Читать книгу Драгун. 1812 - Андрей Булычев - Страница 7

Великий визирь Ахмет-паша, уверившись в слабости русских и их боязни новых сражений, повелел своим войскам начать переправу на левый берег Дуная. На острове Голь был размещён авангард и выставлено несколько батарей из дальнобойных орудий. Двадцать восьмого августа отвлекающий от главного места высадки десант из нескольких сотен османских воинов начал переправу ниже Журжи. Направленные к нему русские войска сбили неприятеля, и в это самое время на многочисленных судах с острова Голь под Слободзею переправилось шесть тысяч янычаров. К ним тут же перебросили несколько десятков орудий, и авангард турок начал окапываться.

Пять русских батальонов под командованием генерала Булатова повели атаку на янычар, обратив их в бегство. Визирь приказал вести огонь из орудий по своим отступавшим, дабы их остановить, и повелел начать высадку второй волны своих войск. Кутузов, убедившись в серьёзности намерений неприятеля, приказал Булатову отступить и далее переправе не препятствовать. Напротив захваченного турками плацдарма по его приказу начали возводить полевые укрепления и выставлять орудия.

К первому сентября на левый берег Дуная переправилось уже тридцать шесть тысяч турецких солдат, а второго к ним присоединился со свитой и сам Ахмет-паша. Только после этого русская Дунайская флотилия получила приказ перейти к активным боевым действиям. «…Топить любое судно неприятеля, препятствуя подвозу припасов…» – гласил один из его пунктов. На реке загрохотали орудийные выстрелы. Повели огонь по неприятельским окопам и из русских полевых укреплений. Пятнадцать тысяч русских солдат окружали тридцать шесть тысяч турок. Это при том, что на правом берегу в Рущуке и на острове Голь стояло ещё более тридцати тысяч турок, готовых прийти на помощь основной группировке. Кутузову для реализации того плана, о котором знало только лишь несколько штабных офицеров, позарез были нужны подкрепления, и, не желая терять время в спорах с верховным командованием, он своей властью приказал идти к Дунаю стоявшим у Прута войскам. Девятая дивизия выступила на марш.

Под утро девятнадцатого сентября расположившиеся у турецких окопов секреты егерей расслышали гомон и шевеление. Командованию было немедленно об этом доложено, и к передовым позициям были подведены и поставлены в колоннах десять пехотных батальонов с кавалерией. На рассвете под рокот барабанов и напевы труб турки пошли в атаку. Первую волну атакующих янычар встретили ружейными залпами и орудийной картечью. Неприятель отхлынул и потом вновь пошёл в атаку. Трижды его отбивали, и, когда он, получив подкрепления, наконец ворвался в окопы, по нему ударили те батальоны, которые стояли за спиной оборонявшихся. Визирь ввёл в бой Анатолийскую конницу.

– Ждать! Ждать! – сдерживал своих генералов Кутузов. – Пусть конные турки поглубже увязнут!

Вот несколько сотен сипахов выскочили за оборонительные линии, прорвавшись через валы и ряды окопов. Ещё немного – и вслед за ними устремятся тысячи, выходя на оперативный простор. В небо ушли три красные ракеты.

– Дирекция прямо! Аллюр шагом! Рысью! В карьер! – звенели кавалерийские сигналы над полем боя. Выстроенные в две линии кавалерийские полки ударили с разгона по прорвавшимся.

– Эх! Эх! – рубил с оттяжкой Тимофей. Всё перемешалось на поле боя. Атакующие линии сломались, и около него сейчас были драгуны из соседних взводов. Удар! Ещё один! Клинок отвёл в сторону саблю противника, и он, изловчившись, рубанул его по голове. Ещё один сипах крутится с занесённой саблей впереди. Рванув из кобуры пистоль, Тимофей уже намеревался сбить его пулей, но выскочивший сбоку чужой унтер срубил его палашом. Рывок вперёд и потом влево.

Двое сипахов шагах в пяти насели на драгуна. Один связал его боем и просёк руку, а второй, заехав со спины, уже занёс саблю для последнего, смертельного удара.

Не помня как, стараясь успеть, Тимофей вскинул свой пистоль, благо он был заряжен, и выпалил в ближайшего турка.

– Но Янтарь! Но! – Он пришпорил коня.

Раненая рука драгуна выпустила палаш, ещё миг – и его точно срубят.

– А-а-а! – Тимофей с диким криком подскочил и обрушил серию ударов на противника. Клинок на клинок, ещё одна связка, ещё! Есть! Сипах пропустил боковой скользящий удар. Остриё сабли вспороло ему предплечье, и он открылся. Добить! И подпоручик полоснул его по шее.

