Читать книгу Остап Бендер и Воронцовский дворец - Анатолий Вилинович - Страница 7

В Симферополе компаньоны выехали к вокзалу, а затем поехали по Салгирной улице перерезающей город почти надвое. С нее свернули на Пушкинскую, где располагались самые солидные учреждения и изысканные торговые заведения.

Балаганов читал надписи на них вслух:

– Кондитерская Абрикосова, Гастрономический магазин братьев Шишман, – вдруг воскликнул: – Как в Одессе, кафе Фанкони!

– Их несколько на юге России, Шура, – пояснил Бендер.

Проехали городской театр и парадно-вычурное здание с сохранившейся, хотя и забеленной надписью: «Варьете Ша-Нуар» и витринно-рекламные фасады бывших кинотеатров: «Баян», «Лотос», "Ампир». У трамвайного поворота с бывшей Екатерининской на Пушкинскую, «майбах» остановился у двухэтажного каменного дома с вывеской над входом: «Дом обслуживания населения Крыма».

– Хотите сделать заказ, товарищи? – спросила женщина вошедших в контору Бендера и Балаганова. Она сидела за небольшим столиком с квитанциями и разными бумагами.

– Нет, уважаемая, нам нужен фотограф Мацков, к нему мы.

– А-а, так это по коридору салон направо, – углубилась она снова в свои записи.

– Так что будем снимать, товарищи? Какие заказы? Групповые индивидуальные, или портретные работы? – услышали компаньоны вопрос от фотографа средних лет, в тюбетейке.

– Нет-нет, товарищ. Нас интересует только фотограф Мацков М. С., – пояснил Бендер.

– А-а, Мацков… Такого я не знаю, у нас он и не числится. Может, директор наш знает, он давно здесь работает, а я только второй год. – Вашу квитанцию, гражданочка, сейчас посмотрим… – обратился он к уже вошедшей женщине-заказчице. – Так что, товарищи… Пройдите по коридору, там кабинет директора… – указал он рукой. – Он всё знает, давно работает… – повторял фотограф, перебирая фотокарточки, чтобы отыскать нужные по квитанции.

– Благодарю, товарищ, – пошел Остап в сопровождении своего друга и помощника по коридору.

Кабинет директора был без приемной и дверь его выходила прямо в коридор. На двери висела табличка: «Директор. Цмель Моисей Аронович». Бендер постучал и, не ожидая ответа, открыл дверь. В кабинете сидел пожилой человек в очках. На столе перед ним лежали счеты, костяшками которых он ловко щелкал, а затем подсчет заносил в конторскую книгу. Сдвинув очки на лоб, он посмотрел на вошедших, кивнул и молча указал посетителям на стулья у стола. А сам вновь защелкал счетами, ведя запись в книге. Бендер хотел было поприветствовать хозяина кабинета, как положено, но воздержался, видя как тот сосредоточено подсчитывает свою «сальдо-бульбу», как Остап называл эту счетоводческую операцию. И только когда директор подбил итог, записал в книгу, он произнес:

– Здравствуйте, товарищ директор.

– Здравствуйте… – промолвил и Балаганов.

– Здравствуйте, товарищи, чем могу послужить вам? – последовал ответ, снова сдвинул очки на лоб директор.

Это был человек удивительно схожий по своему виду с мариупольским Саввой Саввичем Мурмураки. Лысоват с остатками седых волос, кругленькой комплекции, но опрятно одет. Вид его был несколько интеллигентным. Лицо с правильными чертами, но усталое и даже несколько озабоченное, о чем говорили несколько выпуклые глаза под густыми бровями. И Бендер подумал: «Уж не этот ли сам Мацков Моисей Самуэльевич?», но тут же отбросил эту мысль, как не реальную. И он представился как уже было не раз, что он из газеты, а его товарищ из радиокомитета, а потом сказал:

– Нас интересует фотограф Мацков М. С., фотографические работы которого мы собираемся публиковать.

– И устроить радиопередачу, уважаемый товарищ директор, – вставил поспешно Балаганов, глядя почему-то не на директора, а на своего предводителя.

