Читать книгу Отец и сын. Драма в стихах - Анатолий Крикун - Страница 2

Повесть-драма из эпохи Петра Великого.

Авторы Дмитрий Мережковский – писатель и Сергей Соловьёв – историк.

Стихотворное изложение своих и чужих мыслей – Крикун Анатолий.

Действующие лица :

Пётр Алексеевич Романов – русский царь , император,

Алексей Петрович Романов – сын Петра от первого брака,

Афанасьев – слуга Алексея,

Михаил Авраамов – директор типографии,

Ларион Докукин – приказной подъячий,

Кикин – приближённый к Алексею бывший денщик Петра,

Феодосий Яновский – духовник Петра,

Антон Девьер – обер-полицмейстер,

Яков Игнатьев – протопоп духовник Алексея,

Екатерина – вторая жена Петра,

Александр Меньшиков – фаворит Петра, сенатор,

Василий Долгорукий – князь, сенатор,

Толстой Пётр Андреевич – дипломат, сенатор,

Вейнгард- секретарь австрийского императора,

Даун – граф, австрийский наместник,

Шафиров – русский канцлер,

Кондрашка Тютюнь – палач,

Блюментрит Франц Фёдорович – лейб – медик,

Матфей – гарнизонный священник.

Действие первое.

А в т о р. В покои тёмные луч света заглянул

Кроваво- красным светом в стёкла ударяя.

По изразцам печи голландской кафельной скользнул,

Затейливых зверей и травы освещая,

Где мастер в райский сад случайно заглянул

На белом кафеле след кисти оставляя.

Закат багряный по ободранным шпалерам путь вершил,

Армады мух назойливо жужжащих освещая.

Рабочий стол большой под ворохом бумаг

Скрывал следы трудов и дружеской попойки:

Средь беспорядка книг – солёный огурец,

Обглоданная кость и рюмка недопитой померанцевой настойки.

Рой нудных мух кружился над столом

Лез в мысли сонные, лепился на окне и ползал по измятой койке.

На кресле кожаном покоился в углу

Высокий человек в потрёпанном шлафроке,

В туфлях на босу ногу с тяжёлой головой – не бритый

И помятый, в глупой драке при попойке.

То первый сын Петра – царевич Алексей

Лет двадцати пяти худой и узкоплечий,

С лицом невзрачным как у сельского дьячка

И детской жалобной улыбкой маленького рта,

Который груз отца, был должен возложить

На свои хрупкие болезненные плечи.

Бутылка на столе – безжизненно пуста,

Но мысль вокруг неё безжалостно кружится,

Как муха нудная у пахнущего рта,

И голова трещит, прося опохмелиться.

Да только лень вставать или позвать слугу,

А надобно уже мундир свой надевать

И в летний сад на маскарад явиться.

Парик тяжёл как шлем и давит на виски

И шпага по полу как палка волочится,

Голландские чулки, тугой мундир – кафтан

Натягивать должён, чтоб в немца обратиться.

(В прихожей шум, возня, слуга дверь отворил)

А л е к с е й. Эй! Афанасьич, кто ещё затеял шум

И кто незваным объявился?

С л у г а. Проситель странный здесь, убогонький старик

К высочеству желает обратиться.

Дозволите принять или метлою гнать,

Уж больно он настойчиво в покои к вам стремится.

А л е к с е й. А по каким делам явился он сюда,

Неужели нельзя к другим оборотиться.

С л у г а. Он говорит что вам на клиросе читал

Псалтырь и приказным Докукиным зовётся.

А л е к с е й. Да, помню старика, неистово читал,

Антихриста кляня, и с просьбой обратился.

Велел ему прийти и в дом свой приглашал,

Но что-то долго он прийти не торопился.

Хотел ему помочь советом и деньгой,

Да, видно, не затем он из Москвы явился.

Проси – пускай войдёт, дверь плотно затвори

Да принеси мне померанцевой настойки, чтобы я опохмелился.

(Входит осторожно, бочком, в оборванном кафтане седой старик,

похожий на нищего. Подходит к царевичу, целует руку.)

А л е к с е й: Зачем пришёл ко мне, с прошением каким,

Неужто, до судов тебя не допустили,

А то б пошёл к царю – он на решенья скор

И все б давно дела твои забыли.

Припомнил, что тебя за взятку в суд призвали

Брал взятку, говори – я помогу едва ли!

Д о к у к и н: Брал, милостивец, брал, но не неволил к ним,

Не воровал, брал только то – что по любви давали,

Но совести своей я не мутил и за труды мои-

«Спаси вас бог» – мне на ухо шептали.

Антихрист в мир идёт – сам он последний чёрт,

А от него щенята народились

И в поднебесной сей мостят дорогу те-

Кто ждут Антихриста что в мир придёт в могуществе и силе.

А л е к с е й. Уж, не раскольник ты?

Д о к у к и н. Нет, православный я к церкви истинной почтение питаю,

Стар я, увечен, горестен и мал, челом убогим бью

И милость обрести у вас блаженно ожидаю.

