Читать книгу Владивостокские рассказы (сборник) - Анатолий Смирнов - Страница 6

Алексей Горчаков собирался с женой в театр.

– Ну, наконец-то, Лёша, я вытащила тебя в люди, – щебетала жена.

– Три года собирались.

Алексей благодушествовал. Он только позавчера прилетел из командировки с Северного Кавказа и теперь даже с удовольствием слушал это щебетание. После обстрелов и напряжения такое мирное спокойствие.

В комнату вошла тёща:

– Хоть Ирочку в свет выведешь, а то она с твоими командировками совсем закисла.

Алексей служил в отряде московского ОМОНА «Зубр» и постоянно выезжал в различные командировки по всей стране.

– Ну, вот и готовы, – любовно поправила Алексею галстук жена.

В это время зазвонил его мобильный телефон:

– Наверно пивко попиваешь? – раздался голос дежурного по подразделению, – Всё, брат, с пивком завязывай. Начальство объявило сбор. Машина за тобой выходит.

– А куда едем? – спросил Алексей.

Спрашивать было не положено. Надо, всё объяснят в своё время. Но спросил, так, на всякий случай.

– Чего спрашиваешь? Будто в первый раз. Не знаю я! – сердился за своим пультом управления дежурный.

Жена сразу всё поняла, и радость её померкла. Алексей переоделся, взял тревожный чемоданчик. В нём, как всегда, всё было готово к командировке: бритвенные и умывальные принадлежности, несколько пар носков и трусов, аптечка, сухой паёк. Вот и весь скарб. Он поцеловал жену, зашёл к детям, прижал их к себе, попрощался с тёщей. Та тайком перекрестила его в спину. Всё как обычно.

Приехали в аэропорт. Несколькими автобусами привезли в угол аэродрома, где под охраной стояли два самолёта.

– А что это так много нас? Аж, два самолёта, – недоумевал обычно смешливый и задорный Игорь Жуков.

– В Чечню столько народа не посылали!

Раздалась команда на построение. Командир «Зубра», услужливый начальству полковник Пиянов, между «зубровцами» прозванный Пиявка, получивший прозвище по сходству с фамилией и к тому же в самом деле придирчивый и приставучий как пиявка, объяснил:

– Один самолёт летит в Хабаровск, второй во Владивосток.

Причину не объяснил. Вопросов ему привычно не задавали. Всё равно не ответит. Не положено. Задачу доведут для исполнителей на месте. Так всегда.

Возле самолётов возилась обслуга: заправщики и технари. Сразу по приезду, Горчаков заметил их восхищённые взгляды, особенно, когда смотрели на нарукавный шеврон «Зубр».

– На какую-то крупную заварушку едут, – почтительно сказал один из них.

– Эти всегда летают на важные задания. Куда это сейчас?

– Наверно, на Кавказ, там всегда неспокойно.

– Какой там Кавказ, в Хабаровск и Владивосток, так в накладной на топливо указано, – вступил в разговор заправщик.

– А что там за война? Японцы или китайцы что ли напали?

– Говорят, автомобилистов усмирять.

– Это за что их, что они натворили?

– Бунтуют. Японские иномарки с правым рулём запретили, а там все ездят на японских авто с этим самым правым рулём.

– Ну, и пусть бы ездили. Я в Сибири был у брата, у него японская «Тойота» с правым рулём. Прокатился – красота! Никому правый руль не мешает.

– Премьеру, говорят, помешал.

– А ему-то что помешал?

– Да говорят, он крупным акционером нашего автопрома, как раньше беглый Березовский, стал, а тот в трубу вылетает, вот и помогает ему.

– Не может быть, это же не какой-то прохвост Березовский, а премьер. Может просто нашему автопрому помогает?

– Ему уже ничего не поможет. «Дрова», они и есть «дрова». Такова продукция нашего автопрома.

– Значит, будут насильно на «дрова» пересаживать.

– С них станется.

– А я-то думал, на серьёзное задание летят, а они свой народ усмирять. Опричники, мать их так.

И плюнул в сторону омоновцев. Восхищение прошло.

Над аэродромом появились тучки. Закапал дождь. И это зимой.

