Читать книгу Отец и сын. Драма в стихах - Анатолий Крикун - Страница 3

ПЁТР И АЛЕКСЕЙ. ОТЕЦ И СЫН
Действие второе

Оглавление

26 июня 1715 г. Летний сад. Галерея над Невой.

А в т о р ы. « Сад Летний мой – прекрасней чем в Версале

В чухонских топях будет насаждён» – так похвалялся Пётр Людовику в запале.

Сюда за много вёрст мешки с землёй таскали:

Солдат, пленённый швед и лапотный мужик

И на костях в болотной хляби тот сад по повелению возник.

Сюда из итальянской дали статуи древние явили бледный лик.

Устроенный по сказочному плану, он сказкой стал-

Под солнцем тусклым красочный цветник.

Каналы и пруды, беседки и фонтаны,

Прямые линии подстриженных аллей

Манили в тишину где тощие тюльпаны

Тянулись вверх хлад северный презрев.

Теснились вдоль аллей античные подделки

Неведомых немецких, итальянских мастеров,

Глазницами пустыми императоры и боги

Взирали на снега гиперборейских варваров.

Богини греков диких варваров пугали своею неприличной наготой,

Жеманных кавалеров с их матрессами манили в альковы,

Чтоб заняться неприличной страмотой,

И статуи при том невинно удивлялись,

Сцепив уста учтивой немотой.

От тёмных вод Невы шёл по аллее сада Царевич Алексей,

А рядом семенил на тонких ножках в парике громадном,

С растерянным лицом, кафтане неопрятном,

Ошеломлённый дел печатных мастер – директор типографии

Аврамов Михаил.

Неглупый от природы, шустрый малый, в Голландии учился

И читал Псалтырь,

Но вид нагих фигур безгласных истуканов

Свезённых из Европы его остановил

И голос плачущий, испуганный и тихий типограф к Алексею обратил.

А в р а а м о в. Я исповедуюсь царевич как пред богом,

Что совесть христианская во мне ещё жива.

Как поклоняться идолам языческим и в церкви сокрушать колокола?

А л е к с е й. Каким же идолам?

А в р а а м о в.В иконах здесь стоящих над хладною рекой,

Что в идолах языческих, бесстыдных смущают душу силой бесовской.

Отцы и деды ставили иконы в домах своих и на пути своём.

Иконы те имели силу божью, а что теперь в кумиры мы несём?

Служили мы на днях в Шутейнейшем соборе пьянчужке Бахусу,

Что христианами Ивашкою Хмельницким наречён,

А ныне в сад к всесквернейшей Венере – богине блудной

Я как православный пастырь к бляди приглашён.

И вам, надёжа-государь и мне без нашей воли

Придётся батюшке в том машкераде послужить

Богам, которых Бог-Отец изгнал на землю,

И именем Христа распятого в уродов-истуканов вселил

Чтоб истинный и твёрдый дух смутить.

А л е к с е й. Ты веришь в сих богов?

А в р а а м о в. Отцы святые знают, что эти боги-бесы

Изгнаны из капищ и палат своих

И прячутся в местах пустых и тёмных

И притворились в идолов бездумных, каменелых,

Чтобы воскреснуть как придёт пора Антихристу служить.

А л е к с е й. Когда наступит та пора – когда они воскреснут?

А в р а а м о в. Они уже живут средь нас невидимы пока,

Ведь оскудело ныне святое христианство

И боги ожили сии покинув норы тёмные

И жалят ядом души тех в ком вера не крепка.

Вот ныне и явились к нам отступникам и грешным

И мы любезно приняли их в гнусный маскарад,

Смешались с ними, скачем, пляшем, пьём,

Не замечая, что в пучину волн

Как стадо дикое свиней несёмся прямо в ад.

А в т о р ы. На Летний сад спустилась ночь и тучи грозовые

Ещё не вспыхнул фейерверк и воздух тёплый тих,

Не веял лёгкий ветерок, зарницы гасли дальние

И молнии безгромные являли светлый миг.

И с каждой вспышкой голубой являлись бесы белые

Как призраки бесшумные из мраморных статуй

И исчезали в темноте в аллеях словно демоны

И растворялись как туман в фонтанах водных струй.

