Читать книгу Телефон. Звонки из прошлого - Анатолий Терещенко - Страница 13

Из дневника Николая Петровича Горшенина:

«…Помню, на фронте, возле Великих Лук, мы пленили группу немецких солдат, отставших от основной колонны. Один из них лопотал немного по-русски. Имя его вылетело из головы. И вдруг мне через несколько лет приснился он, как живой, отвечавший на вопросы, задаваемые армейским чекистом. Вопросы выветрились, а вот ответы немца врезались тавром в мои извилины.

О русских он с неприкрытой ненавистью говорил: «Ничего, ничего, это временная ваша победа, но Германия вас все равно одолеет. Не сегодня, так завтра. Мы теперь понимаем, что с русскими нельзя миндальничать. Мало мы вас истребляли. Нужно было вас всех под нож. Ведь наш нож стоял у горла каждого россиянина. Исторически мы были несовместимы. Мы любим порядок и чистоту, а вы погрязли в бездорожной грязи, которая, как и мороз, помогает вам. Техника и вооружение у нас лучшие, солдаты и офицеры более обучены. Ваша РККА – сброд неучей из рабочих и крестьян».

Молчаливых вояк вермахта мы отправили по этапу в другой штаб, а этого расстреляли. Он оказался гестаповцем, непонятно каким образом затесавшийся в этот небольшой арьергард. Они были неисправимыми врагами Советской России…»

* * *

В конце января 1918 года, в разгар проходивших в Брест-Литовске мирных переговоров с немцами, Александр Блок пишет стихотворение «Скифы». В нем он выражает резкое несогласие с политикой Запада против новой России. Именно свое негодование политикой англосаксов он выразил в этом произведении. Это была жесткая отповедь оккупантам и агрессорам:

Поэт не выступает сторонником войны. Он готов приветствовать европейцев, как братьев. В последней строфе Блок призывает Европу опомниться и пойти на условия всеобщего мира, ведь этот призыв вполне может стать последним.

А жерла пушек Германия наставляла на Россию не раз. Наставила и в 1941 году. Что из этого получилось – знает весь мир.

Споткнулись мы немного летом сорок первого, а потом был для немцев потоп, бегство, отступление и позор поражения…

Прежде, чем говорить об оценке действий советского командования в первые месяцы войны и уровне сопротивления солдат и командиров РККА, следует ответить на вопрос, почему гитлеровцы так быстро подошли к Москве.

Наличие огромного количества грузового транспорта сделало возможным Германии создать организационную структуру. Она состояла из быстроходных танков, моторизованной пехоты, самоходной артиллерии, инженерных войск и частей связи. Такое состояние вермахта позволило не только осуществлять прорыв обороны противника, но и развивать его вглубь, отрываясь от основной массы своих войск на десятки километров. В этой тактике были плюсы и минусы. О плюсах сказано выше, а минусы лежали в плоскости отрыва тыла от действующей на передовой армии. А это уже стратегия. Да, танки становились стратегическим средством борьбы, организующие т. н. «кессельшлахт» – «котельные битвы» (операции по окружению – Авт.).

Пропорции использования всех родов войск в таких быстроходных операциях были немцами тщательно рассчитаны и проверены в боях Европы. Да, в результате таких боев в плен попадало немало наших военнослужащих. Гудериановским «клиньям» рукоплескал Берлин, но дотошные историки подсчитали, что количество пленных советских воинов не соответствует истине. Нам врали рупоры пропаганды Геббельса всю войну о наших потерях. Так, например, говорилось, что во время победы под Киевом взято в плен более 665 тысяч человек. А вот факт опровержения этого пасквиля. В составе всего Юго-Западного фронта (ЮЗФ) перед началом операции насчитывалось 677 085 человек. Бои длились не один день, и после сражений отошли на тыловые рубежи 150 541 человек. А сколько погибло в приграничных боях?! Наверное, не одна сотня тысяч. Главком группы армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок после киевского сражения заметил: «Киев – блестящий успех. Но русские как стояли передо мной неразбитыми, так и стояли, и я не знаю, удастся ли их разбить». Не удалось! Группу армий «Центр» потеснили наши воины под Москвой.

Слова, вынесенные в эпиграф, принадлежат обер-лейтенанту Эриху Менде из 8-й силезской пехотной дивизии, сказанные солдатам подразделения 22 июня 1941 года. А ведь они понимали мощь своего вермахта и те победы, которые они одержали в Европе.