– Какого хрена вперёд всех лезешь?! Палаш где?! – рявкнул Тимофей, оглядываясь. – Ста-ас?! Ты-ы?! – обомлел он, разглядев в спасённом драгуне Загорского. – Что с рукой?! Ранен?!

– Виноват, вылетел, – пролепетал тот. – Подставил его под удар и не удержал, кисть сама разжалась.

– Драгуны, ко мне! – рявкнул Тимофей, оглядываясь. – Ко мне, я сказал! Клоков, Линьков и ты! Кто таков?!

– Драгун Матвеев, вашбродь, – откликнулся незнакомый с белой кистью на темляке драгун. – Первый эскадрон капитана Синевского.

– Приказ вам троим, взять офицера под охрану и доставить к лекарю! – гаркнул подпоручик. – Исполнять!

– Есть, есть, – с готовностью откликнулись драгуны Гончарова.

– Е-есть, – чуть помедлив, протянул Матвеев, и все трое подъехали, окружив с боков Загорского.

– Но, Янтарь! Но-о! – Тимофей дал коню шенкелей.

Бой тем временем уже сместился к окопам. Прорвавшиеся за русские укрепления турки, разбитые в конной сшибке, стремились вырваться из западни. Русская кавалерия вела их преследование.

– Стой! Куда?! – Подпоручик чуть не сшиб выскочившего в проход между редутами пехотинца. Тот ойкнул и отпрыгнул к валу. Конница неприятеля откатывалась далеко впереди, вокруг лежали порубленные клинками, поколотые штыками и пробитые пулями тела. Основная масса их была в чужих одеждах.

– Аппель! Аппель! Аппель! – звенели сигналы к отходу.

– Отбились! – Тимофей выдохнул, стряхнул кровь с клинка и, развернув Янтаря, порысил к точке сбора.

– А он мне раз, раз саблей! А я палаш подставил и потом хрясь прямо ему в морду, – возбуждённо рассказывал сидевшим у костра офицерам Неделин. – Он аж из седла кубарем вылетел!

– Да-а, злая сшибка была, яростная! – отхлебнув из кружки, произнёс Копорский. – А что вы хотите – отборная султанская конница, не шутки. Ещё и в капкан, в западню угодила. Насмерть анатолийцы рубились, отчаянно.

– Ну вот и нет трети её у визиря, – хмыкнув, высказался Назимов. – А таким макаром и вовсе скоро не останется. Ещё немного, господа, и турки начнут строевых коней жрать. Подвоза-то с того берега нет, едва ли пяток судов ночью проскочит. А что это для такого войска? Кошкины слёзки.

– А вы ворчали – почто Кутузов ничего не предпринимает? – усмехнувшись, заметил Копорский. – Для чего он правый берег отдал и слабость показывает? А оказывается, вот для чего. Целая армия у нас теперь в окружении. Если сумеем её в капкане удержать, значит, разобьём, голодом уморим. Не сможем, значит, ещё будем биться.

– Войск мало, кем биться-то? – проворчал Назимов. – Хорошо, если девятая дивизия подойдёт, а если визирь те тридцать тысяч, что у Рущука стоят, переправит и на нас бросит? Выстоим?

– Должны выстоять, – уверенно заявил Копорский. – Войска кураж поймали, понимают, что врага одолевают, пусть даже и меньшим числом. С провиантом у турок худо, с боевым припасом тоже не ахти. Вон на пару десятков наших орудийных выстрелов едва ли одним отвечают. Мудрый генерал Михаил Илларионович, ещё Суворова ученик. Всё правильно делает. Ну что, допили уже? – Он потряс опустевший кувшин. – Васька! Неси ещё вина! В шатре у меня под топчаном возьми! Станислав, а ты что мнёшься? – Он поглядел на сидевшего с перевязанной рукой Загорского. – Пей, пей. Красное вино – оно для кроветворения полезно.

– Бум! Бум! – долетели издалека пушечные выстрелы.

– С реки, – произнёс, прислушиваясь, Назимов. – Видать, турки опять в темноте пытаются припас к осаждённым завезти, а наши с флотилии встречают.

Порыв ветра качнул пламя костра, и заставил Тимофея отшатнуться.

– А ночью-то всё больше свежеет, – заметил сидевший рядом Марков. – Да и утром всё в холодной росе.

– Сентябрь, – пожав плечами, проговорил Гончаров. – Погоди, скоро и дожди начнут моросить, и туманы пойдут. Осень на носу.