А л е к с е й. А, ведь, и правда в деле том узрелись черти белые.

Куда идём, к чему придём? …Без бога пропадём!

Чёрт знает, что ты говоришь Абрамка.

Умом ты может быть нежданно повреждён-

От чтенья мудрых книг явилась неполадка.

А в р а а м. Я истинную правду говорю

Сам по себе познал я эту нечисть.

Твой батюшка моей рукой создал печатные листы

С рисунками блудливых тех богов и прочих сумасбродных действий.

С тех пор смутился ум и впал я в страшный блуд

И боги мерзкие мне в снах ночных явились,

От бога отступил и душу загубил-

Венера с Бахусом в мои дела вселились.

А л е к с е й. Каким же образом являются к тебе?

А в р а а м. Как Мартин Лютер краснорожий стал

Наш Бахус с пузом как пивная бочка.

Венера, девкою гулящей телом оголяясь, с пахабным взглядом

Лезет в баню где я парюсь в одиночку.

А в т о р ы. Раздались голоса….По узенькой тропе

В кромешной темноте зарделась света точка,

Кроваво-красная она вдали плыла

Как Марсова звезда – войну и смерть пророча.

По голосу отца тут Алексей признал,

Мелькнула мысль в кустах от батюшки спасаться,

Но было поздно – Пётр его узнал и крикнул: – Зоон!

Сын мой, бог милость нам явил,

Сподобил в нужный час друг с другом повстречаться.

Спасибо Алексей за жданный мной подарок-

Твой корабельный лес мне вовремя приплыл

И дело двинул, что пришло в упадок.

Ценю твои труды – когда помощник мне,

Да только нет усердия к делам большим являться.

А в т о р ы. Улыбка от стыдливой радости явилась на лице

И сердце затряслось от призрачной надежды,

Царевич удивился – ведь отец давно не говорил с ним

Так тепло, радушно – как когда-то прежде.

Он подошёл к отцу, снял шляпу и поклон отвесил низкий.

Губы приложив к поношенной поле гвардейского кафтана,

Мозолистую руку целовал и заглянул в глаза с надеждой прямо.

От редкой похвалы по телу дрожь прошла,

Но вспомнились слова Михайлы Авраамова.

Увидел страшное и милое лицо, усы, как у кота,

И ясный, цепкий взгляд суровый,

Но вспомнил, как ему шептали чернецы —

Как царь – антихрист заковал страну в оковы,

Как спутники его из чужедальних стран

Россию грязью и помоем поливали,

Смеялись над невежеством с Петром

Мёд пили и российский хлеб жевали.

«Проклятая страна и проклятый народ

Где водка, кровь и грязь у смрадных

Дикарей во всех углах таится

И где медведь крещёный в европейских обезьян

С потуг Петра мечтает превратиться.

И проклятый народ себя лишь только чтит,

Всех немцев остальных скотами почитает,

Шептали, как отец церковников не чтил

И патриарха сан в народе сильно снизил,

Монахов и попов как в рекруты забрил,

В Россию ересь лютеранскую пустил,

В столице новой кирху обустроил.

Как головы раскольников торчали на колах

У церкви Троицкой люд городской пугали,

Как головы стрельцов соскакивали с плах

И даже дети их те казни на себе познали.

Как Меньшиков с Петром те головы рубил,

Кривя лицо ужасною улыбкой,

Народ того разбоя не забыл-

Антихрист к ним явился в мире зыбком.

В народе спор возник – Пётр-немец или жид,

В голландское одет, как немец говорит

И трубкой греет нос, пуская дым с улыбкой.

Отец двумя руками обхватил его главу

И в лоб поцеловал холодными устами

«Пусть бог тебя хранит», – с улыбкою сказал

И зашагал вперёд широкими шагами.

А Авраамов на ухо твердил,

Что духовник отца, храня с царём единство,

Душ христианских много совратил

Законы христианские поганя и ввергая в свинство.

Царевич же не слушал – сердце чаще стало биться-

Отец его надежды пробудил,

Что может примирение явиться

И что отец его простил.

«Ужель моя вина, что нет отцовской воли

И жажды на великие и тяжкие дела,

Что страшно жить в стране, летящей в бездну,

Пришпоренным конём в железных удилах?