– Небо какое-то лоскутное, – посмотрел вверх Игорь Жуков.

С крыла самолёта скатывались крупные капли.

«Как слёзы у жены при прощании», – подумал Алексей.

Под мерный гул двигателей после набора высоты он вскоре уснул. Проснулся от тряски и голоса бортпроводницы:

– Внимание! Пристегнуть ремни безопасности! Мы вошли в зону турбулентности.

– Да здесь в воздухе, дороги ещё более ухабистые, чем по России, – пристёгивая ремень безопасности произнёс Игорь.

– Что там про дураков и дороги говорил Гоголь?

– То и говорил, что дуракам на дорогах спать не дадут, даже если они на самолёте летят на непонятное задание, – съязвил сзади сидящий омоновец Серёга.

Он был явно не в духе. Ещё бы, только на свидание с девушкой намылился, а тут вызов, и в самолёт.

– Не знаю, где мы, но точно не в раю, – продолжал Игорь.

– Хотя, так и должно быть. Всё же в сторону Японии летим, а там сейсмические пояса, землетрясения и цунами.

– А при чём тут турбулентность в воздухе?

– Так всё связано. Я по «ящику» смотрел передачу насчёт Бермудского треугольника. Оказывается, когда происходит подводное землетрясение и извержение подводных вулканов, то в толще воды образуется огромный вакуумный пузырь. Он никак не держит корабли на воде, и они проваливаются на дно пучины и пропадают навсегда. В это время в океане образуется треугольная волна, называется – санто-гуанами. От такой волны, особенно в Японии, погибло много кораблей.

– При чём тут корабли, нас-то трясёт сейчас в воздухе?

– Так всё связано, особенно в Бермудском треугольнике во время извержения подводных вулканов выбрасываются потоки камней аж в стратосферу. Если в это время над выбросом пролетает самолёт, камни попадают в него, и он быстро погружается в пучину океана.

– Ну что ты «раскаркался». На задание всё же летим. А «каркать» перед заданием – плохая примета.

– А что, надо о задании думать?

– Вот и думай.

– А его ещё нет, мы не знаем, зачем летим.

– Может, ты закончишь мне мозг сверлить? – взревел сзади Серёга.

– Господь дал человеку разум, чтобы он думал. Вот я и думаю вслух.

– Ты лучше поспи.

– Не могу, трясёт.

– Выпить бы, тогда бы спали в любую тряску, – снова подал голос Серёга.

– Помнишь, Лёх, в Чечню летали? Там с выпивкой проблем не было.

Зону турбулёнтности пролетели, тряска закончилась. Все заснули.

Самолёты сели в Хабаровске. Их встречало местное омоновское руководство.

– Одна рота остаётся в Хабаровске, – дал команду Пиявка.

Алексей услышал, как местный хабаровский полковник сказал Пиявину:

– Тут такое дело, товарищ полковник, вы наверно напрасно прилетели. Мы сами со своими автомобилистами разберёмся, а вам здесь делать нечего. Наше офицерское собрание решило, что не позволит у нас вам разгуляться.

– А как же приказ, полковник, – заорал Пиявка.

– А что, есть приказ свой народ лупцевать? Может и в Конституции так написано?

– Это не Вам решать!

– И мне тоже. Я же ведь гражданин своей страны и живу, в отличие от Вас, здесь со своим народом.

– Выполнять приказ! – обернулся к командиру остававшейся в Хабаровске роты полковник Пиявин и шагнул к трапу самолёта.

Алексей попал во «владивостокскую» роту.

Во Владивосток прилетели утром. Прямо в аэропорту всех покормили.

– Строиться!

Команда никого не застала врасплох.

– Правительство поставило нам задачу – не допустить запрещённый митинг, – прокричал перед строем Пиявка.

– Вопросы?

– Какой митинг?

– Вы слышали, что премьер запретил ввоз японских автомобилей с правым рулём. Местные автомобилисты бунтуют, перекрывают дороги. На сегодня на центральной площади Владивостока они наметили митинг, на который их губернатор не дал разрешения. Мы прилетели это безобразие пресечь.

– А что, нельзя проводить митинги, высказывать своё мнение?

