Читать книгу История счастья - Анатолий Перкин - Страница 4

Незаметно пролетело детство, вот уже впереди меня ждали выпускной школьный вечер и дорога, которую каждый выбирает в своей жизни сам. После школы я подался в колхоз, так как работы у нас больше в деревне не было. Правление дало мне рекомендации для учёбы на водителя. Отучившись, получив права и старенький «ГАЗ-52», я возил деревенских девчонок, но ещё чаще сидел в непролазной грязи, которой в наших краях хватало на всех.

Подъехав первый раз к своему дому, я с гордостью подал сигнал, потревожив соседей и дворовых собак. «Здорово, родители, вот мне машину доверили, теперь и вас буду возить на огороды», – с гордостью заявил я. Счастью моему не было предела – ведь мне доверили машину. Я шофёр!

Но радость моя оказалась недолгой. Весной этого же года заболела мама, и ей сделали операцию. «Матери твоей жить осталось недолго, болезнь её неизлечимая», – сказал мне как-то знакомый деревенский врач. Маме об этом мы с отцом не говорили, но мне казалось, что она догадывалась сама. Верующие бабушки приносили просфоры и говорили, что, если их есть натощак, они помогут. Лежала моя мама около той самой заветной иконы Божией Матери.

«Я должна увидеть своего сына, чтобы попросить у него прощения», – часто говорила мама. Это было её последнее желание. Она чувствовала большой грех за то, что много лет назад сдала моего младшего брата в детский дом, и всеми силами пыталась прожить ещё немного, чтобы снова его увидеть. А мы не знали, где его искать, так как в письме, полученном из детского дома, нам сообщили, что брата моего там нет. Но в один из дней к нам прилетела радостная весть.

«Твой брат нашёлся», – неожиданно окликнула меня почтальонша, передавая письмо.

«Я очень скучаю по вам и очень хочу всех видеть. После детского дома меня взяла на воспитание семья, но всё равно для них я чужой. Жду ответа, как соловей лета», – писал мой младший брат Миша.

Мы ответили, что тоже очень ждём его.

В ожидании большого счастья я пошёл на железнодорожный вокзал, чтобы встретить брата. В деревне эту новость узнали, собрались зеваки, многим было интересно посмотреть, кто он такой. Среди сходивших с поезда пассажиров брата я искал по фотографии, которую он нам прислал в письме.

Его я узнал издалека. Был он немного выше и худее меня. «Здравствуй, брат, – окликнул я его. – Это мы тебя ждём». Слёзы радости сопровождали нас всю дорогу к дому. «Здравствуй, сынок, ты нашёл нас, а я уже и не думала тебя увидеть, столько лет прошло. Я уже и стол накрыла», – встречая нас на крыльце, радостно причитала мама.

Долгими вечерами брат рассказывал о своей жизни на чужбине.

«Приняли меня в чужой семье хорошо. Я даже не ожидал, что так могут любить посторонние люди. Первое время они мне не говорили, что у меня есть настоящие родители и что взяли меня из детского дома. Уже позже я случайно от соседей в деревне узнал, что у меня есть настоящие родители, очень захотелось вас увидеть, почувствовать настоящее семейное тепло. А теперь мы все вместе, это так здорово, я давно мечтал об этом.

Конечно, у чужих людей, которые меня взяли на воспитание, я был почти родным ребёнком, но они боялись, что я могу остаться у вас, ведь здесь родные люди, а там – чужая кровь.

Я теперь точно буду счастливым, мне об этом одна старушка нагадала».

Он всё это говорил так, как будто долго готовился. А мы слушали его, ощущая себя виноватыми, и от этого в глазах моих родителей стояли слёзы. Они хотели сделать что-то хорошее своему нашедшемуся ребёнку. Мама плакала и постоянно гладила его по голове, угощая блинами, и говорила: «Спасибо, сыночек, что приехал, а я думала, что не увижу тебя больше».

Отец всё пытался спросить, рад ли он встрече и хорошо ли ему у нас? Но у него это почему-то не получалось, и он говорил невпопад: «А как там тебе жилось, тебя не обижали? Оставайся у нас, хлеба всем хватит».

Для меня приехавший брат был словно дорогая находка, которую я боялся потерять.

«Я брата нашёл, ко мне брат приехал», – говорил я своим друзьям и соседям. И специально ходил с ним в клуб на танцы и просто гулял по улицам, чтобы лишний раз показать его всем. Мне хотелось, чтобы об этом узнали вся деревня, весь мир, который мне тогда казался самым счастливым.

Я тайно верил, что брат найдётся. И верил не зря. А встретив его, чувствовал непонятную для меня вину.

Мама после приезда младшего сына пошла на поправку. Больше стала радоваться жизни и смеяться. По утрам дом наполнялся запахом блинов, потекла радостная семейная жизнь.

