Читать книгу Украденная святыня - Анатолий Пащенко - Страница 14

Взбегу на холм, и упаду в траву.

И древностью повеет вдруг из дола!

И вдруг картины грозного раздора

Я в этот миг увижу наяву.

(Н. М. Рубцов).

Открыв глаза, Антон увидел небольшое тёмное помещение. На стене белело мутное пятно, пахло травами. Он с удовольствием потянулся необыкновенно лёгким телом, привстал и услышал быстрый шёпот: «Подожди, подожди…». Тоненькая ручка настойчиво притянула его назад. В полутьме замерцали огромные синие глаза.

– О, Даша, – выдохнул он. – Где я?

– У дедушки Фрола, – шепнула девочка, зажигая свечу. – Ты надышался отравой, а мы принесли тебя сюда.

Антон огляделся. Лежал он в небольшой бревенчатой комнатке, с маленьким оконцем, прикрытым узорчатой серой занавеской. Справа выступал угол печи. У кроватки стояла широкая лавка, больше похожая на низкий стол, заставленная сосудами, керамическими чашками и туесками. На стене висело ожерелье из бледно-зелёных травяных пучков. «Как в сказке, – подумал он. – Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит».

– А дедушка, он что, и вправду людей топит?

Но Даша, казалось, не слышала. Сидела на краю лавки, что-то размешивала в чашечках, беззвучно пошевеливая пухлыми губками. Её освещённое свечой лицо казалось иконописным. Ощущение образа было настолько велико, что Антон невольно пробормотал: «Душе настало пробужденье, и вот опять явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты».

Девочка встрепенулась:

– Ещё!

Антон улыбнулся, закинул руки за голову и, подвывая, продолжил:

– Отворите мне темницу,

дайте мне сиянье дня,

чёрно… синеглазую девицу,

чёрногривого коня!

– Ну что ж, если коня просит, значит, жить будет, – раздался в тишине мягкий голос.

За спиной девочки, слегка согнувшись, стоял высокий и седой, как зимнее дерево, дед с большой серебрящейся на чёрной рубашке бородой. Он что-то спросил у Даши, удовлетворённо двинул белыми мохнатыми бровями и пригласил их к столу.

Антон ел с удовольствием, при этом не переставал говорить. Возбуждение не покидало его. За едой он рассказал чуть не всю автобиографию. Вспомнил о том, как летал с группой в Аржаан. Потом стал рассуждать о записках Олега, о скифах, о планах на будущее. Выяснилось, что, вернувшись домой, он серьёзно займется не только изучением мировой истории, но и разработает программу по проведению публичных лекций для школьников о «белых пятнах» истории России, и в частности о скифской эпохе.

– Время многое сокрыло от нас, – разошёлся он. – Существует общепринятая теория о рождении Древней Руси. Считается, например, что только два тысячелетия назад, с возникновения христианства, у нас появилась письменность. Его якобы принесли нам греки Кирилл и Мефодий. А ведь это не так: они сами учились старославянскому языку по древним книгам, которые существовали за много веков до нашей эры.

Заложив руки за спину, он зашагал по избе.

– О появлении письменности на Руси говорят многие источники. В библиотеке Ватикана хранится экземпляр «Псалтыри», написанный задолго до христианства руническим письмом. Да и само слово «псалтырь» восточного происхождения. «Псах» – это венец, корона, а «алтарь» – приподнятый, возвышенный. Тюрки же – одно из скифских племен. Нет, нам не две тысячи лет, мы намного, намного старше. А посмотрите, что находят в захоронениях…

Даша, подперев лицо кулачками, неотрывно смотрела на Антона. Ему показалось, что глаза её насмешливо искрились. Фрол кашлянул и встал.

– А для чего усопших-то беспокоить?

Антон заволновался и горячо заговорил о желании изучать историю древнего народа по сохранившимся источникам, смотреть своими глазами на то, что осталось от них.

– Это уже не захоронения, а объекты для изучения, – сформулировал он.

– Объекты? – Дед выпрямился во весь рост. – А если разбросают останки твоих умерших родственников? Изучать будешь?

Прошёл к порогу, обернулся:

– Просто мы не чувствуем их близкими.