– Это не нам решать! Есть приказ правительства, который надо выполнить!

– Видимо, демократия дала трещину, – подумал Горчаков.

Большинство омоновцев стояли хмурые. И только у молодёжи «чесались руки». Они не проходили Чечню, и им хотелось отличиться.

– Как будем взаимодействовать с местным ОМОНом? – спросил командир у роты.

– Никак. Всему составу местного ОМОНа заранее объявлены отгулы, и все местные омоновцы радостно гуляют.

– Видимо владивостокский ОМОН, как и хабаровский, совсем не приветствует наш приезд, – отметил про себя Алексей.

Всех посадили в автобусы. Началось выдвижение в центр Владивостока.

– Да, здесь сплошные японские иномарки, как, наверно, в Токио, наши отечественные авто вообще не встречаются, – изумлённо увидел улицы города он.

На улицах встречались автомобили с плакатами. На одном из них Алексей прочитал: «Путлер – капут».

– Что это, Путина с Гитлером что ли сравнили? – спросил Игорь у сопровождавшего их автобус милиционера.

– Нет! Путлер – это настоящая фамилия председателя союза автомобилистов Владивостока. Только он испугался и побежал кланяться властям. Потому так и написали. Кто-то также подумал, как и вы, сообщили об этом премьеру, что эти плакаты о нём, так он даже по этому поводу секретарю КПРФ Зюганову звонил.

– А при чём тут Зюганов?

– Так в этих митингах коммунистов обвиняют. Сейчас самое простое, чуть что – вали всё на КПРФ и всё пройдёт.

– И что Зюганов?

– Посмеялся такому совпадению. А этот Путлер на глаза автомобилистам не показывается.

– Сами-то как к автомобилистам относитесь?

– Сочувственно.

Подъехали к площади. Остановились возле памятника. За площадью блестела незамёрзшая вода.

– Бухта Золотой Рог, – пояснил сопровождавший их милиционер.

– Вот он памятник борцам за власть Советов на Дальнем Востоке, – даже как-то торжественно сказал Игорь.

– Советов давно нет, а памятник остался, – высказался кто-то из молодых омоновцев.

– Вот-вот, здесь раньше против интервентов сражались, а теперь мы автомобилистам задницу надерём, – ввернул желчный Серёга.

Митинга не было. С той стороны памятника на площади стояла небольшая кучка людей с таким же плакатом, как и на машине, которую видел Горчаков – «Долой Путлера». В центре площади, возле новогодней ёлки, водили хороводы родители, бабушки и дедушки с детьми. По тротуару мирно шли прохожие.

– Две недели после Нового года прошло, – вспомнил Горчаков.

На Кавказе в горячей обстановке Новогодний праздник в сознании как-то не зафиксировался.

– Вот и пронесло нас разгонять автомобилистов, без митинга и нам делать нечего, – обрадовался он.

Но тут раздалась команда:

– Приготовиться!

– Зачем приготовиться, митинга-то нет, – не понял Алексей.

– Зато люди есть, – сказал Пиявка и разозлился:

– Чего, Горчаков, стоишь, команду не слышал?

– Так это же наши российские люди?

– Выполнять приказ!

Алексей подошёл к своим.

– Во что же нас втягивают? Прессовать ни в чём не повинных людей! – обратился он к Игорю.

Стоявший рядом Серёга со смехом заметил:

– А я готов участвовать в любом кипеше, за исключением голодовки.

С шумом подкатили милицейские «воронки».

– Взять их! – указал на кучку автомобилистов полковник.

Командир роты с несчастным выражением лица повторил команду.

Омоновцы окружили кучку автомобилистов. Алексей встретил взгляд пожилого мужчины, державшего плакат. В его глазах он увидел боль и ненависть, но страха не было.

– Опричники, хуже фашистов, – выкрикнул кто-то из автомобилистов.

Этот крик подстегнул зубровцев, в воздухе замелькали дубинки. Первым сбили с ног мужчину с плакатом. Людям заламывали руки и пинками, а где и дубинками, погнали к «воронкам». Там уже были открыты дверцы. По тротуару растекалась кровь.

