Читать книгу Мотя - Андрей Арев - Страница 11

– Как спалось? – приветствовала Мотя Коку, который уже дожидался в оговоренном месте, протирая платком очки.

– Нормально, – ответил Кока, – у меня шестиместный номер был. Кто-то храпел, но я устал, и сразу уснул.

– А у меня четырехместный. Одна девочка из Сибири страшилки рассказывала, про красную смерть. Красная подушка, красные шторы, еще что-то красное, скатерть, кажется…

– Секта бегунов? – спросил Кока.

– Ага. У нее родители из этой секты были, потом перековались.

– А ты чего? – хитро прищурился Кока.

– А я им про скелет Котошихина рассказала. Пока они переваривали, я и уснула, – улыбнулась Мотя.

– Ну что, какие планы на сегодня?

– Идем магнуситов искать. Вот только где их искать – не знаю. Что-нибудь придумаем?

– Придумаем, – сказал Кока.

Весь день они бродили по заснеженной Москве, иногда спускаясь погреться в метро, но так ничего и не нашли. Встречные прохожие шарахались от них, только заслышав слово «магнусит» или делали вид, что не понимают, о чем речь.

Мотя и Кока уже отчаялись, но к вечеру им вдруг повезло: Guten Tag, Jugendliche, – послышался сзади знакомый надтреснутый голос.

Мотя и Кока обернулись – перед ними стоял бывший ювелир Тиц, а за его спиной маячили два молодца в васильковых галифе, лиц которых было совершенно не разглядеть то ли от того, что за спиной у них было солнце, то ли потому, что от их голов исходило сияние – глаза у Моти сразу начинали слезиться, и она видела только силуэты, отчего Тиц, с его седыми буклями и внешностью Дроссельмейера из детской книжки, в компании с молодцами смотрелся совсем инфернально – не то судейский советник, выгуливающий своих големов-щелкунчиков, на лбу которых написано «не прикасайтесь к помазанным Моим», не то выживший и постаревший Каспар Хаузер в сопровождении охраны.

– Здравствуйте, дядя Вилли! – обрадовалась Мотя, – так вы теперь здесь, в Москве? у доктора Календарова?

– Григорий Семенович арестован, – сказал Тиц, – я теперь в Казахстане, сюда в командировку приехал. А вы? на экскурсии?

– Нет, – ответила Мотя, – дела у нас здесь.

И рассказала о детской Либерее, золотой пластине и пергаменте.

– Ага, – покивал Тиц, – ну пойдемте, присядем где-нибудь.

Он приглашающе протянул ладони вперед, указывая на кафе с вывеской «Отан».

В кафе было малолюдно, на небольшой сцене мужчина в даопао хриплым голосом читал стихи:

На глазах у детей

Съели коня

Злые татары

В шапках киргизских…

Ювелир и ребята расположились за столиком у окна, големы Тица – за соседним. Официант принес карту чаев, и Тиц заказал Japanese Sencha spider legs, на коробке которого была нарисована Людмила Сенчина в костюме спайдермена. Гайвань с чаем и маленькие пиалы принесли почти мгновенно, к чаю же подали удивительно вкусные казахстанские конфеты-трюфели в обертке цвета нацфлага, каждая конфета, как граната, была снабжена пластиковой чекой, пока не сорвешь – до конфеты не доберешься, и засахаренный имбирь.

Ювелир рассказал, что занимался в секретной лаборатории созданием деревянного магнита, но Календарова арестовали по обвинению в участии в антисоветской организации, и тогда работы по магниту передали в ведение Тимирязева.

– А когда Климент Аркадьевич стал борщевым телом, работы свернули, я остался не у дел, хотел уже домой возвращаться, – рассказывал Тиц.

– Каким-каким телом стал Тимирязев? – переспросила удивленная Мотя.

– Ах, да, вы же научный коммунизм не проходите, – замахал руками ювелир, – на втором съезде РСДРП, в 1903 году, партия раскололась на желтошапочных и красношапочных, или меньшевиков и большевиков.

– Ну, это мы знаем, – сказал Кока.

– Да-да, – продолжил Тиц, – лидер меньшевиков Мартов утверждал, что цель истинного социал-демократа – реализоваться в джалу, Тело Света, или, как его еще называют, радужное тело. А Ленин говорил, что настоящий эсдэк может реализоваться в любое тело, хоть в безоболочно-осколочное, хоть в говно собачье – простите, цитирую. Тогда и произошел раскол. Меньшевики, большая часть которых была из Бунда, постепенно отошли от дел и организовали на Дальнем Востоке Еврейскую автономную область, на флаге которой изображена радуга. А большевики, как менее щепетильные и более радикальные – победили. А Тимирязев стал телом борща. Да вы на памятнике ему сами можете прочитать – борщу и мыслителю. Вот так.

