Читать книгу Развал/схождение - Андрей Константинов - Страница 5

Санкт-Петербург, 28 октября, пт.

Поскольку в середине недели Виктору Альбертовичу пришлось срочно вылететь в Москву, его очередная встреча с решальщиками в рамках мистического дела о «трех картах» состоялась лишь днем пятницы. Причем состоялась не в директорском кабинете, а – так уж бизнес-географически совпало – в интерьерах ресторана «Альфонс». Сие заведение, принадлежащее старому знакомцу Брюнета, Петрухин с Купцовым активно использовали в качестве места проведения приватных рабочих бесед с разными, условно говоря, «интересными» людьми. По коей причине за ними был негласно, в формате «по требованию», зарезервирован отдельный уютный вип-кабинетик. А так как кухня в «Альфонсе» была в высшей степени недурственной, а счета за выпитое-съеденное, как правило, оплачивал Брюнет, приятели пользовались любой возможностью посетить эти стены, дабы совместить приятное с полезным. Другое дело, что внезапно назначенная шефом сходка персонально для Леонида оказалась нынче совсем некстати. Потому как именно сегодня днем Яну выписывали из больницы, и Купцов, разумеется, собирался лично присутствовать при сём историческом событии.

– В общем, Игорь Алексеевич Алымов на поверку оказался отличным мужиком, – подвел черту Петрухин и почти любовно уставился на только-только поданный нежнейший стейк из мраморной говядины.

– Понятно, рука руку моет, – усмехнулся Виктор Альбертович. – Небось, из ваших? Бывший мент?

– А вот и нет. Он из армейских. Электронщик, без малого двадцать годков на РЛС под Мурма́ном отпахал. Одно слово – «командир». Потому и служба безопасности у него – будьте нате. В основном из таких же бывших. Потому и замки электронные прокусывают – на раз-два.

– Угу. Отличный мужик, – скептически подтвердил Купцов и беспокойно покосился на часы. – Интересно, а животину несчастную он как? Руками душил? Или из табельного завалил?

– Кошка была местная. В смысле, при универсаме столовалась. А накануне ее как раз трагически переехал погрузчик. Вот Алымов и решил: не пропадать же добру!

– То есть вариант с насыланием порчи посредством дохлой черной кошки в книге тоже имеется? – уточнил Леонид.

– Там вообще много чего. Имеется.

– Вы мне так и не объяснили, братцы, что за книга такая? – спросил Виктор Альбертович.

– Книженция занятная. Мне ее Алымов на память презентовал. – Петрухин достал из сумки увесистый том и переадресовал Брюнету. – На, полюбопытствуй.

Книга представляла собой нестандартных размеров фолиант – очевидный новодел, но при этом довольно искусно исполненный под старину. Название на обложке – в золоте и с «ятями» – гласило: «Белая и черная магии: привороты, ворожба и иныя чародейства».

Заинтригованный Виктор Альбертович нацепил очки и с интересом взялся перелистывать страницы, задерживаясь преимущественно на картинках. В нескольких местах он откровенно фыркнул, а в конечном итоге просто заржал в полный голос.

Отсмеявшись, зачитал вслух:

– …не переступайте выплеснутых перед вами помоев или брошенного под ноги мусора, особенно через клочья шерсти и пучки веток. Но если всё же переступили, произнесите: «Грязь ко мне не пристанет»… М-да, редкостная чушь.

– Чушь не чушь, но ведь сработало.

– Да ладно!

– Кабы мы не заставили господина чиновника в приказном порядке отправить супругу в универсам, ноги бы ее там больше не было.

– А теперь и не будет. Учитывая, что водитель Миша залечил свои зубья, – машинально вставил свой «пятак» начавший всё заметнее нервничать Купцов.

– Вы уверены?