Через полчаса, попрощавшись с хозяином, молодые люди отправились в обратный путь. Антон вздыхал, бормотал под нос, пытаясь понять, чем же остался недоволен дедушка Фрол. «Но ведь так можно усомниться в любой науке, и вообще, в чём угодно, – сокрушался он. – Учение – это ведь не только теория, но и практика. Опыты, эксперименты, исследования. Материя подвергается анализу. А дед… Дед, конечно, о духовном говорит. Ну, разве я могу чувствовать близкими давно умерших незнакомых людей? Близкие-то рядом, вместе, а те… Хотя вон Олег чуть жизнь не отдал за далёкого предка. Как же ему удалось попасть к скифам?».

Он остановился, поджидая девочку, которая легко скользила по тропе, собирая на обочине цветы.

– Даша, а далеко отсюда урочище?

– Понравилось? – невинно спросила она.

– Нет, подожди, я, конечно, зря полез, – улыбаясь, загорячился он. – Больше не буду, честное слово! Даша, давай заглянем в урочище, ну, пожалуйста! Скоро уезжать, обидно, недалеко был и не видел. А я… я тебе из города красок пришлю. И книг.

– Не надо мне ничего! – Она дёрнула плечиками, но свернула с тропы и пошла напрямик, по лесу, не оглядываясь. Антон торопливо двигался следом, любуясь тоненькой воздушной фигуркой. Томящее прошлой ночью волнение вернулось к нему. Тогда, неожиданно проснувшись, он почувствовал её горячее тельце так, будто держал до сих пор. Горьковатый запах узеньких ладоней, дрожь тёплых коленок, шёпот, поглаживание – всё слилось в прежде не знакомое, затопившее его чувство.

– Даша! – догнал он её, – скажи, ты ведь в городе жила, тебе там не понравилось?

– В городе? – она остановилась. – Я там многое не понимала. Почему люди делают то, что не хотят. Думают одно, а говорят другое. Им же этого не хочется!

– Н-у-у, знаешь… – он даже растерялся от такой наивности. – В любом обществе существуют правила, законы. Если каждый будет делать то, что захочет, знаешь, что будет?

– Что? – В её глазах загорелись огоньки.

– Беспорядок будет. Анархия, революции, войны. Поднимется такое… В конце концов, человечество может исчезнуть с земли.

– Совсем?

– Совсем.

– Совсем-совсем?

Антон увидел, что Даша еле сдерживается.

– Да ну тебя…

– Подожди! – она забежала вперёд. – Не обижайся. Ты такой умный. Мне с тобой очень-очень интересно.

– Да я не обижаюсь…

Между тем солнце припекало. Лес поредел, справа от тропы открылась заболоченная местность; куцые берёзки и осинки, удаляясь, пропадали в высокой траве. Антона донимала мошка. Сначала он отмахивался руками и веткой, потом не выдержал – натянул куртку на голову. А Даша шла как ни в чем не бывало, такая же свежая, как раньше. Вскоре они подошли к ручью.

– Вас, колдунов, даже мошка не трогает, – торопливо сбросил Антон куртку и майку. – Живёте одной семьей.

Остановил дыхание и долго держал разгорячённое лицо в свежей проточной воде, пока не почувствовал прикосновение к плечу.

– Это в тебя стреляли, да?

– Бандитский налёт, – важно сообщил он, растирая живительной влагой вмиг озябшее тело. – Все пули отбил, а одну проглядел.

Девочка смотрела исподлобья, надув губки. Тогда Антон в шутливых красках расписал историю с чабаном Колей, который ради музыкального инструмента рисковал жизнью.

– Представляешь, Коля весь задрожал, когда взял его, – улыбаясь, рассказывал он. – Прижал к себе и твердит: «Игиль, игиль». Командир наш подумал, что это ружьё, и решил попугать. Стрелял-то он мимо, я сам нечаянно подставился.

– Он стрелял в человека, а ты его спас, – неожиданно заявила Даша.

– Да нет, что ты! Мы же не бандиты, – возразил он, вспоминая слова Сакелавы.

– В человека, – упрямо повторила девочка.

Антон замолчал. Многого из того, что произошло в Аржаане, он до сих пор не понимал. О некоторых событиях думал теперь по-другому. Но никак не хотел верить тому, что они приезжали для захвата золота, а не для официального сопровождения груза.

– Ты знаешь, Даша, – сказал он, – Олег в своих записках пишет, что никак не мог понять, почему человек добровольно отдаёт жизнь за идею или за товарищей. В соседней с ним квартире жил ветеран войны, который рассказывал, что его брат, тоже фронтовик, бросился грудью на фашистский пулемёт. Как Александр Матросов. И ещё одна девушка из страны скифов, которую Олег полюбил, добровольно ушла к врагам, чтобы они вернули её народу религиозную святыню. Пожертвовала собой. Олег всё время мучился, старался понять. А потом, когда они уходили от погони, один враг нацелился отравленной стрелой в его друга. И представляешь, что произошло? Олег бросился на стрелу, лишь бы защитить товарища. Такая вот история… Это и есть самопожертвование. Мне кажется, это самый высокий духовный подвиг. Его немногие достойны. А я… Я случайно подставился. Хотел просто оттолкнуть Колю, и попал под шальную пулю.