– Интересно. Так вы сейчас чем занимаетесь?

– Я со скуки сначала опять в ювелирку ударился, делал конструкции из напряженного золота. Кто-то мои изделия увидел, и мне предложили работу в космическом ведомстве, в казахстанском Степлаге. Там сейчас строится огромный космический дом, очень высокий – решено иметь свое постоянное советское космическое представительство, чтобы в космосе непрерывно находился наш человек, а то мало ли чего буржуи удумают. Социализм – это учёт и контроль.

– Но ведь… но ведь он должен быть ОЧЕНЬ высоким, этот дом? – сказала Мотя.

– Да, конечно! Сейчас дошли до высоты около 20 километров, преодолели линию Армстронга, – гордо сказал Тиц, – взяли разработки Татлина, Меркурова, мои идеи, строим. В следующую пятилетку планируем выйти к тройной точке воды. Проект называется «Объект Вайсс», в честь чешского товарища Яна Вайсса. На первом этаже – лаборатория Майрановского, Григория Моисеевича. Удивительный человек! Лечит всех сверхмалыми дозами иприта и заодно охраняет вход в здание. Отравляющий газ К-2 изобрел, от которого человек уменьшается и умирает через 15 минут. Да и вообще в Степлаге удивительные люди сидят! Чижевский, например, Александр Леонидович – хоть и враг, но какой мощный человечище!

– Здорово! – воскликнула Мотя, – и что, там живет уже кто-то? Ну, наверху?

– Была одна женщина-космонавт, – Тиц печально помакал кусочек имбиря в чай, – Людмила. Погибла. До десятого этажа на лифте, дальше пешком. Несколько дней шла. Передавала постоянно по рации перед самой гибелью: «мне жарко, мне жарко» – думали, это от мандрагоры, у нее такой эффект бывает. Мандрагору космонавтам дают, чтобы не страшно было, потому что она понятие о расстоянии полностью разрушает. А потом оказалось, что у нее проводка в скафандре замкнула. Перед смертью пыталась стекло в шлеме о перила разбить. Страшная смерть…

Помолчали. На сцене девушка в ципао пела «а молодо-ва дайнагона несли с пробитой головой…»

– А в командировку зачем? – Мотя понизила голос, – новые разработки? секретные?

– Да нет… – Тиц замялся, – видишь ли, сейчас в Степлаге Кенгирское восстание. И верховными товарищами решено заменить осужденных кем-нибудь другим. Я приехал в Ленинку, мне нужны книги по криптозоологии, у нас в лагере сидит Мария-Жанна Кофман, согласилась помочь в обмен на расконвоирование. Она крупный криптозоолог. В Ивдельлаге эксперимент по замене прошел удачно, теперь там марганец вместо людей менквы добывают, правда, пришлось девять человек, студентов Уральского политеха, в жертву принести. Но ведь это светлая жертва, ради могущества Родины.

– Ну, да, конечно, – закивала Мотя, – а вы случайно не можете нам помочь в секретную Ленинку попасть, нам тоже вот книги нужны? Для Родины.

– Смело входим в грядущее,

Хоть дорога нелегка,

Все в нашей власти для счастья,

Для счастья на века! – пропел Тиц модную песенку, поднимаясь из-за стола, – конечно, помогу! Пойдемте!

Они вышли из кафе и отправились в сторону Красной площади. По дороге Тиц достал из кармана пластиковый пропуск и назвал код для замка.

– Это пропуск в метро-2, или Д-6, как его еще называют. Пропуск действителен до конца месяца, пользуйтесь. Передавай привет всем во дворе, – сказал Моте бывший ювелир, – а теперь до свидания, мне пора.

Тиц пожал руки пионерам и кивнул одному из своих големов – тот аккуратно приподнял и переставил Мотю на пару шагов в сторону, расчистил ногой снег, достал откуда-то нечто похожее на ломик, и поддел им заледеневший канализационный люк, на котором, оказывается, только что стояла Мотя.

– Вам туда, – улыбнулся Тиц, приложил два пальца к каракулевой шапке-«пирожку», развернулся на каблуках, и ушел. Големы отправились следом.

Из люка парило и пахло сыростью, Мотя и Кока спустились по ржавой лестнице, и оказались в грязном сумеречном помещении со сточной канавой вместо пола и дверью в стене. «Там солнце улыбалось бетону, кирпичу, и Лазарь Каганович нас хлопал по плечу», – пропел Кока.