Читать книгу Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) - Андрей Константинов - Страница 6

Ленинградская обл.,

дер. Даймище,

27 июня 2009 года,

суббота, 23:46 мск

Единственная дорога, связующая базу с внешним миром, начиналась от покосившихся ржавых ворот и далее причудливо петляла по лесу, повторяя изгибы лежащей по левую руку реки. Реку звали Оредеж. На первый взгляд она казалась невеличкой, и требовалось немалое воображение, дабы представить, что на самом деле эта малышка в два с половиной раза длиннее той же Невы.

Славная то была речка. Тихая, щемяще-красивая. А уж в этих краях её обрывистые берега выглядели особенно живописно за счет многочисленных обнажений красных девонских песков, придававших окрестным пейзажам легкий налёт марсианскости. Неудивительно, что когда-то именно здесь Петрова-Водкина пробило на написание «Купания красного коня». Уж не знаем как там в залах Русского музея, но вот в местных декорациях красно-шкурная животина смотрелась бы вполне себе органично.

Белые ночи, немного посопротивлявшись для вида, потихонечку шли на убыль. С каждым днём сумерки становились всё концентрированнее и гуще, а потому спать в эти последние фантастические ночи выглядело полнейшим безумием. Тем более, когда ты молод, счастлив, влюблен, а размеры твоей персональной свободы стеснены разве что тисочками финансовых возможностей. Но ведь еще Боб Марли говорил, что «деньги не могут купить мир». А здесь и сейчас, в белую ночь в зачарованном лесу на берегах тишайшего Оредежа, деньги и подавно на фиг не сдались двум юным влюбленным. Ибо у них и так всё с собой было. Включая всепоглощающее юношеское либидо…

…Дорога кончилась как-то вдруг, упершись в асфальтовую чужеродность шоссе. Мишка и Ксения перешли сиротливо-пустынную в эту пору трассу, направляясь к конечной цели своего путешествия – кусочку дикого, буреломного леса. Для здешних основательно загаженных цивилизацией и застроенных дачниками мест такой лес теперь был почти в диковинку.

Мишка первым перескочил через придорожную канаву, галантно протянул руку девушке и, когда та прыгнула следом, поймал её, крепко притянув к себе. Молодые люди страстно поцеловались, после чего, взявшись за руки, углубились в лесные дебри, где их встретила звенящая невообразимая тишина. Разве что ветер слегка шуршал ветвями. Да похрустывали под ногами сухие прошлогодние ветки.

– Да нет тут никакой малины! – осматриваясь по сторонам, весело констатировала девушка.

– Конечно, нет. Я всё наврал.

– Ах ты, Мишка-врунишка! – Ксения шутливо стукнула молодого человека по лбу. В ответ он успел ловко перехватить её руку и снова притянул девушку к себе. Теперь уже с явным намерением перейти к более решительным, нежели поцелуи взасос, действиям. Подрагивающими пальцами он расстегнул несколько верхних пуговиц её просторной фланелевой рубашки и решительно просунул в образовавшуюся брешь свои, мгновенно сделавшиеся влажными, ладони. Легкого, почти неощутимого прикосновения к упругой девичьей груди оказалось достаточно, чтобы Ксения тихонько охнула и рефлекторно прижалась к Мишке всем телом. Глаза её мгновенно покрылись поволокой нестерпимого желания. Почувствовав это, Мишка вытащил ладони обратно и, скоренько расправившись с остальными пуговицами, попытался повалить девушку на траву.

– Мишка… Мишенька… Милый… Подожди… Сейчас… Пойдем, пойдем вот туда… Пойдем…

Продолжая тискаться-целоваться, Ксения подвела Мишку к запримеченной неглубокой воронке, коих в окрестных лесах, где когда-то шли жесточайшие бои, имелось великое множество. Воронка была доверху засыпана прелой листвой, придавая ей сходство с ложем, покрытым изысканнейшей периной. Мягко высвободившись, Ксения сняла с себя рубашку и, дрожа от возбуждения, постелила её поверх листьев. «Иди сюда», – хрипло позвала она, укладываясь. Мишка, судорожно взглотнув, завозился с брючным ремнем не сводя глаз с загорелой, правильной формы девичьей груди с крепкими сосками, которые манили, слегка содрогаясь при каждом движении. Расстегнув джинсы, он опустился на импровизированную лесную постель рядом с Ксенией, поцеловал в губы и принялся гладить девичьи плечи, переходя к груди и животу.

– Мишка… Милый… Милый мой, наконец-то мы одни – я хочу тебя прямо сейчас, прямо здесь, хочу, чтобы ты обнял меня покрепче, слышишь? – простонала девушка, и Мишка, перевалившись, лег на неё, упершись руками в края воронки. Два разгоряченных тела всё глубже погружались в листву, как в воду, как вдруг Ксения недовольно поморщилась и отчаянно замотала головой.

– Ты чего? – опешил Мишка, испугавшись, что и на этот раз у них снова всё сорвётся.

– Чем это здесь так воняет? Ф-фу, меня сейчас просто стошнит!

Мишка принюхался:

– Действительно. А может, мы с тобой угодили прямиком в медвежью выгребную яму?

Он засмеялся, сунул руку по локоть в жухлую листву, пошебуршил и, наткнувшись на какой-то причудливый корень, потащил его наружу.

– Дамы и господа! Вашему вниманию предлагается окаменевшая медвежья какашка! Она же, выражаясь научным языком, фека…

Но то была не медвежья фекалия. То, что обалдевший Мишка извлёк на свет божий, оказалось тонкой женской рукой багрово-синюшного цвета, густо обсаженной жирными омерзительными червями…

Как есть, с расстегнутыми штанами, полуголые парень и девушка мчались через бурелом, не разбирая дороги, не видя ничего перед собой, еле живые от страха.

И остановились в изнеможении, лишь когда снова пересекли шоссе.

Вот здесь их обоих и вырвало…

Санкт-Петербург,

30 июня 2009 года,

вторник, 20:16

Из огромного, во всю стену окна открывался великолепный панорамный вид на вечерний город. Доминанта Исаакиевского собора, этого тяжелого, неизменного, подавляющего вблизи шедевра архитектурной мысли, отсюда казалась неожиданно легкой, почти воздушной. Далеко на западе, примерно в районе Кронштадта, садилось солнце, и последние лучи его, закатным пожаром, пылали на куполе Исаакия, с оптимизмом предвещая на завтра столь же дивную, что и нынче, погоду. Словом, это зрелище стоило мессы. И в данный момент она (месса) в денежном своём эквиваленте была цинично заложена в меню престижного ресторана «Небо», увеличивая тем самым среднюю стоимость блюд и напитков примерно на пятнадцать – двадцать процентов. Ничего не попишешь – красота требует жертв. В первую очередь, финансовых.

Начальник «гоблинов» Павел Андреевич Жмых по своей воле никогда бы не потащился в подобное пафосное заведение. Не то чтобы ему было жалко денег, просто он искренне не понимал, к чему весь этот шик, когда «за углом» продается точно такая же водка, только в три раза дешевле. Как это там было в безумной рекламе? «Если нет никакой разницы, то зачем платить больше?» Да, город с высоты птичьего полёта был невообразимо красив. Вот только: рожденному ползать лучше не привыкать тщетно махать крылышками, подпрыгивая в прыжке.

В «Небо» Павла Андреевича настоятельно затащил старинный приятель Димка (он же – Дмитрий Александрович Синюгин), с которым они начинали служить ещё в только-только создаваемом ОРБ – предтече будущих РУОПов. Со временем их торные пути и карьерные лестницы разошлись. Причем кардинальнейшим образом. И нынче Димка, в отличие от Жмыха, проходил в Главке по разряду человека с большой буквы «Б», занимая должность заместителя начальника Хозяйственного управления ГУВД.

– …Ну, Паша, давай! – скомандовал Синюгин, разливая. – Как говорила одна лошадь: выпьем и закусим удила.

– Выпить выпьем, – охотно согласился Павел Андреевич. – Но вот удила, это пусть молодые закусывают. А нам с тобой давно пора о тёплом стойле задуматься.

Чокнулись. Выпили. Закусили солидно.

– Ты эти упаднические настроения брось! Мы с тобой, брат, еще – о-го-го!

– Нет уж, хрен! Пять месяцев до двадцати пяти календарей, и – баста! Если, конечно, раньше мои архаровцы не сведут меня: либо в могилу, либо под трибунал.

– М-да, наслышан я про ваши подвиги.

– Ну, если уж и до обозных слухи дошли, тогда всё. Пиши пропало.

Синюгин поморщился и посмотрел на приятеля с плохо скрываемой укоризной:

– Паша, ты же в курсе моей истории! Или ты думаешь, мне на самом деле по кайфу этим горюче-смазочным и мясо-молочным хозяйством заведывать?! Я ведь, если ты еще помнишь, опером был! И не самым плохим, надеюсь! – Дмитрий Александрович в раздражении плеснул водки и залпом опрокинул в себя. – А кем в конечном итоге стал?! Завхоз! Плюшкин в погонах! Начальник над ворьем и жульем! Тьфу, мерзость!

– Ты чего разошелся-то?

– А того! «Обозный»!.. К слову, если накосячат твои, Паша, то тебя всего лишь попрут из органов досрочно. Ну не получишь ты в итоге максимальный пенсион. Обидно, конечно, но не смертельно… А вот если на косяках возьмут моих, то я запросто могу сесть. Причем надолго. Потому что в моей епархии воруют все: от прапорщика до подполкана. Причем помногу и почти в открытую. И накласть им с прибором на антикоррупционную политику нашего президента.

– А полковники, получается, уже не воруют? – усмехнулся Жмых.

– Это что, тонкий намек на толстое обстоятельство? А знаешь, Паша, такую поговорку: «Мельник не ворует – люди сами носят»?

– Слыхал.

– Так вот, точнее не скажешь. А как ты хотел? Чтобы я, посреди всего этого дерьма, да весь в белом остался? Достаточно того, что и так каждый день – словно на минном поле. А тут еще это на мою голову… А, ладно, давай ещё накатим.

Они снова выпили. Закусили.

– Ты сейчас упомянул некое «это», – напомнил Жмых. – Я так понимаю, именно ради него ты и организовал сей экстренный слет ветеранов?

– Грубый ты, Паша, очень грубый. На самом деле я действительно давно хотел с тобой встретиться: посидеть, выпить, повспоминать былые деньки… Но ты прав: у меня к тебе просьба. Очень большая, очень личная просьба. Поверь, я бы тебя ни за что не побеспокоил, если бы у меня было к кому обратиться, кроме тебя.

– Дим, давай без любовных прелюдий? Ближе к делу.

– Хорошо, к делу, – вздохнул Дмитрий Александрович. – Тревожно мне, Паша. Не побоюсь этого слова, страшно. Здесь не за себя, конечно, я за своё уже давно отбоялся. За дочку страшно!

– Гопники? Ночные клубы? Наркотики? – навскидку очертил круг возможных молодежных проблем Жмых.

– Нет, в этом плане пока Бог миловал. Тьфу-тьфу… Короче: в прошлую субботу моя единственная, ненаглядная и стервозная дочь Ксения, студентка второго… нет, теперь уже почти третьего курса, убыла на учебную базу Гидромета, в Даймище (это на Оредеже, в районе Сиверской) на практику по экологии. Вместе с двумя десятками таких же половозрелых стерв и оболтусов.

– А я был уверен, что ты Ксюху в Университет МВД пристроишь.

– Паша, я тебя умоляю! Это туда, где папины дочки и мамины сыночки?! Мальчики-мажоры, девочки-минеты?.. Нет уж, захотела в Гидромет поступать, я – только рад. Тем более что мент, что эколог: всё одно – с дерьмом работа… Так вот. В субботу они там, естественно, ни черта не делали: заселялись, обустраивались. Вечером, как водится, банкет и танцы.

– Э-эх, и где мои семнадцать лет?! – мечтательно закатил глаза Жмых.

– Танцы закончились в начале двенадцатого, и моя, вместе с одногруппником, неким Мишей, направилась в близлежащий лесочек. По ее словам, на рекогносцировку на предмет малины.

