Читать книгу Драгун. 1812 - Андрей Булычев - Страница 2

– Эскадрон, в походную колонну по двое! – донёсся крик капитана. – Первый взвод направляющий, остальные по порядку номеров за ним. По городу аллюр шаго-ом! Не зеваем! За мной, марш!

К ехавшим в голове колонны Копорскому и Назимову пристроился трубач, а за ними повёл свой взвод, ставший со вчерашнего дня первым подпоручик Марков. Вот тронулись драгуны Неделина, за ним Гуреева, и Тимофей, подняв вверх руку, дал отмашку.

– Тихо-тихо, Янтарь, обожди, – проговорил он и чуть потянул повод, сдерживая коня. – За ворота выедем – пробежишься. – И вслед за замыкающим рядом третьего взвода выехал из своего переулка.

Перестроившаяся после выезда из города конная колонна шла размашистой рысью по Кишинёвскому тракту. С утра прояснилось, и лёгкий морозец холодил щёки. И люди, и кони дышали полной грудью.

Повернувшись назад, Тимофей оглядел своих людей. Два десятка драгунов, не считая Клушина с Клоковым, оставшихся в расположении, – это всё, что осталось от полнокровного взвода в горячей кампании десятого года. Мало. Хорошо же подмела людей война. То ли ещё будет, нет ей конца и края. Январь одна тысяча восемьсот одиннадцатого года. Всё только-только начинается…

– Фланкёры, вперёд! – донеслась команда из головы колонны. – Подпоручик Гончаров, следуйте за полверсты головным дозором! Перед Прутом остановка!

– Слушаюсь, господин капитан! – откликнулся Тимофей. – Взвод, правое плечо принять! Вперёд!

Эскадронные застрельщики обошли основной отряд и, прибавив аллюр, поскакали по старинному тракту в сторону холмов.

Три дня подряд выводил Копорский свой эскадрон за городские ворота. Драгуны и кони, что называется, подтянулись, а вскоре начались полковые и корпусные манёвры. На последних изволил присутствовать тот незнакомый генерал, что поздравлял стародубовцев с Георгиевским штандартом и вручал отличившимся награды и чины.

– Кто такой, ваше благородие? – спросил Тимофея стоявший рядом в шеренге Блохин. – Важный такой, и всё наше начальство возле него, как мухи, кхм, у мёда, вьются.

– Не знаю, Лёнька, – покачав головой, произнёс Тимофей. – Это тебе не Кавказ, где на десять тысяч войск три-четыре генерала. Здесь, у Дуная, с дюжину их точно будет, при такой-то огромной армии. Спрошу позже у Петра Сергеевича, мне и самому интересно.

– Граф Ланжерон Александр Фёдорович, – просветил Гончарова капитан, когда эскадрон пришёл на квартиры. – Хороший, кстати, вояка. В молодости за морем с англичанами в их американской колонии воевал. Потом во Францию вернулся, а там революция грянула, кого из аристократии на виселицу или к расстрельной стенке поставили, а кого на гильотину или по-простецки в барже утопили. Вот он и попросился к нам на службу и сразу же на войну со шведами и османами угодил. Воевал храбро и грамотно, чинами и орденами ни матушка императрица, ни Павел Петрович его не обошли, так что он в генерал-лейтенантах у нас сейчас и у главнокомандующего всей армией графа Каменского Николая Михайловича в заместителях. Вот потому-то и присутствовал на последних манёврах, так сказать, инспектируя стоящие на постое войска. А тебя-то чем он так заинтересовал?

– Да так, просто, – пожав плечами ответил Тимофей. – Представительный, важный господин, да и с новым чином как-никак меня поздравил. Вот теперь буду хвастаться, что патент подпоручика аж сам французский аристократ граф Ланжерон вручал.

– Да уж, французский аристократ, – проворчал Копорский. – Своих-то ведь нам мало в верхах, чужих принимаем. То немцев-остзейцев было засилье, а теперь ещё и месье на карьерной лестнице ступени занимают. Ладно, всё, ступай к своей валашке, воркуй. Ишь как удачно пристроился, знал бы я, сам бы себе этот домик на постой взял. Ну да чего уж теперь. Иди-иди, везунчик.

