Читать книгу Человек со многими голосами - Андрей Дашков - Страница 2

Стоя в сгущающихся сумерках и глядя на город, который темной громадой вырисовывался на горизонте, Ролло вспомнил фразу, впервые услышанную им от одного македонского генерала: «Если ты умираешь в Вавилоне, то навсегда». А тот в свою очередь услышал ее от бродячего монаха с Востока, причем сам монах, по словам генерала, сильно смахивал на мертвеца, что бы это ни значило. Генерал не пожелал объяснить подробнее (дело было перед битвой, в которой решалась судьба тогда еще маленького мира) и, по всей видимости, не захотел изменить свою собственную судьбу.

Ролло сомневался, что кто-нибудь из жителей Камня сможет объяснить, почему надпись, высеченная на огромной гранитной плите у въезда в их город и гласившая «Если ты умираешь в Камне, то навсегда», не обещала странникам – всем и каждому в отдельности – ничего лучшего. Не исключено, что так здесь понимали гостеприимство. Ролло нигде не чувствовал себя гостем. Хозяином, впрочем, тоже – он вообще старался избегать опасных заблуждений. До сих пор ему это удавалось, если, конечно, он не заблуждался на предмет собственного существования. Но тогда утрачивало смысл и понятие опасности. Ох уж эти игры в прятки с самим собой. Поневоле втягиваешься, когда редко встречаешь достойных соперников. Однако надпись при въезде в город выглядела многообещающе. И в любом случае это было более чем внятное предупреждение.

Ролло внял.

Он накопил так много судеб, что порой ему казалось: еще шаг – и его погубит центробежная сила Колеса, разорвет на части, чтобы каждая в отдельности могла отправиться своей дорогой и в конце концов получить свое. При этом он испытывал почти непреодолимое искушение поддаться, сделать необратимый шаг, проследить за каждой из своих теней, устремившихся в самостоятельное странствие, прочувствовать и осознать весь диапазон – от немедленной погибели до свидетельства угасания еще не родившихся солнц, – наблюдать за тем, как тени растут из одного корня, ветвятся, втягиваются в убийственные пространства, удлиняются, изгибаются в соответствии с рельефом мира, доставшегося им по случайному жребию, или меняют масть в зависимости от выпавших карт, а в конце концов сливаются с темнотой – и, может быть, там, в той плотоядной темноте, его и поджидало самое интересное. Ведь этого все равно не миновать, рано или поздно.

Но что-то удерживало его личность от распада, а линия интегрированной судьбы получилась настолько извилистой, что напоминала траекторию движения пьяного танцора. Недавно он завершил очередную замысловатую фигуру, незаметно переходившую в следующую. Дотанцевал до своего Вавилона? Он ухмыльнулся. Ну-ну, посмотрим.

* * *

Отсутствие света в Камне. Какая прелесть. Не исключено, что это был город мертвых (и возможно, они действительно умерли в соответствии с надписью, то есть навсегда). Ролло знал, что такое затемнение и что такое комендантский час. Затемнение означало войну. Комендантский час не обязательно означал войну, но уж точно плохие времена – впрочем, не для всех. Далеко не для всех. Ролло, случалось, хорошо жил в плохие времена. Правда, это было давно, и времена успели несколько раз перевернуться. Ролло безнадежно запутался и уже не понимал, в какую сторону течет песок в его часах.

Он шел по дороге, ведущей в город. Ногам его было тепло, а голове холодно, потому что голова плыла между звезд. Разговоры существ из иных миров пронизывали его череп подобно тончайшим звенящим струнам. Кожа – вся в уколах ледяного света – сделалась голубоватой, глаза напоминали зеркала телескопов, вбирающие прошлое, отодвинутое на световые годы.