Нет, не только гитлеровская Германия с нами воевала. Против Советской России Гитлер поднял подмятую им 350-миллионную Европу. Накануне непосредственного нападения Германии на Советский Союз, немецкие разведчики фиксировали в бинокли с цейсовской оптикой на противоположном берегу Буга мирную жизнь. Сейчас много наплодилось перелицовщиков истории. Все мы, граждане России, если хотим достойно жить дальше, а не так, как живем, обязаны защищать правду о героизме советского народа во время Великой Отечественной войны. Фальсификаторам нашей истории из пятой колонны, как правило, помогают государства Запада.

О войне с СССР Гитлер говорил: «Речь идет об истребительной войне… Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана». Начальник генерального штаба сухопутный войск генерал-полковник Гальдер вторил Гитлеру: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов».

Продолжу слова, сказанные Эрихом Менде:

«Мой командир был в два раза старше меня, и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году, когда он был в звании лейтенанта… Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдем свою смерть, как Наполеон. Менде, запомните этот час, он знаменует конец прежней Германии – Finis Germania!»

Солдаты Гитлера на водном рубеже у Буга созерцали на противоположном берегу реки портреты Ленина и Сталина, окаймленные гирляндами электрических лампочек, и красные флаги. Мирная жизнь противника успокаивала немцев и одновременно пугала.

Воспоминания радиста Вальтера Штоля: «21 июня каждый из нас получил по 60 патронов и приказ зарядить оружие.

Он вспоминал:

– Я видел, как 21 июня 1941 года через железнодорожный мост в Бресте в Германию проследовал товарный эшелон не то с зерном, не то с углем.

45-я пехотная дивизия входила в Варшаву. В Польше выпили бутылку французского шампанского за победу. А через несколько месяцев – в Париж, чтобы потом по приказу Гитлера наступать на Брест, а затем, после экскурсии по Москве, пройти парадным маршем по Красной площади под оркестр 133-го пехотного полка.

Командир 133 пехотного полка:

– Нам выпала историческая честь первыми выстрелить по противнику из 188-миллиметрового орудия в 3 часа 15 минут 22 июня. После этого начнется операция по разгрому России. Спусковой шнур орудия должен лежать наготове…»

И его немцы дернули…

Началась для России Великая Отечественная война, длиной в 1418 дней и ночей.

Английский военный историк Роберт Кершоу в книге «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных» на одной из страниц дает воспоминание солдата вермахта ефрейтора Эриха Шютковски из горно-пехотного полка:

«Нам было сказано, что все это (война против России – Авт.) кончится через каких-нибудь три недели. Другие были осторожнее в прогнозах, они считали, что через 2–3 месяца. Нашелся один, кто считал, что это продлится целый год, но мы его на смех подняли: «А сколько потребовалось, чтобы разделаться с поляками? А с Францией? Ты что, забыл?»

Но в большинстве своем офицерский корпус и некоторые трезвомыслящие генералы германской армии с уважением и всерьез воспринимали Красную армию. Они считали русского солдата выносливым, способным выполнять поставленную задачу даже в нечеловеческих условиях.

20 марта 1941 года фельдмаршал фон Клюге распорядился уделять на учениях больше внимания развитию у солдат выносливости. Он считал, что в России нечего рассчитывать даже на минимальный комфорт. И людям, и гужевому транспорту с учетом огромных территорий противника предстоит совершать продолжительные марши. Не исключал он применения Москвой химического и биологического оружия. Он считал русских «детьми природы», поэтому настаивал на качестве подготовки тактики ночного боя. А еще Клюге признавался, что русская армия лучше экипирована, чем немецкая.

Ошибались боши, крепко ошибались. Хотя первые победы на советской земле им внушали уверенность, что к осени Москва будет у них в кармане.

Но для 45-й пехотной дивизии вермахта битва за Брестскую крепость оказалась безрадостной: 21 офицер и 290 унтер-офицеров, не считая солдат, погибли в первый же день войны. А за первые сутки в России соединение потеряло почти столько солдат и офицеров, сколько за шесть недель французской кампании.

Начальник штаба командования люфтваффе генерал-майор Гофман фон Вальдау через 9 дней после начала войны (31 июня 1941 года) писал в своем дневнике:

«Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого… Ожесточенное сопротивление, его массовый характер не соответствует нашим первоначальным предположениям… Советские пилоты – фаталисты, они сражаются до конца без какой-нибудь надежды на победу и даже на выживание, ведомые либо собственным фанатизмом, либо страхом перед дожидающимися их на земле «комиссарами».

Стоит заметить, что в первый день войны с Советским Союзом люфтваффе потеряли до 300 самолетов. Никогда до этого ВВС Германии не несли таких больших потерь.

Итальянскому корреспонденту и писателю Курицио Мала-парте (настоящее имя Курт Эрих Зукерт – Авт.) один из танкистов группы армий «Центр» заявил: «Мы почти не брали пленных, потому что русские всегда дрались до последнего солдата. Они не сдавались. Их закалку с нашей не сравнить».

