Читать книгу Последнее дело капитана Дымова. Белая версия. Умрут не все… - Андрей Дорогов - Страница 4

Говорят сон это лекарство, несущее успокоение больному, может быть, может быть. Тогда кошмар это яд, отравляющий почище стрихнина.

Егор, вынырнул из липкого кошмара, словно тонущий из пучины морской. Сон, пропитавший ядом его плоть под кожей и разлившийся жгучей отравой по венам, не принёс облегчения. Боль, в испуге бежавшая от порции сивушного коньяка вернулась и вновь по-хозяйски обосновалась в левой половине головы.

Слабо застонав, Егор взглянул на часы – пять тридцать утра и заозирался в поисках ночных гостей.

Он беззвучно выругался, поняв, что никаких гостей не было, просто подсознание ответило вывертом на запредельные перегрузки, явив ему во сне призрачный морок. Егор полежал еще чуть-чуть, надеясь, что боль отступит. Но тварь эта, явно не собиралась уходить. Промычав что-то, он сел, больше не в силах терпеть иглы колющие мозг и отдающиеся вспышками в левом глазу.

Кое-как добравшись до комода, наплевав на брезгливость, он вынул грязную простыню из ящика и, оторвав кусок, туго перемотал голову. От такого поворота событий, боль, оторопев, слегка отступила, но осознав, что человек больше не предпринимает попыток по её устранению, вновь принялась грызть такое сладкое на вкус серое вещество.

Поняв, что мера не принесла должного результата, Егор проковылял в ванную, и с трудом раздевшись до пояса, включил воду. Тугая струя горячей воды, почти кипятка, ударила сначала в затылок, а потом когда он чуть повернул голову и в больной висок.

Несказанно удивленная таким насильем боль отпрыгнула вглубь черепа, Егор, не давая ей опомниться, покрутил кран и вот в лицо бьет не кипяток, а ледяной холод.

Терпеть, терпеть, всё, нет сил…

Снова движение кистью и вновь жар, потом опять холод, и опять жар и так много раз, пока проклятая гадина оккупировавшая голову не сдохнет.

Через долгие пятнадцать минут, Егор выпрямился. Боль и вправду вроде как унялась, он осторожно покрутил головой – кажись порядок. Только он чувствовал – это ненадолго. Боль, поселившаяся в голове, похоже, не собиралась так просто сдаваться, и вскоре планировала вернуться на прежние, с таким трудом отбитые у нее, позиции. Кое-как вытершись майкой, Егор швырнул её в угол. Натянул водолазку и вернулся в комнату. Чувствовал он себя, несмотря на отступившую боль прескверно: слабость, дрожащие руки и липкий, покрывающий тело, пот.

Нет, с этим надо что-то делать и со слабостью и с болью, и делать прямо сейчас. Хрен с «Вялым», хрен с этими убийствами, хрен со всем миром, работой и Людмилой тоже.

С тоской посмотрев на севший смартфон, он снял со стены радиотрубку, решая кому позвонить первому. Взглянул на часы – самое начало седьмого. Ладно, сначала в отдел. Набрал номер – долгие гудки. Отбой. Набрал номер Людмилы.

– Алло, – голос совсем не сонный.

– Это, я, – от её равнодушного тона сердце сбилось с ритма, а в грудь словно вонзили тупую иглу.

Трубка ответила молчанием, он слышал только её ровное дыхание.

– Я… – начал он и потер грудь, дышать было почти невозможно, – я в командировку еду, – после паузы, справившись, наконец, с непослушным сердцем, продолжил он, – на пару дней.

– Хорошо, – Людмила замолчала.

– Ладно, тогда пока, – через силу вымолвил Егор.

– Пока, – холодно и равнодушно ответила она и положила трубку.

Бл..ь, бл..ь, бл..ь! Даже не спросила – куда еду, когда вернусь. Тон это, равнодушный, будто не с мужем говорила, а с соседом, случайно встреченным во дворе и обратившимся с незначительным вопросом. Он глухо завыл от тоски. Вновь вернулась боль, и громко затопала в виске, проторяя дорогу к глазу.

Егор лихорадочно начал тыкал пальцами в кнопки, пока боль не завладела им полностью, и он мог ещё соображать. Только бы Родион был на месте.

