Читать книгу Что посмеешь, то и пожнёшь - Анатолий Санжаровский - Страница 25

Глава третья
9

Оглавление

Им наскучила соломенная ямка, и они пирожком тихо слетели по длинному пологому боку скирда на землю.

Такая любовь на лету понравилась.

Но уже на пятом полёте, чувствительно исколов каравай и спину, Лика предложила поменяться этажами.

Это показалось Пендюрину несерьёзным. Ну не по чину ему быть внизу! Партпредводитель! Партайгеноссе! Первое в районе партлицо и вдруг – под слабой и беззащитной мурлеткой![58]

– Нет, нет! – сказал Пендюрин. – Этажи – дело принципиально незыблемое. Каждый – на своём этажике! Продолжим в прежнем ключе. Так романтичней! Ну кому нужна бесчерёмуха?[59]

– Романтики набавится, если сам хоть разок пропашешь скирд голым ленинским местом. Боишься в кровь изодрать свой комбагажник?

– Грубо и бестактно, дольчик. С моим радикулитом первый мне этаж противопоказан. Могу ещё простудёхаться. Возможно осложнение… И вот что я вдобавок скажу… За несоблюдение партийной субординации выношу вам строгача с занесением в личное тело! – начальственно подкрикнул Пендюрин и плотоядно откинул наверх край платья.

Лика кокетливо скрестила ноги:

– Никаких заносов! Не стреляй, голубаня, туда, откуда свою стрелу можешь и не достать.

Угроза?

Пендюрин хмыкнул, но всё же отступился от своего намерения, снисходительно погладил её коленку.

– Упоительные у тебя коленочки! И знаешь, когда меня на них зациклило? В тот день, когда я вручал тебе комсомольский билет. Было то сладкое времечко, когда я ещё первил в комсомоле… Увидал и сказал себе: не буду я Пендюрелли, если не поставлю на свой баланс эти коленочки! Как видишь, дядина мечта сбылась… Настроил пендюрочку…[60]

– С той поры?! – ужаснулась Лика. – На ребёнка загорелся зуб? Да ты не углан ли ярыжный?[61] Какой же ты, чупакабра,[62] жесточара! Чья школа?

– «Вождя-с народов»! – хмелько выкрикнул Пендюрин. Ему хотелось побыстрей придавить закипающую ссору и он принялся за обстоятельную поясниловку. – В Курейке, в сибирской ссылке, Сосо в возрасте Христа взял на болт тринадцатилетнюю крестьяночку Лидушу Перегрыгину. Явился сыночек. Лидин брат Ион хвать будущего вождя за хибок и к жандарму. Пламенный «революционер» был отпущен только после обещания жениться на Перепрыгиной по достижении ею совершеннолетия. Да было бы обещано… Сбежал Сосо сразу от двух – от Лидии и ссылки… В сем надцатом в день революции и потом ещё несколько суток где он был? Все кругом суматошились… Что-то там в горячке захватывали, переворачивали… Сходки, сбежки, съездовня… Что-то решали, что-то принимали… Но почему ни под одним документишком я не увидел его закорючки? Где он был? Чем занимался? Не у него ли как раз тогда налетела своя персональная р-р-р-революция? В комплексе кто каруселился сразу с трио сестричек-подростков? Ну какая ж партсовесть позволит проигнорировать… принципиально не держать равнение на образцовый вождярский пример? А ты!..

Лика не отозвалась. Она засыпала.


Её голова лежала у него на плече.

Прохлада ночи опахнула его.

Он поёжился, поудобней привалился к Лике в ямке, надвинул на себя и на Лику толстый ворох соломы.

Где-то вдалеке шумно играла улица. Пели.

– Ленин Троцкому сказал:

«Пойдём, товарищ, на базар.

Купим лошадь карию,

Накормим пролетарию!»


– На берёзе сидит Ленин,

Курит валеный сапог.

А его товарищ Троцкий

Бежит с фронта без порток.


– Едет Троцкий на телеге,

А телега – на боку.

«Ты куда, очкаста рожа?»

