Читать книгу Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений - Анджела Стент - Страница 17

Самый тяжелый кризис в американо-российских отношениях разгорелся в конце президентства Клинтона в результате кровавого распада Югославии. Крах этого социалистического государства открыл некоторые возможности для американо-российского сотрудничества в Боснии, но поставил их по разные стороны баррикад в ситуации вокруг Косова. Когда республики, входившие в состав Югославии, объявили о своей независимости, авторитарный лидер Сербии Слободан Милошевич поддержал боснийских сербов в развернутой ими войне против населявших Боснию мусульман, в том числе и кровавую резню 1995 года в Сребренице, где были убиты восемь тысяч мусульманских мужчин и мальчиков. Силы ООН были неспособны положить конец этническим чисткам, проводившимся сербами против боснийских мусульман. Возглавляемая США интервенция войск НАТО в 1995 году в конечном счете прекратила конфликт, что было закреплено Дейтонскими соглашениями, подписанными в конце того же года. В 1999 году НАТО снова вмешалось в балканскую политику, на сей раз чтобы прекратить кровопролитие в Косове, области Сербии, где большинство населения составляли мусульмане, желавшие получить независимость от Белграда. В период войн в Боснии и Косове ярко проявилась внутренняя противоречивость позиции России, ее неуверенность в вопросе о том, хочет ли она быть партнером Запада или играть особую роль в балканских конфликтах, несомненно, подрывавшую усилия НАТО по установлению мира в регионе.

На всем протяжении 1990-х годов российские политические деятели и военные часто вспоминали ее исторический союз с сербами, основанный на общей православной вере и традиционных культурных связях. Ельцин поддерживал действия ООН и НАТО на Балканах с крайней неохотой и постоянно напоминал Клинтону, что лично ему, Ельцину, и его администрации поддержка направленных против Милошевича действий дорого обойдется внутри страны. И даже более умеренные прозападно настроенные российские политики с крайней осторожностью относились к борьбе с Милошевичем, опасаясь, что это придаст смелости антиельцинским силам.

Клинтона и самого тревожило, что если США будут слишком сильно опираться на Россию в борьбе с сербами, Ельцин потеряет поддержку россиян в деле реформ{106}.

А поскольку военная кампания против боснийских сербов по времени совпала с началом дискуссий на тему расширения НАТО, а затем НАТО начало систематические бомбардировки Сербии, этот вопрос стал особенно болезненным.

Ричард Холбрук, архитектор Дейтонских соглашений, писал, что «больше всего Россия желает вернуть себе ощущение, хотя бы и символическое, что она еще кое-что значит в мире. В основе наших стараний включить Россию в переговорный процесс по Боснии лежало глубокое убеждение, что категорически необходимо отыскать для России надлежащее место в системе европейской безопасности, что-то подобное той роли, какой она не играла со времен 1914 года»{107}.

Контраст между действиями Москвы в период боснийской и косовской войн отражает, насколько серьезно изменилась внутриполитическая ситуация в России к концу президентства Ельцина. В обоих случаях НАТО прикладывало все усилия, чтобы заручиться поддержкой России в ведении войны. В обоих случаях военные действия были обращены против сербов и на поддержку притесняемых мусульман. В обоих случаях повестку определяли члены НАТО, в особенности США, а России оставалось лишь реагировать на нее. Тем не менее во время боснийской войны сотрудничество шло намного лучше, возможно потому, что, хотя здоровье Ельцина ухудшилось, его сторонники – в частности, министр иностранных дел Андрей Козырев, – искренне желали и дальше придерживаться этого пути, высоко оценивая сотрудничество с США. Но даже при этом Козырев, выслушав объяснения, почему Россия должна поддержать боевые действия против Сербии, заявил Тэлботту: «И без того плохо, что ваши люди сообщают нам, что вы все равно сделаете по-своему, нравится нам это или нет. Так хотя бы не бередите наши раны рассказами, что подчиняться вашим порядкам – якобы в наших интересах»{108}. США включили Россию в состав Контактной группы по Югославии, которая была основана в 1994 году и регулярно собиралась для выработки стратегии действий в отношении Милошевича. Как позже вспоминал Холбрук, «мы понимали, что, несмотря на некоторые попытки ставить палки в колеса, с Москвой будет проще иметь дело, если отвести ей такое же место, как ЕС и США»{109}. Еще до начала переговоров в Дейтоне США и их союзники обсуждали с Россией беспрецедентный план – что когда война кончится, российские войска будут служить под командованием США в составе Сил по выполнению соглашения (IFOR) в Боснии, раз уж русские отказываются служить под командованием НАТО. Несмотря на первоначальные возражения со стороны России, IFOR, по отзывам участников, действовали вполне успешно, и российские офицеры с готовностью сотрудничали со своими американскими коллегами. С точки зрения американо-российских отношений Босния стала успехом, который был завоеван тяжелым трудом, и в конечном счете Россия помогла решить проблему, а не усугубляла ее.