Четвёртого февраля главнокомандующий Дунайской армией генерал от инфантерии граф Каменский 2-й заболел тяжёлой изнурительной лихорадкой и, передав командование генерал-лейтенанту Ланжерону, отправился в Одессу. На пути он лишился слуха, и у него обнаружились признаки умственного расстройства. Четвёртого мая Николай Михайлович умер, а перед императором Александром Первым вновь, в который уже раз, встал вопрос – кого же ставить на место главнокомандующего. Меж тем Российской империи нужно было как можно скорее заканчивать эту затянувшуюся уже на долгие пять лет войну на своих южных границах, потому как всё более и более обострялись противоречия с ситуационными союзниками – французами, начавшими сосредотачивать свои войска у Немана. И было понятно, что новая война на западных границах империи не за горами.

Меж тем в Молдавию и Валахию начали прибывать обозы с военным снаряжением и большие партии рекрутов.

– Гузкин, Драбкин, Ежов!.. – разносились крики на дворцовой площади Ясс. – Сюда переходите, вот в этот строй вставайте! Зверев, Зиновьев, Кромин! Где Кромин?! Чего истуканом застыл?! А ну бегом в шеренгу, бестолочь! Иванов, Игнатьев, Ивлев!..

Закончив зачитывать и по новой пересчитав всех вызываемых, Зорин подал исписанный лист Копорскому.

– Пятьдесят три рекрута вам, Пётр Сергеевич причитается. Забирай.

– Я-яков Ильич, ну ведь шесть десятков запрашивали, – протянул обиженно капитан. – Обещали ведь полностью эскадрон укомплектовать. Опять, что ли, мне в бой неполным составом идти?

– Пётр Сергеевич, ну не начинай, а? – отмахнулся майор. – Да я тебе больше, чем всем другим, людей отдал, ещё и из лазаретов скоро вылеченные подтянутся. Двое твоих точно там есть. А ближе к боевому выходу из Конотопского депо обещали ещё новобранцев прислать. Так что не зуди, всем людей хватит. Ну что, с третьим закончили, а теперь четвёртый эскадрон, – провозгласил он, отвернувшись от Копорского. – Казимир Иванович, зачитываю ваших людей!

– Гончаров, Марков, ведите прибывших в место расположения эскадрона! – отдал распоряжение Копорский. – Я пока в интендантстве по провианту и по кормам всё выясню, а вы с Назимовым всех новичков по взводам раскидайте.

– Равняйсь, смирно! – рявкнул, подходя к строю из новобранцев, Тимофей. – Вольно! Сейчас все, кто сюда попал, маршируют пешим порядком в расположение третьего эскадрона, где будет распределение по взводам и артелям. Каждому из вас покажут место квартирования и стойло для вашего коня. Уже этим вечером вы их заберёте у полкового фаншмита, где их сейчас осматривают и клеймят. Потом зададите им корма и хорошо вычистите, а уж после всего этого поужинаете сами. Тот, кто шибко голодный и кому совсем невтерпёж, может погрызть сухари, как только мы придём к месту постоя, штук по пять вам их скоро выделят. Горячее, повторяю, будет у вас на ужин, его сготовят в ваших будущих артелях. А сейчас для всех общая команда – напра-аво! Шагом марш! Раз, раз, раз-два-три. Ногу взяли! Ногу!

После недолгих пререканий командиров с штабс-капитаном Назимовым всех новоприбывших разбили по взводам. В четвёртый перешли тринадцать вчерашних рекрутов, после чего уже сам Гончаров распределил их по отделениям.

– Ну вот, это уже более-менее на взвод похоже, – проворчал он, окидывая взглядом общий строй. – Ещё шестеро – и будет полный комплект. Так, говорить я долго не буду, дел невпроворот, все старослужащие прекрасно знают, что жизнь кавалериста в бою зачастую зависит не только от тебя самого, но и от твоего товарища, который прикроет в сечи своим ударом клинка или же метким выстрелом. Чем лучше сбит и обучен взвод, тем больше будет шансов выжить у всех тех, кто в нём служит. Поэтому, братцы, как можно скорее передавайте весь опыт тем молодым, кто только что в наши ряды сегодня влился. Боевой поход и сражения у нас не за горами, вот они-то и поставят нам всем оценку красными чернилами.