– Мацков, говорите? М. С.? Фотограф? Такого у нас нет, товарищи. Я не знал такого никогда. Может быть, Мацкин? Так это да. Моисей Семенович Мацкин… – повторил как-то вспоминательно хозяин кабинета. – Был такой, знал я его, да и многие его знали, очень известный был фотограф. Снимал всех знатных людей, дворцовых, я бы сказал, их владельцев. Портреты их делал. Но фотографировал он сам только дворян, товарищи. Других снимали его фотографы. Он был большим хозяином, у него было несколько фотосалонов по Крыму. И говорили, что фотомастерские были у него и в других краях, я вам скажу.

Компаньоны слушали директора, затаив дыхание, боясь пропустить хотя бы одно слово из его не совсем грамотных выражениях. Не перебивали руководителя конторы обслуживающей населения Крыма.

– Если вас интересует этот Мацкин, то да, был такой, – замолчал директор, сбросив косточки на одну сторону счет.

И видя, что хозяин уже высказался, Бендер заторопился с вопросом:

– А где он, где он живет? Дорогой товарищ?

– Где он сейчас живет? – опустил очки на переносицу директор и поверх них взглянул на Остапа. – Где живет, никому неизвестно. Революция, война, всё перемешала, я вам скажу, – вздохнул он.

– А жил где? – тут же задал вопрос Бендер.

– Жил? – удивленно посмотрел уже без очков, которые он успел снова поднять на лоб, переспросил хозяин кабинета. И обведя свой кабинет взором еще раз произнес:

– Жил? Вот здесь и жил, где вы сейчас и сидите, товарищ. Это весь его дом, здесь была его фотостудия, где сейчас работают наши фотографы, фотолаборатория, а на втором этаже, как мне известно, располагались его жилые комнаты. Очень богатый был человек, состоятельный, имел свой фаэтон, автомобиль, чтобы разъезжать по дворцам, когда его приглашали. Да-а… – протянул со вздохом глава обслуживания крымского населения. – Жил, ничего не скажешь, – прервался он.

– А где он? Где же он сейчас? – ворвался в паузу Бендер.

– Да, сейчас? – выпалил и Балаганов.

– Где? Как где? Где же он может быть? Как вам известно в Крыму было ой-оеё, что было, если вспомнить. То революция, то немцы, то французы-англичане, то Деникин, потом Врангель. И власть теперешняя сейчас, товарищи. Так где же он может быть, хочу я вас спросить. Конечно же, в загранице. Оставаться здесь, когда он верно знал, что всё это, – обвел рукой свой кабинет, – у него заберут. А его самого… – не договорив, недвусмысленно развел руками директор.

– Ясно, – упавшим голосом протянул Остап.

– Да, час от часу не светлее, – кивнул своему командору Балаганов и, наклонив голову, уставился на директора обслуживавшей конторы.

– Значит, ничего другого вы нам сообщить больше не можете?

– Что же я могу вам еще сообщить, товарищи. Я вам рассказал всё, что знал. Я в то время работал не у него, фотографией я и не занимался, обшивал людей, портным был, товарищи. А вот мой постоянный заказчик – так тот да. Служил у хозяина лаборантом…

– Лаборантом? – переспросил Балаганов. – Как это?

Бендер сунул ногу к своему помощнику и стукнул его по туфле.

– Как это? Лаборантом, который проявляет пластинки, закрепляет и делает уже фотографии. Вы что, молодой человек, не знаете разве?

– Да, это… Мы газетчики это хорошо знаем, – вставил Остап, хотя и он не совсем был знатоком всего фотографического процесса. – А радисты… радиокомитетчики могут этого и не знать.

– Да, понимаю, разве можно всё знать, – согласился директор.

– А где можно повидать нам вашего постоянного заказчика и поговорить с ним? – спросил, обнадеживая сам себя, что узнает еще что-то у этого лаборанта Бендер. – Как имя, отчество его?

– Зовут? Звали вы спрашиваете? Насколько я помню, господином Мильхом его звали, а вот отчество… – задумался директор. – Не помню его отчество, товарищи, – поджал губы он виновато.

– Ну, а как его найти? Как его найти? – задал вопрос Остап, который он уже не раз задавал в своем поиске.