Ролло расслоился. Но и это ему было не впервой. Он различал как минимум три слоя жизни: осадок, взвесь, чистая вода. Чтобы находиться во всех слоях одновременно, надо было обладать слепотой червя, фильтрующей способностью губки, скоростью марлина. Иногда у него получалось. Природа тщетно пыталась уловить Ролло в свои крупноячеистые сети – он неизменно ускользал, но это не могло продолжаться вечно.

* * *

Почти совсем стемнело, когда он подошел к городской стене, представлявшей собой вал из автобусов, грузовиков, карет, легковых автомобилей, трамваев и омнибусов, который достигал местами высоты в шесть-семь метров. Соответственно, толщина такой стены измерялась несколькими помятыми корпусами. Кое-кто не поленился, перетаскав десятки тонн железа и воздвигнув памятник ржавеющей роскоши, расплющенным иллюзиям, обездвиженной суете. Над всем этим витал старый бензиновый душок, к которому примешивались воображаемые ароматы лошадиного навоза. Ролло почти соскучился.

Он вобрал в себя первую попавшуюся кошку и стал смотреть ее глазами. Это была очень голодная старая кошка, что, впрочем, никак не повлияло на ее зрение.

Он увидел проход через автомобильное кладбище – извилистый и наверняка оборудованный ловушками. Вскоре он различил и тех, кого с некоторой натяжкой можно было назвать стражниками. Надо отдать им должное, они тоже засекли его появление. Он взял себе зрение, но не бесшумную крадучесть кошки, да и не очень-то пытался остаться незамеченным. Тем не менее он мог бы легко убить стражников. Играючи. Однако там, где Ролло побывал, он переродился, не так ли? Из него вынули что-то, а когда положили на место, он стал другим. Это называлось обращением. Или, иными словами, игрой с ограничениями. Значит, больше никакого зла, никакого насилия, никаких смертей…

Двое сидели в одном из неплохо сохранившихся автомобилей, зажатом в нижнем ярусе этой гигантской свалки. Лицо каждого напоминало серую маску, перечеркнутую черной полосой. Это были темные очки.

– Стой где стоишь, – буркнул тот, который занимал место водителя.

Ролло не стал спрашивать, что случится, если он не послушается. Он уже ощутил едва заметное движение воздуха – нечто вроде вертикального ветра. Но это был не ветер. Подняв голову, он увидел над собой шестиосный тягач. Громадный силуэт заслонял звезды, словно темная пылевая туманность, и медленно покачивался. Было ясно, что эта штука ни на чем не подвешена.

– Стою, – сказал Ролло на их языке. Изображать смирение теперь было проще простого. Гораздо труднее замаскировать иронию. – Я всего лишь одинокий странник в поисках крыши над головой и куска хлеба.

– И каково же твое ремесло? – осведомился первый стражник.

Поначалу Ролло имел намерение назваться уличным магом, но теперь стало ясно, что в Камне прежде надо осмотреться и, возможно, обзавестись помощником. Поэтому он осторожно ответил:

– Я предсказываю будущее.

Двое сидевших в машине расхохотались. Ролло не мог понять причину их веселья. Должно быть, за время пребывания в Лимбе он опять немного отстал от жизни. От чертовой современной жизни.

– Ну-ка, предскажи мне будущее, – потребовал первый стражник.

– Для этого я должен больше узнать о вас. Чем вы занимаетесь?

– Мы здесь для того, чтобы воспрепятствовать проникновению в город нежелательных элементов, – предельно четко, будто следуя букве некой инструкции, изложил стражник. – Можешь считать, что это наше призвание.

– А разве для этого не нужно быть зрячим? – осведомился Ролло, прикидываясь простачком.

– Мы ночная стража, кретин, – вмешался второй стражник.

В этом есть резон, решил Ролло. Глаза им не нужны, а вот слух, должно быть, острейший.

– Кто это – нежелательные элементы? – поинтересовался он.

– Разве ты надпись не читал? – Второй стражник безошибочно ткнул пальцем в том направлении, где находилась плита с предупреждением. – Или ты неграмотный?

Ролло начал кое о чем догадываться.