– Как романтично!

– Давай без подколочек, а? Без тебя догадываюсь, что за другой ягодой они туда пошли… Малина, клубничка… Знаешь, в двадцать лет учить-пороть малость поздновато. Особенно нынешних. Предохраняются – и на том спасибо… Короче, там, примерно в полукилометре от учебной базы, идет трасса на Сиверскую. А сразу за ней – лес. Настоящий такой, дикий. Вот они туда и двинули…

…По мере того как Синюгин сухо пересказывал приятелю недавние события, приключившиеся с двумя юными влюбленными в ночном лесу близ Оредежа, Павел Андреевич всё больше мрачнел лицом. Понимая, что просьба, с которой Димка собирается к нему обратиться, будет связана с моментами, которые сухим юридическим языком обозначены как «злоупотребление служебным положением». Не то чтобы Павла Андреевича это сильно шокировало (белым и пушистым он по службе никогда не был), но сейчас, когда до выстраданной пенсии оставалось всего ничего, вписываться в откровенный блудняк очень не хотелось. Тем более, в чужой блудняк.

– …Вот такая, Паша, малина.

– Да уж, знатно погуляли. И что потом?

– Ксюха позвонила мне с базы, сам понимаешь в каком состоянии. Я, естественно, сразу подорвался и где-то во втором часу приехал в Даймище. Высвистал ребят на трассу, они мне показали ту самую яму. Попросил их уйти, а сам аккуратно пошебуршил…

– «Подснежник»?

– Не вполне. Труп недельной давности: Светлана Ларионова, 19 лет, местная, из Сиверской. Работала продавщицей в поселковом универмаге. В ночь с пятницы на субботу гостила в Даймище, на даче у знакомых. В субботу рано утром собралась в Питер, ушла из поселка на трассу, на остановку рейсового автобуса. С тех пор ее никто не видел.

– Я так понимаю: изнасилована и убита?

– Ты правильно понимаешь. Изнасилована. Очень сильно, по-садистски, избита, многочисленные порезы конечностей. Сама смерть наступила в результате удушения… И еще – на правой груди скальпелем вырезано что-то вроде символа бесконечности. Или – просто восьмерка на боку. Вот…

Синюгин, наклонившись, достал из портфеля прозрачную файловую папку и протянул Павлу Андреевичу несколько цветных, а оттого производящих еще более жуткое впечатление, снимков.

– Жуть какая! – всмотрелся Жмых. – Хочешь сказать, у нас в эфире радиостанция «Маньяк»?

– Похоже на то. В ноябре прошлого года в парке Авиаторов найден труп студентки четвертого курса Амелиной с точно такой же отметиной на груди. Дело не подняли, «глухарь». А теперь смотри, – Дмитрий Александрович выудил из папки еще две фотографии. – Такой Света Ларионова была за несколько дней до убийства. А это – студентка Амелина.

Полковник Жмых разложил снимки перед собой, прищурился вглядываясь:

– Слушай, а ты не находишь, что они чем-то похожи? Ей-богу! Не близняшки, конечно, но…

– Нахожу, – мрачно кивнул Синюгин. – Слава богу, той ночью было достаточно темно, да и лицо у трупа было изрядно порезано. Иначе меня бы на месте кондратий хватил.

– Не понял?

И тогда Дмитрий Александрович вытащил из своей папочки последнюю фотографию…

Санкт-Петербург,

1 июля 2009 года,

среда, 10:15

– …Чертовщина какая-то! Я что-то совсем запутался: так которая из них дочка Дмитрия Александровича?

– Посередине, – хмуро пояснил Жмых.

В кабинете начальника «гоблинов» проходило экстренное рабочее совещание «большой тройки». В данный момент на столе перед замами в линейку были разложены фотографии девушек, накануне полученные Павлом Андреевичем от Синюгина.

– Прямо шоу двойников! Вернее, тройников, – с удивлением констатировал Кульчицкий, откладывая снимок. – Интересно, а сколько вообще в Питере может проживать девушек такого типажа?

– Боюсь, если брать в расчет отдаленное сходство, то можно уйти в бесконечность, – предположил Мешок. – И всё-таки: что может означать сия странная метка? Кстати, у древних кельтов символ бесконечности означал вечную жизнь. Может, убийца – какой-нибудь деятель, свихнувшийся на религиозной почве?

– Странный тип. Одно убийство в Питере, второе – за шестьдесят километров от города. Никакой логики. Между тем, когда мы на курсах изучали психологию поведения маньяков…

– Логика здесь ни при чем. В данном случае может быть все что угодно. Во-первых, лето. Район Сиверской – это сплошь дачи, место вполне себе элитное, у питерцев весьма популярное. Во-вторых, он мог просто возвращаться по трассе в город и увидеть девчонку на остановке. В-третьих…

– Что толку гадать? – досадливо отмахнулся Жмых. – К тому же поимка маньяка вне пределов нашей компетенции. Синюгин в первую очередь озабочен безопасностью дочери. И, как вы понимаете, сугубо умозрительно угроза существует. Понятно, что в одну и ту же воронку… и так далее… Но, как известно, лучше перебздеть.

– А когда у них заканчивается практика? Я имею в виду: сколько придется бздеть? – уточнил Мешок.

Павел Андреевич полистал странички календаря:

– Сегодня у нас что? Среда? Получается, осталось 16 дней. Минус выходные. На субботу-воскресенье большинство студентов уезжает в город.

– А почему бы Синюгину не нанять на этот срок телохранителя? – поинтересовался Кульчицкий.

– Он поначалу так и хотел поступить. Но дочка категорически встала на дыбы.

– Лично я ее где-то понимаю, – усмехнулся Мешок. – Представьте: лето, природа, студенческая вольница, романы, любовь. Все однокурсники отрываются по полной. И только за тобой по пятам неотступно таскается некий мрачный тип.

– Значит, так, голуби мои! Ставлю вам задачу предельно простую: в течение суток оперативно разработать внятную легенду прикрытия, после чего максимально быстро командировать человека к студентам.

– Представляется мне, что это называется злоупотребление служебным положением, – многозначительно «шлёпнул» Олег Семёнович. И, как оказалось, не в кассу.

– А свои представления ты можешь засунуть себе знаешь куда?! – среагировал на невинное в общем-то замечание зама Жмых, мгновенно закипая. – Когда ты в ясельной группе мокрые штанишки менял, мы с Димкой банду Коли Каратэ винтили! А если уж Синюгин в данном случае в чём-то и злоупотребил, так только в том, что нашу заявку на оборудование пепелаца GPS-навигатором, в обход всех прочих заявок, сегодня утром подписал!

Причины закипеть у Павла Андреевича были самые что ни на есть весомые. Вчера вечером, выслушав просьбу Синюгина, он пришел к абсолютно схожему выводу в части законности планируемого мероприятия. А услышать подтверждение твоим невеселым мыслям из уст твоего же подчиненного – это всегда неприятно. Впрочем, Кульчицкий тут же испуганно пошел на попятную: «Всё, вопросов больше не имею», – открестился он от крамольного.

– Дабы прикрыть задницу от служебных проверок, завтра придет формальное задание на обеспечение безопасности студента Михаила Супонина. Дескать, ценный свидетель, нашел труп и прочая бла-бла.

– А почему задание на кавалера, а не на саму Ксению? – делово уточнил Мешок.

– А потому что негоже упоминать имя дочери замначальника ХОЗУ всуе. К слову, Ксения в этом деле вообще не фигурирует. Синюгин переговорил со студентом, и тот, пойдя навстречу, дал показания, что той ночью в лесу он был один… Кстати, обязательно учтите этот момент. А то пойдут по Главку слухи-сплетни-разговоры.

– А уж если пронюхают всякие репортеры-папарацци… – понимающе поддакнул Кульчицкий.

– Не пронюхают. В прессу подробности по Ларионовой не уходили. Родных, в интересах следствия, тоже просили молчать… Короче, какие есть предложения по кандидатурам?

– Может быть, Вучетич? – пытаясь загладить свой дипломатический просчёт, Олег Семёнович с ходу выдал решение.

– А легенда?

– Ну, скажем, временно оформить его плотником. Или монтером. Есть же на этой базе какое-то хозяйство, техника…

– Плотник должен сидеть в сарае и плотничать. Его контакты со студентами сведены до минимума, – усомнился Мешок.

– Согласен, обслуга не годится. Э-эх, как не вовремя Анечка родила! Вот уж из кого отличная иногородняя студентка-заочница получилась бы.

– Тогда, может, наш молодой? Он вполне сойдет за студента, – не сдавался замполич.

– Издеваешься? Да за ним самим ещё следить и следить.

– Я предлагаю Прилепину, – ухнул Мешок.

– А не старовата она для заочницы?

– В своё время в школе Прилепина преподавала биологию. Экология, биология – это всё примерно одна хрень. По крайней мере, в отличие от всех нас, пестик от тычинки Ольга единственная отличить сможет. Так что слово «иногородняя» оставляем, а вместо заочницы делаем документы на стажера-преподавателя.

– А что, это идея! – воодушевился Жмых и нажал кнопку селектора. – Ольга Николаевна, зайдите в мой кабинет. – И, немного поразмышляв, добавил: – Наталья, ты тоже загляни…

Санкт-Петербург,

3 июля 2009 года,

пятница, 16:40

…Дом № 98 по Малоохтинскому проспекту большинству горожан известен исключительно как «дом с шариком». Здесь «шарик» – это установленный на крыше здания Гидрометеорологического университета радиолокатор МЛП-5, тарелка которого укрыта издалека узнаваемой красно-белой сферой. Именно в этом заведении проходила обучение, постигая азы гидрологической инженерии, дочь большого милицейского начальника Ксения Синюгина. И, соответственно, из дверей именно этого вуза во второй половине дня пятницы вышли сотрудницы подразделения «гоблинов» Наташа Северова и Ольга Прилепина. С утра начальство в лице полковника Жмыха поставило перед ними задачу утрясти с вузовской службой безопасности вопросы, связанные с командировкой на базу практики Гидромета. И барышни с этой задачей отлично справились: в первую очередь за счет безотказно срабатывающего, хотя и весьма нахрапистого обаяния Наташи.

– Всё в порядке? Получилось? – поинтересовался у Северовой оперативный водитель, когда та забралась на переднее сиденье «маршрутки». Ольга, которой по статусу новичка сидеть на первой парте пока еще не полагалось, комфортно разместилась в пустом салоне.

– А разве такое было, чтобы у меня, да не получилось? – усмехнулась Наташа, рассматривая себя в зеркало заднего вида. – Прикинь, Сергеич, я там, по ходу, еще и начальника службы безопасности Гидромета на кофе с коньяком и шоколадкой раскрутила.

– Кучеряво живете. А у меня с утра маковой росинки во рту не было. С вами по инстанциям мотаючись.

Северова, порывшись в сумочке, вытащила разрекламированный дарственный шоколад и великодушно протянула Афанасьеву:

– На, держи, не плачь. Делю всё по-честному. Наша Иоланта Николаевна барышня скромная, а потому пила исключительно кофе. Я – коньяк. А тебе, соответственно…

– Премного благодарен! – немедленно зашуршал фольгой водитель. – Теперь куда?

– Ты фотографии четыре на шесть сделала? – поворотилась Наташа к Ольге.

– Сделала.

– Тогда, Сергеич, давай в типографию. К эфэсбэшникам.

Афанасьев понимающе кивнул, но для начала разломил плитку на три части:

– Твоя доля, – поделился он с благодетельницей, после чего обернулся к Прилепиной. – Подкрепитесь, Ольга!

– Спасибо, не хочется, – виновато улыбнулась та. – Борис Сергеевич, мы ведь по Невскому поедем?

– Да. А что?

– Около Дома книги не тормознёте? Мне там буквально на пять минут.

– Сделаем, не вопрос.

