Читать книгу Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель - Страница 6

Большой мемориальный зал в Музее Холокоста в Вашингтоне был набит битком. В помещении, похожем на храм, собрались представители примерно сорока стран мира. Через узкие окна в стенах был виден освещенный Монумент Вашингтона. В зале царила полная тишина, пока гости подносили цветы к вечному огню в прямоугольной плите из черного мрамора. Внутри плиты, напоминающей гроб, хранится земля из тридцати восьми немецких концлагерей.

В зале собрались послы и представители разных государств, музейные работники, ученые и сотрудники аукционных домов. Они приехали, чтобы вместе изучить обстоятельства величайшего ограбления XX века. Памятный вечер 30 ноября 1998 года стал началом трехдневной Вашингтонской конференции по материальным активам времен Холокоста. Спустя более чем полвека после окончания Второй мировой войны участники выяснят подробности нацистских хищений – во всяком случае, так на это надеялись многие. На рубеже веков обстоятельства трагедии XX столетия должны быть наконец изучены и подшиты в дело. Пора наконец разобраться в одном из самых запутанных преступлений нацизма: хищении предметов искусства.

Слово взял Стюарт Эйзенстат, заместитель госсекретаря в аппарате Клинтона и один из устроителей конференции:

Быть может, это последний полноценный шанс для мирового сообщества собраться вместе и дописать наконец неоконченную заключительную главу этой величайшей трагедии нашего – да и не только нашего – века.

Для многих слушателей это было дело личного характера – например, для Уэсли Фишера, сотрудника Музея Холокоста, который организовывал конференцию совместно с Госдепартаментом США. Как заместитель директора конференции Фишер отвечал за ведение переговоров. Хотя Фишер рос в США, он с детства участвовал в борьбе с нацизмом. Отец Уэсли, раввин и адвокат Митчел Фишер, был главным юристом Межконфессиональной антинацистской лиги (Non-Sectarian Anti-Nazi League) – американской организации, начавшей бойкот немецких товаров после прихода Гитлера к власти в 1933 году.

«Когда я рос, мы смотрели на все, что было на столе, и спрашивали себя, немецкое это или нет», – рассказывает мне Уэсли Фишер почти через пятнадцать лет после конференции.

Сегодня Фишер руководит научными проектами Комиссии по еврейским материальным искам к Германии (Conference on Jewish Material Claims Against Germany, или просто Конференция по искам (Claims Confe-rence)) – организации, которая с 1950-х годов занимается распределением и выплатой компенсаций жертвам Холокоста. На Бродвее, в двух шагах от Таймс-сквер, находится головная контора организации, где около двухсот сотрудников занимаются выплатами пенсий жертвам Холокоста в более чем сорока странах. С момента основания в 1951 году Конференция по искам ведет переговоры о компенсациях с Германией и Австрией, а также с предприятиями, банками и другими организациями, наживавшимися на Холокосте. С 1951 года в результате переговоров с Конференцией по искам Германия выплатила пострадавшим около 70 миллиардов долларов. В течение последних десяти лет организация все больше занимается вопросами реституции похищенных предметов искусства – за это направление как раз и отвечает Уэсли Фишер.

Сам он занялся этим вопросом в 1970-е и 1980-е, когда участвовал в программе академического обмена между двумя супердержавами холодной войны. Профессор-славист Колумбийского университета, Фишер добрался в Москве до закрытых архивов, конфискованных Красной армией в Германии после войны. Эти архивы содержали новые факты о Третьем рейхе и Холокосте.

Среди организаций, которым пригодились эти архивные материалы, был будущий Музей Холокоста в Вашингтоне. Создать такой музей предложил в конце 1970-х президент Джимми Картер в связи с новой волной научного интереса к нацистской расовой политике, геноциду евреев, цыган и людей с различными душевными заболеваниями. Интерес объяснялся несколькими причинами. В частности, новое поколение хотело знать, что пережили их родители во время войны. Заметную роль сыграло телевидение. В 1978 году канал NBC показал сериал «Холокост» с Мерил Стрип и Джеймсом Вудсом в главных ролях, который повествовал о страданиях еврейской семьи в нацистской Германии. В ФРГ этот фильм посмотрели 15 миллионов зрителей.

