Читать книгу Пути-дороги - Анатолий Музис - Страница 15

В 10 часов распогодило и мы вышли в маршрут по М. Кокколю. Мы – это Шарковский, Женя, Олег и я. Половину пути прошли вместе, потом разделились. Шарковский и Женя полезли на гору, а я и Олег пошли правым бортом М. Кокколя. Обнажения по нашему маршруту были только на крутых обрывистых склонах и мы, как наши славные предки, карабкались на четвереньках вверх-вниз, опять вверх, а над нами, словно в насмешку, пролегала хорошая дорога. Мы вернулись в лагерь в седьмом часу. Нас встречал отрывистым лаем Индус, да Гапонов нехотя вышел на крыльцо. Вскоре он попросил у меня уделить ему несколько минут – он хотел со мной посоветоваться и просмотреть на его подсчеты по общественному питанию. Я нашел там несколько существенных ошибок. Гапонов полез «в бутылку».

Ведя дневник, я давно хотел сделать обобщающие записи о тех, с кем мне ежедневно приходилось сталкиваться, да как-то не получалось. То я уставал, записав события дня, то просто не было повода. Теперь есть повод поговорить о Гапонове. В нашей партии он выглядел «белой вороной». Ни чего не умеет, ни к чему не приспособлен. Своими функциями он считает передачу приказаний от начальника рабочим. Его приятелем в партии является Сизов.

– Очень уважаемый и авторитетный человек, – отзывается о нем Гапонов (Сизов – это человек!). Сам Гапонов очень невысокой культуры. Его главными атрибутами в городе являются – велюровая шляпа, макинтош и «министерский портфель». Его остроты примерно такие: «50% наших доцентов говорят портфель» (ударение на первом слоге). До сегодняшнего дня мне Гапонов представлялся двояко: с одной стороны, не приспособленный и ни к чему не пригодный человек, с другой – я видел в нем энтузиазм, желание идти в маршрут, желание что-то сделать. Но, первые же столкновения с трудностями – маршрут с Шарковским на Берельскую морену в дождь и подсчет стоимости котлового питания, вскрыли для него самого его неприспособленность к жизни и работе партии и он спасовал, принял решение уволиться и уехать к своей велюровой шляпе. Жалкое ничтожество! Конечно, куда спокойней сидеть за 300 рублей в почтовой конторе, перебирая ничего не говорящие бумажки, а потом одеть макинтош и воображать, что он человек. Ничтожество и еще раз ничтожество. И еще одну черту я подметил у него. Когда я ему сказал, что ему будет трудно материально, он ответил, что найдутся люди, которые помогут ему. Насколько я понимаю, он неоднократно (и безвозмездно) пользовался такой помощью. Иждивенчество мне также претит, как трусость и малодушие. И черт с ним, перейдем к другим делам.

Вернулся Шарковский. Злой и угрюмый. Он с Женей не прошел маршрут, мало того, чуть не угробился. Они сорвались на снежнике. Рассказывает, что все вершины, все кары забиты снегом. Пройти невозможно. Как же работать? Словно подтверждая его слова, вернулась Таня.

– Я даже не дошла до своего участка, – сказала она. – Началось с того, что мы нигде не смогли перебрести Б. Берель (это с Филиппычем-то!), а потом я заболела. Мы ее «утешили»:

– А ты думаешь, мы что-нибудь смогли сделать?

С Таней вернулся Василий Филиппович. Он подстрелил козла и глухаря. Значит, какое-то время будем с мясом.

Меня немножко беспокоит Сизов. Хотя у него и не ума палата, а все-таки жаль, что он потеряет последнее, что у него есть.