– Видишь, Сергеич, какие мы с тобой недалекие? – чуть скривилась Наташа. – Мы-то всего-навсего шоколадом питаемся. А иные исключительно духовной пищей живут…

В ответ Афанасьев лишь усмехнулся в усы и, запустив мотор, направил «маршрутку» в сторону моста Александра Невского…

…В родную контору Ольга и Наташа возвратились лишь в начале седьмого. Северова первой толкнула дверь в оперскую и удивленным взглядом обвела непривычно безлюдное (вечный дежурный по аэродрому Лоскутков – не в счёт) помещение оперской.

– Не поняла юмора? Колька, а где все?

– Где-где? Бухают! – с плохо скрываемой обидой в голосе пояснил молодой.

– Обратно не поняла? А по какому поводу?

Наташа решительным шагом двинулась в сторону курилки, из которой отчётливо доносились возбужденно-весёлые голоса. Составлять ей компанию Ольга не стала – постеснялась.

В комнате отдыха дым стоял коромыслом, а общаковый стол был накрыт по местным меркам неестественно и даже неприлично богато: фрукты, красная рыба, бастурма, коньяк. На диванчике, развалившись, восседал Ильдар – в тренировочном костюме и с перебинтованной рукой на лангете. Помимо него, в курилке тусовались Тарас, Гриша Холин, Вучетич и Крутов. Завидев вошедшую Наталью, мужчины, преувеличенно-радостно гомоня, потянулись к ней. Впрочем, уже в следующую секунуду всех растолкал Джамалов, подскочивший с диванчика с громкогласным воплем:

– А ну пропустите меня к нему! Я хочу видеть этого женщину!

– Ильдар! – взвизгнула Северова, бросаясь на шею к раненому бойцу. – Чучмек ты мой ненаглядный!

Джамалов прижал боевую подругу, стиснув её здоровой рукой:

– Спокойно, джан, к чему эти дикие прыжки? Женщину украшает скромность!

– Тебя что, уже выписали?

– Не дождётесь! Ещё целых три дня. Просто уговорил сестричку, и она меня на пару часов попастись отпустила… Вот, пожрать вам привез. Небось без меня тут с голоду пухнете? – усмехнулся он, выпуская Наташу. Та по-свойски плюхнулась на диванчик и первым делом отщипнула увесистую веточку от кисти винограда.

– Натах, коньячку? – предложил Крутов.

– Я не сказала «да», милорд.

– Но вы и не сказали «нет»! – подхватил фразу Женя, наливая на два пальца.

– Жека, и мне плесни, будь ласка! – подлез со своим стаканчиком Шевченко и, отоварив пайку, поинтересовался: – А что, Ильдар, хороши в ВМА сестрички?

– Вай ме! Зачем спрашиваешь, дарагой! Персик! Инжир! Рахат-лукум! Баунти!..

– Бли-ин! Везёт же людям! Как говорится: лучше бы на твоем месте был я!

– Лоханешься – будешь, – резко посерьёзнев, буркнул Джамалов.

– Вы бы хоть вытяжку включили, что ли? – Это в курилку сунулся явно чем-то недовольный Мешок.

– Ну наконец-то! Гражданин начальник, хоть сейчас уважьте!

– Парни, я ведь уже говорил, что не буду пить. Мне сегодня еще в Главк ехать… О, Наталья, а вы что, вернулись? А Прилепина где?

– А я почём знаю? Где-то здесь. В недрах, – пожала плечами Наташа. После чего насмешливо добавила: – Она у нас барышня интеллектуальная, всё больше книжками интересуется. Ей с нами, с тёмными, говорить не о чем.

Мешок буркнул под нос неопределённое «ну-ну» и, растворившись в дымном тумане, исчез так же бесшумно, как и появился. Дабы через пару секунд снова материализоваться, но уже в оперской. Где и обнаружил Прилепину. Та сидела за столом Виталия и внимательно рассматривала свежие, подготовленные буквально час назад документы прикрытия.

– Ну как, Ольга, всё успели? – подсел к ней Андрей.

– Вроде бы да.

– Позвольте? Так: «…Прилепина Иоланта Николаевна. Ассистент кафедры природопользования Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого…» Что, на самом деле имени Мудрого?

– Ага. Мы специально уточняли.

– М-да, Рюриковичи мы. «…Командируется для прохождения стажировки на должность преподавателя учебной дисциплины „Экология и природопользование“ в рамках профильного межвузовского партнерского сотрудничества. Печать. Подпись»… Ну что ж, ксива вроде грамотная, должна прокатить. Тем более что с вузовской СБ, как я понял, согласовали и понимание нашли?

– Согласовали и нашли, – подтвердила Прилепина.

– Отлично. Тогда так, Ольга: на сегодня можете быть свободны. Завтра отдыхайте-собирайтесь. А в воскресенье, с утреца пораньше, я за вами заеду и отвезу в Даймище. Студенты возвратятся на базу ближе к вечеру, так что у вас будет время осмотреться: что там и как. Лады?

– Андрей Иванович, – замялась Ольга, – у меня к вам большая просьба. Мне бы по пути буквально на полчасика заскочить в лагерь, к Дениске. А то, мало того что упаковала сына на две смены подряд, так еще и не навещаю… Это совсем недалеко, километрах в десяти от студенческой базы.

– Вообще не вопрос. Сделаем с удовольствием. Но! За удовольствие – дороже.

Оба дружно расхохотались.

– Не помешал? – просунул голову в дверь оперской Ильдар. – Андрей Иванович, может, ты меня представишь новому сотруднику? А то: слышать слышал, а вот лично увидеться…

– Ольга Николаевна, знакомьтесь. Это еще один представитель нашего гвардейского лепрозория – Ильдар Джамалов. Получивший, как вы уже, наверное, слышали, боевое ранение в схватке с вооруженным бандитом. За этот свой подвиг командованием части представлен к ордену «Красного раздолбая» второй степени.

– Э-э! А почему второй? – изобразил удивление Джамалов, направляясь к Ольге.

– А потому что первой степени, судя по всему, получим я и Холин.

– А-а! Понятно… Ильдар! – протянул руку Джамалов.

– Ольга.

– Не желаете составить нам компанию? Мы там с народом в кои-то веки собрались: немного выпиваем, немного закусываем. Лето, пятница. И вообще… Как говорят в рекламе: надо чаще встречаться.

– Спасибо, в другой раз. В воскресенье я уезжаю в командировку, а дома ещё куча всяких дел не переделана, – Ольга встала из-за стола, подхватила лежащие рядом сумочку и увесистый пакет с фирменной надписью «Дом книги». – Всего доброго, Ильдар. Рада знакомству. Андрей Иванович, до воскресенья! – С этими словами она вышла из оперской.

– Про «другой раз», это я хорошо запомнил! – крикнул ей вслед Джамалов. – И свидетели есть!

– Не облизывайся, – вполголоса, ибо в кабинете помимо них находился еще и молодой, осадил Ильдара Мешок. – Занято.

– Тарас, что ли, мосты наводит? Ну так он больше трепаться мастак. А как до дела…

– Мною занято.

Джамалов посмотрел на Андрея понимающе-уважительно, одобрительно цокнул языком и клятвенно сложил руки на груди:

– Всё понял, гражданин начальник. Базара нет!..

* * *

– …И всё-таки я не понимаю: какие могут быть длительные командировки, если ты работаешь без году неделя?

Ирина Владимировна попыталась принять грозную позу «руки-в-боки», но получилось скорее комично, нежели устрашающе. Матери Ольги месяц назад стукнуло пятьдесят семь, но именно эта её постоянная стремительность, вечно чуть приподнятый подбородок и не всегда уловимый насмешливый взгляд удивительным образом нивелировали возраст. К тому же черты лица – лица не красавицы, но в котором, тем не менее, присутствовало «нечто», цепляющее взгляд, – выдавали в ней женщину, которая в юности если и не ходила по штабелям мужиков, то наверняка имела успех у не самых плохоньких представителей противоположного пола. А если вдобавок случались дни, когда Ирина Владимировна и сама не замечала подлого наступления «осени», то о её подлинном возрасте несведущие окружающие нипочем не догадывались.

– Ну, мамочка, я ведь тебе уже говорила! – в очередной раз запустила заезженную пластинку Ольга, отодвигая пустую тарелку. По причине временного отсутствия в доме единственного мужика Дениски, с ужином две холостячки в эти дни особо не заморачивались. – Просто формальная служебная поездка в область. Для галочки. Считай, просто две недели ничегонеделания. Все равно что в дом отдыха съездить. К тому же Денисыч рядом, буду чаще навещать. Солнце, воздух и вода – да я уже забыла, когда так отдыхала!

– Всё равно мне это не нравится, – досадливо отмахнулась от дочери Ирина Владимировна. – Мне кажется, ты явно что-то недоговариваешь. Впрочем, с тех пор как ты ушла работать в эту свою милицию, подобное чувство не покидает меня всегда.

– Ма, перестань! Твоя дочь – сама открытость и искренность. А мать у нее – сама женственность и добросердечие.

– Ну и лиса! Ох и лиса! Не подлизывайся, я на такие удочки давно не ловлюсь.

– И все-таки можно я еще капелечку подлижусь и попрошу тебя вне очереди помыть посуду? А то у меня уроки не сделаны.

– Ладно, иди уж. А что за уроки?

– Да так, задали немного на дом. В качестве самоподготовки.

Довольная тем, что ей так легко удалось сегодня закосить от кухонных дел, Ольга прошла в прихожую, прихватила стоящий там «дом-книжный» пакет и направилась к себе. Вернее, в комнату, которую они с Дениской делили на двоих с тех самых пор, когда переехали на ПМЖ из квартиры «папы Володи» в родительский дом, к «бабушке Ире».

Здесь Ольга первым делом включила музыкальный центр и, порывшись в стопке дисков, остановила свой выбор на альбоме Vangelis. «Под него усвояемость обязательно должна повыситься», – решила она, выкладывая на стол одну за одной: «Экологию», «Руководство к лабораторным занятиям по биологии и экологии», «Современные проблемы гидрологии»… Из колонок приглушенно полилась заглавная тема саундтрека к фильму «1492. Завоевание рая», а Ольга, вздохнув, уселась за стол.

Открыла первую лежащую сверху методичку и, собравшись с мыслями, начала сеанс теоретического перевоплощения из оперуполномоченного криминальной милиции в ассистента кафедры природопользования Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого:

«…Рекой называется естественный водный поток, текущий по одному и тому же месту (руслу) постоянно или с перерывами на сухой сезон (пересыхающие реки). Место, с которого появляется постоянное течение воды в русле, – исток, в большинстве случаев можно определить только условно. Истоком реки часто являются родник, болото, озеро или ледник, если река образуется путем слияния двух меньших рек, то место их слияния является началом этой реки, однако за исток следует принимать исток более длинной из слившихся рек… Уф-ф! Тоска зелёная! Вернее, голубая и мокрая».

Ленинградская обл.,

пос. Сиверская,

4 июля 2009 года,

суббота, 13:35

Этот выходной для подавляющего большинства населения день глава МО «Сиверское городское поселение» Александр Александрович Чугайнов проводил на своём рабочем месте. Так сказать, бдил не покладая рук. И сей трудовой порыв можно было только приветствовать, если бы в данный момент шаловливые ручонки Сан Саныча не водили компьютерной «мышкой» по страничкам весьма фривольного сайта для взрослых. Этим занятием он занимался уже третий час и теперь явственно ощущал, что на смену голоду сексуальному постепенно приходит голод классический.

«А что, если при таких раскладах взять, да и завалиться к Анжелке? – посетила Чугайнова не лишенная оригинальности мысль. – Который день названивает, зазывает. Конечно, с утра опять вся спина будет исцарапана… И что за манеры такие – всякий раз во время оргазма вонзать свой маникюр в мужское мясо?.. Но зато холодильник у нее всегда под завязку. Администратор ресторана „Карэ“, расположенного не где-нибудь, а в здании Гатчинского дворца-музея – это вам не кот начихал!.. Блин, и чего это я сегодня такой сексуально озабоченный? Работать надо, а тут одни бабы на ум лезут… Еще и Гронского черти где-то носят. Предупреждал ведь, чтобы без опозданий! Вот вышибу под зад коленом из газеты! Ей-богу, вышибу!»