– Стопудово, – подтвердил Дмитрий. – Я давеча переговорил с… хм… моим спецагентом: она… вернее, он уверяет, что в ближайшей перспективе у мадам Нарышкиной универсам «Всячина» на подсознательном уровне будет четко ассоциироваться с… э-э-э-э…

– С паранормальными явлениями? – подсказал Купцов и снова посмотрел на часы.

– Именно. Купчина, ты чего всё на часы пялишься? Ждешь кого? Или опаздываешь куда?

– Нет-нет. Все нормально. Хотя…

– Хотя что?

Немного помявшись, крайне щепитильный в вопросе «приоритета служебного над личным» Леонид все-таки решился озвучить за наболевшее:

– Мужики! Мне бы сейчас того… отъехать бы, а?

– Без проблем, – благосклонно отозвался на просьбу Брюнет. – А куда?

– Да так, в одно место.

– А место, я так понимаю, располагается близ Финляндского вокзала? – лукаво прищурился привычно «компетентный» Петрухин.

В ответ Купцов наградил напарника негодующим-испепеляющим.

– Хм… Судя по выразительной мимике, я угадал. Ладно, Витя, давай в самом деле отпустим инспектора? Пока он не взялся рвать и метать.

– Так я же сказал, что не возражаю. Надо, значит надо.

– Ключи отдай. От «фердинанда».

– Ну, начинается, – притворно вздохнул Петрухин. – А от квартиры, случайно, не требуется?

– Дима!

– Всё-всё – умолкаю, отдаю.

Обретший ключи Купцов торопливо распрощался и чуть ли не бегом покинул вип-кабинетик.

– Куда это он так понесся?

– Согласно моим оперативным данным, сегодня Яну Викторовну выписывают из клиники.

– Ну, слава богу! – искренне возрадовался Виктор Альбертович. – Конец моим страданиям!

– …«и разочарованиям, и сразу наступает хорошая погода»[7],– автоматически среагировал/продолжил Петрухин.

– Чего?

– Не обращай внимания. Это не я – это мое, в коротких штанишках, подсознание… Ну, и как тебе печатное издание? Втыкает?

Брюнет еще немного полистал «странную» книгу и возвратил Дмитрию с вопросом:

– А где ее Алымов вообще раздобыл? Смотрю: выходных данных нет, издательство не указано.

Петрухин бросил на босса удивленный и одновременно уважительный взгляд:

– Витюша, а на тебе пользительно сказывается общение с двумя великими сыщиками.

– В смысле?

– Я говорю: в правильном направлении мыслишь. Книжица сия – товар штучный. Ручной работы, а потому цены немалой. Знаешь, сколько стоит? Полторы штуки баксов.

– Ох, ни хрена себе?! А главное – было бы за что? Подобного дерьма в Интернете – пруд пруди.

– Верно. Но тут ведь все дело в том, как подать. Матерьялец. Короче, история там нарисовалась следующая…

* * *

В начале третьего в просторном холле приемного покоя показалась Яна Викторовна Асеева. Сугубо внешне – вполне себе здоровая, кабы не лангета на колене да медицинская тросточка, на которую она, слегка прихрамывая, опиралась.

Первым «магистрального» юрисконсульта приметил Глеб и с визгом «Мама!» бросился навстречу. Следом подтянулись взволнованная Ольга Антоновна с букетом и Ирина Купцова без такового, но зато с предусмотрительно захваченной из дома дорожной сумкой. В которую, пока родные ахали/охали, принялась деловито укладывать многочисленные Асеевские пакеты с больничными вещами. Минут через пять, когда первые, связанные с возвращением блудной дочери в мирскую жизнь, страсти улеглись, Ольга Антоновна спохватилась и укоризненно вопросила:

– Ирочка! А как же мы теперь? А машина-то? Вы говорили, что кто-то должен был подъехать? Ведь Яночке-то, с ее ногой…

– Должна быть. Вернее – должен, – озабоченно подтвердила Купцова-младшая. – Ума не приложу, где этого Лёнечку черти носят? Сейчас наберу.

– А кто такой Лёнечка?