«Реквизировать муку!»


– Ох уж эта наша власть!

Никому пожить не дасть:

На клопов, на мух, на блох

Накладает продналох.


– Едет Ленин на свинье

Троцкий на собаке.

Комиссары разбежались,

Думали – казаки.


– Сидит Ленин на берёзе,

Ну а Троцкий – на ели́.

До чего ж, христопродавцы,

Вы Россию довели.


– Когда Ленин умирал,

Сталину наказывал:

Много хлеба не давай,

Мяса не показывай.


– На лугу стоит корова.

Слёзы капают в навоз.

Отрубите хвост по корень,

Не пойду я в ваш колхоз.


– Горевать мне нечего, –

Пашу с утра до вечера.

А за эти трудодни –

Только палочки одни.


– По фабричному гудку

Прибегаю я к станку.

Снимаю я окалину

И шлю приветы Сталину.


– При подсчёте в сельсовете

Не хватило два яйца.

Прибежали в избу дети,

Второпях зовут отца.


– С неба звёздочка скатилась

На советски ворота.

Обложили продналогом

По три пуда с едока.


– «Комсомол, комсомол,

Ты куда шагаешь?»

«На деревню за налогом.

Разве ты не знаешь?»


– Нынче праздник – воскресенье,

Я получше уберусь:

Юбку рваную надену

И верёвкой подвяжусь.


– Не хочу я, девки, замуж,

Ничего я не хочу.

Свою русую кудрявую

Доской заколочу.


– Как в вязноватовском колхозе

Зарезали мерина.

Три недели кишки ели –

Поминали Ленина.


– Встань-ка, Ленин, подивись,

Как колхозы разжились:

Пузо голо с кривым боком,

И кобыла с одним оком.


– Сошью кофточку по моде

И подвешу к зеркалу.

Мой милёнок – коммунист,

А я хожу в церьковку.


– Кабы знала девушка

На канал дороженьку,

Сбегала б, проведала

Своего Серёженьку.


– С бригадиром я дружила.

С председателем спала.

На работу не ходила,

А стахановкой была.


– Неужели пуля-дура

Ягодиночку убьёт?

Пуля – влево, пуля – вправо,

Пуля, сделай перелёт!


– Ой, война, ты цело море

Горя нам доставила:

Лучших мальчиков сгубила,

Выбой нам оставила.


– Вот и кончилась война,

И осталась я одна:

Я – и лошадь, я – и бык,

Я – и баба, и – мужик!..


– Всё случилось шито-крыто.

Стал вождём Хрущёв Никита.

Сталин гнал нас на войну,

А Хрущёв на целину.


– Я с женою разведусь

И на Фурцевой женюсь.

Буду щупать сиськи я

Самые марксиския!


– Не шуми, широко поле,

Спелою пшеницею.

Мы читаем всем колхозом

Повесть Солженицына.


– Как у Ваньки в заднице

Взорвалася клизьма!

Ходит-бродит по Европе

Призрак коммунизма.


– За Америкой бежали,

Спотыкаясь, долго мы.

Наконец её догнали

И взмолились: «Дай взаймы!»


– В министерстве нам велят

Доить тёлок и телят

А прикажут из цэка,

Мы подоим и быка!


– На Малой земле победой

Брежнев не прославился.

Добывать себе он славу

На Афган отправился.


– Если встретишь коммуниста,

Подари ему гандон,

Чтоб случайно не наделал

Мудаков таких, как он.


– По деревне девки ходят,

Под тальянку ахают:

Почему в Стокгольм не едет

Академик Сахаров?


– Ой, до БАМа, ой, до БАМа

Не пускает меня мама.

Как туда приехаю,

Ворочусь с прорехою.


– По талонам – хлеб и мыло,

Без талонов – ни шиша.

Без талонов нынче вдоволь

Только на уши лапша.


– Масла больше не едим –

На витрины лишь глядим.

Колбасу мы видим в бане

Между ног у дяди Вани.


– Выбираем, выбираем,

И никак не изберём.