В дверь деликатно поскреблись, и Чугайнов заученным движением свернул окошко на мониторе – теперь экран радостно светился обоями рабочего стола, на котором желтели березы. Условно символизирующие родную муниципальную сторонку.

– Кто? – пробасил глава, и в кабинет просунулся тот самый, носимый чертями редактор газеты «Оредежские зори» Константин Павлович Гронский.

– Сан Саныч, можно?

– Нужно! Я тебе на сколько назначал?

– Извините, у меня машина сломалась.

– А мне насрать, что там у тебя сломалось. Ясно?

– Ясно, – покорно согласился редактор.

– Присаживайся. Читал? – Чугайнов ткнул пальцем в лежащую на столе газету. Гронский вгляделся и профессиональным взглядом распознал вёрстку «Тайного советника».

– Нет. Я бульварную прессу не читаю.

– Между прочим, зря. Иногда занимательные сюжетцы попадаются. Но хотя бы про то, что в наших краях маньяк завёлся, слыхал?

– Какой еще маньяк? – чуть напрягся газетчик.

Пухлые губы Александра Александровича скривились в досадливой ухмылке:

– Акула, блин, пера. Теперь я понимаю, чего тебя из Питера к нам занесло. В столицах такие тормоза исторически не приживаются… На, прочти. На третьей полосе.

Гронский послушно взял газету и принялся по диагонали изучать разрекламированный главой текст. Пока газетчик вникал, Чугайнов исподволь наблюдал за тем, как тот сосредоточенно шевелит своими тонкими, почти девичьими губами, и в какой-то момент поймал себя на мысли, что в облике журналиста есть нечто неприятно-педерастическое. Притом что именно такие вот красавчики отчего-то пользуются неизменным успехом у дамочек бальзаковского возраста. К числу последних принадлежала и его Анжела. Из ресторана «Карэ».

– Любопытно, – прокомментировал Гронский, откладывая газету. – Надо будет подумать: как это можно использовать?

– А хрена ли тут думать? Тут трясти надо!

– В каком смысле?

– Ну не в кривом же! Ты сам жаловался, что фактуры по студентам маловато. Так вот тебе фактура! Чуть ли не на территории базы местную девку – «спортсменку, комсомолку, просто красавицу» – изнасиловали и убили!

– Вообще-то от места, где ее нашли, до их базы километра полтора, если не больше, – скептически заметил газетчик.

– Блин, Гронский, я тебя сейчас сам лично изнасилую! – свирепея от журналистской непонятливости глава выбрался из-за стола и принялся нервно вышагивать по кабинету. – Какая на хрен разница?! «Полтора километра от базы!» А тебе, Гронский, такой термин литературный, как «гипербола» известен? Если нет, возьми в библиотеке словарь циклопедический, почитай на досуге! Тебе, как редактору муниципальной газеты, пользительно будет!

Выслушивая сию тираду, Константин Павлович сидел нахохлившись, в позе загнанного в угол. И такая поза вполне себе Чугайнова удовлетворила. Потому он немного успокоился, вернулся за свой стол и, вырвав из блокнота листок, черканул на нем размашистым начальственным почерком несколько цифр:

– Вот, это телефон свояка моего, – Сан Саныч протянул бумажку Гронскому. – Корякина Игоря Степановича. Знаешь такого?

– Из милиции, кажется?

– Когда кажется – креститься надо! «Из милиции»! Он, между прочим, замначальника нашего райотдела!.. Короче, позвонишь ему, скажешь: от меня. Он даст кое-какие подробности по этому делу. Ну и вообще, поговори с ним о росте преступности в летний период, профилактике правонарушений со стороны городской молодежи и так далее. Уразумел?

– Уразумел.

– Что ты уразумел? Давай записывай, если не в состоянии запомнить, – Гронский послушно достал блокнот. – В материале надо донести до читателя мэсседж о том, что некогда действительно учебная площадка превратилась в заурядную базу отдыха. С пьянками и дебошами. Что, дескать, никто не удивится, если выяснится, что и изнасилование местной девушки – дело рук подгулявшей питерской молодежи.

– Вы это серьезно? Да нас закроют в два счёта за такие ничем не обоснованные предположения!

– Тюфяк ты, Гронский! – досадливо поморщился глава. – Тебе не в журналистике, тебе бы счетоводом, в нарукавничках. В тихом месте, да с бабами предпенсионного возраста – вот это было бы для тебя самое то.

Здесь их взгляды неожиданно встретились, и Чугайнов невольно вздрогнул, отшатнувшись, – столько ненависти и чистой злобы читалось сейчас в карих глазах тюфяка-редактора.

– Ладно, иди и работай, – проворчал глава и уткнулся в монитор, сделав вид, что ему надо срочно поработать. – Когда у вас следующий выход?

– Седьмого числа.

– Вот и давай. Чтоб во вторник материал был! И чтоб на первой полосе!.. И учти, Гронский, на дворе времена стоят суровые, смутные: вашего брата, безработных редакторов-журналистов, ныне как грязи. Улавливаешь, на что намекаю? Вот и ладушки. Всё, свободен.

Константин Павлович, ссутулившись, молча удалился, и Чугайнов, тяжело выдохнув, полез в карман за платком. Чтобы убрать со своего ленинского лба мелкие капельки испарины. «Нет, но как посмотрел, подлец! У меня ажно мурашки по телу побежали!» – недовольно подумал глава и, подтянув к себе телефонный аппарат, принялся набирать домашний номер Анжелы….

Ленинградская обл.,

Киевское шоссе,

5 июля 2009 года,

воскресенье, 11:20

– …Теперь совсем близко. Километра два осталось, не больше, – пояснила Ольга. – Вон, за той синей остановкой надо свернуть налево.

– Раз надо, значит, повернем, – кивнул Мешок.

Через пару секунд они ушли с как всегда запруженного Киевского шоссе, свернув на вспомогательную грунтовку, уводящую в сосновый лес.

– Красотища-то какая! Сосны!

– Мне тоже нравится, когда в лесу одни сосны. Тихо, спокойно. Ходишь среди голых стволов, а ветра совсем нет – он где-то там, высоко, за зелёными шапками. А если приложить ухо к стволу сосны, то можно услышать, как она разговаривает. А ещё я очень люблю весной жевать сосновые свечечки.

– Зачем?

– Они такие ароматные! К тому же сосна – одно из древнейших на земле лекарственных растений.

– Из неё что? Типа таблетки делают?

– В Древнем Египте смола сосны входила в бальзамирующие составы. В Древних Греции и Риме её использовали при лечении простудных заболеваний. А на Руси было принято жевать смолу сосны для укрепления зубов и десен.

– Ну не знаю, – пожал плечами Мешок. – Я пока как-то не готов переходить на питание сосновыми свечками. И на самом деле, мне гораздо интереснее, как в этих местах с малиной? Знаете, Ольга, я с младых лет – фанатичный малиноман. Если не брать в расчет курево и алкоголь, конечно.

– А как насчет клубнички?

– На провокационные вопросы не отвечаю!

– Боюсь, по нынешнему жаркому лету для малины уже поздновато. Скоро черника должна поспеть.

– А мне всё едино. Главное, чтоб сладко. Слушайте, а может, плюнем на всё, да и завалимся в лес, а? Помните, в нашем детстве была такая песня: «Сладку ягоду рвали вместе»?

– «Горьку ягоду я одна», – подхватила Прилепина. – Помню. Вот только уже поздно. Заваливаться.

– Почему?

– Потому что лес кончился и мы приехали. Вот он, лагерь «Солнышко»…

Оставив Андрея загорать возле машины, Ольга направилась в сторону ворот, к домику вахты-проходной. Здесь она протянула старичку-охраннику паспорт и произнесла заветный пароль:

– Денис Прилепин, седьмой отряд.

– Прилепин… Прилепин… – бормотал старичок, водя желтым мозолистым пальцем по растрепанным спискам временных жильцов. – Так ведь уже приехали сегодня к Прилепину.

– Кто приехал? – недоуменно воззрилась на него Ольга.

– Вот: 10:20, Прилепин Владимир Ильич. Надо же, почти как Ленин. Что, родственник ваш?

– Почти как, – мрачно буркнула Прилепина, забирая паспорт. После чего сердито толкнула вертушку и прошла на территорию лагеря…

* * *

…Ольга сидела на перекошенно-подгнившей деревянной трибуне лагерного стадиончика и наблюдала за тем, как её бывший муж Володя носится по гравиевой дорожке, сопровождаемый ватагой ребятни, и тщетно пытается запустить под облака гигантских размеров воздушного змея. Последний отчаянно сопротивлялся и если в отдельные моменты и поднимался над землей, то не более чем на два-три метра. Однако стихийно подобравшаяся команда летчиков-испытателей не теряла оптимизма и продолжала наматывать круги за окончательно расшалившимся «папкой Дениса». Причем, судя по выражениям лиц, оба – и Прилепин-старший, и Прилепин-младший – были сейчас безумно счастливы. И от осознания сего факта Ольгу неприятно коробило. Хотя, казалось бы…

С Володей они разошлись семь месяцев назад. Разошлись сугубо физически, не через штампик в паспорте. Но когда и на что он влиял, этот самый штампик? Помнится, недавно Ольге попался на глаза старый номер журнала «Esquire» за какой-то лохматый год. И в нем она наткнулась на дивное откровение глубоко почитаемого ею актера Джона Малковича: «Мне не нужна специальная бумажка – я и без бумажки знаю, что должен быть рядом со своей любимой и своими детьми. И я не думаю, что моя любимая нуждается в бумажке, которая удостоверяет, что в трудный час я не сбегу. Потому что, если трудный час наступит, никакая бумажка ни на что не повлияет». Вот, что называется, «умри, Джон, но лучше не скажешь».

«Трудный час» в их с Володей отношениях наступил на девятый год совместной жизни. По современным меркам – не так уж и мало. За этот срок Володя Прилепин смог воочию пронаблюдать за всеми реинкарнациями своей избранницы: женился он на студентке Герцовника, недолгий «золотой век» прожил с учительницей, а бремя испытаний и разрыв отношений пришлись на супружнино милицейское настоящее.

То был классический брак по любви, не выдержавший классического испытания на противоположность мировоззрений. Так уж складывалось, что в жизни Ольги постоянно что-то прибывало, а что-то убывало. Кипело, бурлило и видоизменялось, швыряя из стороны в сторону: то вознося – то низвергая, то в жар – то в холод. Но, собственно, именно такой экстрим, сводящийся к нехитрой формулировке «надо всё успеть попробовать», она и считала настоящей жизнью. Супруг же на этот счёт придерживался мнения перпендикулярного и более всего в этой жизни ценил комфорт – как материальный, так и душевный. Первый он обеспечивал себе сам, будучи топ-менеджером одной из крупнейших на Северо-Западе лизинговых компаний. А вот за второе, согласно устоявшейся традиции, вроде как должна была отвечать Ольга. Но ей было исключительно некогда заниматься подобными глупостями. Поскольку с того момента, как Прилепина попала в милицию, практически всё без остатка время сделалось для неё исключительно временем служебным.

Ну да, если говорить начистоту, то, что они с Володей всё-таки не споются, Ольга начала понимать где-то на третий год «семейных распевок». Когда никакой любовью в отношениях более не пахло. Не принимать же за таковую прогорклый запашок подгоревшей корочки-привычки?.. Столь неутешительное открытие в тот раз оказалось снивелировано скорым погружением в новый, доселе неведомый ей ментовской мир. В нём на самоедство и самокопание свободных минуток просто не находилось: чтобы не оказаться в аутсайдерах, следовало тупо грести вперед, не задумываясь и не осматриваясь по сторонам.

Вот она и гребла. И к искреннему удивлению новых коллег, в непривычной для себя среде-субстанции не утонула. Более того, начала с завидным постоянством делать такие показатели, что даже видавшие виды старожилы карманной тяги ахнули: «Ни фига себе! Вот те и училка!» Но годы шли, и в какой-то момент продолжать барахтаться далее Ольге вдруг резко расхотелось. И не потому, что устала, а просто сделалось ей скучно и не вполне понятно: «А для чего, собственно?» Вот только этим новым своим неприятным открытием с мужем Володей она отныне не поделилась бы ни при каких обстоятельствах. Потому как то было равносильно поражению и признанию мужней правоты, учитывая с каким скепсисом и плохо скрываемым цинизмом отзывался супруг о её переходе из «училок в опера». А уязвленное самолюбие – страшная штука. Тем паче – у женщины. Тем паче – у относительно молодой и изо всех сил стремящейся к личной независимости. Невзирая на штампик в паспорте и ребенка в детском саду.

