Читать книгу Гений места, рождающий гениев. Петербург как социоприродный феномен - Андрей Буровский - Страница 2

Что такое наука? Я использую очень простое определение науки, которое наверняка вызовет возмущение части уважаемых коллег. Итак: наука – это система рационального, верифицированного, объективированного, в какой-то мере систематизированного знания. Наука – это форма сознания, имманентно присущая человеку. Не только сапиенсу, а всему роду homo. Возможно, всем высшим животным.

Место науки в культуре

Наука развивается по мере того, как рациональное знание становится все более важным для решения общественных, производственных, военных и политических задач. Во всех цивилизациях и регионах Земли всю их историю поступательно растет ее статус и статус отдельного носителя знания (ученого). В Европе это проявляется в том, что рационализируются формы философского знания. Звучат требования поставить эксперимент на место авторитета (тезис «нельзя же верить Аристотелю только потому, что он Аристотель, если он врет»). Венчает дело философская система Фрэнсиса Бэкона, заложившего основы того, что сейчас называют «методологией науки».

В Новое время (обычно называют эпоху между 1648 и 1914 гг.) наука, став основой научно-технического прогресса, сделалась неофициальной религией Запада. Пресловутая «борьба науки с религией» и беснования Просветителей на том и основаны.

Культ науки хорошо иллюстрируется тем, что в петербургском университете, на Менделеевской линии, в XIX веке построили специальный зал для публичных лекций. Он всегда был забит. Там раз или два раза в год выступали Бутлеров, Менделеев, Докучаев. Это не следствие «особой духовности России»? Действие «Затерянного мира» началось с публичной лекции профессоров Челленджера и Саммерли об эволюционной теории. На этой лекции присутствовали лорды, предприниматели, прочие столпы общества. Сегодня много людей придет? И в России, и в Британии?

Я был на публичных лекциях Академии наук в конце 80-х годов прошлого века. Туда приходили 2–3 старушки. А вот на митинги сбегались тысячные толпы. Лев Гумилев эти толпы с любопытством изучал… Но его на улицах не узнавали. А вот Новодворскую! В XIX веке на лекции ученых, порой посвященные довольно узким темам, приходила верхушка образованного петербургского общества.

В мире, который построила наука

В эпоху Просвещения и весь петербургский период силу рационального знания весомо демонстрировали океанские суда, инструменты, могучие машины. Европейцы плыли через океаны, проверяя свое местоположение по небесным светилам, с помощью подзорной трубы и астролябии.

В XIX веке загудели паровозы и пароходы, наука дала новые небывалые возможности. Власть человека над миром была основана на рациональном знании о мире. Чтобы добиться этой власти, надо было позволить науке отвергать традиции, низвергать авторитеты, ставить эксперименты, создавать гипотезы и теории. Сложился культ науки, он стал почти неофициальной религией Запада.

Петр I объявил вход в Кунсткамеру бесплатным. Одно время посетителям даже подавали рюмку водки и пирожок на закуску! От этой практики пришлось вскоре отказаться из-за наплыва любознательных, но каков пафос приобщения людей к просвещению!

…А потом культ науки сошел на нет. Прекратился. Причин этого упадка три, и они очень просты. Классическая наука сделала, что могла: заложила основы прогресса. Классическая наука начала превращаться в некую новую религию. Наука стала общественным институтом со штатом хорошо оплачиваемых жрецов.

Привычная основа прогресса

Уже давно, в начале XIX века, с появлением институтов и выпуском узких специалистов, появилась технонаука: специалисты в областях, которые невозможны без науки фундаментальной.

Да, наука создала современную медицину, архитектуру, строительство, производство… по сути дела всего. Но сегодня технонаука вполне может существовать и развиваться без фундаментальной науки. Она все более становится формой интеллектоемкого производства, родом деятельности крупных компаний. Скорее предпринимательством, чем теоретизированием. Но одновременно наука пытается объяснять мир. Одновременно наука – это идеология.

От науки – к идеологии

Превращение науки в идеологию начали французские Просветители XVIII века, создавая «Энциклопедию», которая вовсе не была замыслена как справочник, подобный нынешним.

Термин «энциклопедия» возник в древнем мире. «Энциклос пайдейя» означало по-гречески «круг знаний». Этим «кругом» должен был овладеть всякий. Содержание «круга» составляли семь свободных искусств, прочие знания считались практическими сведениями и в область высокой науки не входили.