– Вы меня спрашиваете как его найти? Если бы он был в живых, то, может быть, я бы вам и подсказал. Он был связан с подпольем, с красным подпольем, так врангелевцы его арестовали и расстреляли. Ему не повезло, как мне. Я удачно скрылся, ведь я тоже помогал подпольщикам, хотя не могу называться героем освобождения Крыма, по некоторым обстоятельствам.

– Так, так… Но мы, молодые, с уважением относимся к таким каким являетесь вы, уважаемый Моисей Аронович. Так говорите, его расстреляли?

Балаганов так и порывался задать свой вопрос, но после пинка ноги командора, молчал, как в рот воды набравший.

– К сожалению, товарищи. Расстреляли, несмотря на то, что брат его был мичманом у тех же врангелевцев. А сестра его служила во дворце «Кичкинэ», это возле Ялты, если вы знаете. Тоже важная особа была, как мне известно. У неё в любовниках ходил белый капитан. Она как-то приезжала с ним на автомобиле в Симферополь. А вот ее брату, как я уже говорил, не повезло, погиб, как поется в песне «за правое дело», – усмехнулся Цмель.

И Остап понял его усмешку как скепсис, хотя и относится к советской элите, находясь на должности директора. Но, очевидно, не в восторге от теперешнего «правого дела», и Бендер настоятельно спросил:

– И всё же, может, у родителей можно узнать что-нибудь? О их сыне? Если живы они, конечно, да и брат, сестра…

– Ну, адрес я вам назову, конечно, улицу… Там найдете, если надо… – открыл он стол и начал копаться в ящике его. Компаньоны терпеливо ждали, а он говорил: – Если так вам надо для вашей газеты и радио… Посмотрю в своих старых записях…

– Да-да, посмотрите, пожалуйста, Моисей Аронович, мы будем вам очень благодарны.

– Может и о вас несколько слов скажем… – промолвил Балаганов, глядя на Бендера с немым вопросом: «Правильно сказал я, командор?».

Остап кивнул, склонив голову, что, мол, одобряет эту вставку, несмотря на свой недавний запрет названному брату Васе выступать в их важном разговоре.

– Так вот… Своих заказчиков я записывал… Нашел, имя, отчество есть… Мильх Виктор Карлович, Гимназический переулок… номера дома нет. Проживал может с родителями, может и с женой… или еще с кем, как я могу знать. Я с ним не поддерживал отношения. И во время подпольной работы, а так… – покачал головой бывший портной.

– А сестра его, вы с ней не встречались? – задал вопрос Остап.

– Конечно, нет, как же я мог с ней встречаться, – снял очки Цмель и начал их старательно протирать фланелькой. – Встречаться… – повторил он свое, – когда врангелевцы и знать дворянская уплыли морем. И сестра Мильха с ними, наверное… С офицером жила она, как я говорил, что видел её разъезжающей в машине. Красивая была такая, молодая, нарядная, какой я её видел.

– И фамилия у неё, наверное, тоже Мильх?

– А вот имя её не знаю, – одел очки и посмотрел сквозь них на «газетчика». – А если замуж вышла, то и фамилия, может, у неё другая, товарищи.

– А сейчас у вас фотографы все новые?

– Конечно, где же наберешься старых на советскую зарплату, – усмехнулся Моисей Аронович. – Кто опытный и с деньгами свое дело пооткрывали, а кто нет… Пришлось разных приглашать, опытные не опытные, но работаем. Вот так, что могу вам сказать на все ваши вопросы, товарищи.

Поблагодарив Моисей Ароновича, компаньоны, обнадеженные узнанным, вышли уже на вечернюю Пушкинскую улицу.

Когда он и его помощник сели в машину, Остап сказал:

– Номер дома в Гимназическом переулке нам неизвестен, поэтому завтра снова в адресное бюро, камрады.

– В адресное бюро? Нашли Мацкова? Остап Ибрагимович? – спросил обрадовано Козлевич.

– Нет, Адам. Искали не ту фамилию, не Мацков, оказывается, а Мацкин, – и Остап поделился полученными сведениями со своим непревзойденным автомехаником. И закончив, распорядился: – Ночуем в знакомой нам гостинице…

– Но и поужинать надо, командор, – обернулся к нему Шура.

