Читать книгу Следы на песке - Андреа Камиллери - Страница 3

Галлуццо положил на письменный стол комиссара большой пакет с веревкой и второй, поменьше, с окурками.

– Ты говоришь, там две марки?

– Да, комиссар, «Мальборо» и «Филип Моррис» с двойным фильтром.

Самые обычные. Он-то думал: вдруг редкая марка, которую в Вигате курят максимум человек пять.

– Забери, – сказал он Фацио. – И сохрани. Вдруг пригодится.

– Будем надеяться, – не слишком уверенно ответил Фацио.

Вдруг дверь кабинета распахнулась, словно от взрыва бомбы, с силой шарахнув о стену. В коридоре на полу растянулся Катарелла с двумя конвертами в руке.

– Я тут вам почту подносил, – сказал Катарелла, – да вот спотыкнулся.

Трое в кабинете, оправившись от испуга, переглянулись и поняли друг друга без слов: вариантов только два. Можно либо устроить Катарелле выволочку, либо сделать вид, что ничего не было. Не сговариваясь, они выбрали второе.

– Простите, что повторяюсь, но, по-моему, будет нелегко найти владельца, – сказал Фацио.

– Надо было хотя бы сфотографировать, – сказал Галлуццо.

– Разве лошадей не регистрируют, как автомобили? – спросил Монтальбано.

– Не знаю, – ответил Фацио. – Мы ведь не знаем даже, что это была за лошадь.

– В каком смысле?

– В том смысле, что не знаем, была ли эта лошадь упряжной, племенной, верховой, скаковой…

– Лошади мечутся, – подал голос Катарелла. Поскольку комиссар не предложил ему войти, он так и стоял на пороге с конвертами в руке.

Монтальбано, Фацио и Галлуццо, опешив, уставились на него.

– Что ты сказал? – спросил Монтальбано.

– Я?! Ничего я не говорил, – ответил Катарелла, испугавшись, что зря открыл рот.

– Ты же только что сказал! Что делают лошади?

– Я сказал, они мечутся, синьор комиссар.

– Где мечутся?

Катарелла растерялся.

– Где они там мечутся, когда мечутся, я вот и не знаю, синьор комиссар.

– Ладно, оставь уже почту и иди к себе.

Перепуганный Катарелла положил конверты на стол и вышел, опустив глаза.

В дверях на него чуть не налетел вбегавший в кабинет Мими Ауджелло:

– Простите за опоздание, мне пришлось заниматься малышом, он…

– Извинения приняты.

– А это что? – спросил Мими, увидев на столе веревку и окурки.

– Забили железными прутами лошадь, – сказал Монтальбано. И рассказал ему всю историю.

– Ты разбираешься в лошадях? – спросил в конце комиссар.

Мими рассмеялся:

– Да мне от одного их взгляда дурно делается!

– Есть во всем участке кто-нибудь, кто понимает в лошадях?

– По-моему, никого, – сказал Фацио.

– Тогда отложим это дело. Чем кончилась история с Пепе Риццо?

Это было дело, которым занимался Мими. Подозревали, что Пепе Риццо снабжает товаром всех «вукумпра»[1] провинции и может достать любую подделку – от «Ролексов» до поло с крокодилом, CD и DVD.

Мими нашел склад и получил у прокурора ордер на обыск.

Услышав вопрос комиссара, Ауджелло рассмеялся:

– Там была целая гора барахла, Сальво! Лейблы, ярлыки, метки – не отличить от оригинала! Сердце кровью обливалось…

– Замри! – велел ему комиссар.

Все ошарашенно уставились на него.

– Катарелла!

Крик был таким громким, что Фацио выронил из рук пакеты с вещдоками.

Катарелла мигом примчался, опять поскользнулся перед открытой дверью, но успел ухватиться за косяк.

– Катарелла, слушай сюда.

– Слушаю, синьор комиссар!

– Когда ты сказал, что лошади мечутся, ты имел в виду, что их метят?

– Именно так, точнехонько, синьор комиссар.

Вот почему негодяям было так важно забрать труп!

– Спасибо, можешь идти. Вы поняли?

– Нет, – сказал Ауджелло.

– Катарелла хотел сказать, что лошадям выжигают клеймо с инициалами владельца или конюшни. Наш конь, видимо, лежал на том боку, где было клеймо, потому-то я его и не увидел. Вернее, мне и в голову не пришло искать клеймо.

Фацио призадумался:

– Надо полагать, мигранты…

– …тут ни при чем, – закончил фразу Монтальбано. – Сегодня утром, когда вы уехали, я в этом убедился. Следы тачки не шли в сторону лачуг – через пятьдесят метров они повернули к шоссе. Где их наверняка ждал фургон.

– Я так понимаю, – вмешался Мими, – они лишили нас единственной зацепки.