А потом случилось то, что когда-нибудь и должно было случиться. Крышу, что называется, сорвало. Но если в подавляющем большинстве семейных скандалов и ссор подобное стихийное бедствие является прерогативой мужчины, то вот в их частном случае застрельщиком выступила Ольга. Соответственно, и дверью в качестве водевильного финального аккорда хлопнула тоже она. Здесь – на радость воинствующим феминисткам…

…В тот вечер Прилепина вернулась домой в препротивнейшем настроении: на служебные неурядицы наложились сломанный каблук и выпавшая, поставленная буквально неделю назад, зубная пломба. Барышни романтично-кисейного склада при таких раскладах неизменно заканчивают день слезами, а вот такие железные леди, как Ольга, напротив, доводят до слез других. И кто виноват, что под горячую руку ей тогда подвернулся не случайный «другой», а законный супруг? Да, собственно, никто. Рок. Фатум.

В прихожей Ольга повертела в руках пострадавшую туфлю, досадливо отшвырнула её в сторону и двинулась на кухню. Из ванной доносился шум льющейся воды, означавший, что сегодня муж явился с работы ненамного раньше её. А следовательно, ребенок до сих пор не ужинал.

Ольга сердито набрала воды, поставила чайник и позвала Дениса. Но вместо сына через пару секунд на пороге возник обернувшийся в полотенце супруг с мокрыми взъерошенными волосами.

– О, ты уже вернулась? А ведь еще нет и девяти. Где бы записать такое!

– Где Денис? – вместо «здрасте» буркнула пока ещё благоверная.

– Так его же теща забрала! Вы с ней вчера весь вечер это обсуждали.

– Блин, точно. Совсем из головы вылетело, – вспомнила Ольга и полезла в холодильник.

– А что ты пытаешься там отыскать? – откомментировал это её телодвижение Володя. – Со вчерашнего дня, окромя льда, внутри ничего не было… Я, собственно, потому столь безропотно и отдал Дениса твоей матери. По крайней мере там его покормят.

– Вот взял бы в таком случае и сходил в магазин! Или вам, боярам, это плебейское занятие не по чину?

– Ах вот даже как? – нехорошо прищурился супруг.

– Да. Именно так. Думаешь, только ты один у нас устаешь на работе? – раздраженно парировала Ольга. После чего резко захлопнула дверцу, самолично убедившись в наличии отсутствия продуктов.

– Ольга, ты, вообще, сама себя сейчас слышишь?

– Слышу. А что?

– Чёрт подери! Всё это у нас с тобой сотню раз говорено-переговорено, но тебе, похоже, всё как об стену горох… Хорошо, постараюсь объяснить еще раз.

В воздухе подвисло многозначительное молчание-пауза.

– Ну-ну, что же мы замолчали? Продолжайте.

– Ольга! – собравшись с мыслями, начал «объевшийся груш». – Я не считаю, что женщина должна обязательно сидеть дома и варить борщи. Прежде всего потому, что такая женщина очень быстро сходит с ума. После чего начинает сводить с ума окружающих.

– Тогда в чем претензии? Борща, как видишь, нет.

Володя с серьезным, даже слишком серьезным видом проигнорировал издёвку и мрачно продолжил:

– Но! При этом я совершенно чётко знаю, что в словах «работа» и «заработок» корень один. И в этом смысле… Ты ведь знаешь, за все эти годы я даже никогда не спрашивал: сколько ты получаешь? Так как то, что начисляют тебе в твоём золотопогонном ведомстве, – это настолько ничтожно в отношении нашего общего семейного бюджета, что я… Словом, я никак не могу относиться к твоей работе как к работе! Исключительно как к хобби. Которым ты, конечно, можешь заниматься и далее. Дабы не сойти с ума.

– Премного вам благодарна, барин. Спасибо, что разрешили.

– Не юродствуй! Так вот: если рассматривать с этой точки зрения – работа есть только у меня. Она приносит нам средства. Не побоюсь этого слова – финансы! На которые мы живем, одеваемся и воспитываем нашего сына. И я свои обязанности, как мне кажется, выполняю полностью. По крайней мере никто из нас ни в чем не нуждается.

– А почему у тебя воспитание сына только на третьем месте? – насмешливо поинтересовалась Ольга, заваривая себе чай в кружке. – После одеваемся?

Супруг юмора не оценил и начал понемногу закипать:

– Да хотя бы на третьем! Потому что у тебя оно – на тридцать третьем! Потому что твоё хобби, если ты сама этого не чувствуешь, уже давно только мешает! И если от моей работы конкретная польза не мне одному, а всей нашей семье, то вот от твоего хобби интерес и польза исключительно тебе одной!

– С чего вдруг такие выводы?

– А с того, что от твоего ежедневного бесконечного зависания в краснознамённой хуже становится мне. Сыну хуже. Получается, вся эта история с самоудовлетворением твоих амбиций идёт за наш с Денисом счет. И от того, что тебе интересно и хорошо, персонально нам – плохо! И меня это в последнее время очень тревожит, даже пугает. И мне бы хотелось, чтобы ты всерьез подумала об этих вещах и наконец сделала не менее серьезные выводы.

– Я правильно тебя поняла? – резковато спросила Ольга, отставляя кружку. – Всё, что тебе нужно в жизни, – это моя подпёртая ладонью щечка и вовремя подставленная тарелка?

– А что в этом плохого?! Или ты считаешь, что помимо прочего я должен ещё стирать, готовить, ходить по магазинам? Как тот придурок из сериала «Каменская»: и деньги зарабатывать, и сок тебе выжимать?! А тебе не кажется, милая, что вообще-то это называется «сундучить в одну харю»?

– Всё сказал?

– Всё!

– А теперь сходи и посмотри на себя в зеркало.

– Зачем?

– Да ты просто раздулся от самолюбования. Полезный ты наш! А может быть, это не я, а именно ты пытаешься удовлетворить себя любимого за счет использования всех и вся: меня, Дениски, мамы, Эллочки своей… Тебе самому очень даже комфортно в своем бизнесе. Но почему ты думаешь, что только потому, что ты делаешь деньги, все остальные должны тебя облизывать и по первому зову выполнять любой твой каприз?

– Ольга, ты… Ты сейчас неправа…

– Конечно. Ведь в нашей семье всегда прав только один человек – ты… Бедненький, как же ты с нами измучился!.. А что, Вовка, а может – ну её на фиг, а?.. В смысле, семейную жизнь? Сколько можно мучиться, не пора ли ссучиться?

Володя страдальчески закатил глаза и схватился за голову:

– Ты только послушай себя, учительница первая моя! Ты не только говоришь – ты уже думаешь на жаргоне! Неудивительно, что Денис от тебя такого понахватался… Ольга, милая, пойми: если ты еще хотя бы пару лет похороводишься со своими ментами, ты не просто потеряешь нашу семью. Ты себя потеряешь! Потому что сама того не заметишь, как превратишься в самую натуральную мужланистую бабищу!

И вот после этих не самых, если честно признать, обидных слов, в Ольгиной голове словно бы щелкнул невидимый защитный тумблер. Навроде: «при аварии выдавить стекло». Она подорвалась с места, выскочила в прихожую и, запоздало вспомнив о преждевременной гибели туфли, принялась с остервенением рыться в комоде в поисках альтернативы.

– Куда собралась? – выглянув из кухни, уже вполне мирно поинтересовался Володя.

Ольга, не отвечая, вывалила на пол всё имеющееся в наличии семейное обувное содержимое и, схватив пару старых поношенных кроссовок, принялась за шнуровку.

– Да ладно тебе… Перестань, слышишь?.. Давай мириться.

– А я с тобой и не ссорилась, – огрызнулась Ольга. Справившись наконец с обувью, она выпрямилась и подхватила лежащую в прихожей сумочку: – В общем, так! «Хоботов, я оценила!» И осознала! Посему мы с Денисом даем тебе возможность передохнуть от нас. Чтобы ты мог спокойно зарабатывать и тратить свои деньги. Кстати, советую воспользоваться случаем и провести кастинг среди немужланистых баб. Тех, которые умеют обращаться с тарелками. И подпирать щёки…

Прилепина вышла из квартиры и что есть силы шарахнула железной дверью так, что сверху на нее посыпались песчинки недавней лестничной побелки. Обалдевший супруг бросился было за ней со словами…

– …Ну, как у тебя дела? Как дышится на вольных хлебах?

Погрузившись в невеселые воспоминания, Ольга пропустила момент, когда Володя передал бразды управления воздушным змеем в руки сына и поднялся к ней.

– На вольных – вольготно. А дела «отлично, как обычно», – заученно-дежурно отшутилась она.

– «А с личным?» – подхватил Володя.

– «Ну, вот только с личным…» Да нет, нормально всё.

– Я так понимаю, у тебя кто-то появился? Или… он возник сначала? Ещё до твоего демонстративного эскапизма?

– Извини, но, по-моему, это не твое дело.

– Просто мне безумно интересно: кто такой дядя Андрей?

– Какой еще дядя Андрей?

– Тот, что подарил Денису ножик?

– А-а. Это коллега по работе.

– Понятно, – саркастически усмехнулся Володя. – Могу себе представить.

Ольга посмотрела на него неприязненно:

– Что ты можешь представить? Что ты вообще можешь знать и представлять о моей работе?! Когда это тебя вообще интересовало?

– Зато я вполне могу себе представить некий собирательный образ сотрудника милиции. Мне, знаешь ли, по роду бизнеса частенько приходится сталкиваться с вашей братией.

– И каков же он? Этот собирательный образ?

– Краснорожий, туповатый, ленивый хам. Вечно экономящий на закуске, но не на выпивке. Жадный, завистливый к чужому успеху. За деньги способен на всё. Причем, в большинстве случаев, за деньги невеликие. Такие, как у Достоевского Ганечка Иволгин, помнишь? Ползком до Васильевского за три целковых?

– Ну, спасибо за откровенность. Теперь я хотя бы буду знать, с кем ты ассоциируешь меня в своих воспоминаниях.

– Брось, не передергивай. Я говорил о среднестатистическом менте. А ты у меня…

– Я у тебя?

– Хорошо, у нас. Ты У НАС всегда была белой вороной. Что в ментовке, что в школе. Что, прошу прощения, в постели.

– Мне трудно представить, как ведут себя в постели вороны классические. Серые. Наверное, именно так, как твоя секретарша Эллочка?

– У тебя устаревшая информация. Эллочку я давно уволил.

– Понятно, то была любовница от первого брака. Бедняжка! Здесь я её имею в виду. Ну ничего – двуспальное место пусто не бывает. Ты ведь у нас жених завидный…

– Ты тоже невеста хоть куда. Если только перестанешь играть в эти идиотские игрушки. Вообще, Ольга, я никак не могу понять, кому и что ты продолжаешь доказывать?

Ответить на сей отчасти риторический вопрос Прилепина не успела, так как в этот момент к родителям подбежал запыхавшийся, безумно довольный Дениска:

– Видели, на какую верхотуру мы его запустили?

– Видели, – подтвердила Ольга. – Классно у вас получается.

– Ма, а пошлите на озеро? Только надо у вожатой отпроситься.

– Денисыч, я никак не могу. Меня машина ждет, на работу надо ехать.

Перепачканные руки сынишки сжались в кулачки, а глаза мгновенно сделались на мокром месте:

– Ну вот, так всегда. Всего полчасика побыла, и…

– Денисыч, я к тебе в следующий раз совсем скоро, в среду или в четверг, обязательно приеду. Обещаю.

– Да-а, а я хочу сегодня! – плаксиво затянул сын.

– А сегодня с тобой папа еще погуляет. Правда? – Ольга вопросительно-утвердительно глянула на экс-супруга.