– И поужинаем, детушки. А завтра утром снова в бой.

После ужина и поселения в гостинице два компаньона вышли прогуляться по ночному Симферополю. Козлевич остался отдыхать в автомобиле. Бендер был задумчив и с Балагановым почти не разговаривал, рассуждая, как это было часто.

Походив мимо ярко освещенных витрин кинотеатров, магазинов, кафетерий и кондитерских, Остап и Балаганов вышли на Салгирную к базару. Там всё еще толкался народ, продавцы зазывали покупателей, устало расхваливая свой товар.

В эту ночь Бендер и Балаганов спали в одном номере, без женщин, которые напрашивались на знакомство, когда они прогуливались. Козлевич остался в автомобиле, сторожил его.

До открытия адресного бюро, сидя в машине, Остап говорил своим компаньонам:

– Конечно, визит к родителям фотолаборанта-под-польщика, если они даже и живы, ничего нам не даст. И за хозяина их сына они навряд ли нам что-либо сообщат, друзья-искатели. Но всё же попытаемся что-нибудь узнать. Поскольку их сын был исполнителем, обрабатывал заснятые материалы заведением Мацкина, то должен и знать что-то…

– Да, он, а не его родители, Остап Ибрагимович, – вздохнул Козлевич.

– Если бы жив был бы, этот фотолаборант, командор.

– Конечно он же и карточки для этого фотоальбома печатал, проявлял и закреплял, – говорил Бендер, как будто не слыша замечаний своих единомышленников.

– Нет человека в живых, а вы, командор, говорите…

– Да, резонно, Шура, резонно, – оторвался от своих размышлений Бендер. – Я и говорю, всё это туманно и неопределенно, но… – сделал паузу Бендер.

– Посетить этот адрес нам следует… – закончил за своего предводителя Козлевич.

– Нам надо после этого, камрады, посетить и дворец «Кичкинэ». Там, может быть, отыщется сестра фотолаборанта, которая гуляла с офицером белых.

– Надо, Остап Ибрагимович, надо, – согласился Козлевич. Балаганов молчал, чувствовалось, что он не доспал и сейчас подремывал, откинувшись на мягком сидении.

Бендер еще немного вслух поразмыслил и, взглянув на часы, вошел в адресное бюро, куда прошли уже служащие.

Та же самая сотрудница за окошком адресной конторы Бендеру сказала:

– И снова ищете друга, а года рождения не знаете, товарищ.

– Не знаю, – вздохнул Остап.

– Ну что же, посмотрим. Через тридцать минут получите справку.

– Очень вам благодарен, товарищ, – пошел Бендер к ожидающим его друзьям.

Через полчаса великий искатель снова был в адресном бюро и вышел оттуда с бумажкой в руке. Компаньонам, сидящим в автомобиле, он скучно сказал.

– Такой фамилии с именем и отчеством таким в адресной конторе не значится.

– А может быть, с другими именами и отчествами? – тут же спросил Балаганов.

– Послушайте, Шура, неужели вы думаете, что я не выписал бы с этой фамилией и других? С разными именами и отчествами? Не одного Мильха не оказалось, – сердито промолвил Остап, усаживаясь на свое командорское место.

– Да, дело осложняется, Остап Ибрагимович, – повернулся с переднего сидения боком Козлевич к своему директору. – Расстреляли беляки, так что же, нигде не числится такой? – покачал готовой он.

– И мне удивительно, – кивнул головой Остап. Вынул коробку «Дюбека» и закурил. Это обычно он делал редко и по двум причинам: когда ему надо было сосредоточиться над проблемой, и когда ему нужно было для беседы с нужным человеком.

– А может, тот директор сказал нам неправильную фамилию этого лаборанта? – обернулся лицом к Бендеру Балаганов.

– Может быть, может быть… Иди знай какая правильная фамилия этого лаборанта? Одна буква, Шура и Адам, уже путает карты. Уже адресники не могут найти. Скажем не Мильх, что по-немецки молоко, а Мельх, не Мильх, а Милях, Милян, Мулян, Мялян, вот вам и задача, друзья. Как и Мацков не Мацков, а Мацкин. Мы с ног сбились, ища Мацкова, а он Мацкин, – всё больше и больше выражал свое недовольстве Бендер. – Убедились?