В 1728 году в Англии была издана двухтомная «Энциклопедия» Эфраима Чемберса – очень неудачная попытка создать универсальную энциклопедию, включающую и практические сведения. Она дала толчок к созданию и французской энциклопедии, которую тоже называют Великой – как и спровоцированную ею революцию.

В 1745 французский издатель Ле Бретон решил перевести и издать во Франции «Энциклопедию» Чемберса. Он дважды предлагал работу разным лицам, но их труд в конце концов Ле Бретона не устроил. В 1747 работа по переводу была предложена Дени Дидро: он работал очень качественно, а плату предложили ему смешную, 100 франков в месяц. В конце концов издание «Энциклопедии» принесло Дидро 60 тыс. ливров, а Ле Бретону и его компаньонам – 3 млн ливров.

Работая над переводом Чемберса, Дидро задумался об издании собственной, французской энциклопедии. Эту идею он разрабатывал 25 последующих лет. Дидро стал организатором, ответственным редактором и автором большинства статей по точным наукам.

В 1750 году появился проспект издания, которое получило название «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел». Между 1751 и 1766 годами вышло 28 томов (17 томов текста, 60 тысяч статей и 11 томов «гравюр», иллюстраций к тексту. Оставшиеся тома энциклопедии были написаны другими авторами в 1777-м, а 2 тома индекса (указателей) – в 1780-м.

Состав авторов энциклопедии включает 183 человека, в том числе ведущих философов, экономистов, ученых Франции XVIII века. Д’Аламбер, Кондильяк, Кене, Тюрго, Монтескье, Руссо, Вольтер, Жокур… – созвездие знаменитостей.

Но самое главное – энциклопедия была вовсе не справочником, а пропагандистским изданием. Она «просвещала», а не информировала. Французская «Энциклопедия» стала программной книгой эпохи Просвещения. Дидро и коллектив авторов хотели создать книгу, в которой заключались бы все позитивные знания во всех отраслях знания. Это была попытка подвести итог цивилизации.

Энциклопедия сделалась манифестом идей Просвещения. Ее создатели видели инструмент, при помощи которого они уничтожат суеверия, откроют доступ ко всем знаниям и докажут пользу рационального познания. Религия в энциклопедии рассматривалась как ветвь философии, в книге оспаривались католические догмы, похвально отзывались о протестантизме…

Французское государство защищалось крайне наивно, путем введения запретов. В 1745 году во Франции вышел указ, по которому за издание, хранение и распространение литературы, подрывающее основы религии, издателям грозила смертная казнь. В 1764 году Королевский совет специальным указом запретил касаться в любых книгах вопросов государственной политики и финансов.

Неприятности у издателей начались уже с издания проспекта будущей энциклопедии, который был необходим для сбора денег по подписке, чтобы осуществить само издание. Издателей пытались обвинить в плагиате, усилить цензурные требования к изданию, а 8 марта 1759 года Королевский совет специальным постановлением даже запретил продавать или распространять уже изданные тома. Весь период издания проходил в напряженной борьбе: энциклопедию осуждали, пытались прекратить финансирование подписчиками, конфисковали уже изданные тома.

Полиция арестовала Дидро и препроводила его в Венсенскую тюрьму. Причиной ареста послужила одна из публикаций Дидро, в которой он позволил себе критиковать католическое духовенство. Арест продолжался полтора месяца. Как только Дидро оказался на свободе, он снова принялся за свою работу.

Значение Энциклопедии

«Энциклопедия» получила широкое распространение. Вначале она выходила по подписке. В первый раз откликнулось более 2000 подписчиков. Она выходила громадным тиражом 4250 экземпляров (в XVIII веке тираж книг редко превышал 1500 экземпляров) и несколько раз переиздавалась.

В 1772 г. начала выходить «Британика» в Эдинбурге, а с XIX столетия энциклопедии стали издавать в Германии, Испании, России. Все они были вдохновлены опытом первого издания. Во многих странах, включая Россию, появились полные и частичные переводы статей французской энциклопедии.

Многие ученые полагают, правда, что «культ разума» очень помешал нормальному развитию цивилизации1. На чем основывается это мнение, свидетельствует известный факт о том, что в энциклопедии не раз публиковались откровенно ложные сведения, вводившие читателя в заблуждение.