Для старца беззаступного защиты я прошу

И на тебя, царевич – государь, надежду возлагаю.

А л е к с е й. Какой я государь, старик, остановись!

Ужель, не плут ли ты – я этого не знаю?

Д о к у к и н. Проста моя душа и беззащитен я,

Но мысль одну таю и в сердце сохраняю,

Изволь же государь тетрадочки принять

На милость твою только уповаю.

Дитятко красное и солнечный наш лик,

Нам без тебя не жить и церкви разоренье,

Антихрист царствовать у нас уже спешит,

Где бедным нам найти защиту – для души успокоенья.

(Передаёт две маленькие тетрадочки царевичу. Тот читает

сначала рассеянно, а потом, со всё большим вниманием.)

А л е к с е й. Так верно пишешь ты здесь в поданных листах,

Что самовластну быть – повелено от бога и то, что нынче всем

Свободной жизни нет – законов древних нет, темна наша дорога.

Что нет уже у нас привычной доброты,

Что христианские заветы мы отвергли,

Что церкви православные пусты,

А иноземный дух в пучину нас повергнет.

Что от Востока взгляд отворотили мы,

На Запад ноги в бегство обратили,

Чужих учителей в Россию завезли

Своих – природных, гладом поморили.

Творится это всё под именем Христа,

А ты антихристов изгнать оружием креста,

Вооружась, с родной земли желаешь?

Скажи мне, для чего ты это написал

И почему ко мне бумагу посылаешь?

Д о к у к и н. Одно письмо такое же я в церкви положил

На паперти – пусть люд простой узнает.

Письмо читали то – затем его сожгли

Из страха, что при розыске его царь прочитает.

А писано оно – чтоб царь его читал

И в путь пошёл – что дело исправляет.

А л е к с е й. А знаешь, Ларион, по должности своей

Пред государем – батюшкой я должен доложиться.

Не сдобровать тогда, при верности моей

И головы седой на плахе как стрельцы по глупости своей лишиться.

Устав же воинский гласит, что тот кто на царя хулителя не донесёт-

Сам головой своей обязан расплатиться.

Д о к у к и н. Твоею волей я, надёжа – государь,

Готов на плаху под топор ложиться.

Царя я не боюсь и за слова Христа

Готов своею жизнью расплатиться!

А л е к с е й. В уме ли ты старик – смотри – остерегись,

Что, позабыл как Гришку- проповедника казнили,

Он батюшку тогда Антихристом назвал-

Его на медленном огне как борова коптили.

Д о к у к и н. За слово божие готов свой дух предать

Ведь всё одно нам с этой жизнью расставаться;

За дело ж доброе пред Господом представ,

Бессмертье обретём – мне нечего бояться.

А л е к с е й. Не знаю я кто ты, прости меня старик,

Тебе меня не следует пугаться,

Твой разум возмущён и пострадать ты рад,

Чтоб правда в мире злом сумела отыскаться.

Я знаю, вижу я свой страждущий народ

И сердце у меня от бед его страдает,

Одна судьба у нас – печаль у нас одна,

Народ я свой люблю – на бога уповаю.

Коль будет суждено на царствие взойти

Я тяготы его облегчить обещаю.

(Алексей молча встал, вырвал листок из тетрадки, зажёг о лампадку

И бросил в печку.)

Я на тебя, старик, вовек не донесу,

Поверил я тебе – ты человек правдивый,

Скажи лишь только мне – ты хочешь мне добра,

Так выкинь мысль из головы ведь ты не юродивый,

А мысль о том, что человеку свобода господом дана

И самовластен он на все свои дела,

Что он не раб – душа его светла – то я умом и сердцем разделяю.

Ступай же с богом, обо мне ни с кем не говори

И уезжай скорей – я в том тебе повелеваю.

О деле же твоём похлопочу,

К фискалам и судьям подходы знаю.

Ступай скорей… иль нет, постой, давай платок-

Дам серебра и меди на дорогу.

Вернёшься на Москву – молебен закажи

За здравие моё поклон отвесишь богу.

Д о к у к и н. (Упав на колени, дрожащим голосом)

Помилуй батюшка, послушай бедных нас,

Рабов твоих последних вопиющих,

Надежда на тебя – что веру защитишь,

Нас защитишь от напастей грядущих.

Мир христианский пусть тобою просветится —

Кто ежели не ты подумает о нас,

Кто ежели не ты нас защитит пред богом,

Пропали без тебя, родимый, мы сейчас.

И гибнем в оскорблениях и злобе

И ждём Антихриста чей близок скоро час.

А л е к с е й. Ну, полно, полно, брат, мне не судить тебя,

Друзьям же верным рад всегда я буду,

Терпите да молитесь – бог за нас.

Вставай, старик, прощай- тебя я не забуду.

Бог даст, быть может, свидимся с тобой,

Христос с тобой и помни про Иуду.

А в т о р ы. Старик ушёл, болела голова

И со двора смех детский раздаётся.

Из клетки над окном трель чижика слышна

И маятник часов английских метрономом бьётся.