– Коллега. По работе, – быстро и немного смущенно ответила Асеева.

– Очень близкий коллега, – внесла поправку Ирина, прислушиваясь к гудкам. – Вне доступа… Ну, я ему сегодня вечером устрою!.. Да вы не расстраивайтесь, Яна. Наверняка их с Петрухиным в последний момент Брюнет припахал.

– А я и не думала. Расстраиваться.

– Просто у вас такой вид.

– Какой?

– А кто такой Брюнет? А Петрухин? – снова втиснулась с уточняющими вопросами Ольга Антоновна.

– Еще парочка. Коллег, – раздраженно пояснила Асеева. – Да и черт с ними. Пойдемте к метро. Как-нибудь доковыляю.

– Никакого метро! – сказала как отрезала Ирина. – Ждем еще пять контрольных минут, и я вызываю такси!.. Нет! Никаких возражений! Контора опоздала – значит, контора и оплатит!

* * *

– …дальше – больше, – продолжал свой занимательный рассказ Петрухин. – Холодильник, кровать по фэншую переставили – это еще полбеды. Затем в ход пошли заготовки целебных трав. Как результат – вся квартира, за исключением ванны и сортира, оказалась в сушеных вениках. Потом она самолично размалевала потолок в спальне некими кабалистическими пентаграммами. Ну, и там по мелочи – хрустальные шары, куриные лапки, заговоренные ладанки. Апофеозом стало заявление, что супружеский секс отныне они будут практиковать исключительно в астрологически выверенные дни.

– А вот это уже лютое мракобесие! – заключил Брюнет.

– Вот и Алымов так же посчитал. Тем более что на все эти магические телодвижения уходила львиная доля семейного бюджета. Короче, взял он супружницу за жабры (они же – горло), та и раскололась. Не сразу, конечно, а когда воздуху перестало хватать.

– Раскололась на предмет чего? Дури собственной?

– На предмет того, что по совету подруги третий месяц посещает сеансы преподобного мага Серафима. В целях укрепления семейного очага. С той же целью ею была приобретена сия редкая книжица. От автора и по цене автора-производителя.

– Что? И эта туда же? – удивлению Виктора Альбертовича не было предела. – М-да… Вокруг этого Серафима просто какой-то клуб первых жен соорганизовался.

– Очень емкое сравнение. Серафим качественно и со знанием дела разводит первых жен. А разводя – раздевает. Первых мужей. Причем те об этом, как правило, не догадываются, поскольку одним из условий посещения сеансов является полная тайна вкладов. Дескать, иначе магия не сработает.

– Неплохо придумано, – оценил комбинацию Брюнет. – И что Алымов?

– Я ж тебе говорю – правильный мужик оказался. Наш человек, короче…

Флэш-бэк

Поздний вечер сентября.

Игорь Алексеевич Алымов поднимается на лестничную площадку, куда выходят двери сразу пяти квартир, и внимательно изучает предполагаемые сектора обзора дверных глазков.

Залепив жвачкой два из таковых, для пущей верности он выкручивает из плафона лампочку и лишь после этого звонит в интересующую квартиру.

– Кто там?

– Добрый вечер. Мне бы господина Серафима.

– А вы по какому вопросу?

– Да вот, жена задолжала вам деньги. За последний сеанс. Попросила завезти. Извините, что так поздно подъехал, – на работе задержали.

Дверь открывается, и на пороге возникает «господин Серафим». В своем обыденном домашнем наряде, с брюшком и залысинами, сейчас он скорее напоминает советской формации бухгалтера, нежели мага.

– А как зовут вашу супругу?

– Она сказала, что я должен доплатить четырнадцать тысяч, – игнорирует вопрос Алымов и раскрывает бумажник. – Темно тут у вас, ни фига не видно. Давайте спустимся на лестницу. – Игорь Алексеевич делает несколько шагов вниз, и Серафим невольно повторяет траекторию его движения. – Вот, здесь гораздо лучше. Пересчитайте, пожалуйста.