– Но я пока живой, – заметил он, на всякий случай приготовившись к тому, что стражники попытаются исправить столь вопиющее недоразумение.

– Это я и так чую, – сказал первый стражник. – Но какого дьявола ты шляешься ночью?

Ролло, которому город Камень уже нравился меньше из-за невежливых обитателей с их нагоняющим скуку формализмом и дурацким самомнением, порылся в своей странной многомерной памяти в поисках подходящего ответа.

– Моя тачка сдохла километрах в десяти отсюда. Пришлось топать пешком.

– Ты хоть попрощался со своей тачкой как следует? – поинтересовался второй стражник.

– Да, я даже хотел ее похоронить, но потом решил, что это отнимет слишком много времени, – доверительно сообщил Ролло.

– Еще один долбаный шутник, – сокрушенно пожаловался первый стражник, склонив голову, отчего казалось, что он разговаривает с собственным пупком.

И пупок ему ответил:

– Нет, он не шутник. Он гораздо хуже.

«Внутренний» голос оказался низким, хриплым, отвратительным; вдобавок запахло так, будто у кого-то из двоих слепцов (или у обоих) прорвало прямую кишку. При этом оба держали рты закрытыми.

Ролло не мог не почуять зловоние, потому что к тому моменту уже находился на заднем сиденье их автомобиля. «Молоту» в виде тягача понадобилось несколько больше времени, чтобы переместиться и зависнуть над «наковальней».

– Хороший ход, – одобрил первый стражник, не оборачиваясь. – Однако с чего ты взял, что мы не способны на самопожертвование?

– Да, – с некоторой обидой поддакнул второй. – Какого черта ты плохо о нас думаешь?

– Но тогда северный проход останется неохраняемым, не так ли? – осмелился предположить Ролло.

– Далеко пойдет, – сказал второй стражник первому.

– Ну, не дальше городского кладбища, – философски заметил тот.

– А какое у нас кладбище… м-м-м… – мечтательно поведал второй стражник. – Пальчики оближешь.

– Несомненно, оно является главной здешней достопримечательностью, – убежденно сказал Ролло. – Первое, что я делаю в любом городе, это посещаю кладбище.

– Знаешь, а он мне нравится, – сообщил первый стражник своему пупку. – Мерзавец, конечно, но он мне нравится. Надо его пропустить. И послушать, что будет. Я бы дал ему две недели, не больше.

– Я бы сказал, что он продержится месяц, – пробулькал пупок.

– Хочешь пари?

– Принято.

Стражник ткнулся головой себе в пах, обладая, очевидно, изрядной гибкостью. Когда он выпрямил спину, Ролло увидел в зеркале, что на лбу у стражника осталась дымящаяся отметина. Кроме утробной вони, появился еще и запах жареного.

– Следи за тенями, торговец будущим, – посоветовал второй стражник. – Месяц – это тебе не шутки.

– Проходи, – разрешил первый стражник. – Сначала прямо. Потом свернешь. Осторожней на кладбище. Сегодня падают метеориты.

Напоследок Ролло обернулся:

– Вот тебе мое предсказание. Ты умрешь.

– Ха! Это я и так знаю. Ты что, мать твою, издеваешься?

– Если бы ты это знал, то не жил бы так, как живешь сейчас.

– Да кто такой, чтобы учить меня жить?!

– А я и не учу. Я всего лишь сделал тебе подарок, который не стоит и плевка. Поэтому он поистине бесценен.

– Катись ты со своим подарком куда подальше!

Ролло произнес голосом, позаимствованным в одном провинциальном театре:

– Запомни эту минуту. Однажды ты вспомнишь ее с дрожью ужаса. Ты скажешь себе: была ночь, когда я увидел весь мир в луче истины. Я мог его обрести, я мог себя изменить. Но я не сделал ни того, ни другого. Я выбрал тьму неведения, и холод одиночества, и судьбу изгнанника, и смерть без прощения.