– А может, Остап Ибрагимович, поехать нам по этому самому Гимназическому переулку да расспросить людей. Если не Мильха, так кто-то похожую на эту фамилию нам и подскажет, – пригладил усы Козлевич.

– Ну, Адам Казимирович, вы в последнее время всё подсказываете дельные предложения, – похвалил его Бендер. – Верно, попытаемся, камрады. Курс на этот самый школьный переулок.

Чтобы к нему проехать компаньоны по пути спрашивали только у пожилых людей, которые могли бы подсказать правильное направление, так как Гимназический переулок наверняка был уже переименован в какой-то угодный советам. Нашли они его всё же без особенных трудностей. А когда въехали в него, то без сложностей нашли и дом, где раньше проживали Мильхи. Этот дом они отыскали, когда разошлись по переулку и начали опрашивать тамошних жильцов. И первому кому повезло в этом поиске, был Балаганов. Что да, действительно в этом доме проживали люди под фамилией Мильхи, а сейчас там жили совершенно другие жильцы, поселенные туда городскими властями.

Хозева – мужчина средних лет, в прошлом буденновец и его жена, помоложе, в красной косынке, окруженная двумя детьми, подтверждали, что в этом доме жили Мильхи до них. А кто он, фотограф или фотолаборант, им не известно. Знают они только, что Карловича врангелевцы расстреляли, как подпольщика, хозяин погиб на войне, а хозяйка потеряв сына и мужа, несколько лет тому назад, как умерла.

– А была еще у него сестра, дочь хозяев, где она, не подскажете? – выслушав всё это спросил Бендер.

Хозяева стояли во дворе, напротив троих компаньонов, глазели на них, на их сверкающий лаком автомобиль, но в дом не приглашали. И на этот вопрос хозяйка ответила:

– Говорили, что проживала она, эта самая их дочка на Южном Берегу, а где не знаем.

– И брат того, кого вы ищете, вроде, моряк, тоже был у них. Но тот, говорили, у белых мичманом ходил. Где, что с ним, тоже сказать не могу, – курил хозяин папиросу, которой угостил его Бендер.

– Ну что ж… Нам остается только поблагодарить вас за сказанное нам. До свидания, товарищи, – пошел со двора Бендер в сопровождении своих единомышленников.

Получив сведения о фотолаборанте, Остап сидел в задумчивости, осознавая, что его поиск поставлен в тупик. Молчали и его компаньоны. Они уже отъехали от дома, где когда-то проживали Мильхи и настроение у них было совсем невеселое.

– Поехали, Адам, к базару, попьем бузы, – тихо проговорил Бендер. – Попьем и подумаем, что делать нам дальше.

Утолив жажду, хотели уже было садиться в машину, но Козлевич придвинулся к своему начальнику и тихо сказал:

– Если не ошибаюсь, Остап Ибрагимович, то посмотрите, по базару пробираются алупкинский экскурсовод Березовский, а за ним его женушка.

– Да ну? – и Остап устремился сквозь толпу к Березовским. И представ перед ними, приветствовал их:

– О, Петр Николаевич, дорогая Ксения Алексеевна, какими судьбами!

– О, рад видеть вас, Богдан Османович – распустил лицо в улыбке верный бывший служака дома Романовых.

– Я тоже рада вас видеть, Богдан Османович, – заулыбалась Березовская.

– Приехали на могилку нашего сынка, помянули, царствие ему небесное, да вот, попутно кое-какие покупки решили сделать, – пояснил Петр Николаевич. – И домой…

– Понятно, уважаемые, ясно, – продолжал умиленно смотреть на чету Березовских Бендер. – Если домой, то милости прошу в наш авто, когда сделаете покупки. Мы собираемся тоже ехать в Ялту. Так что, прошу вас.

– О, это просто сказочно будет, правда, Петр – воскликнула Ксения Алексеевна. – Так будем благодарны, так благодарны…

– Ну что вы, что вы, Ксения Алексеевна, по пути ведь… Как же не помочь нашим дорогим Березовским.

– Сейчас же, сейчас же, едем с вами, уважаемый Богдан Османович, мы всё уже купили, так что… – заверил Березовский.