– Родя, здорово, братуха, – зачастил он в трубку, – как сам, как дети, как дрожащая половина?

Родион откликнулся густым смехом на его шутку.

– Нормалек, брат. Сам-то, как? Голос что-то у тебя нехороший, случилось что?

– Да, блин, брат, понимаешь, башка последнее время болит – спасу нет. Вот сейчас, сил нет, слабость и вообще… На три денька на матрасы залечь хочу. Прикроешь?

– Вопросов, нет, больничку выпишу, только… С головой не шутят, может заглянешь?

– Никак, брат, сил нет, отлежусь и…

– Ну, смотри… А скажи-ка, боль какая – острая там, тупая? По голове случаем не били?

– Такая, знаешь, дикая, в левой части и в глаз отдает, а по голове, нет, давно не били.

– Х-м, – задумчиво протянул товарищ, – еще какие симптомы, кроме боли?

– Это важно? – Почти простонал Егор.

– Важно, Егорка, важно. Так, какие?

– Слабость, усталость постоянная, засыпаю плохо. Как-то так.

– Я не хочу тебя пугать, но зашёл бы ты ко мне, анализы сдал, кое-чем бы тебя просветил, проверил бы, надолго не задержу, пара часиков, а? Голова это такой орган… Да и симптомы так себе.

– Да знаю, знаю, голова не жопа – завяжи, да лежи, – через силу отшутился Егор.

– Ну…

– Брат, не могу сейчас говорить, – Егор еле сдерживался, чтобы не закричать, боль набирала обороты, а ему еще в отдел звонить и складно врать, – загляну через недельку.

Он отключился и начал быстро набирать номер отдела.

– Ваня, ты? Слушай, я приболел… Нет, ничего серьезного, так… Но, я на пару дней больничный взял… Да пошел он в жопу этот следак, и шеф вместе с ним… Всё, я сказал, всё! Послезавтра, край в четверг я на месте… Всё, всё, всё. Шефу я сам отзвонюсь. Его, всё равно сейчас нет. Бывай.

Егор выдохнул и силой брякнул трубкой о кровать, боль была невыносима.

Мать твою так, да что с ним?

Пошатываясь, он поднялся и добрел до серванта. Где-то здесь была аптечка – терпеть боль не было сил, надо ее чем-то заглушить.

Аптечки не было, превозмогая боль в голове и в сердце, и почему-то приступы удушья, он обшарил всю квартиру, но лекарств не было, если не считать за оные пачку дешевых презервативов.

Зато нашел кое-что поинтересней. Прозрачный пакетик размером с пол-ладони набитый какой-то травой – рыхлой, неприятного зеленовато-бурого цвета и с характерным сладковато-дурманящим запахом. Пакетик был не слишком удачно прикреплен скотчем к днищу комодного ящика.

Кто его спрятал? Размышлять над тем, кто заныкал наркотик, мешали путающиеся от боли мысли. Ладно, с этим он потом разберётся.

Вариант? Не вариант? Где-то он слышал или читал, что трава помогает от головной боли. Попробовать, а чего ему терять?

На подгибающихся ногах Егор добрался до пальто, выковырял из кармана пачку сигарет. Волны боли накатывали на него морским приливом, с каждым разом становясь все сильнее. Дрожащими пальцами достал сигарету, распотрошил ее на колени, зубами выдернул фильтр, сплюнул прямо на пол.

Опыт забивания косячков у него был, по малолетству баловался, вместе с все тем же Гошей и парой дворовых дружков. Правда в отличие от остальных травка его не забирала и вместо веселого прихода или грустняка, он получал красные, словно у кролика альбиноса глаза и нос полный соплей.

Егор свернул сигарету, правда, не с первого раза. Самокрутка ходила ходуном в кривящихся от боли губах. Пальцы дрожали, ломая спичку за спичкой, но Егор справился. Сладковатый дым потек в него, как холодная струйка воды в пересохшее горло бедуина.

Вскоре, боль сдалась, не в силах справится с дурманом и, о чудо, сначала отступила, а потом и вовсе исчезла.

Егор облегченно откинулся на кровать. Оказывается счастье, это когда боль, грызущая почище голодных волков, уходит. Сразу и дышать становится легче, и дрожь исчезает, и тело перестает ежеминутно покрываться холодным, липким потом. Незаметно для себя Егор уснул.