Со своего места поднялся Загорский и подошёл ближе.

– Господин подпоручик, Тимофей, как, чем я могу вас отблагодарить? – сказал он негромко. – Тогда, на поле-то, как-то всё сумбурно было. Я ведь даже и не сообразил, что вы мне жизнь спасли. Потом уже всё сложилось.

– Ничего не нужно, Станислав. Война. Тут каждого кто-то когда-то выручал.

– Я ваш должник, Тимофей. – Прапорщик сделал лёгкий поклон. – Ещё раз благодарю.

– Чего это – «ничего не нужно»?! – воскликнул насмешливо Марков. – У гусар в таких случаях традиция целую неделю спасителя поить. Ну мы хоть и не гусары, а драгунская кавалерия, но тоже бы от хорошей попойки не отказались. Ну что это, каких-то два малых кувшина на шестерых?

– Дима! – Копорский погрозил ему со своего места. – Ты вот даже не начинай! Пока на квартиры не придём, чтобы я этого даже не слышал! Не хватало ещё под суд за пьянку загреметь! От нас вон в версте тридцать пять тысяч голодных и злых турок сидят. В любой момент, даже ночью, могут всем скопом в атаку ринуться! А ты тут пьянку предлагаешь устроить. Для согрева и этого хватит. Васька! – крикнул он, привстав. – Ну, где тебя, зараза, носит! Тебя только за смертью посылать!

Прибывшая к Слободзее девятая дивизия усилила осадную армию Кутузова. Теперь силы русских составляли уже двадцать пять тысяч. Турок на обоих берегах всё равно было гораздо больше, но инициативой теперь владели русские. Главнокомандующий, хорошо зная стойкость турок в обороне, решил не идти на кровопролитный штурм крепких вражеских позиций. Он задумал, продолжая блокировать плацдарм неприятеля на левом берегу, перевезти сильный отряд на правый и разбить в Рущуке оставшуюся там часть османской армии. Захватить там вражеские склады, после чего взять измором все оставшиеся силы противника. Для выполнения этой операции ещё с середины сентября началась заготовка на реке Ольте средств для переправы. Были выкуплены и собраны у местного населения все рыбацкие лодки. Подтянули ещё несколько барж и грузовых судов с малой осадкой. Сколачивались понтоны и плоты. Вся подготовка держалась в большой тайне. Два егерских батальона, казачий полк Иловайского и Стародубовский драгунский охраняли предполагаемое место переправы.

С утра и до позднего вечера среди работающих на Ольте или охраняющих их маячила фигура генерал-лейтенанта Маркова, ответственного за предстоящую операцию.

– Дима, давно тебя хотел спросить. – Тимофей кивнул на мелькавшую среди зарослей шляпу с султаном. – Вы с их превосходительством, случаем, не родня?

– Однофамильцы, – буркнул друг.

– Дима, ну я же тебя как облупленного знаю, – произнёс Гончаров. – Ну чего ты темнишь? Да и Назимов у нас человек знающий, может подсказать.

– Этот Назимов, он всюду нос свой суёт! – воскликнул, краснея, подпоручик. – Ну вот какого ляда во все щели вечно лезет?! Я хоть раз протекцией воспользовался?! Да у нас родственная связь через пень колоду.

– Дима, ну чего ты раскричался, тише, – попытался успокоить друга Гончаров. – А то вон на нас драгуны таращатся. Ну родня и родня, подумаешь – аристократия всю иерархию наверху заняла. Кому-то же надо над нами, сиволапыми, начальствовать. А так хоть люди воспитанные, из благородных фамилий. Придёт время, и я буду хвастаться, что с самим Марковым Дмитрием Ляксеечем в драгунах служил.

– Сволочь ты, Гончаров, – буркнул Димка. – Будешь подначивать, я тебе точно в морду дам!

– И правильно, так нам и надо, дуракам неотёсанным, – хохотнул Тимофей. – В морду, чтобы много не болтали. Да ладно, ты успокойся. Ну родня и родня, всякое в жизни бывает. Вон и у Копорского тоже дядя в генералах. И чего, наравне со всеми воюет. Протекции ты не ищешь, служишь честно, хороший товарищ. Молодец.

– Он моему батюшке двоюродным братом приходится, – проговорил тихо Марков. – Вместе с ним в Преображенском полку службу начинали, а потом и на турецкую войну убыли. Батюшка там в капитанах руку потерял и в чистую отставку вышел, а Евгений Иванович Георгия получил, премьер-майора и батальон апшеронцев. Ну а потом Польша, Кавказ, с французами воевал, теперь вот здесь.