Серафим недоуменно протягивает руку за купюрами, и в этот момент Алымов неожиданно принимает ее на залом, рывком разворачивает грузное «магическое» тело и безжалостно впечатывает лицом в побелку и в кирпич стены.

– А-а!!! Что вы делаете?! Больно! Отпустите!

– Тише! Будешь орать – я тебе клешню оторву! Значит так, мистер-магистер! Завтра вызвонишь на внеплановый бесплатный сеанс Алымову Оксану Олеговну. Скажешь, что цикл магических процедур успешно завершен. Засим холодильник и кровать должны вернуться на прежние места. Веники и прочее магическое барахло вынесены на помойку и ритуально сожжены, а пентаграммный потолок подвергнут побелке. Ясно?

– Ясно! Руку отпусти! Больно!

– Ничего, потерпишь. Далее: поздравишь ее с окончательной гармонизацией семейных отношений, тепло попрощаешься и навсегда забудешь имя и номер телефона. Я доступно излагаю?

– Доступно.

– А ежели после этого ты еще раз возникнешь в оптике моего перископа, я выкину тебя… – здесь Алымов развернул мага разбитым лицом в сторону межлестничного пролета, – в это окно. Посмотрим, какой из тебя «Серафим» и насколько классно ты владеешь искусством левитации. Вот теперь – всё.

Алымов за шиворот втаскивает «потерпевшего» на лестничную площадку, дает мощный пинок под зад, и маг стремительно «возвращается» в квартиру.

Игорь Алексеевич удовлетворенно прислушивается к раздавшемуся в прихожей грохоту и не спеша начинает спускаться вниз по лестнице. «Дело сделано, Билли!»

* * *

– Ай, молодца! – заливисто хохотал, утирая выступившие слезы, Брюнет. – Ну, спасибо, Борисыч! От души повеселил. А книжку эту Алымов, значится…?

– Да, изъял у супруги в момент капитальной приборки. Полистал на досуге и решил применить на практике пару-тройку магических приемчиков, дабы отвадить клептоманку Нарышкину от их магазина. Потому как ущерб от ее шоппинга универсам нес немалый, а связываться с супругой вип-чиновника – себе дороже.

– Логично.

– Более чем. Словом, «следствие закончено – забудьте». Так и можешь доложить Стасику Аркадьевичу. Вот только сперва надо подумать, как грамотно вывести из-под удара Алымова. Грех это, столь креативного российского офицера подставлять.

– Согласен, грех, – отсмеявшись, подтвердил Виктор Альбертович. И, неожиданно посерьезнев, добавил: – Хорошо, подумаем. И не только над этим.

– А над чем еще?

– Есть во всей этой идиотской истории один момент, который меня, признаться, тревожит.

– Что за момент? – недовольно напрягся Петрухин.

– В самое ближайшее время озвучу, но для начала нужно уточнить кое-какие детали. И как раз этим я, пожалуй, прямо сейчас и займусь. Так что ты тут, Борисыч, допивай-доедай в гордом одиночестве… – Виктор Альбертович поднялся из-за стола. – Да, и сегодня в конторе можешь не появляться. Я разрешаю.

– Ай, спасибо, благодетель! Я так понимаю, сей широкий жест с твоей стороны следует расценивать как награду за наше очередное талантливое раскрытие?

– Не ерничай! – посуровел Брюнет. – Будет вам – и награда, и белка со свистком. Всему свое время. А пока в качестве аванса можешь дополнительно схомячить порцию Леонида Николаевича.

– Думаешь, побрезгую? А вот ни фига подобного, – принял «вызов» Дмитрий и пододвинул к себе купцовскую тарелку с его любимыми рыбными котлетами…

* * *

Помимо долгожданной выписки Яны Викторовны, нынешним вечером случилось еще одно событие из разряда судьбоносных: Леонид впервые удостоился приглашения в гости к Асеевым.