Энциклопедия создавалась в убеждении, что все основные открытия уже совершены, человечество знает все, что ему необходимо, и остается только убедить людей в пользе разума. В частности, высказывалось мнение, что давно открыты все виды животных и растений. Выдающийся зоолог Жорж Леопольд Кювье был убежденным сторонником этой идеи, но именно он был вынужден дополнить классификацию несколькими новыми видами – в том числе крупнейшим представителем тапиров, чепрачным тапиром из Юго-Восточной Азии.

И еще: в энциклопедии не было представлено статей с названием «Россия». На одной из опубликованных в ней карт на месте европейской России стояло: «Московия», а за Уралом значилась «Великая Татария». А на некоторых картах прямо за Уралом начинался… Китай.

Вероятно, это фантастическое невежество стало одной из причин, погубивших армию Наполеона в 1812 году. Известно, что незадолго до переговоров в Тильзите в 1811 году Наполеон посылал в Китай дипломатическую миссию: попытаться заключить с Китаем союз против России. Логично: если китайский император может двинуть войска на Москву прямо от Челябинска и Оренбурга, то почему бы и нет? Остается сожалеть, что Наполеон не собирался заключить такой же союз с монгольским ханом, монархом Великой Татарии, – ведь она тоже показана на картах, опубликованных в энциклопедии.

Одну из карт, где за Уралом сразу начинался Китай, обнаружена в материалах походной канцелярии начальника штаба Великой Армии Бертье. Русские редакторы советского времени отказались публиковать эту карту.

Кто такие ученые сегодня?

При встречах британских ученых, позже организовавших Королевское научное общество, выяснилось: из 300 ученых джентльменов 298 имеют собственные средства. Для одного небогатого джентльмена остальные 298 устроили складчину, и он до конца своих дней жил на эту пенсию. Еще одного коллега взял к себе в имение в библиотекари. Взявшего звали Френсис Бэкон. Библиотекаря – Томас Гоббс. Два знаменитых философа.

Сегодня все наоборот: редкий ученый имеет свои частные источники существования. С одной стороны, это хорошо: наука перестала быть занятием богатых людей. С другой, очень плохо: наукой стало можно зарабатывать.

В XIX веке ученых и вузов было мало. Стать профессором – значило сделать серьезную карьеру. Это значило вдумчиво преподавать для небольшого числа студентов, быть материально обеспеченным и занимать высокое положение в обществе. Этакий «младший брат» аристократии.

Ученый в наше время – это преподаватель, сотрудник академического или отраслевого института. То есть чиновник. Это уже не ученый, строго говоря, а научный сотрудник – разницу не так трудно понять. Научных сотрудников немало, их деятельность не особенно элитна. Студентов множество, для них действует своего рода «производство дипломов».

Возникла система государственных или государственно-частных учреждений – каждое со своим бюджетом, штатным расписанием, своей бухгалтерией, отделом кадров и начальством. Работая в таком учреждении, ученый зависит от зарплаты. Работая в системе, ученый поневоле принимает правила жизни в системе. Становится научным сотрудником.

Научный сотрудник зависит и от начальства, и от уважаемых коллег. Всякий знающий человек вам подтвердит, что лучше бы зависел от начальства… У начальника еще могут появляться зачатки совести, а у «коллектива» – никогда.

Коллектив не имеет ни совести, ни стыда, ни чести, ни представления о приличиях. Тем более коллектив не знает стремления к истине и вкуса к научным исследованиям. Коллектив имеет интересы. Коллектив знает, как их защищать.

Коллектив отстаивает не истину, а свои корпоративные интересы. Если научный работник хочет есть (а он хочет) и притом не умеет зарабатывать на жизнь по-другому, кроме как научной работой (а он не умеет) – ему приходится входить в какие-то кланы, сообщества, междусобойчики. Находясь в них, он добывает и делит деньги, а потом на них еще и обедает. Но и корпоративной дисциплиной повязан.

Пресловутая советская наука конца 1980-х – это система, в которой из 600–800 сотрудников Академического института работали 30–80. Остальные «гордились общественным строем» и ролью интеллигенции в мировой истории.