Но недолгим было наше семейное счастье: брат связался с плохой компанией, стал выпивать. «Почему сдали в детский дом меня, а не тебя?» – этот вопрос часто стал возникать между нами. И на него я не мог найти ответа. «Ты счастливее меня, тебе этого не понять. Если бы ты знал, что пришлось мне испытать, когда я узнал, что у меня была своя семья», – говорил брат. Я не ожидал этих слов и пытался наладить наши отношения. Но они не складывались.

Мы становились ему чужими, и все наши попытки понять его ни к чему хорошему не приводили. Выпивка его не прекращалась, он перестал ходить в больницу, а в семье возникли конфликты. «Ты бы хоть к матери в больницу сходил, она тебя так долго ждала», – говорил ему отец. В ответ брат стал говорить о том, что ему здесь не нравится, что он намерен уехать.

Я просил его остаться: «Ты знаешь, как долго тебя ждала мама. Побудь у нас, пока она жива, для неё это очень важно. Если она узнает, что ты уехал, она не проживёт и дня. Что тебе стоит? Врач сказал, что ей недолго осталось жить, тогда ты можешь уезжать, куда тебе захочется. Пойми, что ты продлеваешь ей жизнь. Сам врач, который её лечит, сказал, что это просто чудо, что мама до сих пор жива. Ты это понимаешь?» Но слова мои были для него пустым звоном. Та боль, которую испытывала мама, а вместе с ней и мы, была ему безразлична. В душе у него не было сочувствия. Оттого, что он в детстве был отдан в детский дом, родная мать и мы стали для него чужими людьми.

В больницу к маме я ходил один. В последнее время она стала чаще говорить о Боге, о том, что он услышал её молитвы и к ней вернулся сын.

«Вот отправим тебя в армию и будем ждать, когда вернешься. А Мишка – он хороший. Такое впечатление, как будто он всё это время был рядом со мной, просто я его не замечала. Меня, наверное, за это и Бог наказал. Я вот поправлюсь и вместе поедем в районный центр, купим что-нибудь для Миши, а то я ему последний раз одежду покупала, когда ему годика три было.

Чужие люди всё равно его сильно не баловали. А потом вы втроём пойдёте за ёлкой, и мы все вместе будем встречать Новый год. Всё у нас будет хорошо. Я сейчас так счастлива, и так сильно хочется жить, чтобы вас на ноги поднять!»

Я держал в своих ладонях руки матери и видел, как за последнее время они сильно исхудали, с лица исчезла улыбка, которой она одаривала всех знакомых в деревне. Да и разговаривала она уже не так бойко. Я знал, что каждый проведённый с ней вечер мог быть для неё последним, и поэтому старался поддержать её. Но где-то глубоко в душе я надеялся на чудо, что всё у нас будет хорошо, и, находясь дома, всё чаще глядел на икону и просил у нее, чтобы в нашем доме было счастье.

Но я видел, как хрупкий мир, созданный в моих мечтах, давал глубокую трещину. Я терял двух своих близких людей – маму и брата, который с каждым днём всё больше и больше отдалялся от меня и в любое время мог уехать. И я ничего уже не мог изменить. А мама, словно чувствуя что-то неладное, каждый раз спрашивала меня:

– А где мой сынок Миша, он что, не хочет меня видеть?

– Он сказал, что придёт один, – говорил я, обманывая её каждый раз.

Мама таяла на глазах. И это было ужасно: каждый раз замечать, как ей становится всё хуже и хуже. Силы оставляли её. Она уже почти не вставала с больничной постели, и я знал, что она уже не может ходить.

Но в один из дней она буквально приползла домой, мучаясь от боли. Брата не было – последнее время он редко появлялся у нас. Обессиленная мама не могла открыть калитку и прислонилась к ней, чтобы не упасть. Отец поспешил ей навстречу, радостно крикнув: «Сынок, мама пришла! Иди встречать! Ей уже лучше стало. На стол накрывай!»

Но уже через несколько минут стало ясно, зачем она пришла. Весь вечер она безуспешно прождала своего младшего сына. К вечеру её стали мучить невыносимые боли, и мы вызвали «скорую помощь». Это был её последний вечер в кругу семьи, в котором не оказалось дорогого нам человека – её сына и моего младшего брата. И в этом опять я винил прежде всего себя. Винил за то, что не смог его понять и принять таким, какой он есть.

Однажды мы с братом сильно поссорились. Не выдержав таких сложных отношений, я сказал прямо и открыто: «Знаешь что, брат, если хочешь жить с нами по-человечески, живи. Если не хочешь, можешь уматывать на все четыре стороны». Говорил эти слова я с большой болью, было мне очень плохо от того, что близкий мне человек, в котором течёт родная кровь и которого я ждал много лет, стал мне чужим и непонятным. «И уеду, меня здесь ничего не держит. Наверное, зря вообще я сюда приехал», – эмоционально отреагировал брат.