Немецкой прессе запретили публиковать карты России, на которых эта страна была представлена целиком. Геббельс объяснил это так:

– Огромные расстояния могут напугать общественность;

– Солдат не должен знать, как дерутся русские;

– Воину вермахта нужно только метко стрелять, а не рассуждать;

– За солдата думают командиры и фюрер…

Уже в начале 1942 года немецкие солдаты стали понимать, что обещанная Гитлером победа в войне вряд ли скоро придет. Военные контрразведчики в ходе допросов немецких военнопленных сигнализировали в Москву о психологическом состоянии солдат вермахта. Так, в спецсообщении от 29 января 1942 года «О моральном состоянии немецкой армии» начальник Особого отдела НКВД Западного фронта капитан ГБ 3 ранга А. М. Белянов докладывал своему руководителю комиссару ГБ 3 ранга В. С. Абакумову:

«…Военнопленный из полка «Великая Германия» Вожцель Эмиль показал, что «фюрер обещал нам кончить войну до наступления рождества, но я понимаю, что война окончится не скоро. Наши солдаты напрасно проливают кровь в России, так как войну, в конце концов, мы все же проиграем. Здесь, в России, мы все замерзнем».

…Переводчик одного немецкого штаба заявил нашему агенту «Клеопатра» в разговоре: «В конце концов, победа будет за русскими».

Один из немецких военнопленных показал: «За последние недели офицеры не отпускают солдат из части, так как боятся, что солдаты будут вести между собой антифашистские разговоры и выражать недовольство войной. Кроме того, за последнее время в немецкой армии участились случаи дезертирства и невозвращения в часть. Офицеры боятся русского влияния и предупреждают солдат о том, что среди русских много «шпионов».

Немецкие солдаты, подбирая листовки, сброшенные нашими самолетами с докладом тов. Сталина, посвященном 24-й годовщине Октябрьской революции, после беглого просмотра эти листовки прятали к себе в шинели.

Военнопленный Заловичек Альфонс по вопросу существования фашистского закона об увеличении народонаселения показал:

«Впервые об этом законе я узнал из советских листовок. После этого мы стали писать домой, и многие солдаты из нашей части получили письма от своих невест о том, что они забеременели. После этих фактов мы поверили советским листовкам. Я получил письмо от своей невесты Вайнек Ильзы, проживающей в селении Харугер Руды, о том, что она забеременела от одного солдата и теперь моей невестой быть не может».

«Русские солдаты – это не люди, – говорил шарфюрер Дитмар Фройц из дивизии СС «Тотенкопф». – Только русский может питаться хлебом, который на вкус как кирпич, посыпанный сеном, а потом воевать в том снежном и грязном аду. Я сосал свой сухарь, чтобы хоть как-то понять этих красных, стать ближе, но так и не понял. Мы прогрызаем себе путь через горящие кварталы, вокруг чад, грязь и копоть, слезятся глаза, ноги едва идут по месиву из грязи и снега. Я не спал уже несколько дней, спасают только таблетки первитина, которые я глотаю горстями. Я стал чертовски сильно привыкать к этой штуке – без волшебной таблетки Адольфа не выдержать такой темп.

Бой идет уже несколько суток – мы закрепились на двух улицах, заняли круговую оборону. На третьем этаже дома раздался взрыв, мы с Бауэром пошли проверить, что там случилось. Сжимая свой гевер (винтовка, карабин – Авт.) на взводе, я был готов стрелять на звук, но все уже было кончено – наверху мы обнаружили тело Зальцмана, пару перевернутых коек и обезображенную русскую санитарку. Она подорвала себя гранатой, а также раненых русских и Зальцмана. Судя по осколкам, торчащим из стен, у этой женщины была оборонительная или противотанковая граната. Через час не стало и Бауэра – винтовочный патрон прошил его спину. У многих из нас был нервный срыв, мы смеялись как безумцы».

Смех сквозь слезы и через страх. Они, наверное, не знали изречения Суворова, сказанное на военном совете в монастыре Св. Иосифа и записанное со слов Багратиона: «Мы – русские. С нами Бог!»

Вот так оккупантов встречала Россия, Многие солдаты вермахта понимали, что фюрер отправил их в эту огромную страну в качестве пушечного мяса. Офицеры зорко следили за моральным состоянием низших чинов. Не 14 дней, а 1418 дней и ночей они отдавали свои жизни и забирали жизни наших людей – воинов и мирных жителей, ради амбиций фюрера, доведшего Германию до поражения в войне и полного экономического опустошения. Они нас называли недочеловеками – варварами.

А ведь Блок в конце «Скифов» предупреждал и советовал:

Разве эти слова не звучат по-современному?! Они архиактуальны сегодня!