Во второй половине 1990-х годов начался процесс расширения НАТО, российскую экономику постиг тяжелый кризис, в кресле министра иностранных дел Козырева сменил более националистически настроенный Евгений Примаков, а положение ельцинского правительства делалось все более шатким, вследствие чего Ельцин через каждые несколько месяцев менял премьер-министра. На и без того нездорового Ельцина все сильнее оказывали давление, требуя противостоять американцам. В своих мемуарах Ельцин высказывает предположение, что Клинтон, чтобы отвлечь внимание от политических баталий внутри страны, в марте 1999 года одобрил бомбардировки Белграда как способ остановить кровопролитие в Косове. «Сегодня – Югославия, завтра – Россия!» – предостерегали оппоненты Ельцина. «Не очевидно ли, – вопрошал Ельцин, – что каждая ракета, выпущенная по Югославии, это косвенный удар по России?»{110}

Игорь Иванов, в 1998 году сменивший Примакова на посту министра иностранных дел, утверждал, что была возможность урегулировать ситуацию в Косове политическим путем. Проблема упиралась в право проживающих в православной Сербии косоваров-мусульман объявить себя независимыми от Сербии и основать собственное государство. «Югославия не представляла угрозы региональной стабильности, – утверждал Иванов, – а истинным мотивом США было утвердить свою волю при помощи НАТО и в обход ООН. Именно тогда Соединенные Штаты заложили основы однополярного мира». Эта «сделка Мадлен», как ее окрестил Иванов в честь госсекретаря США Мадлен Олбрайт, пагубно повлияла на внутреннюю ситуацию в России{111}.

Разногласия по поводу войны в Косове стали низшей точкой в отношениях США и России со времен крушения СССР. В марте 1999 года Примаков направлялся в Вашингтон, но получив сообщение, что НАТО приступило к бомбардировкам Сербии, на полпути приказал развернуть самолет и вернулся в Москву. Пока продолжались бомбардировки, перед посольством США в Москве происходили самые массовые после холодной войны антиамериканские демонстрации. Российские либералы предупреждали, что действия НАТО еще больше сужают перспективы реформ и подливают масла в огонь национализма и реакции. И хотя Виктор Черномырдин вместе с президентом Финляндии Мартти Ахтисаари договаривался о прекращении огня в Косове, было ясно, что российская военная верхушка едва мирится со сдерживающими ее инициативу гражданскими начальниками.

В самом конце войны Россия и США уже вплотную подошли к возможности физического столкновения. В 1999 году российские войска совершили стремительный марш-бросок в столицу Косова Приштину и взяли международный аэропорт «Слатина» раньше, чем туда подошли силы НАТО. Десантники пытались установить контроль над регионом, и это было прямым нарушением условий перемирия{112}. Верховный командующий силами НАТО в Европе генерал Уэсли Кларк был готов отдать приказ силой захватить территорию аэропорта, которую занимали российские военные, однако британский генерал Майкл Джексон, командующий группировкой наземных сил НАТО на Балканах, заявил, что не намерен «начинать третью мировую войну», и кризисная ситуация разрядилась. Российские солдаты, совершившие «марш-бросок» на Приштину, явно продемонстрировали неподчинение как политическому руководству страны, так и своим непосредственным начальникам. Однако Борис Ельцин совсем иначе трактует этот эпизод. Утверждая, что это он решил отдать российскому миротворческому контингенту приказ войти в Косово раньше, чем это сделает натовская группировка, он вспоминает: «Этот последний жест послужил знаком нашей моральной победы перед лицом колоссальной военной силы НАТО, перед всей Европой, да и всем миром»{113}.

Действия России во время войны в Косове обнажили всю глубину ее обиды на НАТО и США и упорное желание ставить им палки в колеса, а также полное равнодушие Москвы к судьбе мусульман, подвергшихся этническим чисткам в Сербии. СПС мало чем мог помочь в разрешении кризиса, и Россия разорвала отношения с НАТО после того, как начались бомбардировки сербов. Но главное, что России, судя по всему, было куда важнее противостоять инициативам НАТО, чем помогать в разрешении крупного гуманитарного кризиса в Европе. Хотя администрация Клинтона очень старалась сотрудничать с Россией, чтобы урегулировать косовскую проблему, Москва не желала принимать в этом никакого участия.