Читать книгу От сессии до сессии… или Из жизни советских студентов - Андрей Женин - Страница 12

Как-то утром после активного отдыха с перерывами на кратковременный сон под палящим солнцем на берегу реки мы обнаружили нашего друга Рыжего с физиономией вовсе не рыжей, а ярко-красной, как задница молодой макаки. Он, как и всякий светлокожий блондин, сгорал на солнце моментально и весьма обстоятельно. При этом любое движение и прикосновение даже лёгкой одежды приносили ему настоящие муки. Мы поняли, что он не транспортабелен и абсолютно не способен к любому виду труда. Как люди весьма сердобольные, мы наполнили холодной водой большую бочку и поместили в неё нашего несчастного товарища. Тот благодарно скривил подобие улыбки и задремал, напоминая своим положением аллигатора, поджидающего несчастную жертву. Только вот ничего хорошего нашему аллигатору ждать не приходилось…

Посмеиваясь над новоявленным Диогеном, мы отправились на работу.

После пятиминутки к нам подошёл Саня и заговорщически прошипел:

– Часов в семь приходите ко мне в гости. Выпьем, закусим. Девчонки приедут, скучно не будет.

– Кто такие? – удивился я.

– Понятия не имею. Даже сколько их, точно не знаю, – ответил Саня.

Увидев на наших лицах серьёзные сомнения в своём психическом здоровье, он прошептал:

– На аборт приедут. Только никому… – и приложил палец к губам.

В Советском Союзе дела с контрацепцией обстояли из рук вон плохо. Поскольку в обществе строителей коммунизма секса якобы не было, никто о нём толком ничего не знал. Совки постигали печальные последствия случайных связей на собственной шкуре. Помимо уже известной вам проблемы с венерическими заболеваниями, у некоторых девушек почему-то наступала беременность. Встречались гражданки, которые с ужасом узнавали о своём интересном положении спустя полгода и более, но речь сейчас не о них, поскольку в их случае в момент прозрения выбора уже не оставалось. Если же девушка была смышлёной и грамотной, нарушение цикла, тошнота и изменения вкуса хотя бы через пару месяцев сеяли в её душе смутные подозрения.

Беременности, как известно, бывают желательными и нежелательными. При этом нежелательные наступают легче и чаще, а изначально желательные мало того, что нередко требуют значительных усилий, так ещё в итоге иногда оказываются нежелательными.

Поясню на примерах. Некая юная обольстительница просыпается с утра в постели с тремя джентльменами, пытается с трудом осознать собственную личность, знакомится заново со всеми троими, вальяжно говорит: «Вася, сигарету! Петя, зажигалку! Ваня, налей выпить!» – и, выпуская через нос клубы сизого дыма, задумчиво вопрошает: «Что бы сказала моя мама, если бы узнала, что я курю?!» Ясное дело, в данный антураж никакие дети заведомо не вписываются. Тем более не совсем понятно, кого объявить счастливым отцом. Если девушка, проснувшись к обеду с больной головой, с удивлением обнаруживает, что она уже совсем не девушка, при этом попытки прямые и косвенные выявить творца сего безобразия оказываются безуспешными, а через месяц появляется утренняя тошнота и солёный огурец становится пределом мечтаний – такая беременность нашей красавице тоже совсем ни к чему! Или если гражданка соврала своему мужу, страдающему первичным бесплодием, что будет ночевать у любимой подружки Саши, а сама кинулась к Саше, но совсем к другому и прямиком угодила в омут сексуальных утех, после чего куда-то подевались месячные и стало тошнить… в общем, понятно.

Совсем другое дело, когда двое молодых людей любят друг друга. Вернее сказать, девушка думает, что любит, а парень просто пользуется её юным телом для удовлетворения своих сексуальных потребностей. В такой ситуации счастливая девица, обнаружив все признаки беременности, бежит вприпрыжку к предполагаемому суженому, чтобы сообщить «благую» весть. Она рассчитывает на страстные поцелуи и слова: «Выходи за меня замуж!», – а взамен слышит невнятное бормотание, в котором чётко различается только слово «аборт». После долгих слёз и упрёков вроде: «Ты обещал на мне жениться!», – она получает окончательный приговор: «Мало ли что я на тебе обещал!» Мир грёз разом рушится, и беременность вдруг становится обузой.