– Правда, – великодушно (или обречённо?) согласился тот.

– Вот видишь? Пойдемте, мужчины. Проводите меня до ворот.

Ольга, улыбнувшись, поднялась и, потрепав сына по вихрам, взяла его за руку. Денис тяжело вздохнул, зашмыгал носом и поплёлся за мамой, волоча по земле порядком измочаленную тушку воздушного змея…

Ленинградская обл.,

Киевское шоссе,

5 июля 2009 года,

воскресенье, 12:40

– …Сергеич, ты их только поторопи там, ладно? А то мне здесь до ночи загорать совсем не климатит…

До базы студентов Ольга и Мешок не доехали каких-то пяти километров. Сломались, что называется, на самом интересном месте. Мобильная связь в этих краях работала отвратительно, так что в данный момент Андрею приходилось орать во всю глотку, чтобы достучаться со своей бедой до знаменитого своей безотказностью оперативного водителя Афанасьева.

– …Да я понимаю, Сергеич, что воскресенье… Ну да… «Я эмир, и ты эмир. Кто же тогда погонит ослов?..» Я говорю: ослов кто погонит… Ладно, проехали. Что? Ольга? Сейчас будем что-то придумывать… Какое там – ни одна сволочь не остановилась!.. Хотя, погоди…

Андрей увидел как обогнавший место кораблекрушения попутный «опелёк» вдруг прижался к обочине и включил аварийку. Из машины выбрался водила – высокий парень лет тридцати с небольшим и направился в их сторону с лёгкой, понимающей улыбкой на лице.

– …Всё, Сергеич, я тебя попозже наберу. Кажись, некий добрый самаритянин все-таки отыскался.

– Добрый всем денёк! В чём проблема? – подойдя, полюбопытствовал парень. Да нет, теперь уже было видно, что не парень, а, скажем так, молодой мужчина. – «Проколы, поломки, энтузиазм населения?» Бездорожье, разгильдяйство?

– Пожалуй, второе. В смысле – разгильдяйство. Лямбда-зонд накрылся, – развел руками Мешок.

– Часом не на тридцать втором километре заправлялись?

– На нём самом. А что?

– Категорически не приветствуется. Эту заправку не только местные, но даже иногородние дальнобойщики за версту объезжают.

– Увы. Мы, к сожалению, не местные. Равно как не дальнобойщики. За здешние нравы не в курсе.

– А куда направлялись?

– Да тут рядом совсем. В Даймище, – пояснила подошедшая к мужчинам Ольга.

– Действительно рядом. Что ж – могу дотянуть.

– Ну, такие жертвы не требуются. Я вызвал аварийку из Питера. Но если не сочтете за труд девушку подбросить – будем вам чрезвычайно признательны. Она… э-э-э… очень опаздывает.

– Не вопрос. Прошу.

– Ольга Николаевна, вы поезжайте, а я тут сам как-нибудь справлюсь. Буду уповать на то, что Сергеич правильно зафиксировал координаты.

– Хорошо, – кивнула Прилепина. И, вздохнув, добавила: – Вы извините меня, Андрей Иванович.

– За что?

– Если бы мы не сделали крюк, заезжая в лагерь, то…

– …То я бы всё равно сломался. Но уже на обратном пути. Коллега-автолюбитель абсолютно прав – всё дело в дерьмовом бензине. Так что, кончайте терзаться, Ольга Николаевна, и в путь.

Мешок по-отечески приобнял Ольгу, словно бы благословляя, и та, не удержавшись, инстинктивно чмокнула его в лоб, нежно и мягко. Андрей, будучи человеком, мягко говоря не обделенным женским вниманием, отчего-то вдруг смутился и, спрятав глаза, суетливо кинулся к багажнику – за вещами Ольги.

Менее чем через минуту «опелёк» тронулся, увозя оперуполномоченную Прилепину к месту выполнения особо важного задания. Сквозь клубы поднятой дорожной пыли Мешок внимательно всмотрелся в «контейнера» и на автопилоте загнал номер спасителя в записную книжку мобильника. Так, на всякий случай…

– …А в Даймище где конкретно? – уточнил благородный спаситель перед тем, как уйти с грунтовки на лесную дорогу.

– База практики студентов Гидромета.

– А, понятно… Знаете: а вы не очень-то похожи на студентку.

– Что, слишком старая? – усмехнулась Прилепина.

– Слишком эффектная. Для студентки.

– Бросьте! Сейчас в вузах такие девочки учатся – профессиональным фотомоделям сто очков форы дадут.

– Нелучший пример, – покачал головой водитель. – Фотомодели у нас неизменно рифмуются, извините, с борделями. А вот в вас угадывается редкое по нашим временам сочетание ума и красоты.

– Вы что, физиономист?

– Отчасти. В силу профессии.

– И кто же вы по профессии? Если не тайна, конечно?

– Не тайна. Я журналист… Кстати, – он порылся в бардачке и протянул Ольге визитку, – вот, держите. Вдруг когда и сгожусь? В иной своей ипостаси. Не как извозчик.

– «Гронский Константин Павлович. Главый редактор газеты „Оредежские зори“», – прочитала Прилепина. – Странно, никогда про такую газету не слышала.

– Ну, не вы одна такая, – горько, как показалось Ольге, улыбнулся Гронский.

– Извините, ответное алаверды предложить не могу. Не обзавелась пока визитками.

– Ничего страшного. Я вас и так, без визитки запомню…

Ленинградская обл.,

дер. Даймище,

учебная база Гидромета,

5 июля 2009 года,

воскресенье, 13:17

Через покосившиеся, давно утратившие свою оборонительную функцию железные ворота Ольга вошла на территорию учебной базы. Огромная, размером в несколько футбольных полей поляна с трех сторон была окружена лесом. Естественной четвертой границей выступал Оредеж, делавший в этом месте причудливый изгиб-петлю. Последняя, как теперь уже знала слегка поднаторевшая в гидрологии Прилепина, на научном языке обзывалась «меандрой». План-схему базы Ольга предусмотрительно позаимствовала в Гидромете, так что сейчас ей не составило особого труда с ходу сориентироваться на местности и распознать метеоплощадку, бараки для студентов, домики для камеральных работ, здание столовой, а также пришедшие в унылое запустение постройки для хознужд.

По причине воскресенья народа на территории практически не было. Разве что небольшая движуха имела место на спортивной площадке. Здесь двое молодых людей лениво забрасывали оранжевый мяч в корзину с погрызанной временем сеткой, а наблюдавший за ними третий, развалившись на скамеечке, потягивал пивко из бутылки. Ольга поправила на плече тяжеленную сумку (не раз пожалела о том, что набрала с собой столько учебников) и направилась к молодёжи. Парни перестали швырять мяч и теперь глазели на редкую для этих мест незнакомку с неподдельным интересом.

– Лёха, это не к тебе мама приехала? Наверное, пирожков, молочка привезла! – крикнул своим тот, который с пивом.

«Спортсмены» дружно загоготали. Ольга, игнорируя нахальный намёк на возраст, подошла к скамейке и с облегчением поставила сумку. Перевела дух.

– Тетенька, а вы, наверное, ошиблись! – продолжил глумиться любитель пива. – Родительский день у нас вчера был.

– А я, дяденька, на родительскую неделю приехала. Точнее, на две… Где тут у вас штаб партизанского командования?

– А вон, за метеоплощадкой, зелёный домик видите? Вот там наши генералы и обитают. Идите, тетенька, прямо, никуда не сворачивайте. Если заблудитесь – кричите.

– Проводили бы, дяденька.

Парень переглянулся со своими. После чего отставил бутылку и нарочито медленно поднялся со скамейки:

– С удовольствием. Меня, кстати, Кириллом зовут.

– Очень приятно, Кирилл.

– А уж мне-то как приятно. Позвольте ручку?

– Позволю… Ручку… От сумки, – кивнула Ольга и пошла в сторону указанного зелёного домика, демонстративно оставив сумку. Кирилл удивленно посмотрел ей вслед, почесал в затылке и – делать нечего! – подхватив поклажу, отправился за странной тёткой. Под восторженные смех и улюлюканье «спортсменов», естественно.

– А ничего себе тетенька. Малость старовата, правда, – констатировал тот, которого звали Лёхой.

– Сойдет. Для сельской местности, – согласился приятель…

…Начальник учебной базы старичок-профессор Петр Петрович Спицын произвёл на Ольгу самое благоприятное впечатление. Невысокий, густобровый, с обильной сединой в бороде и усах, более всего он походил на Деда Мороза, неведомым образом переместившегося из привычной зимы в неуместное своему статусу лето. А добродушный басок, вкупе со «старорежимной» речью, придавали Спицыну дополнительный шарм. Сродни «депутату Балтики» в исполнении артиста Черкасова.

– …В советские времена Новгородский университет котировался довольно высоко. Сейчас, конечно, былая слава слегка потускнела.

– Ох, Петр Петрович, а вы назовите хоть один вуз, где она не потускнела, – встряла Анна Бернгардовна. В миру она была доцентом кафедры экологии, а вот на период летней студенческой практики ходила в заместителях Спицына по учебной работе.

В данный момент все трое чаёвничали, причем с малиновым вареньем, отчего Ольге невольно вспомнился утренний разговор с Мешком о его пристрастии именно к этой ягоде.

– Финансирования-то небось только на зарплаты и хватает? – Сей вопрос адресовался уже Прилепиной, и та, смущенно улыбаясь, кивнула:

– Есть такое дело.

– Так были бы зарплаты! – с полоборота завёлся Пётр Петрович. – А то у одних финансовые паводки, а у других – вечный меженный сток!

– Зато у вас учебная база шикарная. Нам, в Новгороде, о такой только мечтать, – осторожно окунулась в роль Прилепина.

– Э-э, деточка, вы бы посмотрели, как мы тут жили лет пятнадцать назад! У нас собственная передвижная метеостанция на базе ЗИЛа была, катер свой на водохранилище имелся. А тепличное хозяйство!.. Э-эх, да что там говорить… Кому сейчас наша гидрометеорология нужна? Разве что Лужкову – облака над Москвой разгонять.

– Так ещё и эти остатки слизнуть норовят! – вставила свои пять копеек Анна Бернгардовна, обладавшая, как выяснилось впоследствии, характерной немецкой фамилией Вульф.

– А кто норовит?

– Да администрация местная. Им наша база – как кость в горле.

– Почему?

– Места здесь, сами видите, какие, – взялся объяснять профессор. – Всё вокруг дачами элитными застроено. А тут – такой лакомый кусочек, по их мнению, пропадает. Словом, идеальная площадка для какого-нибудь гольф-клуба. Или банно-прачечного, как в наши времена говорили, комплекса. С мудями и блядями.

– Пётр Петрович! – укоризненно покачала головой Вульф.

– Виноват, зарапортовался… Да, Анна Бернгардовна, так куда мы с вами определим нашу новгородскую гостью?

– Ну, если Иоланта Николаевна не будет возражать, я бы поселила ее в бараке у девушек. Там последняя комната абсолютно свободна. Опять же какой-никакой пригляд. С юношами-то чуть проще: там и Алик… аспирант наш… и Евгений Борисович… это физкультурник… расположились. А вот с девками – проблема. Уж такие бедовые на этом курсе попались. Одна Ксюша Синюгина чего стоит.

– Как, Иоланта Николаевна, взвалите на себя ставку воспитателя на общественных началах? Вот только, извините, но доплату за «классное руководство» обещать не могу.

– Взвалю. Без доплаты, – подтвердила Ольга, отставляя гигантских размеров чашку, с которой она еле-еле справилась.

– Э-эх, за что я люблю новгородочек, так это за покладистость характера. Нашим ленинградским фифам не чета! – прищурился профессор. После чего бросил на Прилепину ТАКОЙ оценивающе-хитрющий взгляд, что та даже слегка зарделась. Похоже, по женской части старичок-профессор был ещё вполне себе в форме. – Ну, засим, кажется, всё… Ах да! Надо подумать, за какой бригадой вас прикрепить.

Прилепина придала лицу невинно-равнодушное выражение и осторожно спросила:

– А вот эта… как вы сказали… Ксения Синюгина, кажется? Она в какой бригаде?