Даша долгим взглядом посмотрела на него.

– Ты уедешь и нас забудешь. – Она шла чуть впереди, покусывая травинку. – Скажи, у тебя в городе много друзей?

Антон вспомнил одноклассников, товарищей по службе. Со школьными друзьями, кроме Вовки и Светы, он не виделся давно, письма от армейцев приходили реже и реже.

– Понимаешь, Даша, в детстве я был не очень общительным. Друзья, конечно, есть, но в последнее время мы видимся редко.

– А девушка?

Антон увидел, как напряглись её плечики.

– Какая девушка? – глупо переспросил он, вспоминая пальцы с длинными красными ноготками, бегающими по кассовому аппарату. – А-а-а…Ты имеешь в виду… девушку?

– Ничего я не имею в виду. – Бросившись по тропинке, она исчезла за поворотом.

«Ну, дурак, какой же я дурак!», – плёлся следом Антон. И вдруг почему-то подумал, что больше никогда не увидит её. Быстро пошёл вперёд, а потом и побежал, пока не заметил девочку на полянке в окружении пушистых молодых елей. У лица она держала огромный красный мухомор.

– Он же ядовитый! – закричал Антон, хватая её за тонкие запястья. Но во рту уже виднелся откушенный кусочек гриба, и она, как ему показалось, побледнела и задрожала. В отчаянии, не соображая, он попытался забрать отраву своим ртом, коснулся её губ, и замер… Этот обжигающий лесной вкус Антон пронесёт через всю жизнь. Он будет остро ощущать его в дни тяжёлых испытаний: и когда со скифским кинжалом бросится за убийцей родных людей, и когда направит гранатомёт в ненавистное вражье гнездо, и когда истерзанный врагами в чужой стране возрадуется друзьям-освободителям. Словно к животворящему солнцу, он будет тянуться к нему в часы бессилия и душевного расстройства. Он будет наслаждаться им в редкие минуты грёз, поэзии и вдохновения. Это было прикосновение к губам ангела…

Склонившись к его плечу, Даша шепнула: «Это сыроежка, она безвредна».

Они пошли дальше. Антон виновато косился на девочку. Она же не обращала на него внимания, отбегала в лес, выкапывала растения складным ножичком и складывала в сумку.

Скоро болота остались позади, тропа потянулась к пригорку. Впереди показалась берёзовая роща, появились клубничные поляны. Ягоды было так много, что обувь окрасилась в малиновый цвет. Даша шла рядом, присмиревшая и серьёзная. Потом вдруг сказала:

– А если б это был мухомор? Ты бы тоже отравился.

– Да? Я и не подумал.

– Ты за меня испугался. Ты добрый. И красивый.

– Да какой там красивый, – буркнул он, потирая заросшее лицо.

– Да, красивый! Ты похож на дедушку Фрола. Такой же храбрый и помогаешь людям. А я его очень-очень люблю.

– Даша! – Антон бережно привлёк её к себе, голос его задрожал. – Дашенька! А ты такая… такая… Ты как цветочек.

Она подняла голову, глаза её засияли. Легко прикоснувшись пальчиками к его лицу, отстранилась и побежала к берёзам. Антон помчался за ней.

Догнал он девочку в конце рощи. Остановился и замер от неожиданности. Перед ним открылась просторная долина, на которой раскинулись курганы с каменными вершинами и плоскими овальными оградками. Вокруг возвышались заросшие деревьями холмы, кое-где их венчали белоснежные шапки. Зрелище впечатляло, от бесконечного пространства захватывало дух. Антон вспомнил картины Рериха, которые поражали его величавостью изображений, сгустками устремлённой вечности.

Даша взяла его за руку, и они долго стояли перед молчаливым очевидцем событий прошлых тысячелетий.

Время, казалось, застыло в пространстве, лишь вдали у большого кургана шевельнулась и поднялась к небу большая птица, которая, приближаясь, постепенно превращалась в вертолёт. Облетев урочище, воздушная машина вздрогнула и, набирая ход, понеслась вдаль, словно хищный стервятник в погоне за добычей.