Читать книгу Мотя - Андрей Арев - Страница 8

Через пару недель, почти сразу после Нового года, Кока созвал к себе девочек на совет – по телефону было слышно, как он растерян.

– Call all girls, – сказала вместо приветствия Нюра.

– Ты собрал нас, чтобы сообщить пренеприятное известие? – сказала Мотя, раздеваясь, – к нам едет тупилак?

– Проходите, девочки, – сказал Кока, – тупилака не будет.

– Как?

– Почему?

– Знакомый мой запил, Новый год, десятидневная синяя яма. Позвонил вчера, извинялся, говорит, не помнит, отправил тупилака, или нет. И пергамента нету – то ли отправил, то ли потерял – тоже не помнит.

– Вот тебе раз…

– А еще ученый!

– Да он не такой и ученый, – сказал Кока, – так, студент-лингвист. Но текст с пергамента он перевел. Вернее, думает, что перевел – там не просто текст оказался, а тайнопись. Шифровка. Он по разным ученым бегал, консультировался, вот они и наконсультировались вместе, до розовых тупилаков.

– Ну, и что он перевел? – девочки поснимали шубки и расселись на кровати Коки. Щеки у обеих горели с мороза.

Кока закрыл дверь в комнату, расставил перед ними на табуретке заварочник, чашки, тарелку с воздушной казахстанской халвой и рассказал, что в тексте кто-то, возможно, сам Иван Грозный, обращаясь к своему сыну, говорит о том, что, изучая каббалистические книги, пришел к выводу, будто материк Евразия является телом первочеловека Адама Кадмона. И, если Евразия станет одним государством, то сможет оживить Адама Кадмона, запустить три его сердца, которые находятся тоже в Евразии. И тогда наступит мир и благоденствие, и агнец возляжет со львом.

– Тут он что-то путает, – сказала Нюра, аккуратно отрезая кусочек халвы, – чего бы ягненку со львом ложиться?

– Ну так-то да, – покивала Мотя, – может, он имел в виду, пастись будут вместе?

– Ага, – сказал Кока, – но это не важно. Важно, что пишущий полагает, будто возродить Кадмона может только Россия. Возможно, это и был Грозный, при нем и Сибирь присоединили, и Ливонскую войну он начал… Земли собирал. И дальше мы только и собирали, не отдавали почти ничего. А еще текст сообщает, что делать работу по воскрешению Кадмона лучше зимой – но это, наверное, еще от монголов осталось, дорог нормальных в России нет, а зимой можно по замерзшим рекам передвигаться. Вот тут, кстати, студент говорит, что нечетко понял смысл текста: там говорится о трудностях пути и зиме. Но говорится так иносказательно, что непонятно, то ли действительно о замерзших реках, то ли о том, что работу по воскрешению должен делать мертвый человек.

– Сыну, значит, писал, – сказала вдруг Нюра, – а когда он его убил?

– Кто кого убил? – спросила Мотя и тут же скривилась, – ммм… щеку прикусила…

– Ты про Грозного? – спросил Кока, – В 1581 году, в ноябре. Пятнадцатого числа.

– Ну, вот тебе и мертвый, и зима.

– Точно! – сказала Мотя, забывшая про щеку, – Ой, как интересно… А про сердца что-нибудь написано?

– Про сердца – нет. Хотя, возможно, он не понял. Или забыл. В любом случае, пергамент уже утерян, мы ничего не узнаем, – печально развел руками Кока.

– Слушайте! – Мотя вскочила, и забегала по комнате, размахивая рукой, в которой все еще держала кусочек халвы, – а давайте в Москву съездим, пока каникулы? В библиотеку имени Ленина, что-нибудь про сердца найдем. А? Поехали? Представьте, узнаем о сердцах, а территория у нас и так уже о-го-го! И запустим Кадмона, заведем его, как пламенный мотор, и все-все будет вокруг хорошо, и счастье для всех, и никто не уйдет обиженным… Поехали, а?

Кока и Нюра завороженно смотрели на бегающую по комнате подругу.