– Не спешите, не спешите, будем ждать, покупайте еще всё, что вам надо.

Березовские заспешили купить еще что-то, а Бендер вернулся к машине и сказал:

– Окажем услугу нашим дворцовым друзьям, камрады. Прихватим их с собой.

– Да, конечно, Остап Ибрагимович, полезные люди, – ответил Козлевич.

– И могут оказаться еще более полезными, если уж так, – отметил Балаганов, кивая головой.

Вскоре «майбах» уже с пятью седоками покинул столицу Крыма и мчался по серпантине к Ялте. Говорили обо всем. Петр Николаевич, как отличный знаток Крыма был незаменимым гидом в пути. Указал компаньонам-искателям на памятник Льву Николаевичу Толстому, который в молодости воевал в Крымско-турецкую войну, место сражения русских войск с турками, где великий полководец Михаил Илларионович Кутузов потерял глаз. А когда проезжали место, где во время сильного землетрясения в 1927 году, произошел обвал горы и похоронил целое селение, Петр Николаевич поведав об этом, указал:

– А дальше, граждане-товарищи, гора «Джемерджи». И если вы присмотритесь к её вершине, то увидите отчетливый профиль царицы Екатерины Второй…

И три единомышленника уставились на вершину горы, так как дорога шла спуском и Козлевич остановил автомобиль, чтобы не совершить аварию.

– Ой, правда, правда, Петр Николаевич – воскликнул Балаганов, привстав с сидения и приложив ладонь ко лбу полочкой.

– Верно, братцы, голова и схожая с дамой не иначе, – отметил Козлевич.

– Похожа, похожа, ничего не возразишь… – согласился и Бендер. – Неужели природа так?

Когда поехали, Березовский продолжил:

– Любопытная история этого творения, друзья. Нет, это не природное творение, а высекал в камне один купец, как гласит легенда. Он поднимался к вершине и отесывал камень не протяжении многих месяцев и даже лет, готовя сюрприз царице, которая должна посетить Крым. И как видите, его творение и по сей день стоит профилем к дороге, а анфасом к морю. Видите, мы уже видим море у Алушты.

Многое еще рассказывал интересного компаньонам Березовский. И о самой Алуште, и о горе «Медведь», и о Гурзуфе, и о месте, где останавливался A. C. Пушкин, когда гостил у Раевских и о многом другом. И когда проезжали Никитский Ботанический сад, он, увидев, как какой-то фотограф у дороги снимет группу туристов вдруг сказал:

– А вы знаете, Богдан Османович, тем чем интересовались вы, интересовались и супруги из Севастополя. Анна Кузьминична, бывшая горничная загородного дома Воронцова в Симферополе и её заграничный супружец, греческий негоциант.

– Он такой же греческий негоциант, как я китаянка, – вставила Ксения Алексеевна.

Остап рассмеялся и спросил:

– Это почему же у вас к нему такое неверие, Ксения Алексеевна? – Да потому, как я понимаю, он типичный негоциант не греческий, а скорее всего еврейский.

После того, как смех в машине затих, Бендер спросил:

– Так чем же они интересовались, господа дворца служивые?

– Да тем же дворцовым фотографом Мацковым, как и вы. Расспрашивали, где его найти, где проживает, проживал. И не осталось ли по какой-нибудь случайности его знаменитого фотоальбома.

– А еще он сказал, – перебила супруга Ксения Алексеевна, что никак не соответствовало бывшей выпускнице из института благородных девиц, и это было объяснимо, так как за годы правления гегемона пролетариата культура её поведения неузнаваемо изменилась. Петр Николаевич укоризненно посмотрел на неё и хотел продолжить, но она опередила его словами: – Да, сказал, что если мы встретим когда-либо этого фотографа, Мацкова, как он его называл, то мы должны спросить у него за сколько он продаст свой фотоальбом с известными лицами и что он заплатит очень щедро за этот самый фотоальбом.

– И что за таинственный этот альбом – хлопнул себя по колену рукой Бендер.

Но в это время Петр Николаевич вновь стал гидом и до Ялты успел кратко рассказать компаньонам о Никитском ботаническом саде и о Массандре, о её многолетних винных хранилищах князя Голицына.