Проснулся он от того, что захотел курить, бывало с ним такое. Просыпался он ночью от непреодолимого желания насытить организм никотином, как будто днем мало травил себя химической заразой.

Поднявшись, Егор подошёл к окну, приоткрыл форточку и, выковыряв из пачки сигарету закурил. Потянуло холодом, поежившись, Егор прикрыл деревянную створку, оставив лишь узкую щёлку. Пейзаж за грязными стеклами совсем не радовал. Свинцовый сумрак, голые деревья и минус тридцать на градуснике. Народу на улице почти не было, лишь одинокий дворник возился у мусорных баков. Докурив, он щелчком выкинул бычок за окно и, закрыв форточку, покрутил головой и плечами. Боли не было, ощущал он себя если не прекрасно, то вполне сносно. Голова ясная, тело легкое. Егор взглянул на часы, начало десятого, оказывается, проспал он почти три часа.

И что теперь делать? Задал себе Егор риторический вопрос. Больничный выписан, начальство предупреждено, кстати, да, начальство, оно то, как раз и не в курсе. Надо звякнуть, доложиться. Так, мол, и так – в неравном бою с болезнью, пал смертью… тьфу ты, не сглазить бы… выбыл из строя, временно, на пару дней, боец… в смысле капитан Егор Иванович Дымов. Документы, в смысле лист о нетрудоспособности прилагается.

Вот только телефона начальника он на память не помнил, а труба разряжена. Вот и первая задача, раздобыть зарядник для смартфона. Задача поставлена, выполняем. Зарядку он конечно не нашел, хотя и снова перерыл все шкафы в квартире. Зато нашел банку неплохого растворимого кофе, незамеченную вчера. С тоской посмотрел на темный экран смартфона, выходить на мороз, и искать кабель с адаптером совершенно не хотелось. Но и не предупредить шефа было нельзя. Лабров, Лаба, как его звали в отделе за глаза, такого пренебрежения к своей персоне не потерпит, и может капитально испортить жизнь Егору. Всякими мелкими придирками, дурацкими поручениями и дежурствами по отделу.

Прихлебывая свежезаваренный кофе, Егор набрал сначала Ваню Тюрина, но абонент был не абонент, потом Вальку Филатова, этот трубку взял.

– Алло, – вальяжно проговорил опер.

– Здорово, Валентин, – Егор сделал глоток горячего кофе, – слышал последние новости?

– О том, что ты заболел? В курсах.

– Шеф, далеко?

– Ты, Егор, не поверишь, но он тоже больничный взял.

– Кто, за него?

– Кто, кто? Хрен в пальто, кожаном. Зам его, по личному составу, кто же еще. Витюша.

У Егора отлегло от сердца, этой крысе тыловой, земли не нюхавшей, лично можно и не докладываться.

– Ну, тогда, передай Вите свет Андреевичу, что я забиллютенил.

– Будешь, когда? Сам знаешь – дел невпроворот.

– К четвергу, надеюсь, оклемаюсь. Ну, всё давай, адью. – Егор, отключился, и с кофе и прикуренной сигаретой растянулся на кровати.

Лепота, он уже и забыл, когда вот так, с чашкой кофе и сигаретой лежал и отдыхал. Он прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной, кофе, хоть и растворимый, но на вкус вполне себе, и сигаретой. Но пролежал он так ровно до того момента, как кончилось кофе.

В голову полезли мысли о Людмиле.

Едва он вспомнил о ее равнодушном тоне, о безразличие к нему, к его делам, к их совместной жизни. О её измене. Чего уж там глаза закрывать, изменяет она ему, регулярно и достаточно давно.

Он почувствовал, как от круговерти мыслей в нем закипает гнев. К дьяволу всё, пора заканчивать эту чехарду – развод и как говориться тапки по почте. Соберет вещи и сдристнет из квартиры. Куда? Да, вот хотя бы сюда. Отобрать на хрен запасные ключи, чтобы не водили сюда всяческую шушеру, да подшаманить хату, привести ее в более-менее приличный вид и можно жить.

