид – ис-кусу змеи поддались…

Лис учит – сердцем смотреть и… ещё рано утром

стричь баобабы, вулканы палить – их там три,

как и у нас божьих лиц (кто их, собственно видел?)

Ты же, читатель, куда хочешь – сам посмотри:

скоро закат – поезжай туда… в солнечном лифте.

Ты на другой побываешь Планете людей

Тысячу с лишним бывает закатов там в сутки!

Есть и фонарщики, но нет удавов и змей.

да, и почти не осталось змеиной их сути.

Дети сердцами там видят, как учит их Лис,

и помогают выращивать баобабы.

Из баобабов мосты опускают к нам вниз —

Прямо к Земле… Только это зачем всё им надо?

Роза, которую Принц приручил… пишет странные,

На лепесточках своих как закаты – стихи..

Принц её любит и греет своими вулканами.

Три – не потухли ещё… А закаты – близки…

Так лист увядший падает на душу,

Кружась и тонко источая смерть.

Уже не жжёт. Из жизни той удушья

Ушёл огонь, и вышла горлом медь.

И следом, вверх фонтаном брызнет время,

Растёртое о каменную боль.

А быль? Она была мне только бремя

И порастёт быльём, глотая соль…

Покой и ясность, после безмятежность

Проткнут сознанья вату – лёгкий бред.

А слово-лист упав, сам будет нежность

Будить. Ему нужды в помине нет

Во мне…

…Как ком рассыпалась земля

На запахи и стало так легко.

Из пыли солнечной путь в новые края

Упругий воздух вяжет —

Высоко!

Где жизней бездну испытаю я!

А может, по-другому

лист увядший ляжет?

Холодная звезда,

Ты умерла, но свет несёшь в пространстве.

Теперь со мной всегда

Осколком льда по новой жизни странствуй.

Ты выпила до дна

Душевных мук родник и сердца радость.

В груди печаль одна,

Но там за дверью сердца тоже рай есть.

Сомненье грудь саднит,

Страх коготь внутрь вонзает,

А чёрной ночи червь

Решётку рёбер грызть

Пытается. Но нить

Сознания не знает,

Что спрятана за дверь

Твоя вторая жизнь.

Немыслимо чиста,

Не удивляй, но радуй постоянством.

Всё склеили года

В неувядающем потоке странствий.

Стара ли молода,

Разорван лист, где было жизни имя

С начала до конца

Там в центре ты она неповторима.

На лёгких струнах струй

Сплетай сонеты слова.

Дождя нежданно дай

Над головами дынь.

Душа, на воду дуй —

По рёбрам градом снова

Пройдёт огонь – пускай,

А не придёт – остынь..

Прошуршит каруселью жизнь,

Не успеешь увидеть май.

Если сможешь то улыбнись!

Он наступит, ты знай.

Непременно опять придёт.

Карусель не остановить —

Два конца жизни: быть – не быть,

Или – наоборот.

И вернётся в кристалл простой

Тот растянутый мудрый смысл,

Растворится опять водой,

Мысли новые смыв.

Не оставит ни страх ни боль,

Лишь те зёрна – из жизни той,

Что когда-то была тобой,

Превращая их в соль.

Там Дао парит, не имеющий имени,

Ложится, как ёжик спиною дождя.

Я руки и губы скорей пододвину им —

Тем иглам любовно пронзившим меня…

Яркий твой Перл озаряет мой мозг белым светом,

Золото в белый вливаясь, бессмертье рождает,

С неба летящих снежинок мой взор провожает

И всё цветы и цветы… Я не знаю ответа.

Чтобы прыжок совершить власть дракона и тигра

Слиться должны воедино духовностью яркой.

Солнца потоки впитает его парадигма —

Десять небесных стволов расцветут, как подарки.

Ясность, покой, безмятежность- вот мысли обитель

С ними огонь и вода – два конца той орбиты,

Где зарождается семя, энергию выпив

Этих двоих… Ствол живой или электролиты?

Флора, что ходит ногами осеннего ветра,

Корни, упрятав в живот, станет фауной скоро.

И человек, не дождавшись велений завета,

Солнце съедает, используя фауну с флорой.

Где же бессмертье, ведь всё умирает так скоро,

Кольца Земли посчитать, ещё сколько осталось?

Или пришествия ждём в сериале повтора,

Или пандиты подучат нас самую малость?

Грустью и страхом и гневом наполнится сердце,

Золото с белым прольётся на чёрный поток

И, тот зелёный росток – ему некуда деться

Даст нам бессмертье – Амброзию, райский цветок.