Все вышло достаточно спонтанно, без до́лжной психологической подготовки, но тем не менее официальная часть мероприятия – сиречь, торжественный ужин, на котором присутствовали Ольга Антоновна и Глеб, в целом прошла вроде как удачно. Ну, а после ужина бабушка с внуком переместились в гостиную на просмотр очень кстати купленного Купцовым нового полнометражного мультика. Устроив таким образом вожделенный для Леонида тет-а-тет с объектом воздыхания.

В кульминационный момент непросто складывающейся промеж двоих беседы на плите засвистел, захлюпал носом чайник. Реагируя на его призывы, Яна потянулась за своей тросточкой-«помогалочкой», однако Купцов решительно пресек ее попытку подняться:

– Сидите уж, госпожа хромоножка. Позвольте мне немного похозяйничать?

– Сделайте такое одолжение, – разрешила Асеева, у которой ближе к вечеру привычно разболелась нога. Снимая боль, Яна позволила себе непривычно «злоупотребить» и, как результат, довольно быстро захмелела. – Чашки в настенном шкафчике, ложки – в столе, правый ящик.

Леонид деловито занялся организацией чайной церемонии. Вот только подвисший в воздухе, оставшийся без ответа вопрос никак не выходил у него из головы.

– И все-таки, Яна… – осторожно переспросил он, возвращаясь к недовысказанному. – Может быть, скажешь – почему?

– Экий вы настырный, инспектор.

– У меня работа такая.

– У моего мужа когда-то была точно такая работа. Ты в курсе, чем это закончилось?

– Нет, – как можно равнодушнее сказал Купцов.

– Вот только не ври мне, Лёня! Ни за что не поверю, что за всё это время ты так и не удосужился изучить мою изнаночную и подноготную. В противном же случае – грош вам цена, господа инспекторы.

– Ну, я единственно знаю, что он, вроде как, работал у Брюнета. И что его… хм… убили?

– Да. Он работал на Брюнета и занимался примерно тем же, чем отныне занимаетесь вы с Петрухиным. Вот только времена тогда были – не чета нынешним. Тогда Виктор Альбертович еще только пытался зайти на вологодский заводик, коему впоследствии суждено будет стать базовым предприятием «Магистрали». И вот в один совсем не прекрасный день Брюнет отправил Севу на стрелку с местными архаровцами. – Голос Яны звучал сейчас отрешенно, бесстрастно. – Приказал оружия не брать, так как вопрос решался якобы самый заурядный. Вот только противоположную сторону об этом в известность почему-то не поставили… Лёня, будь любезен, закрой дверь поплотнее… Спасибо. И дай мне, пожалуйста, сигарету.

– Ты же не…

– Дай. Мне. Сигарету! И зажигалку.

Купцов покорно выложил на стол затребованное. Асеева неумело, слегка закашлявшись, прикурила, после чего продолжила невеселый рассказ.

Вернее – завершила оный:

– Так я осталась без мужа, вдобавок беременная. А еще через месяц – и без работы.

– А почему без работы?

– Когда наше УСБ узнало, что муж погиб в результате «бандитской разборки», меня вычистили из органов. Конечно, они не имели законного права так поступить. Поэтому просто создали вокруг меня такую «надлежащую» атмосферу, что я уволилась сама.

– Ты служила в милиции? – потрясенно переспросил Леонид.

– Господин инспектор! – сердито прикрикнула на него Асеева. – Я ведь, кажется, просила вас…

– Но я в самом деле не знал! Честное слово!

И это было чистой правдой. После того, как на днях Петрухин вправил напарнику мозги, Леонид отказался от былого намерения собрать «информационное досье» на любимую женщину.