Егор приободрился, давно надо было рубить к чертям этот Гордиев узел, чего тянул, непонятно. Всем, кроме него, похоже, было ясно, что с Людмилой у него всё кончилось. И любовь, и морковь и все остальные овощи тоже. И чего, так долго ждал? На что надеялся? Что вспыхнет былая любовь? Да полноте, какая к лешему любовь. Страсть, да и то поначалу. Ушла страсть, и его и её, как пар из носика выкипевшего чайника.

Егор вспомнил вчерашнюю знакомую, гладкость её кожи и земляничный аромат. А может к ней пойти. Раз делать нечего? Он свободен, ну почти, пусть Людмила об этом пока не знает, но он-то всё решил. Да и у Ольги сегодня выходной. От мыслей о медсестре, у него затеплило в животе, и сладкие волны возбуждения прокатились по телу. Он потянулся, и вправду чего тянуть? Она привлекательна, он чертовски привлекателен. Егор засмеялся в голос, вспомнив присказку из старого фильма, и тут же в голову, в левый висок, прямо за глазом, кольнула боль. Еще легкая, едва заметная, но он знал, еще час, много два и всю голову охватит тупая, мешающая думать и жить боль.

Нет. Надо сначала с этой хероборой разобраться. Что там сломалось в его голове, что за шестеренка соскочила со своего места и елозит, причиняя боль. К Роде надо ехать, разбираться, пусть тычет в него иголками, сует под всяческие приборы, светит, просвечивает и разбирается что-там да как с его черепушкой. Тем более, он сам приглашал.

Рядом чуть слышно запиликала трубка радиотелефона. Егор бросил взгляд на светившийся зелеными цифрами экран. Звонил Валек.

– У тебя, что с трубой?

– И, тебе, здравствуй, гражданин начальник. – Вяло отозвался Егор.

– Я спрашиваю, что с телефоном? Почему трубку не берёшь?

– Села, – лаконично ответил Егор, размешивая сахар в чашке. – Ты, только за этим звонишь?

– Зарядить не судьба?

– Зарядку посеял где-то.

– Ты чё, не дома?

– А, ты вообще, с какой целью интересуешься?

– Да, так, номер гляжу, с которого ты звонил, незнакомый.

– Не дома, – с неохотой признался Егор.

– Ну, понятно, – протянул Валька.

«Да, что тебе понятно? Слухи пойдешь распускать по отделу?»

– Так, зачем болящего беспокоишь?

– Тут тебе, какая-то дама звонила?

– Какая?

– Да я в душе не ипу. Ольгой назвалась. Очень тебя хотела… – Валентин сделал многозначительную паузу, – услышать, голос приятный такой, молодой.

– Что, хотела? – У Егора потеплело в груди.

– Не сказала. Но, я ей твой номер дал. Уж больно настойчива была. – Валентин утробно захохотал. – Два раза, кстати, звонила. Первый, когда номером интересовалась, а второй, когда до тебя дозвониться не смогла. Очень беспокоилась, не случилась ли что с тобой. Ты уж не расстраивай, девушку, позвони.

– Номер свой, она оставила?

– Не-а, ты трубу-то подзаряди, там тебе на экране всё и высветится.

Валентин вновь заржал и, не прощаясь, отключился.

Егор бросил телефон на кровать и подошел к окну. Интересно, как Ольга узнала номер отдела, хотя чего там гадать, он сам вчера с её телефона звонил, вот в памяти последний номер и остался. Зарядник для телефона всё-таки придется найти. Хотя бы для того, что бы поговорить с Ольгой. Придется купить, не домой же ехать, с Людмилой видеться совсем не хотелось. Она впрочем, на работе, так что они не встретятся, но переться на другой конец района не хотелось, да и на улице температура все падала, градусник показывал минус тридцать два.

Егор снова лег, от былой легкости не осталась и следа. В голове тюкали молоточки боли, с каждой минутой набирая темп, а тело охватила привычная усталость. С отвращением он поглядел на пустую чашку с разводами кофе, зачем то понюхал её, скривился от запаха, показавшийся ему противным, и с трудом подавив тошноту, заглянул в сигаретную пачку. Сигарет осталось штук восемь. При виде легализованной отравы его снова замутило. Да, что такое, что с ним? Что за нелады с организмом? Нет, надо собираться к Родиону, только что-то сил совсем нет. Сейчас он полежит с пол часика и поедет к нему. Надо только как-то унять боль, сил нет терпеть. Сейчас он таблеточку примет, полежит чуток и в путь. И тут же вспомнил, нет здесь никаких таблеток, вслед за этой мыслью пришла другая, спасительная. Травушка-муравушка которая так удачно ему помогла, три часа назад.