«Сериал имел большой резонанс, – говорит Уэсли Фишер. – Все больше людей стали обращаться к прошлому, возрос интерес и к научным исследованиям, люди хотели копнуть глубже, узнать больше о Холокосте, о котором тогда говорили не так широко, как сейчас. Надо понимать и с уважением относиться к желанию выживших забыть, ведь эти люди не только испытали травму – многие из них чувствовали глубокий стыд. Они просто хотели отгородиться и начать жизнь заново. Многим удалось подняться на ноги и на пустом месте построить новую жизнь. Молодые люди потеряли годы, которые могли бы потратить на учебу. У них не было ни времени, ни возможности копаться в прошлом».

Но только после распада Советского Союза ученые занялись этой проблемой всерьез.

«Огромное значение имели падение Берлинской стены и конец холодной войны. В бывшем Советском Союзе открылись архивы, было обнаружено множество новых материалов. Некоторые отрицатели Холокоста ранее утверждали, что газовых камер вообще не существовало», – рассказывает Фишер.

В апреле 1993 года открылся вашингтонский Музей Холокоста. На открытии торжественную речь произнес Билл Клинтон, который за два месяца до этого принял присягу и стал сорок вторым президентом США. Администрация Клинтона придавала большое значение изучению Холокоста. Одной из задач музея было исследование новых материалов в связи с открытием архивов, и Уэсли Фишера пригласили на должность руководителя научных проектов. Среди множества тем, ставших актуальными после распада Советского Союза, был поднят и вопрос о возвращении частной собственности. «После падения Союза, – рассказывает Фишер, – в Восточной Европе прошла реприватизация, и тогда мы задались вопросом, что же будет со всей недвижимостью и имуществом, которые до войны принадлежали евреям и еврейским общинам. Исследователи узнавали о новых экономических аспектах Холокоста. В результате ряда договоренностей, в том числе с Германией, еще в 1960-е годы некоторым из выживших удалось получить индивидуальные компенсации за утраченное имущество, но о полном возмещении речи не шло. Теперь же стало очевидно, что к преступлениям нацистов была причастна не только Германия».

1995 год был годом примирения, после окончания войны прошло пятьдесят лет, и эта годовщина отмечалась во всем мире.

Событием, вызвавшим цепную реакцию, стала речь президента Швейцарии Каспара Филлигера, произнесенная в годовщину нацистской капитуляции 7 мая 1995 года. Филлигер просил прощения за то, как Швейцария обошлась с евреями во время Второй мировой войны: «Действительно ли мы сделали все, что могли, для преследуемых и для тех, кто был лишен своих прав?» Он говорил о строгом визовом режиме в годы войны, который помешал многим евреям найти убежище в Швейцарии.

Филлигеру представится еще одна возможность попросить прощения. Через месяц после этой его речи The Wall Street Journal напечатала статью о том, как трудно получить доступ к банковским счетам в Швейцарии родственникам их владельцев, убитых нацистами. С приходом Гитлера к власти многие еврейские семьи, опасаясь конфискации, перевели свои сбережения в швейцарские банки. С 1933 по 1945 год в Швейцарии было открыто приблизительно 60000 таких счетов.

Однако банки не собирались нарушать банковскую тайну и открывать свои хранилища. Ведь в основе успеха швейцарского банковского сектора лежит именно принцип банковской тайны, какие бы темные махинации эта тайна ни покрывала. Но на этот раз тайна была уж слишком темной. Было похоже на то, что швейцарские банки не прочь присвоить себе средства жертв Холокоста.

Сначала банки сообщили всего о нескольких счетах и признали, что сравнительно небольшие суммы – десятки миллионов долларов – действительно были размещены в Швейцарии. Всемирный еврейский конгресс указал на недостаточность этих сведений и призвал американских политиков вмешаться в спор. Нью-йоркский сенатор-республиканец Аль Д’Амато провел в Конгрессе ряд резонансных допросов по этому делу. Вскоре к расследованию подключились Билл и Хиллари Клинтон и поручили Стюарту Эйзенстату изучить вопрос с банками. Политическое давление на Швейцарию росло. Как рассказывает Эйзенстат, «всё новые вопросы, возникавшие по мере расследования, в результате привели к большому скандалу. То, как швейцарские банки на них отвечали, вызывало у людей все новые подозрения: что еще они скрывают?»