Или другой пример. Провинциальная тигрица является покорять столицу. В течение нескольких месяцев она всеми доступными способами и местами своего тела пытается хоть чего-то добиться, но… В итоге она понимает, что единственный путь зацепиться за вечерние огни большого города – беременность от москвича любого качества и степени изношенности, но с квартирой. И – о, счастье! – она знакомится с гражданином неопределённого возраста, проживающим в полном одиночестве в небольшой, но уютной квартирке, не совсем в центре, но и не в селе Кукуево-Дальнее. Наша тигрица незамедлительно затаскивает гражданина в постель, где и насилует его без всякой жалости до тех пор, пока не случится счастливое соитие сперматозоида с разомлевшей от ожидания яйцеклеткой. И если гражданин действительно является обладателем квартиры и добропорядочным коммунистом, пиши пропало, про этот случай я вам уже всё рассказал ранее.

Но… так бывает не всегда. Коренной москвич на поверку вполне может оказаться шестидесятилетним разнорабочим из деревни Иечкино Магаданской области, имеющим жену-алкоголичку и пятерых детей от пятнадцати до тридцати пяти лет от роду. Как он попал в столь сомнительную ситуацию? Да очень просто! Приехал в отпуск на месяц посмотреть златоглавую, заселился в пустующую квартиру старинного школьного товарища и не устоял перед домогательствами молодого глупого тела. И плевать он хотел и на будущую маму своего возможного шестого ребёнка, и даже – страшно сказать! – на саму Коммунистическую партию – дальше Колымы всё равно ведь не отправят! Вот и получается, что такая желанная ещё несколькими днями ранее беременность становится большой и серьёзной проблемой.

Как бы там ни было, нежелательная в итоге беременность требовала немедленного прерывания. Никаких медикаментозных препаратов раздобыть было практически невозможно, а попытки использования «народных средств» заканчивались весьма печально: развивались очень серьёзные осложнения, вплоть до фатальных, или, в лучшем случае, беременность сохранялась. Соответственно, единственным разумным решением в такой ситуации было обращение к врачу. Он и только он мог относительно безопасно провести весьма неприятную процедуру, заключающуюся в выскабливании внутреннего слоя матки. Причём надо было успеть до срока в двенадцать недель, поскольку позже операция превращалась в уголовно наказуемое преступление как для пациентки, так и для решившегося на неё доктора.

Вот и выходит, что сделать аборт в Советском Союзе оказывалось тоже весьма непростым делом. Закон его не запрещал, однако общество строителей коммунизма категорически не приветствовало безвременную смерть своих потенциальных членов. На рискнувшую попрать сложившиеся устои и принятые моральные нормы даму показывали пальцем, шушукались за её спиной и с укоризной качали головами. Да и справок для официальной процедуры требовалась уйма, что до неприличия расширяло список лиц, которые «были в курсе». Если всё это происходило в миллионном городе – ещё ничего, а если в небольшом, где каждый знает каждого?! И приходилось пострадавшим от легкомыслия или несбывшихся надежд (кто как) искать обходные пути. И пути эти находились. В любом городишке или его окрестностях обязательно промышлял врач-гинеколог, который делал аборты на дому или в больнице, но в приватном режиме и за отдельную плату. О нём не писали в газетах, его нахальную физиономию не показывали по телевизору, но все знали, к кому следует обратиться для незаметного и тихого прерывания беременности. Единственным плюсом подобного выбора, помимо анонимности, было нормальное обезболивание, которое обычно выполнял платный доктор.

Как выяснилось, коммунист тов. А. Н. Хвостов был одним из таких продажных гинекологов. К нему по пятницам стекались группки пострадавших от любви девушек, которых или вечером того же дня, или утром следующего злодей Хвостов лишал радости будущего материнства. День выбирался не случайно. Нелегальная деятельность требовала, чтобы в больнице не было главврача, да и вообще лишнего персонала. Как известно, деньги любят тишину…

Зачем тов. Хвостову были нужны дополнительные заработки, оставалось тайной за семью печатями. За его работу на две ставки по двум специальностям плюс дежурства государство платило столько, что любой академик, увидев зарплатную ведомость, плюнул бы на свои научные изыскания и помчался бы работать дежурантом в Гореловскую ЦРБ. При этом тратить деньги в Горелово было решительно не на что, ибо, кроме нехитрого скарба, водки и дешёвого портвейна купить в местном сельпо было абсолютно нечего. Да и провизия редко требовала финансовых затрат, поскольку всё необходимое приносили любимому эскулапу благодарные односельчане.