С 1953 по 1989 в СССР выросло три поколения научных работников, которые могли получать зарплату заметно выше средней. И притом почти ничего или вовсе ничего не делать.

Но именно эти васисуалии лоханкины2голосовали на ученых советах и при защите диссертаций. Они могли решать, кому давать ученые степени, должности и средства для исследований. Разумеется, крупные личности их раздражали еще больше, чем крупные темы исследований.

Там, где нет необходимости выдавать результат, творческим личностям душно. Где нет возможности заработать, процветает мироедство.

Фактически после Первой мировой войны в Европе и к 1990-м годам в России в официальной науке остались люди четырех типов:

1. Успешные мироеды, сумевшие успешно возглавить иерархическую систему и живущие за счет более талантливых, но зависимых от них коллег.

2. Люди умные, но слабые и пассивные. Они боятся делать собственную судьбу, и потому за их счет паразитируют мироеды.

3. Люди старших поколений, которым просто поздно бежать. Доживатели.

4. Неудачники, которые сваливаются в науку как на всякое другое дно жизни.

Официальную науку представляют мироеды. В темных костюмах и при галстуках, они масляно улыбаются с экранов телевизоров и требуют от имени корпорации, чтобы все общество:

• приняло научную мифологию, включая бредовые идеи Мирабо и подделки Геккеля и Гора;

• признало современных ученых наследниками Аристотеля, Геккеля, Дарвина и Мирабо, считало бы их носителями истины в последней инстанции и соответственно оплачивало их труды.

Фундаментальная наука все меньше и меньше дает. Чиновники выделяют все меньше средств. Эти средства жадно расхищаются мироедами, возглавляющими корпорацию… На саму науку как таковую попросту не остается. Наука все меньше объясняет мир, в котором мы живем, занимаясь мелкими частными исследованиями. Наука все больше зависит от частных и корпоративных подачек, красиво именуемых грантами. Естественно, она все меньше интересует общество. Тем более, выдают результат общественности опять же мироеды от науки. Кому нужны прилизанные глупые чиновники?

«Священная корова» и кормилица

Фразу «для одних наука – дойная корова, а для других – богиня», молва приписывает Генриху Гейне. Сказать по правде, я мало его читал, но в том, что успел прочесть, этих слов не нашел. Саму же исходную идею нахожу просто бредовой, потому что обожествляют именно дойных коров. Тех, что приносят пищу: вкусное парное молоко.

То, что кормит, то и обожествляется. Крестьянин поклоняется земле и корове, что ничуть не мешает ему пахать и доить. Он и поклоняется именно тому, что требует его трудовых усилий, но в награду дает хлеб и молоко. Точно так же ученый поклоняется науке, почитает науку, любит науку. Что нимало не мешает ему этой наукой заниматься: собирать факты, обобщать их, проверять, строить гипотезы и теории. И сегодня рождаются новые концепции – масштаба теорий Коперника и Фридмана. Но какое отношение к ним имеют 99 % научных работников?! Современный научный работник подобными глупостями не занимается.

У лабораторий и кафедр есть плановые темы исследования. Уважаемые коллеги и заняты решением частных вопросов этих плановых тем. Они пишут статьи и читают доклады под сомнительными названиями. Появилось даже такое обидное слово: мелкотемье.

Современная официальная наука поклоняется корове, которая давно издохла от неумелого выпаса и скверного корма. Институты современной официальной науки и в России, и за рубежом – это поклонение корове, которая была, но которой уже нет. Уважаемые коллеги даже не смогли снять с нее шкуру – потому что руки у них растут из того же места, в котором располагаются их умственные способности. А использовать тушу дохлой коровы для привады они тоже не могут, потому что волков и медведей боятся еще больше, чем своих жен и начальников. Если сотрудники любого сектора или отдела современного академического института увидят поблизости волка – придется их лечить от заикания.

Всякий умеющий работать в науке для этого общества опасен уже как заведомо успешный конкурент. Отношение к нему, к этому непонятному человеку, примерно как к пришельцу из иных миров или иных времен. К призраку того самого древнего ария, который обожествлял коров, но притом умел обращаться с живыми коровами и извлекать из них пользу. Для отторжения тех, кто не входит в их сообщество, научными работниками применяется ритуал изгнания злых духов. Сообщают с умным видом:

– Это ненаучно!

