Читать книгу По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина - Анатолий Панков - Страница 6

Вернусь к внутриредакционной жизни «МК». Наши посиделки, нетрадиционные разговоры дали мне очень много, я с совершенно другой стороны стал оценивать и исторические события, и критиков советской власти, да и свою журналистскую стезю.

Не скажу, что у меня открылись глаза. Я и раньше замечал несоответствие между словами «родной партии» и реальными делами – и в прошлом нашей страны, и в текущее время. Большевики сами воспитывали во мне недоверие.

Это недоверие усилилось, когда я начал для «МК» делать материалы по истории комсомола. Пожилая сотрудница архива ЦК ВЛКСМ, показывая фотографии прежних руководителей комсомола, тихо, печально приговаривала: «Этот расстрелян. Этот расстрелян. И этот… Вот эта группа ЦК вся расстреляна…». И это – про активнейших участников большевистской «революции»! И это – о руководителях коммунистического союза молодёжи!

Честные, преданные делу революции гибли массово, гибли ни за что. А мы в газете, через полвека после победы социализма, трусливо обсуждали: можно ли себе позволить подискутировать? Фактически мы как бы спрашивали власть: а вы, дяденьки, позволите нам порассуждать о смысле бытия современной молодёжи, о том, как её вовлечь в активную общественную жизнь и каковы формы и цели этой активности?

За «круглым столом» в редакции я собрал тринадцать юных мудрецов, чтобы обсудить тему «Молодежные клубы – гости и хозяева» (опубликовано 5 марта 1967 г.). Тогда эта тема стала модной и позволительной для обсуждения. Партийная власть и комсомол реально ощущали, что усиливается безыдейность нового поколения, своего рода нигилизм. Ещё не протестные настроения против существующего режима (это было уделом очень узкого круга инакомыслящих), а просто разочарование в декларативных «идеалах коммунизма». Вот и пытались вовлечь «не охваченных» под своё крыло через клубы по интересам, молодёжные кафе.

Так, по инициативе Фрунзенского райкома комсомола при кинотеатре «Художественный» появился клуб любителей кино «Арбат». Как рассказал его представитель, в клубе, судя по выданным абонементам, тысяча двести человек. Причём девятьсот из них регулярно участвуют в общественных просмотрах и обсуждениях фильмов. Цель создателей клуба – «пропаганда хороших фильмов и воспитание грамотного зрителя». И в те времена более «лёгкие» фильмы, как, например, «Подвиги Геракла» или индийский «Цветок в пыли», привлекали зрителей больше, чем те, которые пытались вовлечь зрителей в размышления о текущей жизни (пусть и в рамках соцреализма).

«А как же идеологическое воспитание? – спросил участник нашего «круглого стола», комсомольский функционер. – Просто просмотры, и всё? Не кажется ли вам, что в этих клубах интересных встреч мы воспитываем пассивность? Человеку придумали клуб. Он приходит, чтобы его развлекали там».

Но однажды в «Арбате» показали фильм «Обыкновенный фашизм», и в его обсуждении принял участие режиссёр Михаил Ромм. «Мы разбирали не только художественные достоинства фильма, но и его политическое содержание», – парировал представитель киноклуба. Это уже – кое-что. Правда, сомневаюсь, что на том обсуждении мог прозвучать хотя бы намёк на сходство двух тоталитарных систем – гитлеровской и коммунистической. За это, мягко говоря, по головке не погладили бы.

Но встречи по интересам в клубах и молодёжных кафе столкнулись с непреодолимым препятствием – «господином Планом». Зачем кинотеатру нужен киноклуб любителей, если не будет хорошего сбора? По признанию представителя «Арбата», администрация «Художественного» стала к ним серьёзно относиться лишь после того, как зал стал заполняться и давать плановую выручку.

С такой же проблемой столкнулись и молодёжные кафе. На волне эмоционального подъёма с двух сторон – «снизу» и «сверху» их появилось в Москве более двух десятков. Сейчас, когда в столице сотни разносортных кафе и ресторанов, эта цифра кажется смешной, а тогда это было похоже на кулинарную революцию. Но даже от этого незначительного количества к моменту нашего обсуждения осталось только два – «Молодёжное» и «Синяя птица». Правда, незадолго до нашего «круглого стола» открылось кафе «Лелль», представитель которого посетовал, что нет какого-то координирующего органа по работе молодёжных кафе. А что может поделать «координирующий орган», если посетителей недостаточно? Особенно там, где тогда вознамерились пропагандировать здоровый образ жизни и отказались от продажи алкоголя?

И, по сути, все участники «круглого стола» констатировали, что эти нововведения «по интересам» охватывают лишь малую часть московской молодёжи, в основном людей с высшим или незаконченным высшим образованием, – в сумме несколько тысяч, когда в столице около миллиона людей комсомольского возраста:

Говорят, в Москве все люди грамотные. Это абстрактно. Анкета, проведенная “Комсомольской правдой”, показала, что десятая часть молодежи не читает газет. Люди, которые ничем после работы не занимаются, не увлекаются, более склонны к антиобщественным поступкам… Они околачиваются в подъездах, на площадках и в лучшем случае гоняют консервную банку.