– Да, служила. Вольнонаемной в юридической службе при ОВО, – горько подтвердила Яна. – В течение нескольких месяцев пыталась найти хоть какую-то работу, но с грудным ребенком никто брать не хотел. Отчаявшись, наплевала на гордость и принципы и обратилась за помощью к Брюнету, который предложил мне должность юрисконсульта. Наверное, я должна быть ему за это благодарна? – риторически вопросила Асеева, изо всех сил стараясь говорить бодро. – Вот только я – НЕ БЛАГОДАРНА!.. Знаешь, порой я физически не могу переносить его присутствие. Мне кажется, он догадывается об этом, вот только вида не подает. Виктор Альбертыч у нас – о-о-очень деликатный мужчина, – последнюю фразу Асеева произнесла с плохо скрываемой злостью.

В замкнутом кухонном пространстве подвисла звенящая тишина вкупе с не находящими внешнего выхода клубами табачного дыма.

Леонид поднялся, распахнул форточку и, продолжая стоять к Асеевой спиной, негромко произнес:

– Теперь я понимаю… Почему…

– Да! Именно поэтому! – алко-нервно согласилась Яна. – При всем моем к тебе уважении, Лёня. Уважении и…

– И? – невольно напрягся Купцов.

– Хорошо, коли уж тебе так хочется польстить своему самолюбию, я докончу фразу: «Уважении и… Любви».

Среагировав на вырвавшееся откровение, хотя бы и сказанное в алкогольной запальчивости, Леонид обернулся и увидел, как напряглось, сделавшись непроницаемым, лицо любимой женщины.

– Ты не ослышался. Любви!

– Спасибо.

М-да… Более идиотскую реакцию трудно было даже вообразить.

– Вот только я не хочу входить в одну и ту же реку дважды. И не собираюсь снова строить свою жизнь с «шестеркой» Брюнета!

– А почему вот так вот сразу – и с «шестеркой»?

– А кто же ты, Лёнечка, милый? Ты и твой драгоценный Петрухин? Кто вы, как не мальчики на побегушках у богатого папика с криминальным прошлым и мутным настоящим?!

Асееву буквально трясло. Глаза ее метались как бешеные, губы дрожали, силясь высказать всё то, что накопилось, но пока ещё сдерживаясь.

Леонид сделал было шаг навстречу, намереваясь прижать (успокоить, утешить, зацеловать) Яну к себе, но…

…Но в итоге лишь смущенно отвел глаза и теперь уже сам потянулся за спасительной сигаретой. Ему решительно нечего было возразить на убийственные, ранящие в самое сердце слова.

«Нечего» – так как, по сути, всё произнесенное Яной было, хотя и горькой, но – Правдой.

* * *

Буквально за час погода резко испортилась: небо одномоментно почернело, налетел сильнейший ветер, и вопреки утренним оптимистичным заверениям синоптиков ливень пошел стеной. Издыхающий, непривычно теплый для Питера октябрь продолжал блажить и выкидывать коленца.

По этой причине, вместо запланированной прогулки в Михайловский сад, встречу с Анастасией Глинской в экстренном порядке пришлось перенести на внутреннюю территорию просторного брюнетовского «Хаммера». Вышколенные шофер и телохранитель в данный момент безропотно продолжали пережидать приватный разговор босса, находясь в непосредственной близости «за бортом». Скучковавшись под дамским зонтиком, любезно одолженным у госпожи Глинской, смотрелись они довольно комично…

– …А вообще – как живешь, Настя?

– Знаешь, Виктор, как это говорится: «Живу хуже, чем все, но лучше, чем некоторые», – печально улыбнулась старая знакомая.

– В общих чертах понятно…Ты Федора когда последний раз видела?

– Недели три назад. Улучила момент, когда его молодуха на Кипре загорала.

– И как он? Я что-то в последнее время категорически не могу до него дозвониться, – пояснил Виктор Альбертович и, вздохнув, добавил: – Да и побаиваюсь, если честно.

– Да я и сама… Знаешь, Виктор, дело ведь не в том, что Федор меня бросил ради… ради этой…

– А в чем же?

– В том, что за последние полтора года он превратился в полную развалину.

– Думаешь, кабы остался с тобой, болезнь не стала бы столь быстро прогрессировать?