В середине февраля Тимофею довелось заступать дежурным офицером по полковому штабу. Дело было привычное, в обязанности входила организация караульной службы, охрана штаба и всех полковых регалий. Кроме того, надлежало осуществлять общий надзор за порядком и распорядком службы в полку в дежурные сутки. В обязанностях дежурного офицера, кроме того, была отправка всей исходящей корреспонденции через вестовых в корпусной штаб и, соответственно, получение из него бумаг. Наряду с этим от дежурного требовалось выполнять поручения командования полка и всех старших штабных офицеров. Вдобавок на нём лежал учёт посетителей с направлением их к нужным людям в штабе и командованию полка. От дежурного требовалось быть распорядительным и внимательным, знать уставы и наставления по службе. Сохранять бдительность и, буде вдруг распоряжение от высшего начальства, всегда быть готовым поднять полк по тревоге.

Заступать на такие дежурства приходилось нечасто, да и то только в том случае, когда драгуны находились в местах постоянного квартирования.

Выйдя из штабного здания, Тимофей покосился на звякнувшего оружием драгуна из караульной пары.

– Ильич, глянь Утехина, похоже, у него замковый зажим на ружье ослаб, брякает, – бросил он стоявшему рядом с дверью унтеру.

– Слушаюсь, вашбродь! – рявкнул тот. – Устраним!

– Угу, устраняйте, – буркнул подпоручик. – Я поеду пока посты проверю и к оружейникам загляну. Если что вдруг, вестового за мной пришлёшь.

Февральское солнце грело не по-зимнему. С крыш капало, по обочинам бежали ручьи, а сами дороги были сплошь в глубоких грязных промоинах. Янтарь ступал с осторожностью.

– Бодрей, бодрей, Янтарёк. – Тимофей потрепал подрубленное ухо коня. – Ну чего ты менжуешься? Вон уже мостовая за тем поворотом начинается.

Проверив караулы у полковых складов, Тимофей, как и планировал, заехал к оружейникам. Старшим у них был невысокий курносый драгун, на вид чуть старше самого подпоручика. Перешёл он в оружейные мастера из помощников совсем недавно и, по словам знающих людей, был не ахти каким умельцем.

– Филат Наумович, просьба у меня к тебе личная, – обратился к нему не «по-уставному» Гончаров. – Мушкетик бы надо мой поправить. – И стянул с плеча ружьё.

– Дык в порядке же он, господин подпоручик, – произнёс тот, взяв его в руки. – Чего же в нём не так? Всё вроде как на месте. – И подняв крышку замковой полки, щёлкнул курком.

– Так-то оно, может, и так. – Тимофей согласно покачал головой. – Однако можно было бы улучшить. У меня на Кавказе с напаянным штуцерным прицелом был мушкет. С откидными щитиками и с удобным целиком. Мушку ему тоже там переделали, чуть утончили её и в полукольцо взяли. Ну и так, с курковым винтом и пружиной немного поколдовали. Горя я с ним не знал, Наумович, жаль вот пришлось сдавать при переводе.

– Однако, – протянул недоверчиво оружейник, ковыряя ногтем затравочное отверстие. – Как же это вы его переделали? Ведь не по уставу такие переделки. И что, неужто обратно приняли с таким?

– Так отчего бы и не принять? Не во вред ведь всё, а в пользу точности выстрела.

– Ну не зна-аю. – Мастер покачал головой. – Не по уставу. Любой проверяющий ведь башку снимет за эдакую переделку.

– Да и Бог с ним, с тем мушкетом, Филат Наумович, – ухмыльнувшись, произнёс Тимофей. – Это ведь штатное ружьё, казённое, а ведь с личным, скажи-ка, такое не возбраняется? С тем, которое офицером за свои деньги куплено?

– С личным, пожалуй, да, не возбраняется, – почесав макушку, подтвердил тот. – А что, господин подпоручик, никак вы и на этом такую же переделку хотите?

– Хочу, – подтвердил Гончаров. – Только вот прицел можно попроще сделать. Прямой выстрел-то здесь на гладком стволе не так уж велик, от силы с полсотни саженей, ну вот и поставить бы только лишь одну откидную планку, чтобы чуть поправил её – и стреляй себе на три сотни шагов. Дальше-то ведь и не нужно.

– Ну, так-то, конечно, мо-ожно такое, – протянул неуверенно оружейник. – А ставить-то где и как?

– Да вот же, я всё тут загодя отметил. – Подпоручик показал царапины на казённой части. – Здесь вот гнездо для щитика напаять и штуцерную планку вставить, а вот тут чуть ближе к дульному срезу – мушку.