Так жрецы «истории КПСС» или «научного коммунизма» говорили недавно – о теории Гумилева, например, – с таким же точно выражением:

– Это не исторический материализм!

Научные работники искренне удивляются, что никто не боится их погремушек и шариков из жеваной бумаги. Кого только не объявляли «не ученым»! На тех, кто умеет пасти коров, доить молоко и делать из него сыр, официальные ученые очень сердятся и стараются их всячески пугать.

Несколько лет назад один уважаемый коллега «пригрозил» мне, что если я буду и дальше писать свои ужасные книги, три с половиной уважаемых коллеги проведут ученый совет и на нем меня сурово осудят. Даже в высшую инстанцию, в головной институт бумагу напишут.

Обижать юродов нехорошо, но ведь и ученые тоже люди. Я смеялся до икоты, утирая слезы со щек, а уважаемый коллега тоненько визжал и стукал себя кулачками в грудь, как сексуально озабоченная макака.

Кто сегодня занимается наукой?

Да не поймет меня читатель так, будто в наше время не занимаются наукой. Занимаются. Но те, кто занимается реальной наукой, в 9 случаях из 10 делают это не в официальных научных учреждениях.

Тур Хейердал всю жизнь был персоной «нон грата» для академических ученых. Он мог плевать на их позицию по очень простой причине: Хейердал начинал жизнь сыном небедного человека, а к зрелым годам научился сам зарабатывать деньги. В том числе издавая увлекательные книги, выходившие серьезными тиражами. Но мне иногда становится страшно при мысли: а что, если бы он родился в семье рабочего или мелкого служащего?! И занимался бы всю жизнь плановыми темами типа: «К вопросу о форме ритуальной чесалки для спины острова Фату-Хива»?

Арнольд Тойнби прожил жизнь высокопоставленного чиновника в лондонской школе экономики, а с 1929 по 1955 годы – директора Королевского института международных отношений. Свою цивилизационную теорию он разрабатывал в свободное от служебных обязанностей время.

Лев Гумилев, даже когда не сидел в лагере, занимал очень скромное положение в обществе. Свою первую и последнюю квартиру он получил буквально за два года до смерти.

Общее у этих трех ученых эпохального масштаба то, что они не имели к официальной науке почти никакого отношения. Скорее, они находились в постоянных конфликтных отношениях с официальными институтами науки и с подавляющим числом уважаемых коллег.

Точнее сказать, это уважаемые коллеги и возглавляемые ими «храмы науки» находились в конфликтных отношениях с Хейердалом и Гумилевым. У тех на интриги времени всегда не хватало, они были слишком заняты. Они не высказывались о том, что такое наука и ненаука, не боролись за прогресс и не колотили в бубен, взывая к теням Дарвина и Геккеля. Причина все та же: им некогда. Ученые – очень занятые люди. Они знают – их жизней и так не хватит для изучения всего, что им интересно.

Люди признают ценность науки. Они снимают шляпу при появлении Гумилевых и Тойнби… Но люди не согласны оплачивать частные малоинтересные исследования – бесконечные повторы и уточнения того, что уже известно…

____

Петербург породил огромное количество ученых и рождает их сейчас. Но ученые в разное время трудились в очень разных условиях. До середины XIX века это были в основном представители образованной и богатой верхушки общества (или те, кто пристроился в тени этих богатых и знатных). С конца XIX и до конца XX века – это сотрудники высших учебных заведений или разного рода академических или прочих научных учреждений. В советское время у них как-то и не было других возможностей, кроме как трудиться в этих «храмах науки». С середины ХХ столетия все чаще и чаще ученые оказывались отторгнуты академической средой. В советское время они были маргиналами этой среды (Льва Гумилева не пускали на исторический факультет, он преподавал на географическом, фактически читая публичные лекции; Льва Клейна попросту посадили в тюрьму, подыскав подходящую статью).

Сегодня ученый сможет вернее всего реализовать себя, став предпринимателем и работая на самого себя. Или – став человеком интеллектуальной профессии, которая оплачивается: писателем, режиссером, аналитиком. Или в технонауке, выдавая результаты, которые можно использовать для производства. Часть таких людей сможет сделать нечто значительное для рационального познания окружающего мира. Вопрос: где именно, в какой части Петербурга и каким именно способом они смогут себя реализовать?