А ещё такая «не охваченная молодёжь» предпочитает танцевать – кошмар какой! – твист и тому подобные разлагающие наше общество западные танцы…

И вот я, сотрудник отдела пропаганды, как бы ни с того, ни с сего заинтересовался… танцами. Нет, не учиться пошёл, не в танцевальную студию записался, а отправился в Измайловский парк, где «топчется» молодёжь. Хотя поучиться правильно танцевать надо было! А кто тогда умел? Редко, кто танцевал красиво. В основном, как я «мудро» выразился в своём юношеском дневнике, танцы – это публичный способ обнять девушку. Танцы-обжиманцы! Ну, и «тряхнуть костями»!

Мы даже открыли рубрику «Приглашение к танцу». Мол, редакцию спрашивают, где научиться танцевать модные танцы – сиртаки, медисон, например.

Внештатник «МК» Л. Росин увлекался темой культурного отдыха молодёжи и предложил какие-то свои рассуждения. Но материал в отделе не понравился, и подключили меня. Мы начали подготовку моим испытанным способом – анкетированием. При всей разнице публики на двух разновесных танцплощадках Измайловского парка (одна – под крышей, с туалетом и буфетом, другая – попроще, под открытым небом), все были не очень довольны примитивным топтанием.

Наше резюме в статье «На полтинник культуры» (8 августа 1967 г.) стало призывом к функционерам:

Комсомольские организации бьются над созданием молодёжных клубов, ищут для них помещения, ищут лазейки для новых штатных единиц, но, рождённые с неимоверными усилиями, они гибнут, не успев преодолеть детские болезни. А здесь – коллектив с общими интересами… Почему же не продумать систему художественного воспитания на танцплощадке? Показывать выступления лучших пар Москвы, с помощью самодеятельных артистов разучивать новое, устраивать конкурсы.

Никакого официального ответа на нашу публикацию газета не получила. Да, и что можно было ответить? Да и кто? Безусловно, комсомол не случайно заинтересовался досугом молодёжи, в том числе танцами, так как увидел в этом буржуазное влияние (а оно всё более проникало вместе с музыкальными записями современных западных исполнителей). Потому и позволено было порассуждать о твисте и шейке. Но у комсомола были и «более серьёзные» задачи: сбор взносов и металлолома, организация соревнования за присвоение звания «бригада коммунистического труда», мобилизация молодёжи на ударные стройки и субботники, шефство над школами и армией… Так что юные строители коммунизма сами выбирали, что танцевать, как танцевать, какую музыку слушать и любить, носить клёш или дудочки…

Конечно, тогда решительно боролись со стилягами, которые увлекались всем западным. Об этом позорном действии комсомола недавно рассказал фильм Валерия Тодоровского «Стиляги». В общем-то, верно показана атмосфера тех лет. Однако представлять, что все комсомольские активисты ретиво гонялись за стилягами, вырезали им чубы-коки, сдирали жёлтые пиджаки и брюки-дудочки, это было бы примитивно. Скажу о себе: когда я был комсомольским функционером, никогда этим не занимался и не поощрял эту «охоту». Я меня был друг – типичный стиляга. Комсомолец. Из бедной семьи. Но он, будущий архитектор, искал новые формы и оригинальные цвета одежды, которая своим однообразием нагоняла тоску на его творческую душу. У меня не было жёлтого пиджака, но вместо широченных шаровар я стал носить узкие тренировочные брюки. И за это улица стала меня называть стилягой.

Но самые одиозные противники всего нового, усматривая идеологическую угрозу, и облавы устраивали на стиляг, и публично клеймили их: «Сегодня слушаешь ты джаз. А завтра Родину продашь». Однако предложить наиболее продвинутым ребятам что-то своё, равное по силе воздействия комсомол не всегда мог. Конкурентоспособные официозные песни были – Пахмутовой, Тухманова, «Самоцветов», но в танцевальной музыке – почти ничего. Юные тела предпочитали двигаться под шейк, твист, рок-н-ролл и прочие появляющиеся за кордоном новинки, а не под краковяк, вальс, даже если он был бостон. Даже танго и фокстрот уже не удовлетворяли.

Все эти новинки из «гнилого» Запада признавались идеологически вредными. Но побороть массовое увлечение не удавалось. Тому мешало появление магнитофонов и привезённых зарубежных записей. Особое беспокойство у идеологов вызывало увлечение транзисторами. Я сам лично слышал выступление высокопоставленного комсомольского функционера на каком-то совещании, который расписался в бессилии: «Они уходят со “Спидолой”, и что там слушают, под что танцуют, мы не знаем…» «Спидола» – спасибо Риге! – стала самым популярным радиоприёмником, поскольку питалась и от батареек. Можно было слушать, где угодно и что угодно – от «вражьих голосов» до «тяжёлого рока»…

Как эти опасения про неконтролируемое влияние Запада похожи на нынешние попытки ограничить интернет, который позволяет быть независимым от официальных предпочтений.