– Чудно, – хмыкнул мастер. – Так-то оно, конечно, сделаем, только ведь канители сколько.

– Да какая там канитель, Филат Наумович! – отмахнулся Гончаров. – Тут делов-то – на три часа. Ну ещё бы замковую пружину, конечно, поменять на более тугую и чуть затравочное отверстие в замке увеличить. Так, а ещё верхнюю губку на винте заменить, крепление к штыку усилить и набоечку ещё бы на приклад эдакую полукруглую приделать, чтобы приложение было лучше.

– Ого! – воскликнул мастер. – Три часа, вы говорите, господин подпоручик?! Да у меня из всех мастеров только один я и двое подмастерьев, ничего не смыслящих!

– Два рубля, Филат Наумович. – Тимофей звякнул серебряными кругляшами. – И полтина сверху за старание, и чтобы новый ремень прицепили.

– Умеете вы уговаривать, ваше благородие, – тяжело вздохнув, произнёс мастер. – Когда поправить всё нужно? А то у нас обоз на подходе из Киева, там из арсенала пять подвод к нам в полк отправили. Прибудет – суеты не оберёшься.

– Так я и не тороплю, – сказал Тимофей, мило улыбнувшись. – Главное, чтобы на совесть, как для себя. А что, Филат Наумович, холодное оружие тоже к нам везут?

– Везут, – подтвердил тот. – Полсотни палашей ведь запрашивали. Вам-то ведь тоже менять надо. – Он кивнул на нацепленную саблю. – И всем тем, кто с Кавказа прибыл. Раз пять уже их высокоблагородие меня шпынял и выговаривал, что, дескать, кто с чем на смотрах стоит. А мы-то вот здесь при чём? У нас что есть, то мы и выдаём со склада.

– Значит, палаши везут, – произнёс задумчиво Тимофей. – А сабли что же, сдавать?

– Ну да, придётся, – подтвердил Филат. – И нам с ними морока, потом поштучно в бумагу всё вписывать, сколько исправно, сколько с износом сильным, и только опосля отсылать в арсенал.

– А если какие из них совсем неисправны? – поинтересовался Тимофей.

– Тогда через полковую канцелярию с драгуна жалованье удерживать и опять же какое есть и что осталось – отсылать, – пояснил мастер. – Главное, чтобы в штуках всё сходилось: эфес, лезвие, ножны, крепёж. О прошлом годе с троих удержали, правда, за палаши, и аж по три рубля. Да вы не волнуйтесь, если у кого из ваших казённая сабелька подызломалась, за неё от силы пару рублей только вычтут.

– Значит, по два рубля, и главное, чтобы в штуках всё сходилось, – повторил задумчиво подпоручик. – Поня-ятно, ладно, чуть позже подойду я к тебе, Филат Наумович, насчёт сабель, есть у меня кое-какой разговор. А пока ты ружьё хорошо сделай, будь любезен.

– Да сде-елаю, ваше благородие, чего уж, – сказал, кивнув, тот, как видно уже прикидывая предстоящую работу. – Как себе слажу, даже не сумлевайтесь.

В марте все дороги в полях закрылись от непролазной грязи, городские улицы, напротив, начали подсыхать. Строевые экзерциции и войсковое учение проводили теперь в основном на площадях. Выезды за пределы Ясс ограничили. За месяц новички влились в строй, начали ходить в караулы и артельными готовщиками. Серьёзные боевые действия за Дунаем в это время года не велись. Обе противоборствующие стороны довольствовались только лишь дозорными разъездами, изредка вступая в перестрелку.

Меж тем до молдавских Ясс долетели тревожные слухи. Графу Каменскому стало совсем худо, и исполнять обязанности главнокомандующего армией он более не сможет. Саму же армию, ведущую войну с турками, государь император решил сильно сократить и, оставив у Дуная, пять дивизий, четыре отослал на север за Днестр для прикрытия южного направления против сблизившихся с Наполеоном австрийцев.

– Как же это можно, господа, меньшими силами победу в войне добыть?! – горячились, обсуждая новости, офицеры. – Когда и полной-то армией за пять лет не разгромили турок! Какой уж там переход за Балканы, тут по линии Дуная бы удержаться и к Пруту неприятеля не допустить!