За банковским скандалом последовал скандал со страховыми компаниями. Жизнь сотен тысяч жертв Холокоста была застрахована у европейских страховщиков. В большинстве случаев страховые премии так никогда и не были выплачены. Также был поднят вопрос о рабском труде: сотни тысяч узников концлагерей работали на немецких фабриках или предприятиях, которые существуют и по сей день, – например, на заводах промышленных концернов Krupp или Siemens.

Но вместе с делом о банковских счетах в первую очередь всплыла другая трагическая история: нацистское золото. Всемирный еврейский конгресс стал искать в американских архивах информацию, которая могла быть использована против швейцарских банков. Оказалось, что в Национальном архиве США хранится более двух тонн документов по этой теме; приблизительно с 15000 документов лишь недавно был снят гриф «Совершенно секретно».

Документы касались забытой на тот момент американской программы Safehaven, «Надежное убежище», посвященной поиску немецких активов, вывезенных из Германии до и во время войны. Документы, в общем, так и пролежали нетронутыми в Национальном архиве пятьдесят лет – никто к ним не прикасался, а может, даже и не догадывался об их существовании. Это была настоящая золотая жила для исследователей, так как программа Safehaven прицельно изучала отношения между Швейцарией и нацистской Германией.

Вместе с сенатором Д’Амато Всемирный еврейский конгресс начал публиковать ранее засекреченные документы, раскрывавшие тайны швейцарских хранилищ. Оказалось, что швейцарские банки, юристы и дельцы тесно сотрудничали с нацистской Германией и активно прятали и охраняли нацистские активы. Исследователи обнаружили даже швейцарские счета, на которые Гитлер перечислял роялти от продаж своей книги «Майн кампф».

Кроме того, выяснилось, что с 1938 по 1945 год нацисты перевели на швейцарские счета средства в общей сложности на шесть миллиардов долларов в ценах того времени (в середине 1990-х эта сумма составляла 60 мил-лиардов). Значительная часть средств была вывезена в виде золота, украденного у евреев. Это запятнанное кровью золото оказалось в надежных подвалах швейцарских банков.

В конце концов банки были вынуждены слегка уступить, и для изучения их роли во время войны была созвана международная ученая комиссия. В октябре 1996 года выжившие жертвы Холокоста через нью-йоркский суд потребовали у крупнейших швейцарских банков выплаты компенсации в размере 20 миллиардов долларов. Одновременно Стюарт Эйзенстат опубликовал отчет, в котором Швейцария фигурировала как «банкир нацистской Германии».

После швейцарского банковского скандала многие страны поняли, что пора уже покончить с тайнами. Они открыли свои архивы и назначили специальные исследовательские комиссии. Состоялось несколько международных конференций, посвященных экономической стороне Холокоста, например Лондонская конференция по нацистскому золоту 1997 года, участники которой пытались разобраться, сколько золота было украдено, что с ним стало и как следует поступить с тем, что найдено. В конференции участвовала сорок одна страна, в том числе в скандал оказался втянут и Ватикан, так как банк Ватикана тоже был обвинен в хранении нацистского золота.

Во время войны нацисты разворовывали золотые запасы оккупированных стран, грабили и отдельных граждан, в основном евреев. После войны США, Франция и Великобритания учредили Трехстороннюю комиссию по золоту, которая перераспределила 337 тонн краденого золота, обнаруженного в Германии, между десятком европейских стран. Комиссия, однако, решила не возвращать золото отдельным гражданам, поскольку это представлялось невозможным с практической точки зрения.

Во время Лондонской конференции 1997 года был создан Фонд помощи жертвам нацизма, который выплачивал денежные компенсации людям, пережившим Холокост.

В 1998 году Стюарт Эйзенстат опубликовал второй отчет, в котором исследовались отношения между нацистской Германией и нейтральными странами, такими как Аргентина, Испания, Португалия, Турция и Швеция. Отчет описывал обширную торговую сеть и рассказывал о том, как именно активы переводились в «нейтральные» страны.