– Так что выяснить имя владельца будет непросто, – заключил Фацио.

– Разве только случай поможет, – сказал Ауджелло.

Монтальбано замечал, что некоторое время назад Фацио утратил веру в себя и дела стали представляться ему неподъемно сложными. Похоже, и его настигла старость.

Однако они здорово ошиблись, решив, что узнать имя владельца будет непросто.

Комиссар обедал у Энцо, не удостаивая подаваемые блюда должным вниманием. Из головы не шла картинка простертого на песке изувеченного животного. И вдруг в голове возник вопрос, удививший его самого: «Конина – какова она на вкус? Никогда не пробовал. Говорят, сладковатая».

Съел он мало, а потому отказался от послеобеденной прогулки по молу. Вернулся в кабинет, где ждали бумаги на подпись.

В четыре часа зазвонил телефон.

– Синьор комиссар, к вам там одна синьора, вроде как задарма.

– Она что, не назвала себя?

– Назвала, синьор комиссар, Задарма, я вот сейчас только вам назвал.

– Ее так и зовут – Задарма?

– Точно так, синьор комиссар.

Задарма, ну и ну.

– Сказала, что ей нужно?

– Никак нет.

– Проводи ее к Фацио или Ауджелло.

– Нету их, синьор комиссар.

– Ладно, пусть заходит.

– Меня зовут Эстерман, Ракеле Эстерман, – представилась сорокалетняя высокая блондинка в жакете и джинсах. Распущенные волосы, длинные ноги, голубые глаза, крепкое мускулистое тело. В общем, в точности такая, какой можно себе представить валькирию.

– Садитесь, синьора.

Она села, закинув ногу на ногу. Странное дело, ее скрещенные ноги будто стали выглядеть еще длиннее.

– Слушаю вас.

– Я пришла заявить об исчезновении лошади.

Монтальбано подпрыгнул на стуле, но замаскировал это резкое движение, притворившись, что раскашлялся.

– Вижу, вы курите, – сказала Ракеле, указав на пепельницу и пачку сигарет на столе.

– Да, но, думаю, кашель…

– Я не про кашель, тем более что он притворный, но раз вы курите, значит, я тоже могу закурить. – И достала пачку из кармана.

– Вообще-то…

– …здесь запрещено? Вы же не будете поднимать шум из-за одной сигареты? Потом проветрим.

Она встала, прикрыла дверь, снова села, взяла сигарету и наклонилась к комиссару, чтобы прикурить.

– Слушаю вас, – сказала она, выпуская дым через нос.

– Но простите, ведь это вы пришли, чтобы сказать…

– Ну да. Но когда вы так неловко отреагировали на мои слова, я поняла, что вы уже в курсе. Это так?

Пожалуй, эта глазастая заметит, как дрожат волоски в носу у собеседника. С такой стоит играть в открытую.

– Да, это так. Но давайте по порядку.

– Давайте.

– Вы живете здесь?

– Я в Монтелузе уже три дня, гощу у подруги.

– Если вы живете, пусть временно, в Монтелузе, то по закону заявление надо подать…

– Но я поручила лошадь человеку из Вигаты.

– Имя?

– Саверио Ло Дука.

Черт! Саверио Ло Дука – один из богатейших людей на острове, а в Вигате он держал конюшню: четыре или пять породистых лошадей, которых он завел ради красоты, ради чистого удовольствия владеть ими, и никогда не посылал на скачки. Сам же он бывал там наездами и целые дни проводил с лошадьми. Друзья у него влиятельные, так что стоит проявить осмотрительность: того и гляди ляпнешь лишнее – как говорится, пустишь струю мимо горшка.[2]

– Позвольте уточнить. Вы захватили с собой лошадь, когда ехали в Монтелузу?

Ракеле Эстерман удивленно посмотрела на него:

– Конечно. Это было необходимо.

– Почему?

– Потому что послезавтра во Фьякке дамские скачки, их раз в два года устраивает барон Пископо ди Сан-Милителло.

– Я понял, – соврал комиссар. Он ничего не знал об этих скачках. – Когда вы заметили, что лошадь пропала?

– Я? Я ничего не заметила. Сегодня на рассвете мне позвонил из Монтелузы сторож конюшни Шиши.

– Я не…

– Простите. Шиши – это Саверио Ло Дука.

– Но если вам сообщили об исчезновении на рассвете…

– …почему я так долго тянула с подачей заявления?

А она умная. Но эта ее манера заканчивать начатые им фразы порядком раздражала.

– Потому что мой рыжий…

– Рыжий? Это кличка?

– Вижу, вы совершенно не разбираетесь в лошадях?