Чего время зря теряем?

Всё решит за нас райком


– Коммунисты нас терзали

Чуть не весь двадцатый век.

И до смерти затерзали

Миллионы человек…


Пендюрин внимательно вслушивался в каждую припевку. Его грело, что в них бились те же беды, что не давали и ему покоя…

Улица уже разошлась.

А он, растревоженный, всё никак не мог заснуть.


Несмело уже светало, когда бдительный гидравлический будильничек разбудил Пендюрина и твёрдо запросился поскакать по святым владениям благородной неваляшки.

Угарная ночь в скирде отлетела незаметно, и они оба пожалели, что надо собираться и ехать в какую-то Гнилушу.

Они спустились в машину.


Пендюрин включил приёмничек.

– Накинь чуть громкости, – сказала Лика. – Поёт «Дурак-дурак».[63] Какая песняга!.. Я её люблю. Накинь…

– Пожалуйста! Пускай каждый займётся любимым делом!

И неугомонная пендюринская красная шапочка ненасытно побежала гулять по сладкой норке.

– Глупов! Ну ты и нахалкер! Просто необъяснимый катаклизм! Ну сколько можно огуливать нахалкой невинную девушку?

– Сама виновата. Будь ты старуха Изергиль, кто б на тебя и глаз уронил? А так… У нас короткое партсобрание… Подержи карахтер… Чудок подзаправимся на дорожку… И с боженькой в путь!

Лике надоела уже эта вечная-бесконечная заправка.

Она безучастно смотрела вверх и увидела на потолке под плёночкой что-то написанное, взятое в чёрную строгую рамку.

Лика заинтересовалась, что ж там такое. Стала читать.

Жить для себя одного нельзя. Жизнь только тогда, когда живешь для других или хоть готовишь себя к тому, чтобы быть способным жить для других.

Лев Толстой

– Слышь!.. Глуп Глупыч!.. – Лика шатнула Пендюрина. – Что у тебя за дадзыбао на потолке?

Пендюрин молчал. Лишь угарно и часто дышал, как собака на охоте, только что притаранившая хозяину тяжёлую подстреленную утку.

– Сэр Глупов!.. Карла-Марла!.. – Лика уважительно постучала его по спине, точно стучала в чужую богатую дверь. – К вам низы обращаются за политицким разъяснением.

– Не мешай верхам! – буркнул Пендюрин. – Дай леопарду давление сбросить…

– Ты сначала ответь, а потом и разбрасывайся. А то я тебя самого скину.

– Ну… Наглядная агитация… Почитай, закадычка, пока ещё молча, почитай… Скрась досуг…

Лику подивило, что весь потолок был усеян, как голубыми облачками, цитатами. Пока она, крутя головой, внимательно, без спеха читала их, Пендюрин успел вжать в норму давление. Но боевой пост не спешил покидать.

– Я погляжу, – хохотнула Лика, – ты превратил свой катафалк в передвижной сексодром «Байконур». Если какая быстро не сдаётся, дожимаешь потолочными цитатками? А сдалась – лежи почитывай, просвещайся в культуре?

– Точно. Кабинет политпросвета.

– А почему у тебя на первом плане на потолке Толстой?

– А по важности!

Пендюрин нежно, с мягким покусыванием поцеловал её розовую коленку у себя на плече. Поцелуй – это звонок вниз. Лика как-то разом вся подобралась и в восторге ответила там троекратным пожатием-приглашением кузнеца счастья к продолжению любви.

Адъютант его превосходительства налился новой силой, и под встречные охи изумления с достоинством проследовал на самое донышко восторженной радости…

58

Мурлетка – красивая женщина.

59

Бесчерёмуха – совокупление без возвышенных чувств.

60

Настроить пендюрочку – пребывать в хорошем настроении после победы.

61

Углан ярыжный – человек, сожительствующий с несовершеннолетними.

62

Чупакабра – коммунист.

63

«Дурак-дурак» – группа «Дюран-дюран».

Что посмеешь, то и пожнёшь

Подняться наверх