– Уважаю, боевой генерал, – произнёс Тимофей. – Вон смотри, на сам понтон по сходням пошёл, прямо на коне, видать, для кавалерии их готовят, вот и проверяет.

В ночь на тридцатое сентября семитысячный русский отряд начал грузиться на плавсредства в пятнадцати верстах выше Слободзейского плацдарма. Первыми переправились на правый берег Дуная егеря восьмого и тринадцатого полков, вместе с казаками. Вслед за ними переправили Белостокский, Витебский и Куринский пехотные полки, а ещё десятый, четырнадцатый и тридцать восьмой – егерские. Третьей волной на больших, оборудованных ограждениями понтонах подтянули кавалерию из Ольвиопольского гусарского и Стародубовского драгунского полков. Утром первого октября весь отряд генерала Маркова был на правом берегу Дуная. Неприятеля видно не было, и колонны тронулись вниз по течению.

– Полк, стой! В две линии становись! – поступила команда через три часа марша. – Каждый, кроме знаменосцев и эскадронных командиров, подсаживает к себе на круп по егерю!

– Это что-то новенькое! – проворчал Марков. – С какого перепугу нам ещё и егерей возить? Кони утомятся!

– Выполняем приказ! – прокричал, оглядывая линии, Копорский. – Вон гусары тоже егерей сажают. У них тринадцатый, у нас восьмой егерский полк. Для несведущих поясню, что в армии Наполеона целый род войск под названием вольтижёры имеется, от французского voltiger, сиречь «порхать, производить искусные прыжки». Малорослых искусных стрелков там подвозят так же вот на конях ближе к неприятелю, а далее они уже сами в цепи действуют.

Пять сотен самых лёгких низкого роста егерей разместили за спинами драгун. К Тимофею подбежал офицер с горжетом прапорщика.

– Господин подпоручик, возьмёте?! – крикнул он, задрав голову.

– Прыгайте, сударь, – усмехнулся тот и, подав руку, потянул наверх. – Велено было войлок за седлом подстелить, чтобы не сильно филейную часть седоки отбили. Прапорщик, вам на лошади вообще приходилось скакать?

– Ага, в родительском имении, – подтвердил тот, пристраиваясь поудобнее. – Правда, в седле, а не таким вот манером.

– Как зовут? – поинтересовался Тимофей.

– Клабуков Денис, – послышалось за спиной. – Восьмой егерский, первый батальон, вторая рота.

– Держись крепче, Денис, сейчас команду на марш дадут, не слети, – предупредил подпоручик. – Меня Тимофеем зовут. Гончаров Тимофей.

– Очень приятно, сударь! – воскликнул егерь.

– Куда уж приятней, – хмыкнул драгун. – Поглядим, что с вами через пять вёрст марша будет.

– По-олк, в походную колонну по четверо! – разнеслась команда. – Первый эскадрон, пря-ямо! Следом за ним по порядку номеров! Аллюр шагом! Марш!

– Но, Янтарь! – Гончаров тронул поводья. – Взвод, колонной по четыре! Пристраиваемся за мной! Аллюр шагом! Пошли-и!

Приняв вправо, конные колонны, ускоряясь, обогнали топавшую по дороге пехоту. До полевого лагеря неприятеля оставалось пять вёрст. Турки прозевали высадку русского отряда и обнаружили его уже на подходе. На вылетевшую навстречу тысячу сипахов Марков бросил все четыре казачьих полка, в короткой сшибке противник был обращён в бегство.

– Левее принимаем! Аллюр рысью! – дублировал команды полкового командира Копорский.

Обходя обнесённый валом неприятельский лагерь, уланы и драгуны прибавили хода. Вцепившись в спины кавалеристов, тряслись и подпрыгивали на крупах коней застрельщики в зелёных мундирах.

– Стой! – послышалась команда трубачей. – Спешиться! Коноводам принять коней!

– Ох, мать честная! – Прапорщик сполз со спины Янтаря. – Это ж надо какие муки! Как воевать-то теперь?! – Он почесал отбитую часть тела.

– Егеря, все в це-епь! – послышались крики. – Разобрались быстрее! Быстрей! Оружие оглядели!

– Это нас! – вскинулся Клабуков. – Не благодарю, господин подпоручик, это было ужасно! – И, выхватив из ножен саблю, поспешил на поле, где уже вытягивалась длинная цепь.

– Всегда к вашим услугам, сударь! – крикнул ему вслед Гончаров и передал поводья подбежавшему коноводу.