Читать книгу По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина - Анатолий Панков - Страница 16

В Москве у редакции «Водного транспорта» была дурная слава. Считалось, что там склочный народ подобрался. До прихода туда, я об этом не слышал. Но в справедливости этих утверждений (хотя бы частичной) я убедился.

При мне был такой конкретный случай. Звонят из райкома партии главному редактору: «Почему это у вас пьяный разгуливает по редакции?» Откуда узнали? Какой-то редакционный доброжелатель доложил. Может, за что-то мстил новому редактору?

Но были и приличные люди. К таким я, в первую очередь, причисляю моего непосредственного руководителя.

Уникальный человеком оказался сосед по кабинету – Юрий Рыжов. В паспорте у него было записано, что родился в Токио. Его отец кем-то там работал. Впоследствии, когда меня уже не было в редакции «ВТ», он устроился «помполитом» на мурманское рыболовное судно. Он сделал то, что я тоже хотел осуществить, побывав в Мурманске. Я намеревался такой моряцкий опыт использовать в творческих целях – написать книжку о рыбацком промысле в море.

Не помню, как точно, по-морскому, называлась эта должность, для которой не требовалось специальной подготовки. «Помполит» числился в ранге какого-то помощника капитана (чуть ли ни первого), отвечал за моральное состояние в экипаже, за политпросвещение.

Написал ли Рыжов, какую-то книжку – художественную или документальную – не знаю. Может, просто устраивался, чтобы заработать деньги на кооперативную квартиру или на машину. Хотя на телеэкране видел его комментарий про рыбацкие дела.

С уважением относился я и к ответственному секретарю Киму Панфёрову, сыну в то время известного писателя, автора романа «Бруски». За его порядочность, выдержку и деловитость.

Но более всего я сблизился с Виктором Щербаковым. Он работал в отделе культуры. Ведь он был писателем, переводчиком. Вне редакции пользовался псевдонимом «Легентов». Переводил поэзию с тюркских и других языков.

С болгарского перевёл пьесу Камена Задирова «Царская милость». Она с успехом шла в московских театрах, в частности во МХАТе. Там были заняты такие советские звёзды, как Павел Массальский и Алла Тарасова. По этой постановке сделали телеспектакль.

Виктор был также автором оригинального произведения. Его «Эдит Пиаф» поставили на сцене театра имени Моссовета. Главную роль исполняла Нина Дробышева. До этого она получила признание за роль в знаменитой киноленте «Чистое небо». Была достойной партнёршей Евгения Урбанского.

Скажу для тех, кто никогда не видел этот знаменитый фильм Григория Чухрая: в определённой степени его можно назвать «перестроечным». В нём показана трагедия лётчика, попавшего в плен и которого, в соответствии с указаниями вождя, отвергала советская действительность. И тем горше был «хэппи энд», когда после стольких лет унижений, лётчику вручили звезду Героя. Но на лицах мужа и жены не было радости, появились слёзы. Тема незаслуженно наказанного человека была очень злободневной в 1960-е годы, в период развенчания культа личности Сталина, критической переоценки его действий в годы войны с нацизмом и организованных им массовых репрессий.

И вот неожиданная роль Дробышевой – перевоплотилась в знаменитую французскую певицу, чья популярность в нашей стране тогда была на высочайшем уровне. Но пьеса не про успешное песенное творчество, а про сложную личную жизнь «Воробышка»: счастье и разочарования, обретения и утраты.

Спектакль шёл с большим успехом. Он держался более двух десятилетий! Помимо сценического варианта ещё была и радиоверсия. И там тоже заглавную роль сыграла Дробышева. Безусловно, именно её великолепное воплощение роли французского «Воробышка» в гармонии с фонограммами самой Эдит Пиаф предопределяли успех спектакля.

Мы с Виктором часто общались после работы. Я заходил к нему в гости. Он с женой (редактор в «Политиздате») и дочкой Алёной жил в стареньком здании, что стояло позади ресторана «София». Теперь на этом месте – тоннель под площадью Маяковского. А вместо «Софии» – пиццерия и KFC.

Как-то по пути из редакции Виктор сказал: «Зайдём к Нине Дробышевой». Запросто, без предупреждения – к звезде кино и театра? И буднично так предложил, словно к тёще на блины позвал.

Нина и её супруг Виталий Коняев жили неподалёку – на какой-то Брестской улице. Мы зашли в подворотню, квартира была на первом этаже старого кирпичного здания. Дома нас встретил Виталий. Нины не было. «Если хотите, можете подождать. Она скоро должна появиться», – предложил он и заторопился в театр, оставив нас на попечении дочки. И тут произошло то, из-за чего у меня до сих пор мороз по коже, как только вспоминаю.