– Да, что же это делается-то? – громко возмутился один из прохожих и тут же получил дубинкой по голове. Он упал. Его тоже потащили к «воронку».

За него пытались вступиться другие прохожие, и снова замелькали дубинки.

– Ишь, как ловко работают «демократизаторами», – имея в виду дубинки омоновцев, послышалось с другой стороны дороги.

– Давайте их сюда, – показал от «воронков» на прохожих полковник.

– Места ещё есть!

Затолкнули в воронки и их.

Возле ёлки прекратились хороводы. Старики и старушки с детьми тоже сбились в кучу.

– Вы что, изверги, делаете? – послышались крики.

– Да это же беспредел!

– А ну, разогнать их, – заорал озверевший от вида крови полковник Пиявин.

– Да не стесняйтесь, врежьте им!

Несколько омоновцев бросились к ёлке. На глазах у детей по их бабушкам и дедушкам заходили дубинки.

Всё это снимал телевизионщик с раскосыми глазами.

– Ну-ка, разберитесь с ним, – приказал полковник.

Оператора окружили, замелькали дубинки. Телекамера вылетела из рук, её яростно пинали.

– Да это же иностранец, вроде по-японски говорит, – подбежал к Пиявину командир роты.

– Ну и хрен с ним, что он японец, пусть знает нас, русских, – грязно выругался полковник.

Не прошло и полчаса, как побоище было закончено. «Воронки», набитые людьми, ушли.

– В автобусы, по местам! – подал голос Пиявка.

– Всё, наша работа закончилась, – обратился он к командиру роты.

– Теперь пусть сами здесь разбираются.

– Кровавый московский ОМОН, – донеслось с тротуара через улицу.

Автобусы ушли. Лишь кровь на снегу и очищенном от снега асфальте свидетельствовала о произошедшей трагедии. Прямо на льду возле ёлки сидел пожилой мужчина с окровавленным лицом, остальные разбежались. Возле него кружила пожилая женщина, его жена, стирая кровь с лица мужа платочком. Сбоку стояли внуки: девочка лет восьми и мальчик лет пяти. В их глазах даже не было слёз, они были все выплаканы. Но в расширенных зрачках застыл окаменевший ужас. Казалось, они спрашивали:

– Взрослые дяди, что же вы озверели?

Через улицу на тротуаре стояла толпа зевак, что-то жестикулировал руками мужчина, рассказывал о происшедшем вновь подошедшим зевакам.

– Молодцы! Показали им, насколько крепка наша власть, – похвалил в автобусе зубровцев полковник.

Алексея от всего этого трясло. Он никак не мог прийти в себя от всего пережитого. Рядом сидел понурый Игорь. Большинство же, разгорячённые побоищем, громко разговаривали, обсуждали свои «геройские» действия, впопад и не впопад, хохотали. Глядя на них, Горчаков ужаснулся:

– И это я с ними, такой же, как они.

На душе стало ещё муторнее.

– Такого не переживал даже в Чечне, на войне. А что бы сказал фронтовик дед, прошедший две войны? И что расскажу в Москве отцу?

Он заметил, что руки его до сих пор дрожат и никак не могут успокоиться. Посмотрев на него и почувствовав его состояние, Игорь, также находившийся «не в своей тарелке», произнёс:

– Никогда не видел такой противной зубодробиловки, да ещё на глазах у детей.

– Поганая история, – поддержал его сосед.

– А что такого, – сказал Серёга.

– Мы просто выполняли приказ.

И, заметив бешеный взгляд Горчакова:

– Ты на меня глазами-то не скрипи!

– Получился супертур во Владивосток, – долетело из задних рядов.

Автобусы подъехали к гостинице, где разместился «Зубр».

– Молодцы! – ещё раз похвалил полковник.

– Можете все отдыхать до восьми ноль-ноль, – разрешил он.

– В восемь завтрак и выезд в аэропорт.

Омоновцы разбились на кучки:

– Проверим владивостокские рестораны и владивостокских барышень.

– Да уж, теперь после кровавой резни только и ходить по ресторанам, – отчуждённо подумал Алексей.