Не за себя боюсь я и прячусь словно заяц

От взглядов пристальных отца,

Народ – страдалец ждёт – кто христиан избавит

От лап железных, что молотом куёт Россию – являя миссию творца.

Ведь я его любил и вновь мне показалось,

Что не ушла любовь из сердца моего,

Но не могу принять, на бога уповая,

Я дел мирских и замыслов его.

А л е к с е й. (Авраамову) Отстань, каналья, от меня,

Прочь с глаз моих – дурак!

Какое дело мне до вас,

Не лезь мне в душу хоть сейчас!

Хоть ты и прав – что толку в том,

Послушает кто нынче нас!

Не бойсь, не выдам я тебя, но сам поберегись,

Язык зазря не распускай и боженьке молись.

Ступай, устал я от тебя, напрасен этот труд-

Дубину плеть не перебьёт – лишь бог поможет тут.

(Авраамов уходит)

Зачем отец власть патриарха ущемил,

В столице храм как кирху лютеранскую поставил

И головы раскольников на колья посадил

Кто батюшку Антихристом представил?

И нищих приказал забрать под караул,

Чтоб подаянья хлеб не даром ели

И каторгу для тех убогих учредил,

Чтоб в государстве были все при деле.

Весь народ российский голодом духовным тает,

Сеятель не сеет и земля зерно не принимает,

Христианин как скот без отпеванья помирает.

Поп пьяный в алтаре матерно бранится

И ризой золотой от господа хранится,

Ногой же грязною в лаптях храм осквернить стремится.

Нет благочестия уже – чернец и поп заворовались

И пастор лютеранский с католическим кюре

В Россию – матушку, как призраки пробрались.

Оставили сосцы мы матери своей

И ищем еретические груди,

А пастыри, Иисуса позабыв,

В делах своих склоняются к Иуде.

И церковь нынешняя – преданный холоп,

Что голову клонит у царственного трона

И нет венца уже на голове-

Его повергла в прах корона.

Святители, печальники земли

Отринуты и изгнаны от трона,

А нынешние архиереи – холуи

Царю послушные под сенью окаянного закона.

Когда народ грешит – то государь в ответе

И грех постыдный должен замолить.

За государевы грехи народ страдает

И наказанье божье должен выносить!

Неужели, как римскому Калигуле,

Всё можно божьей волей императору творить

И плут и хам, и скот двуногий себе позволить может

Живую плоть терзать и душу загубить.

В лесах, в пустынях люди тело бренное в огонь бросают,

Страшась Антихриста, чтоб души сохранить.

В Москве Григория Талицкого сожгли,

Кричавшего: – Меж нас Антихрист объявился!

И тем в народе злобу разожгли

Тем более что беззаконно суд творился.

Пропала вера в пастырей своих

Народ остервенел и разумом смутился.

На город Любеч налетела саранча

Неся на крыльях надпись – «Кара божья»

И солнце светит уж не так,

Страх смерти злобой сердце гложет.

У изголовья смертная коса,

Со страха водку пьём – чтобы себя не помнить,

Надеяться на что – когда пуста душа,

Где силы обрести и совесть успокоить?

Спаси меня господь и землю защити,

За бедных заступись и грешников помилуй,

И Матерь божия меня не позабудь,

И в испытаньях укрепи мне силы!

А в т о р ы. Недавно русская царица померла,

Что скромно тихою затворницей жила

И брата сводного Петра, Ивана, уж давно похоронила.

В вечерних сумерках процессия печально молча шла,

Снег белый лишь скрипел, метель печально выла.

Треща, горели смоляные факела,

В их отсветах кровавых на погост Русь старая безмолвно уходила.

Пётр плакать запретил и медленно шагал с толпою чёрною

Своей фигурой ужас вызывая,

Вслед за усопшею народ во тьму скользил

С душой, окаменевшей, в муках тужась и в душе рыдая.

Россия новая хоронит нынче Русь,

Последнюю царицу скорбно провожая,

Москве престольной ворота закрыв

И Петербургу двери открывая.

И кто – то тихо произнёс

«Теперь всему конец – жди горя и беды, на бога уповая.

Отец и сын. Драма в стихах

Подняться наверх