Он поискал глазами пакет. Тот, рассыпав часть содержимого, лежал рядом с кроватью. Рискнуть, последним зубом, как шутили в детстве? А, что, он собственно теряет? Да, ничего, кроме боли. И Егор повторил утреннюю процедуру. И впрямь, после того как самокрутка сгорела боль ушла. Можно сказать, испарилась, словно её и не было.

Хорошо, Егор потянулся все телом до хруста суставов. А после, свернул ещё несколько самокруток.

Он набрал номер Родиона, тот ответил после второго гудка.

– Да, слушаю вас.

– Родя, и снова здравствуй, – Егор не стал тянуть с разговором, и начал с места в карьер, – ты, помнится, приглашал к себе на обследование, я готов, вот хоть прямо сейчас.

– А, Егор, извини брат, прямо сейчас не могу, понимаешь, хрень какая случилась, дед у жены умер, я в срочном порядке Светку в охапку и к нему… ну в смысле в деревню еду, где он жил. Туда пилить 300 верст, так что, сам понимаешь… Давай на следующей неделе, в понедельник, подождешь? Или хочешь, ну если прям срочно, я шепну человечку, он тебя примет.

– Добро. И, прими мои искренние соболезнования.

– Принимаю. И да, больничный я тебе до четверга выписал, если понабиться, зайдешь, продлишь до понедельника. Ну, все давай, до встречи. – Родион отключился.

И так, первоначальные планы пошли прахом. Значит не судьба. Ну и чем заняться почти одинокому, временно не работающему мужчине в свободное время? Известно чем – женщины и алкоголь, вот наш ответ депрессии.

Егор опять подумал об Ольге. Надо идти к ней, но…

Не хотелось ему идти к ней, в таком подвешенном состоянии как сейчас, вроде и свободен, по крайней мере, по его внутренним ощущениям, но не совсем, да и что там со здоровьем непонятно. Не хотел он давать ложную надежду девушке, и так, видать, жизнь к ней не ласкова.

Он собрался и сходил за зарядным устройством, магазин, торгующий разными электронными прибамбасами, был в соседнем доме. Но и за столь короткую прогулку он промерз до самых костей.

Пока телефон заряжался, Егор залил кипятком кофе и принялся ждать. Едва аппарат загрузился, посыпались оповещения о звонках и SMS сообщения.

Одно было от Лабы, короткое, всего два слова: «Я заболел».

Одно от Роди: «Больничку выписал. Сам уезжаю. Жду в понедельник. Не хворай».

Два раза звонил Валентин, один раз Ванёк, и три раза неизвестный номер. И ни одного от Людмилы. Ещё вчера это сильно бы обидело его, но сегодня Егору было глубоко наплевать на такое равнодушие жены. Интересно, неизвестный номер это Ольга звонила? Проверим? Проверим!

Егор нажал на пустую иконку неизвестного абонента.

– Алло, – девушка ответила, после первого гудка, – Егор?

– Не быть мне богатым. – Усмехнулся Егор. – Как узнала?

– Мне почти никто не звонит, вот я и подумала, может…

Между ними повисла пауза. Егор мучительно придумывал что сказать. Девушка молчала, ожидая его реакции. Наконец, не выдержала первой.

– Вы, у меня папку с документами забыли. Я подумала, они вам нужны… и вот…

Ольга замолчала. Егор слышал только ее прерывистое дыхание.

– Оль, давай на ты.

– Я хотела узнать, как ты себя чувствуешь, вчера ты плохо выглядел.

Егор хотел пошутить, что так он выглядит всегда, но вместо этого сказал:

– Лучше, но пока не совсем. На больничный ушёл, в понедельник на обследование лягу.

– Что-то серьезное? – В голосе девушки слышалось неподдельное беспокойство.

Егору хотелось ей рассказать о раздрае в своей жизни, но он лишь ответил.

– Надеюсь, что нет, отлежусь пока, а за документами зайду позже.