– Не знаю, – грустно покачала головой Анастасия Владимировна – сухощавая, миниатюрная женщина лет пятидесяти, со следами былой красоты на неулыбчивом усталом лице. – Просто у меня такое чувство, что, когда он сошелся с Ольгой, его… словно бы сглазили.

– Что-что? Как ты сказала?

– Сглазили.

– Зная тебя столько лет, уверен, что по крайней мере это всяко не твоих рук дело, – сделал неуклюжую попытку пошутить Брюнет.

Которого в свете последних событий упоминание очередного случая «сглаза» предсказуемо напрягло.

– Нет, не моих. Напротив, я до сих пор вспоминаю только самое хорошее: и про Федора, и про наши отношения… – По щекам Глинской непроизвольно потекли тоненькие струйки слез. – Все-таки почти двадцать пять лет вместе прожили. Жаль, не дал нам бог детей. Иначе – кто знает, как оно могло…

Виктор Альбертович дружески приобнял женщину за плечи:

– Перестань, Настя. Не надо.

– Да-да. Извини…

– Скажи, а когда примерно у Федора всё это дело началось?

– Месяцев через пять после того, как она… как она вселилась в наш дом. Но поначалу все еще было не столь критично: ну аппетит пропал, ну бессонница, болячки старые повылезали… В нашем возрасте это вполне естественно.

– Это точно. Я и сам в последнее время чувствую себя отвратительно. Особенно по утрам. И особенно в районе спины и, прости за такую интимную подробность, седалища.

– Но потом – все хуже и хуже. Когда я последний раз к нему приехала, просто не узнала: худющий, кожа желтая, глаза ввалились, самостоятельно даже сидеть не в состоянии, не то что подняться. Я ему говорю: «Федор! Как же так? А что врачи? Если наши ничего не могут поделать, может, тебя куда-нибудь в Европу свозить-показать?»

– А он?

– Отмахнулся. Мол, поздно уже показывать. Дескать, все едино – не жилец, так чего напрасно суетиться?

– Может, у него по деньгам сейчас сложно? – предположил Брюнет. – Я в курсе, что после кризиса у него бизнес ощутимо просел. Правда, до меня доходили слухи, что Федор контрольный пакет продавать вознамерился чуть ли не скандинавам каким-то. Ты случайно не в курсе за это?

– Нет, про его нынешний бизнес я ничего не знаю.

– В общем, предлагал я ему ссуду. Причем, на весьма приемлемых условиях. Но Федор наотрез отказался. Гордый.

– Да. Он – гордый… А вот она…

– …а она – стерва конченая, – убежденно докончил Виктор Альбертович. – Слушай, Настя, а как ты в квартиру попала? Если Федор, как говоришь, уже не ходячий?

– Мне Лариса Васильевна открыла, домработница наша. Помнишь?

– Прекрасно помню, душевная была тетка. Погоди! Так Ольга что, не выгнала ее?

– А зачем? – печально отозвалась Глинская. – Где ты, Витя, сейчас найдешь такое золото? Да еще за такие смешные деньги. Это как в классической барской усадьбе: хозяева меняются, слуги остаются. Хотя… Что касается персонально Ларисы – она не слуга. Она – друг, преданный друг…

Санкт-Петербург, 29 октября, сб.

Когда лучшая подруга узнала, что Наталья ушла от Наровлянского, не прожив с ним и двух месяцев, то, компенсируя небогатый внутренний запас непечатных выражений, выразительно покрутила пальцем у виска. Когда же несколько дней назад выяснилось, что вдобавок Натаха еще и вернулась к своему бывшему мужику (он же – бывший опер), – почти всерьез озаботилась психическим здоровьем подруги. Ибо человек, а вернее будет сказать – женщина, находясь в уме здравом, ни за что не поменяет солидное, обеспеченное, во всех отношениях положительное «шило» на грубое, пьющее, с позором вычищенное с полицейской службы «мыло».