После банковских счетов, страховок и золота оставался еще один вопрос, настолько сложный, что многие, по мнению Уэсли Фишера, даже боялись о нем заговаривать:

После Лондонской конференции 1997 года министерство иностранных дел США решило провести конференцию, посвященную проблемам имущества в целом. Тогда-то и родилась идея Вашингтонской конференции. Однако когда люди собрались, вопросы с золотом, страховками и банковскими счетами уже понемногу стали проясняться. Оставалась по большому счету одна тема, не изученная и не затронутая ни одним международным соглашением. Я говорю об искусстве. Проблема с произведениями искусства всплыла на поверхность в последнюю очередь – потому что это был самый сложный вопрос.

* * *

Летом 1945 года американское подразделение MFAA («Памятники, изобразительное искусство и архивы») приступило к практически необъятной работе – расследованию величайшего в истории хищения произведений искусства. Для штаб-квартиры выбрали Мюнхен, политический центр нацистского движения, – выбор вполне символический, хотя и сделанный из практических соображений. В Мюнхен начали стекаться предметы искусства со всех уголков Германии. В качестве хранилища думали сначала использовать Дом немецкого искусства, однако было решено, что его залы недостаточно вместительны. Вместо этого музей превратили в столовую и клуб для офицеров генерала Паттона. В залах, предназначенных для гитлеровского расового искусства, звучали теперь дегенеративные звуки джаза.

В Доме фюрера и соседних зданиях начались работы. Надо было подготовить помещения к приему самых драгоценных шедевров мирового искусства. Поврежденные при бомбардировках здания следовало не только восстановить и защитить от сырости, но и обеспечить им надлежащую безопасность. Сначала Мюнхенский центральный пункт сбора (Central Collecting Point) – таково было его официальное название – следовало разминировать и освободить от неразорвавшихся бомб (одна из них взорвалась в здании в июле 1945-го).

Времени было в обрез. На Ялтинской конференции в начале февраля 1945 года президент США Франклин Д. Рузвельт, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и председатель Совнаркома СССР Иосиф Сталин решили судьбу послевоенной Европы. Германия будет поделена победителями на четыре оккупационные зоны.

В MFAA понимали, что Альтаусзее и несколько сотен других хранилищ находятся на территории, отошедшей по ялтинским договоренностям к СССР.

Войска не остановились у границ, определенных до окончания войны, и в результате американская армия на целом ряде направлений оказалась глубоко внутри советской зоны. Это грозило конфликтом, и Сталин потребовал, чтобы британские и американские войска покинули эти области самое позднее 1 июля. Тревожные новости с оккупированных советскими войсками территорий заставили американцев действовать быстро и начать немедленную эвакуацию произведений искусства в американскую зону. В качестве репараций Красная армия уже вовсю изымала немецкие ценности. По пути в Берлин трофейные бригады Сталина нашли огромное количество нацистских хранилищ. В самой же столице и окрестностях они добрались до настоящих сокровищ – берлинских музейных коллекций. Первые трофейные поезда из Берлина в Москву начали уходить еще до капитуляции Германии. В большом дворце за городом нашли собрания Национальной галереи. В шахтах и бункерах в пригородах Дрездена были обнаружены городские музейные собрания, эвакуированные до трагической бомбардировки города в том же 1945-м, превратившей город великой культуры в обугленный зловонный скелет.

Большую часть добычи переправили в Москву, в Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина. Остальное развеялось по ветру – было разграблено советскими солдатами и местными жителями, наткнувшимися на никем не охраняемые тайники с шедеврами. Ходили слухи, будто на черном рынке можно обменять гравюру Альбрехта Дюрера на пару ботинок.

В Альтаусзее офицеры MFAA, солдаты и шахтеры трудились дни и ночи напролет, чтобы успеть освободить шахту. Немцы свозили сюда сокровища более года, вывезти все надо было за несколько недель. Британские войска тоже начали эвакуацию предметов искусства в пункты сбора в британской оккупационной зоне. В июле тысячи работ были перевезены в Мюнхенский центральный пункт сбора, и скоро стало понятно, что просторных помещений Фюрербау и соседних зданий недостаточно. В Южной Германии были созданы дополнительные сборные пункты. Западные союзники начали разыскивать и допрашивать арт-дилеров, кураторов и других лиц, причастных к судьбе шедевров. В результате прояснились не только масштабы хищений, но и фанатичный замысел, стоявший за этими грабежами. Это было не обычное мародерство военного времени. Все было спланировано, организовано и санкционировано на высшем политическом уровне.