Его поселили в номере вместе с Игорем. Он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Сон не шёл. Произошедшее его потрясло. А в глазах стоял тот мужчина с плакатом и ненавистью в глазах к ним, к тем, кого вырастило его поколение. Игорь тоже не мог уснуть, всё ворочался в кровати.

Утром на завтраке Алексей увидел забинтованную голову Серёги, ещё у некоторых омоновцев были в бинтах руки и наклейки пластыря на лице.

– Что стряслось?

– Стряслось. Разбежались мы по кабакам. Отдыхаем. Девки во Владивостоке красивые. Тут входит какой-то хмырь, посмотрел на наши нарукавные шевроны «Зубр», спрашивает:

– Вы из московского «Зубра»?

– Да, – гордо так отвечаем.

– Там с вами ребята хотели поговорить.

– Вышли мы, как раз и перекурить надо. А они бейсбольными битами по башке. Кричат:

– Это вам за наших!

– Кругом крики, шум. И все их поддерживают, на нас смотрят, как на волков.

– Может, как на зубров?

– Кончай острить! Из другого кабака трое наших в реанимацию попали. Какой-то бандитский Владивосток.

– Ну, да. Мы-то на их площади хуже этих бандитов выглядели, – подумал, но ничего не сказал Алексей.

Прибыли в аэропорт. Мрачный Пиявка о чём-то говорил с местными милицейскими. По радио передавали новости:

– Вчера вечером бандитские группы в нескольких ресторанах Владивостока произвели нападения на сотрудников московского ОМОНа «Зубр». Тр и сотрудника находятся в реанимации. Ведётся розыск преступников. Прокуратура возбудила уголовное дело.

Слушавшие новости трое мужчин покосились на Горчакова:

– Мало им дали.

– Теперь ребята могут из-за этих уродов на срок подсесть.

– Кровавые зубрята.

Алексей отошёл. Шеврон на рукаве в виде «Зубра» жёг руку. Никогда ему за свою службу в ОМОНе не приходилось стыдиться за этот опознавательный знак.

По прилёту в Москву всем объявили по три дня отгулов. Горчаков сходил с женой в театр. Но какое-то беспокойство не давало покоя, что-то щемило сердце. Ночами он плохо спал, кричал во сне.

– Что это с тобой? – спросила жена.

– Да так, – неопределённо ответил Алексей.

После отгулов он пришёл на службу и написал рапорт на увольнение.

– Ты что, сдурел? – изумился кадровик.

К нему подошёл Игорь:

– Я бы тоже уволился, да дочка только что родилась, семью кормить надо, – как – то даже виновато объяснил он Горчакову.

– Не торопись, – пожал ему руку Алексей.

– А ты что, работу на примете имел?

– Не имел, но найду, была бы шея, хомут найдётся.

Серёга ходил в героях. То тут, то там рассказывал о действиях во Владивостоке и каким героем там он был сам. Подошёл и к Горчакову:

– Ты чего это как какой-то слабак из ОМОНа бежишь? А ведь в Чечне в героях ходил.

– Нечего ему объяснять, он же ничего не понял и не поймёт, – не стал ему объяснять Алексей.

– А Пиявку за успешную операцию представили к ордену, да и нас всех поощрили, читай на доске приказов.

Алексей подошёл к этой доске. Всему составу «владивостокской» группы объявлялась благодарность с приложением денежной премии.

– Награда за предательство народа, – усмехнулся Горчаков.

Домой он пришёл задумчивый.

– Ты чего это такой грустный и загадочный? – спросила за ужином жена.

– Рапорт написал на увольнение, ухожу из ОМОНа.

Ложка застыла в руках жены. На него уставились глазёнками дети. Внезапно обрадовалась тёща:

– Вот и хорошо. Теперь хоть воспитанием детишек будешь заниматься, а то при живом отце растут как сироты. Да и Ирочка почувствует, что муж есть. А работу найдёшь. С хомутами в нашей стране порядок.

Поддержка тёщи приободрила Алексея, но на душе было скверно. Сколько отдал ОМОНу, в каких переделках был, и вот теперь без него. Но в своём решении оставался твёрд:

– Теперь смогу смотреть людям в глаза.

Эту ночь он спал спокойно.