– Ну…

– Рыжими называют лошадей светлой масти. Мой жеребец – кстати, его зовут Супер – иногда убегает, приходится искать. Они поискали и в три утра позвонили сообщить, что не нашли. И тогда я подумала, что он не убежал.

– Понял. Но, возможно, с тех пор…

– Мне бы позвонили на мобильный. – Закурила вторую сигарету. – А теперь сообщайте плохую новость.

– С чего вы взяли, что…

– Вы ловко ушли от ответа на мой вопрос, комиссар, предложив рассказывать по порядку. Чтобы потянуть время. А это может означать только одно. Его похитили? С меня потребуют большой денежный выкуп?

– Он дорого стоит?

– Кучу денег. Это чистокровный английский скаковой жеребец.

Что делать? Лучше сказать, все равно догадается.

– Его не похитили.

Ракеле Эстерман откинулась на спинку стула и, внезапно побледнев, замерла.

– Откуда вы знаете? Вы говорили с кем-то на конюшне?

– Нет.

Монтальбано казалось, что он будто слышит, как в ее голове на бешеной скорости крутятся шестеренки.

– Он… умер?

– Да.

Женщина придвинула пепельницу, вынула изо рта сигарету и тщательно потушила.

– Его сбил…

– Нет.

Видимо, до нее не сразу дошло, поэтому она повторила тихо, для себя:

– Нет. – Потом внезапно поняла: – Его убили?

– Да.

Она молча встала, подошла к окну, открыла его, оперлась локтями о подоконник. Плечи подрагивали. Женщина тихо плакала.

Комиссар дал ей выплакаться, потом тоже встал и подошел к окну. Достал из кармана и протянул ей пачку бумажных платков. Потом налил в стакан воды из бутылки, которую держал на шкафу с картотекой. Ракеле выпила все до капли.

– Еще налить?

– Нет, спасибо.

Оба сели на свои места. Ракеле выглядела успокоившейся, но Монтальбано опасался новых вопросов, например…

– Как его убили?

…Вот именно. Она задала трудный вопрос! Лучше бы он, вместо игры в вопросы и ответы, рассказал всю историю разом, с того момента, как открыл окно в спальне!

– Послушайте… – начал он.

– Нет, – сказала Ракеле.

– Вы не хотите меня слушать?

– Нет. Я поняла. Вы чувствуете, как вы вспотели?

А ведь он сам этого не заметил. Эту женщину стоит пригласить работать в полицию, от нее ничто не ускользнет.

– И что это означает?

– Что, вероятно, его убили очень жестоко. А вам тяжело мне об этом говорить. Так?

– Да.

– Я могу его увидеть?

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что тот, кто его убил, увез вашего жеребца.

– Зачем?

Вот именно, зачем?

– Видите ли, мы предположили, что они украли тушу…

Видимо, это слово ее задело, она на мгновение прикрыла глаза.

– …чтобы мы не увидели клейма…

– На нем не было клейма.

– …и не узнали, кто владелец. Но это предположение оказалось ошибочным, потому что вы пришли заявить о вашей пропаже.

– А раз они могли догадаться, что я подам заявление, зачем было его увозить? Вряд ли затем, чтобы подложить его ко мне в постель.

Монтальбано опешил. При чем тут постель?

– Можете пояснить?

– Вы разве не смотрели «Крестного отца»?..

– Ах да.

В том фильме продюсеру подложили в постель отрезанную голову лошади. Он вспомнил.

– А вы, случайно, не получали предложения, от которого невозможно отказаться?

Она натянуто улыбнулась:

– Предложений было много. На некоторые я отвечала согласием, на другие – отказом. Но ни разу не доходило до того, чтобы убивать лошадь.

– Вы уже бывали здесь прежде?

– Последний раз – два года назад, по той же причине. Я живу в Риме.

– Вы замужем?

– И да и нет.

– Отношения с…

– …мужем прекрасные. Я бы сказала, братские. И потом, Джанфранко скорее покончит с собой, чем убьет лошадь.

– Не представляете, почему с вами так поступили?

– Единственная причина – устранить меня с завтрашних скачек, на которых я бы наверняка выиграла. Но, по-моему, это перебор.

Она встала. Монтальбано тоже.

– Благодарю вас за любезность.

– Не будете подавать заявление?

– Теперь, когда знаю, что он мертв, это не имеет смысла.

– Вернетесь в Рим?

– Нет. Послезавтра все равно поеду во Фьякку. И потом останусь еще на пару дней. Прошу, дайте знать, если что-то выясните.

– Надеюсь. Как я могу вас найти?

– Я дам вам номер мобильного.

Комиссар записал номер на листочке и положил в карман.

– Вообще-то, – продолжила женщина, – вы можете просто позвонить подруге, у которой я гощу.

– Дайте мне ее номер.

– Вам известен номер моей подруги. Ее зовут Ингрид Шёстром.