– Во второй.

– Тогда, если можно, во вторую?

– Учтите, Синюгина и в самом деле не подарок, – напомнила Вульф.

– А вы её не запугивайте раньше времени, Анна Бернгардовна! – торопливо вмешался Спицын и покровительственно погладил Ольгу по голове. – Всё правильно, уважаемая наша новгородочка. Молодые не должны избегать трудностей. Напротив, они должны к ним стремиться. Дабы преодолевать и самосовершенствоваться… Ну, господа научные сотрудники и деятели научных искусств, – за работу! Анна Бернгардовна, не сочтите за труд, проводите Иоланту Николаевну к месту расквартирования…

…Отведённая Ольге комната в бараке девушек оказалась на удивление ухоженной и вполне себе пригодной для проживания. В ней имелась даже электрическая розетка, так что ноутбук был прихвачен весьма и весьма кстати. Из предметов мебели в комнате наличествовали: железная двухъярусная кровать с панцирными сетками, стол, два стула, тумбочка и треснувшее (дурной знак!) зеркало. На единственном окошке – далеко не первой свежести, но зато весёленькая, в крупный горох занавеска. Ольга раздвинула её, потревожив вздремнувшего между рам пухлого шмеля, и комната мгновенно наполнилась ярким солнечным светом. Расцветив в том числе многочисленные настенные граффити, навроде «ЭКО-2007!», «Гидромет рулит!» и загадочного «Разрыв шаблона гарантирован!». Непристойностей и похабщины среди сих посланий потомкам и рукописных фресок, слава богу, не обнаружилось.

Ольга щелкнула шпингалетом и аккуратно толкнула раму, выпуская полосатого толстобрюхого бедолагу на волю. Шмель, прогудев слова благодарности, удалился на бреющем в сторону поля со скошенной травой, в углу которого примостилась спортивная площадка. Давешних весельчаков-студентов там уже не было.

Прилепина зажмурилась, подставляя щёку солнцу, и едва не замурлыкала от удовольствия: командировка на природу ей решительно начинала нравиться. Тем более что шансы на появление в этих дивных местах кровожадного маньяка были если и не совсем нулевыми, то очень и очень к тому близкими.

В дверь тихонечко постучали.

– Входите! Не заперто! – пригласила Ольга.

В комнату вошла девушка. Явно студентка – невысокая, тщедушно-подросткового телосложения, с очочками на носу, толщина линз которых выдавала, минимум, вторую степень близорукости. На девушке были надеты застиранная неопределенного цвета маечка, невыгодно подчёркивающая плоскогрудие, и голубенькие джинсики до колен.

– Здравствуйте! Вы – наша новая преподавательница! – выпалила с порога студентка. – Вас зовут Иоланта Николаевна. Вы приехали на стажировку из Великого Новгорода. А я – Рая.

– Здравствуйте, Рая. У вас потрясающая осведомленность.

– Так мы же в деревне.

– Понятно. «От людей на деревне не спрятаться». А вы, Рая, почему вместе с остальными в город не уехали?

– А чего я там забыла, в общаге-то? Я ведь, как и вы, иногородняя. К тому же я – староста группы. Надо ведь кому-то и здесь оставаться, за порядком присматривать. Верно?

– Верно, – согласилась Ольга. – Ну, тогда расскажите мне, на правах старосты, что у вас здесь за контингент подобрался?

Рая прошла в комнату, уселась на стул и делово уточнила:

– Вас преподавательский состав интересует или студенты?

– Ну, пожалуй, для начала студенты.

– Нас здесь ровно двадцать один человек. Для удобства народ разбили на три бригады. Соответственно, лично я – во второй. Но всё это – чистая формальность. Только на время учёбы.

– А вне учёбы чем вы тут занимаетесь?

– У парней три занятия: выпивка, футбол и типа любовь. У девчонок: типа любовь, интриги и сплетни.

– М-да. Не слишком оригинально.

– Согласна. Поэтому лично у меня – иные приоритеты.

– И какие, если не секрет?

– Не секрет: учеба, книги и любовь настоящая.

– А чем отличается «настоящая» от «типа»?

– Настоящая – во-первых, потому что безответная. А во-вторых, потому что не за что-то, а вопреки.

– Серьезная у вас теория, – Ольга постаралась сдержать усмешку, но всё равно уголки губ выгнулись в предательский смайлик.

– А вы не смейтесь, – нахмурилась Рая. – Знаете, у нас в группе есть один парень, Миша. В него все девчонки влюбляются. Будь вы помоложе, вы бы тоже в него влюбились… Но, к несчастью, его охмурила Синюгина, у которой вот здесь… – Рая постучала себя по голове, – и здесь… – ткнула в область сердца, – пусто. У неё вообще ничего нет. Кроме третьего номера бюста, смазливого личика и длинных волос.

– Увы, Рая, мой жизненный опыт показывает, что чаще всего даже двух из перечисленных вами компонентов оказывается вполне достаточно, чтобы весьма сносно существовать в этом мире.

Студентка печально задумалась, а после согласно закивала головой:

– Как я вас понимаю… Ну ладно, не буду мешать. А то скоро народ возвращаться начнёт. Большинство, как правило, пятичасовым автобусом приезжает. За исключением тех, конечно, – в её голосе проскользнули язвительные нотки, – которые на своих тачках рассекают.

Рая поднялась, подошла к двери и, скосив глаза на щеколду, назидательно докончила:

– Кстати, Иоланта Николаевна, рекомендую запираться. Понятное дело: эта хилая щеколдочка против маньяка не бог весть какая защита. Но всё равно лучше, чем ничего.

– Какого маньяка? – насторожилась Ольга.

– Так вы ещё не в курсе? Представьте! В этих краях завелся самый натуральный маньяк. Я вам сейчас газету принесу. «Тайный советник», знаете такую?

– Знаю.

– Ну вот. Сами прочтёте и убедитесь…

* * *

За всей этой кутерьмой с лямбда-будь-он-неладен-зондом, Андрей оказался дома лишь в начале девятого вечера. Открыл дверь своим ключом (звонок перегорел два месяца назад, а починить всё времени не находилось), вошел в прихожую и прислушался – в квартире стояла непривычная тишина.

Он прошёл на кухню – никого, заглянул в детскую – пусто.

– Эй, есть кто живой?!! – преувеличенно-бодро прокричал Андрей, чувствуя за собой лёгкую вину.

Единственный живой в лице Валерии обнаружился в спальне. Жена возлежала на роскошном супружеском сексодроме (свадебный подарок от прежних коллег по уголовному розыску) и молчаливо-равнодушно листала телеканалы.

– О, привет! Я вас обыскался. А Алиска где?

– Родители на дачу забрали.

Судя по интонации, с которой была произнесена эта фраза, у Валерии имелось особое мнение касательно степени вины супруга.

– Понятно, – кивнул Андрей и стал переодеваться в домашнее. – А ты чего с ними не поехала?

– Плохо себя чувствую.

– А что случилось?

– Ничего. Всю неделю отчет для налоговой готовили. Устала как собака.

Эти три короткие предложения были озвучены ровным, ничего не выражающим голосом, что само по себе являлось очевидным предвестником бури. Засим Андрей предпринял последнюю попытку раскрутить жену на более нейтральную эмоцию:

– Ну и как отчёт?

– Вот только не надо делать вид, что тебя это действительно интересует.

– Хорошо, не буду.

– Между прочим, ты обещал дочери, что вернешься к обеду. Она тебя ждала. На дачу уехала со слезами.

– Виноват, немного не срослось. На обратном пути машина сломалась. Пришлось аварийку из гаража вызывать: пока то, пока сё. Потом в контору заскочил. Прикинь, у Тараса сегодня…

– Мне наплевать, что случилось у твоего Тараса, – недовольно перебила Валерия. – Ты обещал.

– Хорошо, сейчас позвоню Алиске – покаюсь.

– У неё нет денег на телефоне.

– Почему?

– Знаешь, в нашей семье у денег есть одно очень странное свойство – они быстро заканчиваются.

– У тебя же на днях была получка?

– Задержали.

– А почему мне ничего не сказала?

– А у тебя что, есть?

– Ну, я бы прехватил у кого-нибудь…

– Картина маслом: «Начальник перехватывает деньги у подчиненных». Мешечко, а почему все менты по службе берут взятки, а ты нет?

– Во-первых, не все. А во-вторых… А вообще, чего ты завелась? Мы что, голодаем?

– Как говорится, и на том спасибо, – горько усмехнулась супруга.

– Пожалуйста.

Андрей перестал рассупониваться, а напротив, скоренько вернулся к первоначальному уличному варианту одежды.

– Ну, и куда мы опять собрались? – желчно поинтересовалась Валерия, прибавляя громкость посредством «лентяйки». Обнаружила-таки резонансную с собой волну.

– Пойду положу деньги Алиске на телефон, – буркнул Андрей и вышел из спальни, сопровождаемый мерзостным обещанием грудастой теледивы послать его «на-а-лево за звёздочкой».

На душе у него было сейчас гадко и…

Пусто?

Нет.

Скорее – просто «никак».

Ленинградская обл.,

дер. Даймище,

учебная база Гидромета,

6 июля 2009 года,

понедельник, 10:28

Понедельник – он и так, по определению, день тяжёлый, а тут ещё и погода резко испортилась. Всю ночь дождь лил как из цистерны, и, хотя к утру прекратился, небо над базой основательно затянуло серыми низкими облаками, готовыми в любую минуту возобновить водные процедуры. Короткой перебежки на завтрак оказалось вполне достаточно, чтобы оценить, сколь неуютно стало на улице. Так что Ольге и Анне Бернгардовне пришлось приложить немало педагогических усилий, дабы вытащить из бараков и собрать на берегу Оредежа бригаду студентов за номером два.

Здесь выяснилось, что большую часть своих временных подопечных Прилепина уже знала. Кроме деловитой старосты Раи, в составе бригады 2 прописались три смешливых парня, которых она вчера встретила на спортивной площадке. Соответственно, Кирилл, Лёха и Василий. Помимо них была здесь ещё симпатичная девочка Настя, к коей, судя по бесконечным подколочкам, весьма неравнодушен Кирилл. И, собственно, сама «сладкая парочка» – Миша и Ксения. С ними Ольга была, скажем так, заочно знакома.

Дочка полковника Синюгина оказалась барышней видной. И в переносном, и в прямом – со своим под сто восемьдесят ростом, смыслах. Правда, она немного сутулилась, но в данном случае понятно – почему. На самом деле, после рассказов полковника Жмыха, Ольга ожидала увидеть либо противную жеманницу, либо развязную девицу. Эдакую уже вовсю разбирающуюся в протекциях и ведущую себя соответствующе: чуть небрежно, чуть высокомерно. В общем, так, как Ольга не любила. Нет, конечно, было в Ксении нечто потаенное от представителей «золотой молодежи» (стильная ухоженность, дорогущий, а потому почти не видимый мэйк-ап), но вела она себя вовсе не как «папина дочка». Зачёт!

Очевидной красавицей назвать Ксению было нельзя. Но при этом… Эти ее густые черные волосы! Эти чуть раскосые, редкого – зеленого – цвета глаза… «Бог ты мой! Самая натуральная кельтская ведьма!» И правда, было в её взгляде что-то завораживающее. Глаза как-то по-особому притягивали и не отпускали. «Ой, девочка, – невольно подумалось Ольге, – сама-то ты хоть понимаешь, что для умного, тонкого мужика ты – просто женщина-мечта! Вот только где они, эти умные и тонкие?.. Ну да ладно, то уже песня иная». В общем, потаённая грусть старосты Раечки стало абсолютно понятна: на фоне Ксюши ловить ей было нечего. Другое дело, что Миша Супонин – парень, из-за которого в студенческой группе вроде как сломано немало женских копий, не впечатлил Ольгу совершенно. Ну да разве их, нынешних молодых, поймешь? Им вон, порою и транссексуалы нравятся…

Сегодняшнее учебное занятие, согласно загодя утвержденным планам, посвящалось методикам экспресс-анализа проб речной воды. В данный момент Настя и Рая, под руководством Вульф и приглядом Ольги, с помощью переносной мини-лаборатории пытались определить химический состав пробы, взятой непосредственно у берега. Тем временем Лёша с Василием провешивали трос через Оредеж, дабы затем на лодке сделать заборы воды с глубин в строго определенных точках. Справиться с тросом было непросто, поскольку Оредеж – речка хоть и не великая, но довольно быстрая.