Из комнат верхних музыка слышна

На дребезжащем стареньком немецком клавесине

От бесконечных нудных гамм мутится голова —

То кронпринцесса и жена – с земель немецких что завезена

По клавишам стучит тоскуя о судьбе своей в России.

И Алексей вдруг вспомнил как вчера, ругался пьяный,

Что жену – чертовку ему силой на шею навязали —

Как к ней он не придёт – всё сердится она

И говорить не хочет, а мочится слезами,

И жалуется, что в чужой стране одна.

Его жена – с вторым дитём во чреве

Вчера кричала при друзьях во гневе,

Что богом данный муж относится к жене

Похуже пьяного сапожника в её родной земле.

Размазывала пудру на невзрачном оспой тронутом лице

Страдая от любви, что пряталась в её душе и теле.

Страдал и Алексей так как жалел её,

А может быть и ласков был когда- то,

Пусть бог его простит, что он забыв про стыд

Грешит и в том жена его не виновата.

А может быть одна она ему верна

И любит как отца, супруга и как брата.

А мухи всё жужжат и маятник стучит

И чижик пискает и гаммы сверху льются,

Слипаются глаза и муха в волосах

Кружится и щекочет чтоб от сна очнулся.

Багровый солнца луч обжёг стыдом лицо-

«Надёжа – государь, Российская надежда!» —

Сверлила мысль мозги: «Кто он, в конце – концов-

Безвольный раб – трус подлый иль невежда.

Что движет им – пред батюшкою страх-

Страх подлый – зверя страх необъяснимый

Иль водка – что несёт затмение в мозгах,

Сон, лень и ложь что мучают его,

Но он не расстаётся с ними.

Стряхнуть бы это всё, уйти, бежать, бежать!!

Иль пострадать разбив свои оковы,

На муки тело бренное отдать,

Чтобы душа возвеселилась снова.

Христос за православных пострадал

И жизнью искупил земные прегрешенья,

Меня в народе ждут и, мучаясь, зовут

На страсти для святого воскрешенья.»

(В комнату осторожно входит старик – камердинер

Иван Афанасьевич Большой. Угрюмо сказал- как будто обругал)

Пора езжать, извольте одеваться.

А л е к с е й. Не надо… не поеду… не хочется плясать

Под дудочку отца и водкой напиваться!

А ф а н а с ь ч. Опять вы батюшку заставите гневиться.

Всем приглашённым велено там быть.

Так будите в поездку собираться

Или мне дверь прикажите закрыть.

А л е к с е й. Дай померанцевой настойки поначалу похмелиться,

Потом и шпагу с платьем подавай.

А, впрочем, померанцевой не надо-

Я спьяну слишком часто лишку говорю,

Потом на трезву голову сам себя ругаю,

А батюшка ругает – так как верный пёс смотрю.

(С усмешкой) Преображенской гвардии мундир стряхни от пыли

В сержанты уж давно меня произвели,

Да шпагу посмотри – цела ли,

Побрей меня и табаку в кисете принеси.

Да… рюмка померанцевой едва ли помешает,

Так что и рюмку тоже захвати.

(Афанасьич уходит. Алексей оглядывая комнату и слушая гаммы)

Как надоело ждать и жизнь осточертела!

И паутиной здесь затянуты углы.

Чего ещё мне ждать – ни подвига, ни дела

Я жизнью не свершил, не нужен никому!

Зачем старик пришёл? Какая мне отрада?

В том – что призвал он мучеником быть,

Что ждёт народ избавиться от смрада

Что с Запада пришёл нам души бередить?

Зовут и ждут …а мне всё это надо?

Не лучше ли с отцом мне страсти примирить,

Раскаяться в грехах, за дело взяться рьяно

И государю в том помощником служить.

Отец торопится – скор на дела и мысли,

Не все дела должно вершить тяп-ляп,

Порушить всё легко, а как воздвигнуть

Коль на помощников отец мой слаб?

Всяк хочет отщипнуть себе от блага крохи,

На общие дела не жаждут спину гнуть,

Отец замыслил в одиночку

Всю жизнь сложившуюся вмиг перевернуть.

Науки в помощь он себе располагает

И европейский дух чтоб двигал паруса

И свой корабль как шкипер направляет

На Запад – в гавань где уютно будет жить страна.

Русь – бедная, церковный звон переменила,

Монастыри торопится закрыть

И к вере и молитве указом утвердила

Как воинским уставом под штрафом принудить.

И вера нынче не в душе людей селится,

А в головах в закон возведена,

О, Русь исконная!,зачем такая мука,

За грех какой творцом тебе дана!

(Входит Афанасьич с рюмкой, шпагой и одеждой)

Что, Афанасьич, годен я к гулянью

В сад Летний на призыв отца прибыть

Языческую статую Венеры присутствием и взором освятить?

А ф а н а с ь ч. Коль батюшка велел, то непременно

На машкераде том вам должно сударь быть

И девку голую из розового камня узреть и возлюбить.

Спаси Христос, чтоб в этот сад ногой мне не ступить.