А когда «майбах» въехал в Ялту, то Бендер распорядился;

– Адам, поезжайте, в Алупку, доставим наших уважаемый друзей к их дому.

Березовские были несказано благодарны за такую услугу и Петр Николаевич по пути вновь поведал интересное о царском дворце Ливадия, Ореанде, Золотом пляже, дворцах Юсупова и Дельбер. Не забыл он упомянуть и о дворце «Кичкинэ». И когда он упомянул о нем, то Бендер тут же спросил:

– Петр Николаевич, а нет ли у вас знакомых людей, которые служили в свое время в этом самом «Кичкинэ»?

К только Березовский собрался было ответить, как Ксения Алексеевна тут же опередила его:

– Как нет, разумеется, имеются, Алиса Евгеньевна Абанина, бывшая гувернантка детей владельцев дворца. Управляющий…

– Нет, Ксения, как мне известно, Апостолов Александр Михайлович уже покинул Крым, – поправил супругу Петр Николаевич.

– Ах, да, его фамилия Апостолов…

– Его долго притесняли власти допросами и разными подозрениями, вот он и решил уехать, – вздохнул Березовский.

– Ну еще наш знакомый, тоже гувернёр, а сейчас завхозом там служит, Владлен Яковлевич… – добавила Ксения Алексеевна.

– Сейчас там санаторий, граждане-товарищи, так что Владлену Яковлевичу Денисову и удалось пристроиться, как и мне экскурсоводом, – усмехнулся Березовский.

– Многим так пришлось, – подтвердила Ксения Алексеевна.

– А служанку Мильх, вы знали?

– Мильх? – посмотрела на супруга Ксения Алексеевна?

– Не приходилось знать, – ответил Петр Николаевич.

– Да и я не слышала такую фамилию, – подтвердила Березовская.

– Она имела какое-нибудь отношение к Елизавете Андреевне? – немного помолчав, спросил Петр Николаевич.

– Нет-нет, к ней интерес по другой причине. Графиня Воронцова-Дашкова это была великая графиня своего времени, как надо полагать, – промолвил Бендер.

– Это верно, – вздохнул Березовский. – Вся её родословная тесно связана с многочисленной аристократической родней: Долгоруковых, Шуваловых, Шереметьевых, Демидовых, Мусиных-Пушкиных…

– Пушкиных? – спросил Бендер.

– Да, но чтобы вам было более понятно и ясно, сделаю экскурс в историю, её биографии…

– Но коль уж речь зашла об этом, Петр, следует сказать и о графе Воронцове-Дашкове, супруге Елизаветы Андреевны, судари. Илларионе Ивановиче, – вставила Ксения Алексеевна.

– Воронцов-Дашков Илларион Иванович 1837 года рождения, получил хорошее образование в Санкт-Петербурге, затем учился в Московском университете. А в 1839 году перевелся на Кавказ. Служил адъютантом кавказского наместника князя Барятинского. Получил орден святой Анны четвертой степени с надписью: «За храбрость» и золотую саблю с такой же надписью. Затем отправляется в Туркестан и в тридцать лет назначается командиром лейб-гвардейского гусарского его величества полка. В Питер возвращается светским генералом, георгиевским кавалером.

В 1867 г. Илларион Иванович женится на Елизавете Андреевне, Лиле, как её ласково называли в роду Шуваловых. Она была внучкой первого кавказского наместника князя Михаила Семеновича Воронцова, приходившегося Иллариону Ивановичу троюродным дядей.

– Вот так вновь соединились две ветви Воронцовых, – улыбнулась Бендеру Ксения Алексеевна.

– Вы говорили о Пушкиных? – заметил Бендер.

– То, что вы имеете в виду, это другое, уважаемый Богдан Османович. Имелся родственный род Мусиных-Пушкиных. Но коль возник таков вопрос, то скажу. Существует пушкиноведческая гипотеза, что мать Елизаветы Андреевны Софья Михайловна Воронцова является дочерью Пушкина, которой предположительно и было посвящено стихотворение поэта: «Прощай, о милое дитя, я не скажу тебе причины…».

– Но это гипотеза, судари, предположение, – взглянула на Остапа Ксения Алексеевна.