За рабочей суетливостью коллег с близлежащего пригорочка наблюдали сидящие в обнимочку (так теплее) Миша и Ксения. Рядом в мокрой траве, рискуя застудить жизненно важные мужские места, возлежал Кирилл, покуривая и ехидно комментируя происходящее.

– …При отборе пробы воды из реки следует избегать пузырения, – воодушевленно вещала Анна Бернгардовна. – Для этого следует наливать воду под самую пробку, чтобы не оставлять место для воздушной прослойки. Иначе кислород воздуха будет растворяться в воде.

Послушно внимая и согласно кивая, первая ученица Раечка неожиданно оступилась и грохнулась оземь, выпустив из рук пробирку с реактивом. Тонкое лабораторное стекло, жалобно хрустнув, прекратило своё существование.

– Пузырения избегнуть не удалось, – рассмеялась Синюгина.

– Древние говорили: нет Рая на земле, – мгновенно поддержал её снарядами Кирилл. – Но, похоже, они ошибались. Вот она – Рая. И вот она – на земле.

– А всё потому, что, кто не ходит, тот и не падает, – довершил вербальный артобстрел Супонин.

Последний выстрел оказался для Раи самым обидным, так как прозвучал из уст объекта её обожания. Поднявшись, староста группы злобно посмотрела на скалящуюся троицу одногруппников, еле сдерживаясь, чтоб не разреветься.

– Раечка, не переживайте, посуда бьется к счастью! – как могла утешила девушку Вульф. – Настя, а что там у нас по фосфору получается?

– А фосфор почему-то не определяется, – грустно доложила та, невольно подбросив «дровишек» Кириллу:

– Ясень пень почему – весь фосфор рыбы поели! – точечно бомбометнул он.

– Летягин, а вам не кажется, что ваш перекур несколько затянулся? – Вульф сурово свела на переносице свои кустистые брови.

– Анна Бернгардовна, никотин следует перемалывать гораздо тщательнее, нежели пищу.

– А ну-ка, давайте немедленно спускайтесь! Сейчас вы у меня будете тщательно перемалывать супесь.

– Ну, началось! – картинно вздохнул Кирилл, отщелкнул окурок и нехотя спустился к воде. Здесь Вульф вручила ему ступку и пестик, и студент-раздолбай Летягин без особого энтузиазма принялся ковыряться в речном песке.

Тем временем Алексею с Василием удалось наконец протянуть трос и причалить к берегу.

– Супонин, Синюгина! – зычно прокричала Вульф. – А вам что, особое приглашение нужно?! Кончайте уже тискаться. Живо в лодку. Отберите пробу на стремнине. Глубина 50 сантиметров.

Михаил с сожалением убрал руку с плеча Синюгиной и проворчал вполголоса:

– Нудила-нудила и всё-таки вынудила. Ладно, пошли, Ксюх. Я тебя на лодочке покатаю.

Загрузив в лодку тарировочную стеклянную посуду, Супонин помог Ксении устроиться на корме. После чего надел рукавицы, оттолкнул лодку от берега, запрыгнул сам и, перехватывая трос руками, принялся рулить.

– Эй, на «Беде»! – продолжая скрести песок, крикнул Кирилл. – Почему без спасательных жилетов в море вышли?

– А нам, матросам, хватит троса.

– Смотри, Ксюха, поматросит он тебя и бросит. В надлежащую волну.

Добравшись до условной середины, Супонин притормозил лодку, а Ксения, закатав рукав, перевесилась за борт и смело сунула руку с банкой в речную воду.

– Ой, мамочки, холодная! – в следующую секунду завизжала она и… утопила гидрологическую посудину.

– Синюгина, ты что творишь! – донеслось с берега рассерженное.

– Вода холодная. Руку свело! – по-детски всхлипнула Ксения и виновато посмотрела на Михаила. Тот молча принялся подтягивать лодку назад, и через полминуты сладкая парочка была уже на берегу.

– Команда яхты «Беда» вернулась в гавань, потерпев полную «Фетяску»! – прокомментировал их возвращение Кирилл.

– Ну, Супонин, что стоите-смотрите?! Раздевайтесь, лезьте в воду и доставайте.

– Анна Бернгардовна, вы же сами говорили – посуда тонет к счастью.

– В лаборатории всего три банки осталось! А нам еще две недели работать!.. Давайте-давайте, ваша подруга проворонила, вам и ответ держать.

– Помилосердствуйте! – явно паясничая, запричитал Супонин. – У меня гланды и хроническая водобоязнь! Видите ли, однажды в детстве я заплыл за буйки, и увиденное там поразило меня настолько, что с тех пор я…

– Супонин, вы меня утомили! У меня от вас уже голова пухнет.

– Анна Бернгардовна, – это на помощь другу пришел Кирилл, – обещаю: сегодня вечером мы купим в местном сельпо две, нет – три банки сока. И внутреннее содержимое, и внешняя оболочка – ваши. Слово джентльмена!

– Вау! – раздалось сзади восхищённо-мужское.

Участники словесной перепалки одновременно повернули головы на источник звука и обомлели: это раздевшаяся до купальника Ольга смело вошла в реку.

– Иоланта Николаевна! Голубушка! Перестаньте! Бог с ней, с этой банкой!

Но лже-стажёрку из лже-Новгорода было не остановить: сделав пару больших шагов, Прилепина нырнула в воду, и через несколько секунд её голова показалась из воды на весьма приличном от берега расстоянии. Десяток мощных гребков, и она уже была на стремнине. Здесь – снова нырок, затем еще один… Народ на берегу завороженно наблюдал, гадая: «Достанет или нет?»

Достала. С шестой попытки. После чего столь же стремительно поплыла обратно, сопровождаемая аплодисментами и восторженным улюлюканьем зрителей.

– И не стыдно тебе? – укоризненно зыркнула на Супонина староста.

– Раиса Максимовна, отвали, а?

Судя по слегка растерянному выражению Мишкиного лица, тот и сам не ожидал такого поворота событий. Скорее всего, он намеревался ещё немного покуражиться-покривляться перед Анной Бернгардовной, после чего всё-таки полез бы в воду. Дабы лишний раз продемонстрировать перед окружающими (в первую очередь перед Ксюшей, естественно) свою рельефную мускулатуру, которой он втайне очень гордился. Однако странная новогородская тётка его опередила.

Тем временем Ольга выбралась из воды и, стуча зубами, стала натягивать футболку прямо на мокрый купальник. Губы ее покрылись синевой, а тело – весьма и весьма, надо сказать, достойное – гусиными пупырышками. Заметив это, Супонин снял с себя рубашку и, не спрашивая на то дозволения, укутал в неё Ольгу.

– Спасибо, Миша. Даже не подозревала, что вода такая холоднющая.

– Закон термодинамики: горячая вода выглядит точно так же, как и холодная… А вообще – напрасно вы так. Я бы сплавал… Это ж я так, просто дурачился.

– Понты перед Ксюшей? – догадалась Прилепина.

– Вроде того, – согласился Михаил.

К ним подскочила встревоженная Вульф:

– Иоланта Николаевна! Право слово, ну что за ребячество?!! Не хватает ещё заболеть! Бегом в барак! Греться, сушиться!

– Сейчас все пойдем, – вклинился в разговор Кирилл.

– Это с какой стати?

– Дождь начинается. А согласно правилам техники безопасности работы в дождь запрещены.

С неба действительно стало накрапывать, и Анна Бернгардовна, оценив «кучёвку» облаков, досадливо поморщилась и дала команду сворачиваться.

– Ну вот, только зря с тросом промудохались, – недовольно проворчал Василий…

…Бригада № 2, растянувшись гуськом и парочками, возвращалась на базу, волоча на себе нехитрый, но тяжелый гидрологический скарб. Первыми шли Ксения и Михаил, как водится в обнимочку. Пристроившаяся за ними Прилепина, памятуя о своей разведывательной миссии, держалась неподалеку, прислушиваясь к их разговору. Оперативного интереса, впрочем, не представлявшему.

– Иоланта Николаевна! – нагнал Ольгу Алексей. – А правда, что вы из Новгорода?

– Да. А что?

– Класс! Оказывается, мы с вами земляки!

– Надо же! Очень приятно!

Ольга изобразила радость на лице. Получилось – не очень.

– А вы на какой улице живете?

(«Господи! Вот привязался-то!»)

– Я?.. Я… э-э… около Кремля.

– Случайно, не на Людогоще?

– Что? А, да. На ней.

– Обалдеть! – Алексей расплылся в довольной улыбке. – У меня сестра родная на Людогоще живет. А вы в какой школе учились?

– Так там же и училась. Рядом. С Кремлем.

– Во второй гимназии?

– Точно. Ой, извините, Леша, совсем из головы вылетело…

Сбегая от дальнейших расспросов, Ольга окликнула идущую позади Вульф и направилась к ней с на ходу сочиненным предлогом: «Анна Бернгардовна, не подскажете: где у нас можно найти сменные фильтры для выпаривания осадка?..»

* * *

Дождь зарядил основательно, так что сегодня бригады в поля больше не выходили. Лишенные романтических прогулок студенты изнывали от безделья и, согласно агентурным данным, поступающим из барака мальчиков, большинство из них глушило зелёную тоску зелёным же змием.

Внезапно выкроившееся свободное время Ольга посвятила самообразованию. В частности, попыталась разобраться в устройстве теодолита. Однако потраченные на сей прибор несколько часов ушли впустую – так и не поняв принципа работы, Ольга убрала оптику обратно в увесистый металлический футляр и забросила на верхний ярус кровати, служивший ей складом для личных вещей и всякого барахла. Ближе к полуночи, когда студентки постепенно угомонились, Прилепина разбудила ноутбук и составила отчёт для Мешка. Причём в конце электронного письма честно призналась в нецелесообразности своего пребывания на студенческой базе, поскольку шансы на появление в этих краях кровавого маньяка, по ее мнению, были равны нулю. Следовательно, никакая реальная опасность дочери большого милицейского человека здесь не грозит.

Закончив с отчётом, Ольга залезла в поисковик и занялась изучением топографии временно родного города Новгорода. Включая описание интерьеров второй гимназии. В которой, как выяснилось сегодня, она вроде как должна была учиться.

В дверь постучали, и в комнату вошла Рая. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – девушка явно и крайне чем-то взволнована. А возможно, даже напугана.

– Опять не запираетесь?

– Виновата, забыла. А почему шёпотом?

– У вас есть что-нибудь тяжелое?

Ольга недоуменно оглядела комнату:

– Молоток подойдет?

– Да. Годится. Берите и пошли, – всё так же шёпотом приказала староста.

– Куда?

– Тсс! – Рая приложила указательный палец к пухленьким губам и, развернувшись, вышла из комнаты чуть ли не на цыпочках. Ольга убрала с колен ноутбук, поднялась и послушно направилась следом.

Дождь недавно прекратился, но небо по-прежнему было затянуто тучами, так что на улице стояла непривычная темень. Медленно ступая, Рая брела про тропинке, ведущей от барака девушек к умывальникам. И далее, к конечной цели путешествия – туалету. Последний являл собой классическое деревянное строение в стиле «дыра над бездной». Дождавшись, когда подойдет Ольга, девушка включила фонарик и направила тщедушный лучик на усеянную грибком и плесенью деревянную стену:

– Вон, видите?!! Как в той газете, которую я давала вам читать! Мне страшно!..

На стене женского туалета чем-то красным (не то кровью, не то краской) был изображён огромный знак бесконечности с искусно прорисованными подтёками…

* * *

«М-да. И что я там, полчаса назад, писала Андрею за шансы не встретить маньяка?..

Нет, не может быть! Бред! Просто бред какой-то!..

А если всё-таки не бред?»