– А с кем воевать-то? С Ланжероном?! – вторили им товарищи. – Хорош командующий: французам, цесарцам, английским мятежникам за океаном служил, а ещё и, говорят, пьесы пописывал[2]. Повоюешь с таким. Нет, тут нужен наш генерал, чтобы его войска знали и шли за ним.

– Хорошо, Тимо, – прошептала, приподняв голову с груди Тимофея, Драгана. – Тебя любить, всегда любить. Не уходить.

– Не уйду, никуда я не уйду, – прошептал тот, откинувшись в изнеможении на подушку. – Как же я от такой красивой и горячей женщины уйду, сладкая ты моя. И мне с тобой так хорошо, так хорошо… – Тяжёлые веки опустились, и, глубоко вздохнув, он мерно засопел.

– Тимо, драга[3] Тимо, – прошептала, прижимаясь к нему, Драгана.

Где-то за занавеской похрапывал Степанович, бормотали во сне на печи дети, а издали донёсся крик первого, раннего петуха.

– Ваше благородие, всё почищено и приведено в полный порядок, – доложился вставшему утром подпоручику Клушин. – В сапоги, небось, и небо будет видно, ежели приглядеться. Словно зеркало, носки блестят.

– Спасибо, Архип Степанович, – произнёс, потягиваясь, Тимофей. – А чего тихо так в доме? Драгана где с ребятками?

– Дык на речку они ушли, ваше благородие. – Денщик развёл руками. – Коровку затемно подоила, в стадо отогнала, а потом все вместе и пошли. Вот только недавно все постирушки забрала. А вам-то что на завтрак поесть? Всё в печи. Выставляю на стол?

– Выставляй. Потом у меня взводная поверка, а после неё к Копорскому идти. Вода, чтобы умыться, в сенях?

– Так точно, вашбродь, там, – подтвердил денщик. – Может, кипяточком её разбавить, уж больно холодная.

– Драгана вон стирает речной, и ничего, – проворчал, стягивая с себя исподнюю рубаху, подпоручик. – А я что, даже умыться такой не могу?

– Так вы же ещё и обливаетесь ей, – заметил, нахмурившись, Клушин. – А ну как вдруг застудитесь? Драгана-то – она к такой вот шибко привычная.

– Ничего, чай не из князей сам, – проворчал, выходя в сени, Тимофей.

– Взвод, смирно! – рявкнул, завидев подходившего офицера, Чанов. – Господин подпоручик, в строю тридцать шесть человек, – зачастил он, когда командир приблизился. – Двое в рабочем наряде у полкового провиантмейстера. Незаконно отсутствующих нет!

– Здравствуйте, драгуны! – оглядев шеренги, воскликнул Гончаров.

– Здравжелаемвашбродье! – слитно громыхнул строй.

– Начинаем утренний осмотр с проверки внешнего вида, состояния оружия и амуниции! – гаркнул подпоручик. – Первая шеренга, шесть шагов вперёд! Вторая, четыре! Третья, два! Шаго-ом марш!

– У меня у пятерых новеньких сапоги по швам расползлись и на всём голенище кожа потрескалась, – рассказывал, сидя через час у Копорского в доме, Марков. – Думал, не следят за имуществом, подлецы, не чистят совсем обувку, не смазывают, вот и разопрело от сырости. Глядь, а у них ведь все нитки там как гнилая трава. А кожа сапог как у столетней бабки в морщинах. Вся потресканная, скукоженная, изломанная. Такую хоть чем ты мажь и как ни черни, а всё одно никакого толку не будет. И ведь смазано всё порядком: и салом, и ваксой чёрной сапожной. Видно ведь, что ухаживают, а вот же.

– Да-а, и у меня у четверых расползаются, – поддакнул Тимофей.

– И у моих пятерых! И у моих тоже! – послышались голоса Неделина и Гуреева. – Как ходить-то в них будут, ежели строевой смотр затеют?! Воевать-то ладно, и перевязью чернёной обмотают. Турки не начальство, за это не спросят. А вот если парад?

– Да-а, парад – это серьёзно, – согласился Копорский. – Похоже, подрядчики худую поставку сделали, а в головном интендантстве на это глаза закрыли и в рекрутском депо, где их получали. Не за просто так, само собой. Пишите-ка, сколько и у кого худой обуви. Тимофей, сведи всё это в одну бумагу и потом мне отдай. Пойду с ней к Вешину и другим эскадронным командирам скажу, а не то нас же и обвинят в небрежении, ещё и вычет из жалованья сделают.