По понятным причинам в 1945 году это преступление оказалось в тени других, куда более жестоких нацистских деяний. По сравнению с фотографиями из освобожденных концлагерей хищения произведений искусства казались невинным мелким воровством.

Летом 1945-го судьба найденных работ все еще оставалась нерешенной. Французы хотели возместить утерянные или пострадавшие во время войны французские шедевры произведениями соответствующего уровня из немецких собраний. Многие, в том числе офицеры MFAA, надеялись, что будет образована международная комиссия и державы-победители примут совместное решение.

Этого не произошло. Советский Союз уже вывез свою добычу в Москву. А на Потсдамской конференции в середине июля отношения между недавними союзниками затрещали по швам. Военные не собирались канителиться с произведениями искусства в разоренной и голодной Германии, где миллионы людей остались без крова. Эту проблему надо было решить как можно скорее. Большинство понимало, однако, что процесс реституции растянется на годы, а то и десятилетия.

Один из генералов Паттона, Люсиус Клэй, который вскоре будет назначен главой администрации американской зоны, в общих чертах классифицировал порядок реституции. Клэй разделил искусство на три категории. В первую категорию (А) попадали украденные произведения искусства – произведения, прямо похищенные нацистами в оккупированных странах либо из публичных собраний, либо у частных владельцев (например, посредством так называемой «ариизации» еврейского имущества). В следующую категорию (B) входили произведения частных владельцев, за которые те получили от нацистов хоть какую-то компенсацию. Во многих случаях имел место шантаж: агенты Геринга или Гитлера делали владельцам коммерческие предложения, от которых мало кто смел отказаться. И в последнюю категорию (С) попадали работы, судя по всему, принадлежавшие немецкому народу, – в основном это были музейные коллекции, найденные в различных хранилищах. Произведения категорий А и В следовало как можно скорее вернуть в те страны, где они были украдены или приобретены. Переложить ответственность на другие страны было самым простым решением, которое, однако, имело серьезные последствия. Далеко не всем произведениям, оказавшимся в Мюнхенском центральном пункте сбора, удастся вернуться к своим законным владельцам или их наследникам.

Неблагодарная работа офицеров MFAA по спасению, транспортировке, сортировке и реставрации поврежденных работ усложнялась тем, что американское командование хотело разделаться с этой проблемой как можно скорее. Эйзенхауэр лично распорядился, чтобы максимальное количество произведений было переправлено в заинтересованные страны максимально крупными партиями. Американцы любой ценой стремились избежать запутанных разбирательств по вопросам собственности, которые неизбежны при полноценной реституции. Такие произведения, как алтарь Девы Марии, Гентский алтарь и «Мадонна Брюгге» Микеланджело, трудностей не вызывали, так как все знали, откуда взялись эти работы и где им следует находиться. Но это были исключения – куда хуже дело обстояло с несметным числом работ, которые нацисты «скупили» в оккупированных странах – главным образом во Франции и Нидерландах. Владельцев многих произведений найти пока не удалось (и некоторые так никогда и не будут найдены). Это была настоящая детективная история, в которой американская армия совершенно не желала разбираться. Пусть этим занимаются страны, в которых это искусство было похищено. В результате реституционные процессы проходили очень по-разному – в зависимости от того, какая страна и какое ведомство в этой стране за них отвечали.

Поздней осенью 1945 года работы начали вывозить из Мюнхенского и других пунктов сбора (в Марбурге, Висбадене и Оффенбахе), чтобы хоть как-то проредить скопившееся там огромное количество культурных ценностей.

Из замка Нойшванштайн, где нашли тысячи произведений искусства, награбленных нацистами во Франции, в Париж ушло несколько набитых до отказа поездов. Почти одновременно с тем, как предметы искусства прибывали в пункт назначения – в Париж, Гаагу, Вену, Амстердам и другие города, начинался процесс реституции. Откликнулись тысячи людей со всего мира, так или иначе лишившиеся своей собственности. Многие были разочарованы. Даже найдя свои утраченные работы, владельцы столкнулись с новыми трудностями – как доказать, что они действительно принадлежат им? Многим европейцам пришлось бежать от нацистского режима буквально с пустыми руками, не взяв с собой ничего. Вернувшись домой, они обнаруживали в лучшем случае, что дом разграблен, в худшем – что его вообще больше нет.