Лене было лет шесть. Я привык резвиться и пугать деток. Держа под мышки, я подбрасывал их вверх, приседал и ловил возле пола. Ребёнок: «Ах!». А я ловлю его внизу. Это я проделывал много-много раз. И всё обходилось: ребёнок, получив порцию адреналина, радостно попискивал, просил повторить. А тут…

Комната была густо уставлена мебелью. Возможно, здесь часто собирались гости. И особенно много было стульев, стоявших там и сям без всякой упорядоченности. И когда я присел, чтобы поймать Леночку внизу, ударился своим мягким местом об стул и нырнул вперёд. Каким-то чудом я успел завести свои руки чуть назад над головой, поймал-таки ничего не понявшего ребёнка и устоял на ногах. А то неизвестно, как сложилась бы судьба будущей актрисы Елены Дробышевой, получи она тогда какое-нибудь увечье. Да и моя судьба была бы осложнена.

Вряд ли Леночка запомнила тот случай. Она-то ничего не заметила. А я с тех пор перестал таким способом забавляться с детишками.

Другой наш с Виктором визит в гости обошёлся без испуга. Хотя мы отправились в логово «человека-амфибии».

Как и когда Виктор познакомился с Владимиром Кореневым, который стал знаменитым после роли морского чуда – Ихтиандра в кинофильме «Человек-амфибия», не знаю. Скорее всего, у них нашлись общие знакомые и интересы в театральной среде.

Мы долго ехали на юг столицы. И где-то там, в новых домах разыскали этого актёра-красавца, мечту тысяч советских поклонниц. Я с немым восторгом, снизу вверх в прямом и переносном смысле, смотрел на знаменитость.

В жизни Коренев показался сдержанным, без игривости и позы. Простой советский человек. В домашнем халате. Без выпендрёжа.

Зачем Виктор приезжал, не вспомню. Возможно, он готовился сделать с «Ихтиандром» интервью для «ВТ». А поводом мог служить не только морской сюжет фильма, но и то, что отец актёра был контр-адмиралом.

Пробыли мы не долго. Особым угощением Коренев нас не побаловал. Всё по-деловому, коротко и чётко. Сын военного! Но причина краткости нашей встречи не только в этом: день актёра расписан по минутам.

В современной России на Коренева я посмотрел иначе – уже без восторга. Мне не понравилось его истерическое поведение в связи с приходом в их Театр имени Станиславского нового режиссёра – Александра Галибина. Тот, по договорённости и контракту с Департаментом культуры Москвы, попытался внести свежую струю в затухающую творческую жизнь коллектива, застрявшего на старых позициях. Естественно, что некоторым ветеранам это не понравилось. Жить по старым заслугам и устоявшимся канонам приятнее. Тем более на дотации города. Но зачем же стулья ломать? Противники новшеств устроили массированную атаку на нового руководителя с первых же его практических шагов. И Коренев, как самый известный актёр, в этой травле, к сожалению, играл ведущую роль…

Мой отъезд в Якутию надолго разлучил нас с Виктором. Мы изредка переписывались. Прочитав в «Водном транспорте» интервью с Кореневым, я просил передать актёру приглашение приехать в Якутск: зимой на строганину или летом – на рыбалку…

Прилетев в Москву в отпуск, я позвонил Виктору. Встретились. Я подарил ему свою книжку – «Этюды о профессиях». Книжка, конечно, не ахти какая, но я был горд, что написал её по собственной инициативе, что её опубликовали, и она ведь у меня первая! Он сообщил, что переводит стихи якутских поэтов, и они уже печатаются. Но я не был ни знатоком, ни любителем современной якутской поэзии. Вот эпос «Олонхо» – это впечатлило! Впрочем, я не исключаю, что были современные стихи и более высокого качества, только их не печатали по идеологическим соображениям.

Когда я совсем вернулся в Москву, то Виктор сам вышел на контакт со мной. Но только тогда, когда я уже стал редактором «Курантов». Он был приветлив, поздравил с газетой, отметив её интересной. Просил обратить внимание на проблемы отечественной литературы. «Куранты» не забывали эту тему, но, видимо, не в том ключе и не по тем сюжетам, которые интересовали его. Он также попросил осветить намечавшиеся мероприятия, связанные с именем Пушкина. Виктор был членом какого-то общественного комитета по их устройству.

Разговор в менторском тоне, с категорическими советами мне не очень понравился. А главное: предложения были выдержаны в духе уходящего советского времени. С чем я уже не хотел мириться. Стало понятно, что идеологически мы разошлись, как в море корабли. И наши контакты с Щербаковым-Легентовым оборвались… Увы.