– Но вернемся к Воронцову-Дашкову, граждане-товарищи, – продолжил Березовский. – Живя в своем тамбовском имении – Ново-Томниково, он был склонен находить причины революционного наростания. В 1881 году 1 марта убит Александр I. Связанным давней дружбой с наследником, Воронцов-Дашков принимает охрану безопасности Александра III. Ведет тайные переговоры с «Народной волей» прекратить террористические акты.

В 1881-82 годах Илларион Иванович занимает пост министра императорского двора и уделов, главного управляющего конезаводом, канцлера Капитула российского и императорских орденов. Благотворителен, что не всегда нравится Александру III. Но дружба сохраняется. Возглавлял Российское общество Красного Креста…

– Которое в двадцатом Советы упразднили, – вставила Березовская.

– Но в двадцать третьем, насколько я помню эти же Советы создали Союз обществ Красного Креста и Красного Полумесяца, – уточнил Петр Николаевич.

– Только бы не по старому назвать… – усмехнулась его супруга.

– Ну что же, судари, несколько слов в заключение моего рассказа о графе Воронцове-Дашкове, – помолчав немного, промолвил Березовским. – В 1905-году он назначается наместником на Кавказе, где служит до 1915 года. Как известно в это время там бурлит революционное движение. Он старается исправить ошибки прежней администрации. Но в 78 лет Воронцову-Дашкову уже не под силу такая деятельность и в августе 1915 года он уходит в отставку. Получает орден святого Андрея Первозванного и орден Георгия 3-й степени… Вот каков супруг был у нашей графини Елизаветы Андреевны…

– Очень интересно, очень, уважаемый Петр Николаевич, только еще вопрос. Он жил после Кавказа в Воронцовском дворце?

– Разумеется. И 15 января 1916 года Воронцов-Дашков скончался тут же, в Алупке, – кивнул он в сторону дворца так как «майбах» уже въезжал в городок.

Доставив Березовских в Апупку, компаньоны вернулись в свою штаб-квартиру в Ялте. После ужина, расхаживая взад-вперед по веранде, Бендер говорил:

– Вот видите, детушки-компаньоны, Канцельсон не дремлет. Побывал не только у Софьи Павловна, но и у Фатьмы Садыковны, а теперь нам стало известно, что был он также и у Березовских. И не ошибусь, если скажу, что греческий негоциант побывал бы с тем же делом и у Екатерины Владимировны с его муженьком, не иначе, как офицериком в прошлом, если бы они были бы сейчас в Ялте. И везде вопрос у него: «как найти фотографа Мацкова?» И не так самого фотографа, как приобрести таинственный и загадочный фотоальбом Мацкова. Вывод один: искать надо не только Мацкова, а лучше сам фотоальбом…

– Эге-ге, – пустил смешок. Балаганов. – Как же его? Живого человека не можем найти, а как же найти этот самый фотоальбом?

– Да, Остап Ибрагимович, это сложная задача, – пригладил усы Козлевич. – 0 кладе мы знаем, что он где-то во дворце. А фотоальбом? Ясно, что в нем кроется разгадка места, где сокрыты ценности уважаемой графини Вороницовой-Дашковой. Если даже старший помощник капитана «Тринакрии» ищет его разными путями, – высказывался он.

– Всё это так, Адам Казимирович, командор, но разве его отыщешь? – с явным скепсисом проговорил Балаганов. – Об этом можно только догадываться.

Остап молчал, слушая высказывания своих ком-паньонов-помощников, но услышав последние слова рыжеволосого названного брата, чуть было не взорвался в негодовании:

– Догадываться, Догадываться, – взглянул на него Остап. – Так или иначе, но нам надо найти этот фотоальбом, камрады – рубанул рукой воздух Бендер. И голосом не терпящим возражений, решительно заявил: – Но чтобы его найти, попробуем отыскать сестру и брата Мильха Виктора Карловича. Но где их искать? Сестру во дворце… а вот мичмана Мильха… – погасив раздражение, задумался Бендер.

Козлевич и Балаганов молча смотрели на своего руководителя и ждали, что тот скажет дальше, какие наметит их дальнейшие действия, что предложит, и он предложил:

– Завтра едем в «Кичкинэ».