Далеко не все украденные вещи были найдены в Альтаусзее и других тайниках. В эти хранилища нацисты свезли только то, что считали самым ценным. Десятки тысяч произведений, заклейменных как дегенеративные, были проданы на антикварных рынках, обменены на работы старых мастеров или попросту уничтожены. Тысячи работ исчезли в частных коллекциях либо тайком были вывезены за границу. Парижский галерист еврейского происхождения Поль Розенберг вскоре обнаружил, что четыреста картин, похищенных у него нацистами, рассеяны по всей Европе. Многие были контрабандой вывезены в Швейцарию, где теперь выставлялись в ведущих галереях. Этот случай не единственный. Для целого ряда еврейских арт-дилеров и коллекционеров, ограбленных нацистами, началась долгая борьба за возвращение своего имущества.

Западные союзники ввели ряд запретительных мер, пытаясь ограничить свободное хождение похищенных произведений на рынке. Отныне запрещался экспорт произведений искусства из Германии, а обо всех торговых сделках на сумму свыше тысячи рейхсмарок следовало сообщать властям. Кроме того, были составлены черные списки дилеров, сотрудничавших с нацистами. Но в результате рынок искусства – как и многие другие рынки в Германии осени 1945-го – просто ушел в подполье. Кто-то решил повременить с продажей, пока не снимут ограничения – что и произошло в 1949 году.

Чуть дольше просуществовал закон, предписывающий всем немецким гражданам докладывать об имуществе, приобретенном или полученном ими за границей во время войны. А оккупационные войска получили право конфисковывать предметы искусства, которые в эпоху нацизма незаконно поменяли владельцев. Это была большая «серая» зона. В результате экономической политики Третьего рейха во время войны рынок искусства процветал. Чтобы скупать произведения искусства, нацисты залезали в государственную казну оккупированных стран. С немецкими дельцами заключались выгодные контракты, рейсхмарка ценилась выше местных валют. На волне покупательской истерии искусство, антиквариат и предметы роскоши непрерывным потоком текли в Третий рейх из Парижа, Амстердама и других городов.

После войны во Франции, Нидерландах и Австрии ввели законы, которые позволяли признать подобные сделки недействительными, но масштаб трагедии был настолько велик, что законы эти оказались практически бессильны. Они часто встречали жесткое сопротивление, особенно в Германии, где многие пытались свалить ответственность либо на погибших, либо на осужденных нацистов. В 1950-е большая часть дел была закрыта по истечении срока давности. Еврейские семьи, лишившиеся предприятий, жилищ, собственности, после войны будут вынуждены вести долгую и часто безнадежную борьбу за свое имущество.

В апреле 1946 года еще более 5000 предметов искусства вывезли из Мюнхенского центрального пункта сбора. Эйзенхауэр пытался ускорить процесс реституции, но он все больше напоминал бег на месте.

Работу планировали закончить в сентябре 1946-го, но вскоре стало очевидно, что это нереально. Центральный пункт сбора просто не справлялся с поступлениями. Постоянно обнаруживались новые хранилища, многие из них еще даже не начинали обследовать. Всего было зарегистрировано 23000 «объектов». На деле же это значило гораздо больше, так как один «объект» мог оказаться целой библиотекой – несколько библиотек числилось и в Мюнхенском пункте сбора, – а некоторые библиотеки насчитывали миллионы книг. Десятки тысяч произведений так и оставались в сборных пунктах, потому что никто не знал, откуда они попали в Германию. В довершение всего офицеров MFAA отправили домой, а подразделение распустили.

Работа осложнялась еще и значительными политическими изменениями – на Европу, как туча, надвигалась холодная война. В 1947 году Сталин усилил контроль над Восточной Европой, а внешняя политика США была направлена на то, чтобы воспрепятствовать распространению коммунизма. Стал очевиден раскол между Востоком и Западом.

Работу в Мюнхенском центральном пункте сбора следовало закончить как можно скорее. В августе 1948 года генерал Клэй установил новый дедлайн, приказав очистить хранилища до конца года. Одновременно была проведена инвентаризация. Всего западные союзники обнаружили 1500 нацистских хранилищ, складов и бункеров и приблизительно 10,7 миллиона отдельных предметов искусства общей стоимостью примерно в пять миллиардов тогдашних долларов.