В один из вечеров, собрав свои скромные пожитки, он заявил, что уезжает обратно, к своим приёмным родителям. Мне хотелось ему сказать что-то важное и доброе. Но то, что было глубоко в душе, я не смог выразить словами.

«Постой, брат, чем мы виноваты перед тобой? Так сложилась жизнь, такова судьба», – с болью проронил я.

В то время мне было уже всё равно, и даже не возникало желания остановить его, сказать на дорогу добрые слова. Я даже не пошёл провожать его на вокзал. И только после его отъезда остался на душе тяжёлый камень от того, что уехал от нас родной, но так и не ставший близким человек.

В дождливый осенний день мама умерла, вспоминая обо мне, но я был в поле на работе, никто мне об этом не сказал. Мы отослали телеграмму брату, но он так и не приехал.

Хоронили маму почти всей деревней. Кто-то очень сильно сожалел: «Молодая ещё совсем ушла, жить бы ей да жить. Как теперь без неё мужики будут?» Кто-то тихо шептался: «Смотрите, а сын-то её младший не пришёл на похороны, говорят, уехал. И почему он уехал? Может, его не так приняли. Говорят, он пить стал и с плохой компанией связался».

На похоронах я не плакал, сам не знаю почему. Больше курил; курил, не стесняясь, при всех и много. Наверное, хотелось выглядеть взрослым. Когда стали закапывать могилу, какой-то ком подкатил к горлу и остался там. И только после похорон за столом слёзы застилали глаза. Но жизнь продолжалась.

Через несколько дней мне пришла повестка в армию, чему я очень обрадовался. За отца я был спокоен. Его познакомили с молодой красивой женщиной. И я был рад, что он не остался один.

Но тётя Аня (так звали мою мачеху) оказалась нехорошей женщиной. У неё часто куда-то исчезали наши деньги, и я видел, что она врёт. Но не обращал на это внимания. Главное, чтобы отец был не один, думал я. Было мне тогда восемнадцать лет, хотелось быстрее уйти в армию для того, чтобы что-то изменить в своей жизни.

Вся деревня провожала меня в дальний путь. «Счастливой тебе дороги, сынок», – сказал мне на прощание председатель колхоза, пожимая руку и вручая большой чемодан, в котором разместились все мои пожитки. Родной дядя браво играл на деревянных ложках, а сосед своими жёлтыми от табачного дыма пальцами умело и задушевно – на гармошке.

Бабушки-соседки крестили на дорогу. Пришла провожать меня и красивая девчонка Катя с нашей улицы, которая мне очень нравилась. Как сейчас помню её и большие голубые банты. На прощанье, поцеловав меня нежно в губы, она сказала: «Толя, ты хороший парень и нравишься мне». Я был счастлив.

Служба в армии для меня, как и для тысяч ребят, оказалась обычной. Сначала была учебка в Москве, потом Забайкальский военный округ. Новая жена отца буквально через два месяца обобрала его до нитки и исчезла. Отец снова остался один, и мне от этого было грустно. Всё это время моя связь с ним была через письма, которые за него писали соседи, так как он был неграмотным.

Отслужив, осенью я вернулся домой, но дом оказался заброшенным и одиноким. Вокруг были заросли крапивы и высокая полынь. Внутри дома паутина свисала по углам, а по полу бегали голодные серые мыши. Страх одолел меня. Где мой отец, как жить дальше? Почему так случилось?

Два года я мечтал поскорее вернуться в свой старенький дом к отцу. От соседей узнал, что отец женился и уехал к другой женщине в ближайшую деревню, что приезжал какой-то солдат и искал меня, и я сразу подумал, что это был брат. Так в 20 лет я оказался без семьи и без копейки в кармане.

Мой старенький и ветхий дом требовал серьёзного ремонта, да и жить там один я не хотел, а оставаться у мачехи тоже не стал и подался на поиски счастья. Провожали меня в дальнюю дорогу только икона Божией Матери, чудом оставшаяся в заброшенном доме, да старая соседская собака, с которой я играл ещё в детстве.

Так же, как и много лет назад, на её пушистом хвосте висел репейник, а в грустных и верных глазах были печаль и разочарование. Хозяева умерли, и остался пёс жить один в полуразрушенном доме. Казалось, что всем своим собачьим видом животина так и говорила: «Возьми меня с собой, мне здесь плохо и одиноко».

Ещё хуже было мне. Ведь я знал, что дом, в котором родился и вырос, где прошло моё счастливое детство, я покидал навсегда.