Между ними вновь повисла неловкая пауза.

Егор, откашлявшись, сказал.

– Оль, я позвоню еще?

– Конечно, если будет нужна помощь…

– Я обязательно сообщу. А пока… пока.

– Да, пока.

Егор отложил телефон.

С тоской обвел шалман, царящий в квартире, и как он докатился до жизни такой. Сидеть в этой убогой хате до четверга, в идеале до понедельника Егор не собирался. Но и чем заняться он не знал.

Заелозил по кровати, поставленный на бесшумный режим телефон.

Егор глянул на экран. Это был опять Валентин.

– Чего тебе? Случилось, что? – Раздраженно сказал Егор.

– А, то. Новость хочу до тебя донести?

– Надеюсь хорошую, а то плохих мне на год вперед насыпало. – Устало, пошутил Егор.

– Да, как тебе сказать…

– Да, не тяни, выкладывай, что за гемор на наши головы свалился.

– Дело от нас забирают.

– Какое?

– Да, то самое. С девками убитыми.

– Кто?

– Ты Егор видать и впрямь сильно болен, раз такое спрашиваешь. Важняк из главка был, с командой. Вот только что, все материалы подчистую выгреб.

– Ну и правильно, – Егор прошлепал на кухню с намерением заварить ещё чашку кофе. – А то наш «бультерьер» ни фига не распутает это дело.

– Ну, да, – хмыкнул Валёк, – он бабушкины нитки, котенком запутанные, распутать не сможет, а тут три трупака, без каких либо зацепок. Ладно, болей, болезный ты наш, гуд бай.

В который раз за сегодня Егор слушал тишину в телефоне. Он медленно отложил телефон и задумался.

В деле и впрямь зацепок не было. Три убитых девушки, не знакомые друг с другом. Разные по внешности, по возрасту, социальному статусу, но убитые одним способом с интервалом в 5 дней ровно. Убитых, прямо скажем странно и страшно. Чего только Егор, за годы службы не навидался. Но, такого, нет. Если не считать за увиденное, американские фильмы про маньяков, сиречь серийных убийц, и всяческих сатанистов, которые обожала его дражайшая супруга.

Как выразился Лаба:

– Ты, этих сатанюг, Дымов, мне из-под земли достань.

Тело с раскинутыми в стороны руками и ногами, горло перерезано от уха до уха, рана глубокая до самого позвоночника. Возле каждой конечности жестяная банка с хлопьями сажи. Вокруг тела меловой круг с закорючками по всей окружности снаружи и внутри. Закорючки непонятные – толи иероглифы, толи древнегерманские руны, толи пиктограммы, может вообще арабская вязь. Так, всего понемногу намешено. Это он потом узнал, когда по всяким филологам и палеографам, да, оказалось, есть и такие специалисты по древним рукописям, пошатался. Все к кому он обращался в один голос утверждали, что это просто белиберда – знаки, значки и символы, понадерганные из разных культур и никакого внятного смысла не несущие. Как сказал один старичок, седой и морщинистый словно чайот8, только не зеленый, а благостно розовый, и для своего почтенного возраста на удивление шустрый, взглянув на фотографию круга и надписи:

– Это, молодой человек, сущая абракадабра – только не перевернутым треугольником написанная, а по кругу. Одиннадцать раз написанная фраза, состоящая из хаотично составленных символов, из разных языков. Каждый раз один символ выбрасывается, и так пока не остался последний, тот с которого начиналась фраза, если данную ахинею можно назвать фразой.

– Что это за символ? – Егор всё же уточнил, хоть и не надеялся на ответ.

Профессор лихо сдернул очки с носа и, почесав дужкой шишковатый лоб, выдал:

– Я бы сказал, это китайский иероглиф означающий жизнь.

– А потом, что написано?

– Руна, скандинавская – Альгиз, в данном случае подразумевается смерть, вот видите, – профессор потыкал обкусанным заушником в фотографию, – лапкой птичьей вниз перевернута.

– А, дальше?

– А, дальше, молодой человек, – профессор усмехнулся, – набор из понадёрганных отовсюду символов, вот несколько китайских иероглифов, вот германские руны, вот Египетская клинопись, что-то из древнеперсидского, один или два символа.

– А осмысленную фразу из этого сумбура можно составить?