Но и на этот раз работу закончить не удалось – просто потому, что это было невозможно. Несмотря на недовольство генералов, сортировка и эвакуация продолжалась до начала 1950-х. Инвентаризация в декабре 1950 года показала, что 340846 «объектов», то есть миллионы отдельных произведений искусства, антикварных изделий, книг, рукописей и других предметов, были возвращены. Но миллионы единиц все еще оставались в хранилищах Мюнхена.

Непонятно было, как поступить с «бесхозным» имуществом, принадлежавшим главным образом членам еврейских семей и общин, погибшим во время Холокоста. Отчасти это были предметы религиозного культа, которые нацисты украли для своих «исследований». Сотни тысяч свитков Торы, подсвечники и ткани были переданы в международную Корпорацию по восстановлению еврейской культуры (Jewish Cultural Recon-struction, Inc.), которая переправила эти вещи в еврейские общины США и Израиля.

В 1951 году американцы решили, что с них хватит, и прикрыли проект. К тому моменту прошло уже два года, как на территории Западной Германии был отменен оккупационный режим. Про войну никто вспоминать не хотел. В хранилищах все еще оставалось более миллиона произведений. Их передали в распоряжение новообразованной ФРГ, где еще лет десять будет продолжаться работа, начатая союзниками.

Если учесть обстоятельства того времени, то все, что было проделано в Центральном пункте сбора, заслуживало только восхищения, но в то же время оставалось много нерешенных проблем и вопросов. Хищения носили настолько масштабный характер, что восстановить все было просто невозможно.

Основная часть работы по реституции была закончена в 1950-е, истекали сроки давности, и рынок переполнился произведениями искусства с мутным провенансом. Мало кто задавался вопросом, откуда они взялись. Арт-дилеры, которые вместе с нацистами участвовали в мародерстве, как ни в чем не бывало вновь открывали свои галереи. Многие предметы искусства, возвращенные в разные европейские страны, так никогда и не попали к законным владельцам, а вместо этого оказались в государственных собраниях. Ужас преступления померк, и о нем позабыли.

* * *

О нацистских хищениях снова заговорили только в 1980-х годах. В декабре 1984 года в журнале ArtNews появилась статья «Постыдное наследие: нацистские хищения произведений искусств в Австрии» (A Legacy of Shame: Nazi Art Loot in Austria), где рассказывалось о предметах искусства и других культурных ценностях, после войны отправленных из Мюнхенского центрального пункта сбора в Вену и присвоенных австрийским государством. Оказалось, что власти особо и не пытались разыскать владельцев или их наследников. Вместо этого в 1955 году «бесхозные» произведения искусства попали в австрийские музеи. Далее в статье говорилось, что только спустя десять лет, после долгих переговоров, более 8000 произведений вернули еврейской общине в Вене. Исходя из того, что владельцы произведений погибли, работы в 1996 году были проданы на аукционе, а вырученные средства переданы выжившим жертвам Холокоста. Этот случай – и собственно сам аукцион – широко освещался в СМИ и привлек внимание общественности к хищениям нацистов. Проблема также освещалась в нескольких книгах, вышедших в 1990-е, в том числе в работе 1995 года американки Линн Николас «Изнасилование Европы»[11].

«Я занялась этой темой в начале 1980-х, когда работала в вашингтонской Национальной галерее, – рассказывает Линн, когда мы сидим у нее дома в Джорджтауне в Вашингтоне. – Музейный мир тесен, и мне довелось познакомиться со многими из Monuments Men – теми, кто служил в MFAA и спасал культурные ценности во время войны. В 1980-е эти люди в основном занимались научной или преподавательской деятельностью. Одновременно в те годы возрос научный интерес к Холокосту, и новое поколение исследователей занялось изучением нацизма на более серьезном уровне. Эти исследования открыли много нового. Меня интересовало, что происходило с искусством. Тогда об этом мало что знали, к тому же мне повезло: архивы, вывезенные США, находились в Вашингтоне. Почти десять лет я читала эти документы. Нацисты дотошно вели свою бухгалтерию: сохранились чеки, счета, договоры».