Ровно в семь вечера мы с Бородой подошли к Саниному дому. Дверь была гостеприимно распахнута настежь. Изнутри доносились звуки буржуазной музыки (мы не были большими меломанами, но сделали такой вывод, поскольку пели не по-нашему и не Иосиф Кобзон). Едва переступив порог, мы застыли при виде трогательной картины: справа от входа, поднимаясь до самого потолка, громоздились ящики с водкой, симметрично слева – с коньяком, а с обеих сторон чуть ближе к входу возвышались, как две несущие колонны, огромные бутыли с белой мутной жидкостью, видимо, брагой.

Спотыкаясь о разбросанные предметы обуви, одежды и пустые бутылки, мы пошли на звуки проигрывателя и попали в просторную комнату, где, вероятно, уже не первый час шло веселье, в просторечье называемое пьянкой. За столом сидел Саня с красной, потной и довольной рожей, на коленях у него полулежала излишне худая девица лет тридцати в маечке со спущенной бретелькой, из-под которой виднелось то, что, будь оно хотя бы чуть-чуть побольше, можно было бы назвать грудью. Рядом примостились ещё две красавицы, немного моложе первой и значительно более пышных форм.

– Мужики, наконец-то! – обрадованно завопил Саня. – Мы уже вас заждались. Наташа, Маша и Наташа. А это – Мартын и Борода, – он быстро представил нас друг другу.

Я пристроился к одной из Наташ, аппетитной русоволосой девушке с кокетливым бантиком в виде бабочки, Борода – к другой Наташе.

– Штрафную, братцы, – орал Саня, наливая нам с Бородой по полному гранёному стакану водки.

– Они в курсе? – спросила Маша у Сани. Тот кивнул.

– Друзья, – пьяным голосом провозгласила кокотка, сползая с Саниных колен. – Грустные события привели нас к вам в деревню. Залёт, называется. Но, если бы не это, мы бы с вами никогда не познакомились. А мне ваша компания начинает нравиться, – протянула Маша, расплываясь в кривой улыбке. – Выпьем за успех нашего безнадёжного дела! Ура!

Все вскочили, закричали «ура», зазвенела посуда. Потом пили за женщин, за мужчин, за врачей, за родителей, снова за женщин…

Алкоголь сделал своё дело, захотелось продолжения. Я стал аккуратно поглаживать под столом округлое бедро моей соседки, размышляя, как бы поскорее с ней уединиться.

И тут вдруг Маша, пристально поглядев в плавающие Санины глаза, спросила:

– Док, а сколько после этого нам нельзя будет с мужиками… того… Недели две?

– Думаю, побольше, – пробормотал Саня, посапывая.

– Девки, так чего же добру пропадать!? – закричала она. – Айда, разбираем мужиков – и по койкам!

С неожиданной для своей хрупкой внешности и дозы принятого спиртного силой завтрашняя пациентка потащила полусонного доктора Саню в соседнюю комнату.

Моя Наташа встала, взяла меня за руки и притянула к себе. Её влажные губы, казалось, обхватили меня полностью, с головы до ног. Она повела меня в другую комнату, на ходу виртуозно скидывая одежду с нас обоих. Я даже очухаться не успел, как уже не только был готов к употреблению, но и вполне профессионально использовался по прямому назначению!

* * *

Часы на стене пробили семь раз, и одновременно громкий противный голос завопил: «Рота, подъём!» Я заткнул уши, но в голове продолжали переливаться рулады, сотканные из боя часов и на редкость отвратительного мужского голоса. Я попытался размять затёкшие руки и обнаружил под одеялом что-то мягкое и тёплое – это была необъятная Наташкина задница, призывавшая к продолжению банкета. Но…