Другая книга, всколыхнувшая общественность, – это «Потерянный музей» Эктора Фелициано[12]. Во Франции, где книга была впервые опубликована в 1997 году, она вызвала горячую полемику, так как автор утверждал, что украденные нацистами произведения искусства украшают стены главных музеев страны.

Не только во Франции, но и во многих других странах стало известно, что ведомства и комиссии, которым были доверены работы из Мюнхенского центрального пункта сбора, в результате не справились со своей задачей. В Нидерландах 4000 предметов искусства – из них 1600 картин, украденных у евреев во время войны, – так и не были возвращены владельцам, а некоторые попали в музеи. Выяснилось, что после отправки из Мюнхена их дальнейшую судьбу никто не отслеживал.

* * *

Участники Вашингтонской конференции 1998 года должны были решить, как быть с имуществом, расхищенным или утраченным в годы Холокоста. Причем не только с произведениями искусства, но и с материальным имуществом вообще. Тем не менее обсуждалось в основном искусство. До сих пор эта тема казалась столь запутанной, что за нее просто боялись браться. Но в 1998-м, на волне всеобщего энтузиазма, когда заговорили о нацистском золоте, страховках и банковских счетах, ничто не казалось невозможным. На пороге нового тысячелетия администрация Клинтона поставила перед собой честолюбивую задачу разобраться с некоторыми нерешенными конфликтами ХХ века. Так, Клинтон активно пытался урегулировать палестино-израильский конфликт, результатом чего стал саммит в Кэмп-Дэвиде в 2000 году.

Участники Вашингтонской конференции тоже не были лишены политического идеализма последних лет миллениума – они пообещали больше, чем смогли выполнить.

Почти никто не сомневался, что проблема хищения произведений искусства нуждается в международном урегулировании. За пятьдесят лет утерянные работы по нескольку раз меняли владельцев. Украденные нацистами шедевры хранились во многих художественных собраниях мира, в том числе в США.

В отличие от нацистского золота, банковских счетов и страховок, с искусством были сопряжены специфические политические, моральные и экономические вопросы, которые сильно усложняли дело. Обычное экономическое соглашение, как в остальных случаях, не решило бы проблему хищений, и в этом заключалась главная проблема. Речь шла об уникальных произведениях, и ущерб не мог быть возмещен так же просто, как в случае с золотом. Для многих семей с этими произведениями были связаны семейная история и воспоминания, которые не возместишь материально. Иногда это были портреты членов семьи. Поэтому предстояло пойти трудным путем, начав отдельный процесс реституции для каждого отдельно взятого произведения.

Другая сложность заключалась в увеличении стоимости некоторых работ. Например, одна и та же картина Пикассо в 1938 году оценивалась совершенно иначе, чем в 1998-м.

Учитывая все эти обстоятельства, участники Вашингтонской конференции попытались выработать основную концепцию нового процесса реституции, в результате чего была принята резолюция – так называемые Вашингтонские принципы, подписанные представителями сорока четырех стран. Резолюция состояла из одиннадцати пунктов. Страны-участники должны были открыть свои архивы для ученых, обследовать музейные собрания на предмет украденных предметов искусства и, главное, принять «справедливые и обоснованные» решения по работам, подлежащим реституции. Принципы эти, однако, налагали скорее моральные обязательства, нежели юридические. Отчасти это было проявлением духа времени, отчасти объяснялось тем, что далеко не всех участников устроил бы договор, связывающий их юридически.

Несмотря на необязательный характер резолюции – а по мнению многих критиков, даже ее неполноценность, – договор поначалу был встречен очень оптимистично и были предприняты реальные попытки запустить процесс реституции. Даже Россия обещала вернуть украденные нацистами произведения, вывезенные трофейными бригадами в СССР. Швеция, которую представлял статс-секретарь Пер Нюдер, также признала резолюцию.

В заключительной речи Стюарт Эйзенстат сказал, что «потрясен» достигнутыми результатами:

Отношение мира искусства к конфискованным нацистами произведениям никогда уже не будет прежним. Это великое достижение эхом прокатится по нашим музеям, галереям и аукционным домам, оно останется глубоко в сердцах людей, которые наконец смогут вернуть себе то, что по праву принадлежит им.